#Волк девятый

Каждая деревня имеет свой уклад, традиции того, как устраивать свадьбы и хоронить. Но особо ценимы в Королевстве ритуалы гостеприимства. Даже в разгар войны люди старались держаться таких обычаев. Например, даже если тебя обчистили до последней монеты в придорожном трактире – тебя никогда не посадят за грязный стол, ведь это навлечет несмываемый позор на хозяина заведения. Или в деревне, где всех мужчин увезли на войну, старухи могли бы облаять тебя почище стаи бродячих собак лишь за то, что ты идешь с мечом на перевязи. Но каждая из них пожелает тебе пройти сотню миль в одних сапогах, разумеется, после едкого проклятия в спину.

Это традиции. То, что связывает людей по обе стороны от Врат Ремира.

Поэтому вилы, упертые мне в грудь, говорили лишь о том, что я упустила тот момент, когда война изменила слишком многое. Женщина с вилами наперевес разве что не рычала, налегая на рукоятку всем весом своего крепко сбитого тела.

А начиналось все не так уж плохо. Мы вошли в Прикадом в поисках места для ночлега, провианта и последних новостей. Пушок, как и положено лису из сказки, фыркнул перед сельским частоколом и скрылся из виду, только хвост мелькнул в кустах. Аэле, впрочем, совсем не расстроилась и сообщила нам, что Пушок просто не любит толпы и что он встретится с нами на выходе из деревни. Одной заботой стало меньше, правда, тут же возникла другая.

Аэле предложила навестить родных Кошон и рассказать о ее смерти, чтобы те не ждали девочку понапрасну. Но рыцарские поступки остаются в книгах, а в жизни мы все чаще позволяем себе поступать как трусы, когда дело касается житейских мелочей. Например, не идти к матери, чей ребенок тяжело болен, и не рассказывать ей о смерти другого ее чада. Нам со Слэйто оказалось достаточно переглянуться один раз, чтобы понять и поддержать в этой трусости друг друга.

В Прикадоме не было постоялого двора. Чтобы разузнать, кто из жителей настолько богат, что приторговывает едой для путников, проще всего было обратиться к кому-нибудь из местных жителей напрямую.

Пока Аэле и Слэйто уточняли у дородного селянина в шляпе, есть ли тут стойло достаточно чистое, чтобы там можно было переночевать, и радушный хозяин, который нас туда пустит, я направилась к домику с желтой соломенной крышей.

Штукатурка местами обвалилась, обнажив рыжую глину, однако дом-малыш выглядел довольно уютным. Окошки прикрывали расписные ставни, на веревке возле дома сушились детская одежка. На мальчика и на девочку, отметила я мысленно. Расшитая вручную.

В огороде возле дома спиной ко мне стояла молодая женщина. Она, видимо, только что раскидала сено для просушки и вытирала взмокший лоб полной рукой. Несмотря на простое платье и крупную крепко сбитую фигуру, даже со спины женщина выглядела привлекательно. То ли толстая коса темно-каштановых блестящих волос навела меня на такую мысль, то ли горделивая осанка. Несмотря на то, что она была сельской жительницей, женщина приковывала взгляд своей величавостью.

Между тем женщина обернулась и заметила меня. В один миг она вскинула вилы, перескочила пару грядок и уперла мне в грудь свое орудие. Верхняя губа ее растянулась, обнажив на удивление белые для крестьянки зубы, но в глубине глаз, горевших яростью, я различила страх.

– Полегче, госпожа, я…

– Я знала, что вы придете – раньше или позже. Вы ведь никогда не отпускаете свою добычу, – прорычала селянка.

Несмотря на грозный вид, поднятые вилы и какую-то ересь про добычу, я понимала, что молодая женщина не способна меня убить. Духу не хватит. Об этом говорили морщинки в уголках глаз, свойственные хохотушкам, а не жестоким убийцам. А также голос, который, несмотря на злобность, подрагивал. И, конечно, руки – мозолистые и натруженные руки женщины из деревни, которая следит за скотиной, возделывает землю, стирает одежду и растит детей – но не убивает случайных прохожих! То, как ее пальцы сжимали рукоять вил… Даже при желании женщине не хватило бы сил проткнуть мою броню.

– Я вряд ли та, за кого вы меня принимаете, – как можно мягче заметила я.

– Ну конечно, дорогуша. Твой предшественник тоже вешал мне лапшу на уши. Я уж от него наслушалась. Вы – мастера бесполезных слов. – Женщина судорожно вздохнула и перехватила вилы поудобнее. – Я не позволю вам тронуть его и детей. Сначала вам придется справиться со мной.

Я чуть было не сказала, что это окажется довольно просто. Но тут из дома вышел невысокий мужчина. Женщина обернулась к нему и издала почти птичий крик:

– Беги, Фил! Хватай детей и беги!

Крестьянин, вышедший на свет из темного дома, жмурился на солнце и с недоумением смотрел на свою женщину, как и я, не понимая причины ее паники. Затем он посмотрел на меня. Что-то знакомое было в этих вихрах, в наклоне головы.

– Войя подери… – прошептала я. А затем, чуть громче, прибавила: – Фил-кузнец из легиона Алой Розы. Это ты? Что ты забыл в этой деревне и почему твоя женщина пытается насадить меня на вилы?

Словно лихое огородное пугало, Фил перепрыгнул через сено и грядки и обхватил свою защитницу за плечи, все еще всматриваясь в мое лицо и пытаясь угадать, кто же я такая.

– Джилли Салаки, что ты чудишь? – проговорил он на ухо селянке. Я хорошо помнила этот голос и говор с характерными словечками, присущими Филу. Ничего себе «чудишь»…

– Она объята пламенем тьмы, – прошептала Джилли. – Она им покрыта, как кровью: с головы до ног. Она – Поглощающая.

Я видела страх этой женщины, напитывавший воздух от тыквенных грядок у нее за спиной до виноградной лозы у дальнего забора. Она не услышит меня, даже если я буду кричать, значит, к ней не стоит и обращаться.

– Когда мы служили вместе, Фил, ты подковывал лишь лошадей офицеров легиона. Ты был слишком хорош для прочих лошадок. – Мужчина все еще разглядывал меня, силясь узнать. Тем не менее он накрыл руки жены своими ладонями. Правда, не ясно было, с целью удержать ее от убийства или помочь глубже воткнуть вилы мне в грудь. – Но, несмотря на то, что ты был лучшим кузнецом легиона, хоть и звался лишь подмастерьем, рано по утрам ты ходил на другой конец лагеря и перековывал тех кобыл, которым не повезло быть подкованными подмастерьями и помощниками других кузнецов. Все об этом знали. Тебе было жаль лошадей, которые из-за плохой работы горе-кузнецов рисковали переломать ноги во время битвы.

Вилы опустились. Теперь и женщина слушала меня, разомкнув полные губы.

– Особенно, Фил, ты любил лошадь по кличке Белая Карга. Старую и грузную, ее использовали только для поездок за провиантом в деревню. А ты ее любил. Ты говорил, что…

– …у нее глаза такие же большие и красивые, как у моей любимой Джилли, – закончил фразу Фил и взглянул на меня исподлобья.

– Кто это, Фил? – спросила Джилли, больше не угрожая мне своим орудием.

– Призрак из давнего прошлого, кажись. Девочка, когда-то заварившая такую кашу… – Фил вздохнул и подошел ко мне, чтобы неловко похлопать по плечу. – Пойдем в дом, Лис. Если тебя все еще так зовут. Выпьем чаю и побалакаем.

Все, что окружает людей в домашнем быту, является отражением их сущности. В доме Фила сразу становилось ясно, что это жилище дружной семьи, где царят любовь и забота.

Глиняные таблички с вылепленными детскими ручонками цветами были расставлены на грубо сколоченных полках вокруг очага. Маленькие стульчики стояли возле круглого стола, накрытого холщовой скатертью. Она была расшита вручную, может, и не самой умелой мастерицей, но одной из самых старательных. На подоконнике стоял букет полевых цветов, втиснутый в горлышко явно не предназначенного для таких целей кувшина с отбитой ручкой.

Однако внимательный глаз сразу подмечал, что в доме живут не только дети и любовь: здесь поселился и более неприятный сосед – страх. За дверной косяк была заложена широкая симмская лента с молитвами. В углу расположился молельник, похоже, с фигурками всех богов Королевства. На ширме, что отделяла кровати от кухни, висели талисманы ока – баракасы, призванные ловить дурные помыслы злых людей. Все эти предметы относились к разным верованиям и учениям, они почти что вслух спорили между собой. Использовать их все вместе мог только человек, объятый даже не страхом, а паническим ужасом.

Джилли не собиралась приглашать меня на чай. А когда увидела Слэйто, объятого ярким магическим свечением, она лишь зажала руками рот. Но слово мужа, видимо, служило для нее непререкаемым законом. Такое почитание меня не удивило, ведь как-то у костра Фил рассказал нам, как он отправился в Удел Мрака, встретил там свою будущую жену, спася ее из рук Поглощающего.

Теперь Джилли из сказки про счастье кузнеца стояла передо мной. Усталая женщина, чуть старше меня, замученная страхами и напуганная приходом нежданных гостей. Остановив взгляд на Аэле, пожалуй, единственном нормальном человеке из нашей троицы, она приобняла девушку за плечи:

– Пойдем-ка, милочка, нарвем в саду трав для чая.

Аэле, как восторженный щенок, последовала за Джилли – «Это же так весело – собирать травы! Ура!» – и мы остались втроем. Указав жестом на стулья, Фил пригласил нас за стол.

– Фил… Как ты выжил? – спросила я с живым интересом. Учитывая все, что произошло с легионом Алой Розы, это была фантастическая удача – встретить кого-то из бывших сослуживцев живым. Удача, сопоставимая разве что с моей участью.

– Дезертировал, – просто ответил Фил, но тут же с испугом взглянул на дверь и гораздо тише добавил: – Только при Джилли этого слова не произносите. Она считает дезертирство позором, а сама про все это дело говорит так: разорвал контракт. Хотя, канеш, ни о каком контракте речь не идет. Я позорно бежал с Переправы Черной гончей.

Фил примолк, разглядывая вышивку на скатерти, сделанную женой, и, возможно, вспоминая те дни, когда он еще служил в легионе. Слэйто деликатно рассматривал обстановку. Я тоже решила придержать свое любопытство. И оказалась права: Фил и без моих расспросов жаждал рассказать кому-то свою историю.

– Судя по новостям, я сбежал вовремя. Даже если б и выжил у Переправы, меня прикончило бы в Сиазовой лощине. Это ведь последнее место, где видели Крамера и Алайлу, а вместе с ними и все останки легиона.

Мне показалось, что Фил нарочно оговорился, назвав остатки останками.

– На Переправе я испугался так, что чуть штаны не обмочил, – продолжал он. – Это была самая кровавая бойня из всех, что я видел за свою жизнь. На поле вывели каждого, даже кузнецов с подмастерьями вроде меня. Перед тем нас три дня тренировали, потом сунули в руки по копью да и пнули под зад. Да что кузнецы, поваров и тех вытащили.

– Смешно… – Фил вздохнул. – Генералы словно нарочно отряды расставили так, чтобы живым никто не выбрался. Лучники перед конницей, снабженцы перед пехотой – и все зажаты между рекой и чужими войсками… Бойня…

Кузнец снова замолчал. Но внезапно оживился.

– Мне было куда возвращаться: Джилли, Микель и Мария – они ждали меня здесь. И я выбирался ради них, хотя и не смог забрать с собой никого больше. Представляешь, теперь в селах есть школы – тетка Крианна так покупает любовь народа. Ха, да я и мечтать не мог, что мои детишки будут учиться читать да считать. Учителя в замках, канеш, не чета сельским, ну да все равно.

– Чего так боится твоя жена? – внезапно спросил Слэйто.

– Магии, – ответил Фил и взглянул на свои крупные руки, покрытые черными точками от работы с раскаленным железом. – Она не всегда была такой. Два с небольшим года назад Джилли изменилась. Мой легион погиб на севере, а в жене проснулся какой-то дар… или проклятие.

– Она видит магию, – догадалась я. – После магического взрыва в Сиазовой лощине.

Фил кивнул:

– Она видит ее у ока, у каких-то предсказателей, у одной старухи из соседней деревни, которая считается лучшей повитухой в округе. Магия не причиняет вреда, но пугает ее до жути. Джилли все кажется, что кто-то придет за мной или за детьми.

– Но это произошло именно с ней? Взрыв был за сотни миль отсюда. А ты, судя по всему, не видишь ничего необычного ни во мне, ни в Лис. – Слэйто кивнул на меня. С его плеча сорвалась лента белой магии и растаяла в воздухе, как дым.

На этот вопрос я и сама знала ответ:

– Она была заражена магией задолго до Взрыва. Ее похитил Поглощающий. Джилли провела почти две недели в Уделе Мрака, подвергаясь воздействию мощнейшего источника магии…

–…И, надо сказать, это были не самые плохие две недели в моей жизни, – раздался голос супруги Фила.

Джилли и Аэле вошли в дом с пучками садовых трав. Воздух наполнился медовым ароматом, а хозяйка продолжила:

– Скажем, когда приехала твоя тетка, любезный муженек, и приволокла с собой ручную свинью, было намного хуже. Помнишь, как та хрюшка сожрала воскресное платье Марии? А если вспомнить ту неделю, когда ты простудился и лежал, окаянный, бревном – так она была просто кошмарной.

Джилли ожила. На ее щеках проступил румянец, а речь стала литься потоком, ей больше не требовалось выдавливать из себя слова. Если кто-то и мог так повлиять на человека, то только малышка Аэле.

Бросив взгляд на меня, Джилли все-таки поморщилась. Мои темные всполохи раздражали ее.

– Тише, вишенка моя, – сказал Фил. Он встал и крепко обнял свою жену. Джилли шутливо замахнулась на мужа, но тот лишь улыбнулся и смачно поцеловал ее в щеку.

Высвободившись из его объятий, она принялась ловко общипывать листочки с принесенных трав прямо в заварочный чайник.

– Дети в школе до вечернего хода коров, – строго сказала Джилли после паузы. – К их приходу вы должны покинуть наш дом.

– Но мы думали…

Она властным жестом прервала Слэйто:

– Меня не волнует, что ты там себе думаешь, сударь. Моих детей магия не должна коснуться. Только это важно.

С хозяйкой дома не поспоришь. И хотя оба моих спутника мечтали заночевать под крышей уютного дома, мы все лишь согласно покивали.

Травяной чай был разлит по глиняным пиалам, но разговор не завязывался. Я не могла рассказать ни об Атосе, ни о Взрыве. Слэйто с Аэле молчали о цели своего путешествия, ведь она была круто замешана на магии, полита и присыпана ей сверху. А тревожить радушную, хоть и несколько скупую на гостеприимство хозяйку, никто не хотел.

– Кстати, Лис, а ты слыхала, что легионом Белого Чертополоха сейчас командует генеральша? – наконец обратился ко мне Фил.

– А что в этом удивительного? У нас же была Алайла… – Я произнесла это имя легко, но оно осело ядом на губах. Мне даже захотелось вымыть их с мылом и прополоскать рот.

– Алайла была дипломатчиком – или как их там зовут? В общем, была главная по части балабольства. А генерал Секира – она боец вроде тебя. И верховодит всем легионом.

– Ну и здоровья ей, – шутливо подняла я пиалу.

Фил подмигнул:

– Ты ж вроде хотела, чтоб мужчины признали право женщин носить мечи и сражаться?

– Боги убереги, – подала голос Джилли. – Им, что, горшков мало, еще и меч носить?

– Раньше я много за что боролась, – ответила я. – Глупая была. В сказки верила.

– Кстати, насчет сказок… – начал Фил и осекся, когда на улице раздался мелодичный звон.

Между домами шли коровы с колокольчиками, повязанными на их могучие шеи. Джилли принялась хлопотливо убирать со стола. В каждом ее движении я видела намек на то, что нам пора убираться.

– Спасибо за чай, – сказала я поднимаясь.

Слэйто и Аэле поблагодарили хозяйку, и мы двинулись к выходу.

– Лис, насчет сказок, – повторил Кузнец. – Ты удивишься, но многое из того, что рассказывалось у костра Кэрка, начало сбываться.

– Да что ты говоришь… вот чудеса, – мрачно заметила я, обернувшись.

– Да постой ты. Я этих историй наслушался раза в три больше, чем ты, я ведь и в легионе был дольше. Некоторые из этих сказок были до жути страшными…

– Дорогой…

– Да угомонись ты, женщина! – осадил жену Фил и продолжил: – Дальше по дороге на юг от деревни есть озера. Через них идет тропка, а через самое большое озеро проходит большой мост. Но не суйтесь даже близко к воде, обойдите-ка ее стороной. Сделаете приличный крюк через Шмелящий лес, два дня пути потеряете, но оно того стоит.

– Нам нельзя терять время, – заметил Слэйто.

Джилли, похоже, поняла его по-своему и энергично закивала, встревоженно вглядываясь в окно.

– Ту историю около костра рассказал Вамми, парнишка из этих мест. Сказка про то, что в озерах за Прикадомом жили русалки. В его сказке они были прекрасными девами: хохотушки и развратницы. Дарили путникам какую-то нелепицу вроде золотых топоров или рубанков. Но в жизни все оказалось совсем не так.

– Спасибо за совет, – Слэйто взял Аэле под руку. – Нам пора поискать место для ночлега.

Фил схватил меня за руку. Его узловатые мозолистые пальцы оказались неприятно сухими.

– Сам я этих тварей не встречал, но я видел, что они творят. Они грызут людей, словно стая пираний. Обгладывают их, оставляя живыми… И сумасшедшими. Злая какая-то вышла сказка. Отговори друзей идти через озеро, Лис. Теперь, похоже, у тебя не только силы, но и ума для этого достаточно.

– Постараюсь, – кивнула я, высвободила запястье из цепкой руки Фила и, выйдя из дома, последовала за моими удаляющимися спутниками. Все время, пока жилище кузнеца и его жены не скрылось из виду, я ощущала на спине пристальный взгляд Фила. В ушах звучали слова, которые он, выйдя на порог, прошептал, когда я отошла уже на пару метров. Я даже не уверена, говорил он их или мне просто послышалось.

«Атос бы тобой гордился».

Как только мы вышли на окраину селения, около нас, словно по волшебству, появился лис. Он выскользнул из кустов и пристроился справа от Аэле, подсунув свою вытянутую морду ей под ладонь. Девушка совсем не удивилась и ласково потрепала дикого зверя по загривку.

– Смотри-ка, Пушок вернулся, – заметил Слэйто. А потом, поправляя обшлаги, ехидно добавил: – Прямо как в сказке. Сияющий сначала избегал деревень.

– А тебе нравится раздражать меня, да? – начала заводиться я. – Это просто тупая животина, а вовсе не Сияющий. – Аэле и лис одновременно хмуро посмотрели на меня. – Хорошо, хорошо. Это просто дикий лис – и все! Никаких тысячелетних магов, обращенных чарами в зверей, договорились?

– Зато я могу себя представлять богиней Горудой, – развеселилась Аэле. Ее радостный настрой не могло поколебать ничего: ни то, что нас выпроводили из дома, ни то, что нам предстояло ночевать под открытым небом. – У Горуды ведь был компаньон-лис?

Слэйто приобнял за плечи свою невесту:

– Маленькая невежда, у Горуды компаньоном был дикий двухметровый енот. На нем она въезжала в дома людей, которых ждало счастье. Сомнительное счастье, как по мне, когда к тебе в дом вваливается огромный енот в бубенцах с полоумной теткой на спине. А вообще истории о животных-компаньонах богов уходят своими корнями…

– Да-да, помню, – замахала руками Аэле. – Мне это не интересно. Твои исторические… истории слишком скучные. Я буду самостоятельной богиней с лисом!

Слэйто насупился, а я поймала себя на мысли, что отношения жениха и невесты за время путешествия все-таки претерпевали изменения. Сначала они были как две сахарные фигурки на торте. Принцесса, которая всем довольна, и загадочный маг с застывшими чувствами. А посмотреть на них сейчас. Одна дурачится, другой обижается. Это было так… по-человечески.

– Ну и что мы будем делать? – обратилась я к товарищам.

Мы остановились у развилки. Вытоптанная добела дорога раздваивалась, как змеиный язык. Одна ее ветвь уходила прямиком на восток, другая шла на юг. Грубо сколоченный указатель сообщал несведущим путникам, что левая дорога приведет их в Шмелящий лес, а правая – в Заячью падь. Вернее, уже не в Заячью. Это слово было замазано сажей, а под ним кто-то достаточно образованный криво вывел угольком: Русалочья.

– Много у нас времени осталось? – прибавила я. – До новой луны?

На самом деле я имела в виду, стоит ли нам соваться к русалкам. То, что история про них не сказка, я уже не сомневалась. Чудовища реальны, хорошо, и что дальше? Вообще не выходить из дома? Ожившие монстры из сказок умирают тоже вполне по-настоящему.

– Времени не так много, как хотелось бы, – наконец сказал Слэйто. – Но, как бы там ни было, я предлагаю сделать привал около того ручья.

Маг указал на небольшую долину с поросшими густым кустарником склонами. Плотная оливкового цвета листва маслянисто блестела в последних лучах заходящего солнца.

Оставив Аэле и Пушка расчищать место для костра и ночлега, мы с магом, прихватив два чугунных котелка, спустились к ручью. В последний раз кое-кто недобросовестно отнесся к мытью посуды, и на толстых стенках одного котелка остались намертво прилипшие остатки каши из житицы. Чертыхаясь, я стянула сапоги и зашла в быстро текущую воду, которая едва ли покрывала даже лодыжки. Разумеется, она оказалась ледяной. Зачерпнув горсть мокрого песка, я принялась оттирать сухие зерна от котелка.

Слэйто же облюбовал большой округлый камень и уселся на него с луковицей и морковкой, которые мы втайне от Аэле прихватили из огорода Фила. Маг неспешно начал чистить овощи. У меня в голове мелькнуло смутное воспоминание о ночи, реке, мужском силуэте на валуне, и к горлу почему-то подкатила легкая тошнота.

– Вы с Филом, похоже, немало хлебнули вместе, да?

Я прищурилась:

– А не слишком ли любопытным ты стал? Ты постоянно ставишь меня на место, намекая, что я слишком много выспрашиваю. А сам?

– Отнюдь… – Слэйто вдруг подмигнул и неожиданно достал из кармана камзола два яблока. Прохвост. Я даже не заметила, где он их раздобыл. – Просто было заметно, как сильно ты рада видеть Фила, даже несмотря на его испуганную женушку.

– Мы были частью одной семьи, а потом она распалась. Я рада, что он уцелел среди жерновов, в которые угодили легионеры Розы. – Я лукавила, но магу об этом знать было совсем не обязательно.

– Когда ты встретилась с другим своим другом, то вела себя иначе. Ну, с тем парнем в Тополисе – королевских кровей. Ты, конечно, без раздумий кинулась его спасать. Но, встретившись с ним лицом к лицу, словно чего-то застыдилась.

– Может, хватит говорить обо мне?

– Пожалуйста. – Слэйто с улыбкой склонил голову набок. – Можем поговорить обо мне.

– Кто сказал, что ты мне интересен?

– Твои глаза. И поза. Да ты реагируешь на любые незначительные сведения обо мне, как охотничья собака – на запах дичи. Для тебя каждое слово – еще один ключ к разгадке моей личности и нашего путешествия с Аэле.

Фыркнув, я произнесла сквозь стиснутые зубы:

– Плевать, хочешь – говори, хочешь – молчи.

Маг и вправду замолчал. Он сидел на валуне совсем близко, метрах в трех от меня, и я вдруг осознала, что почти не замечаю его магии. Нет, перламутровые всполохи продолжали появляться на одежде и волосах Слэйто. Они все так же шустрыми змейками срывались с его кожи или с зеленого сукна камзола и растворялись в вечернем воздухе подобно пару. Вот только они уже не раздражали и не притягивали взгляд ежесекундно.

Первое время после Взрыва смотреть на магию мне было неприятно почти до физической боли. Даже на свою собственную темно-фиолетовую ауру. Каждый гость токана, приносивший еще немного магии, был сродни выпавшей реснице, которая царапала глаз. Я видела магию и страстно хотела от нее избавиться раз и навсегда.

Но вот уже более двух недель я путешествую с воплощением светлой силы, не просто носителем тихой магии, как у меня самой, а с настоящим магом. И ничего, привыкла.

Внезапно Слэйто заговорил:

– Наверно, я все-таки расскажу тебе одну историю из моего детства. Считаю, что это важно. Так ты лучше узнаешь меня и, может, начнешь лучше понимать некоторые мои поступки. Мне бы не хотелось, чтобы ты считала меня бездушным чудовищем.

Я ничего не ответила, лишь пожала плечами. Валяй. Но ему не требовалось мое согласие. Он приподнял свои аристократические кисти с тонкими и холодными, как лед, пальцами и посмотрел на них.

– В моей деревне жили на удивление злые мальчишки. Нормальные, здоровые крестьянские бычки, на которых нужно пахать. Но зараженные не ясной мне даже сейчас злобой. Мои глаза, моя внешность, увлечения, которые я перенял от матери, – все это словно спать им не давало.

Однажды один из них, Раске, рассказал другим, что все жители Тилля, откуда родом мой отец, воры, убийцы и насильники. Что это раса преступников. И меня начали дразнить: Тилльский Вор, Тилльский Бандит, Тилльская Мразь… Привязалось почему-то именно последнее прозвище, которое вскоре мальчишки сократили просто до Мрази.

Слэйто говорил, а я пыталась разглядеть в его фигуре и лице хоть что-то, что подсказывало бы, что он мерзавец. То, что происходило между ним и Аэле, было похоже на роман для изнеженных дворянок. Прекрасная девица без памяти и красавец-маг, увлекающий ее в опасное путешествие. Только истина была страшнее. Я не сомневалась, что Слэйто опасен. Пускай сейчас на камне передо мной сидел простой парень, рассказывающий, как над ним издевались в детстве.

– Прозвище меня мучило. Не столько само слово, сколько то, что сверстники считали, что и мой отец, и я – чужаки из страны беззакония. Отец почти порвал с Тиллем, из всех тридцати пяти лет, что ему было отпущено судьбой, более двадцати он прожил в Королевстве. Что до меня, то я родился на севере нашей страны и в ту пору вообще не покидал ее пределов.

Итак, меня звали Мразью, мне уже исполнилось четырнадцать, и я был восторженным подростком, читавшим слишком много книг для обитателя маленькой деревни. Рассказы о приключениях вредны для неокрепшего ума. Они позволяют думать, что существует некая высшая справедливость. И что если не пасовать перед трудностями и не трусить, то можно ее добиться. Поэтому я решил мстить своим обидчикам.

Грубой силой я не обладал и не мог поколотить даже самого слабого паренька из банды Раске. Поэтому решил использовать свой ум и придумал план, к воплощению которого тщательно готовился пару месяцев. Осуществить свою каверзу я решил в Весенний праздник Кашми-хлебопашца. Знаешь этот деревенский обычай? Когда все работы в поле окончены, и крестьяне ждут, что молодые побеги примутся в рост, чтобы дать богатый урожай.

– Я выросла на юге, – сказала я и вышла из ручья. Присев на песок, где посуше, пояснила: – У нас лето круглый год, и круглый год сеют и снимают урожай. Если есть кому сеять, разумеется. Последнее время крестьяне, знаешь ли, воюют.

– Вы многое потеряли, – заметил Слэйто, чьи глаза, казалось, глядели сквозь меня. – Весенний праздник Кашми – это чудесный обычай. Вся деревня собирается на вечерние танцы. Хозяйки соревнуются, кто испечет самый большой или самый вкусный пирог. Девушки плетут венки из полевых трав, а парни надевают лучшие рубахи.

На последнем слове он осекся и начал рассматривать вышивку на вороте своего камзола. Интересно, как давно Слэйто носил деревенскую рубаху? Представить подобную ему зверушку среди деревенских бычков было немыслимо. Он был создан для воздушных сорочек с кружевами, а не для льняных рубах грубого кроя.

– Этот праздник всегда заканчивается срыванием венков. Об этой-то традиции ты слышала? Нет? Ну так вот, под вечер девушки снимают с себя венки и вешают их на длинные шесты. А парни должны распознать венок понравившейся каждому девушки, в прыжке сорвать его и потом отдать избраннице. После этого пара может уединиться для более интересных дел, чем танцы.

– И все это до свадьбы? – не поверила я.

– На севере все немного иначе, Лис. Там зимы суровее, люди более жестоки, да и живут они меньше. Какой смысл ограничивать молодежь, которая вся полна любовными соками, от естественного хода вещей? Страсть ведет к появлению детей, а дети – это продолжение рода и новые рабочие руки в доме. Может быть, в замках и городах все происходило иначе. Но в деревнях выходу пара, накопившегося в юных телах за посевную пору, не мешали. Поэтому и придумали ритуал срывания венков.

В этой традиции было заложено куда больше смысла, чем во всяком сводничестве. Если девушка благоволила юноше, она ему сообщала, из каких цветов сплетет свой венок и крепила его на шест не очень высоко. Гордые красавицы поднимали свои венки на три метра, дурнушки чуть ли не на землю их клали в надежде, что хоть кто-то возьмет их цветы.

Вот именно этот праздник я и решил испортить для Раске и его товарищей. Дорога от деревни к лугу, где проходило гуляние, вела через небольшую речушку, полную тины. Я знал, что именно этим путем пойдут те, кто травил меня каждый день. В самой нарядной одежде, в надежде на то, что сегодня каждый сорвет венок самой красивой девушки. Раске тогда обхаживал Нелли, юный бутончик из тех, что расцветают в северных деревнях. Она почти уступила его ухаживаниям, и на празднике он собирался сорвать не только венок с шеста, но и цветок ее невинности.

– Ты рассказываешь историю, словно старая дева. Что за выражения такие – цветок ее невинности? – засмеялась я.

Слэйто искренне улыбнулся:

– Ты права. Просто столько лет прошло с той поры. Я постарел, и мне хочется добавить немного пышности своим речам. Так или иначе, Раске и его сотоварищи шли через мост в своих новеньких чистых нарядах. Старые опоры моста не составило труда подпилить, но этого мне было мало. Целую неделю я убирал хлев у старика Пошше, не требуя оплаты. Зато собрал такую отменную кучу дерьма.

Он засмеялся. А я с удивлением отметила, что сейчас его смех был естественным. Сколько раз я замечала его притворство и наигранные эмоции, но только теперь маг был честен в своем веселье. Даже черты его лица разгладились и изменились, исчезла аристократическая надменность. Я почти видела за этими тонкими губами и узким разрезом глаз деревенского мальчика, собирающего со мстительной радостью навоз.

– Ну и что? Затея удалась?

– Более чем, – вздохнул Слэйто. – Вся компания моих обидчиков, разряженных по случаю праздника, рухнула в речушку, закиданную навозом. Я следил неподалеку за тем, чтобы никто другой из деревни не попал в мою ловушку. А когда Раске и его друзья, весело гогоча, взошли на мост, я выдернул одну из подпиленных опор за привязанную к ней веревку.

Ну и кричали же они, барахтаясь в коровьем дерьме! Но мой план был бы неполным без похищения прекрасной принцессы. Я решил сорвать венок Нэлли, тем более я знал, что для Раске она вплела туда полынь и звездоцвет. Да все об этом знали. Просто никто бы не рискнул при главном деревенском задире трогать венок девушки, на которую он положил глаз. Я был окрылен своей местью, во мне бурлила юношеская страстность, подпитанная гордостью. И когда все прочие пошли прыгать за венками, я едва ли не первым сорвал с шеста венок с белыми цветами-звездами.

Не учел я только, что Раске не хватит мозгов не являться на празднество облепленным с головы до ног навозом. Более того, он и друзей с собой притащил. И поэтому, как только венок Нэлли оказался у меня в руках, все люди на лугу примолкли, а я увидел, что компания Раске, источая зловоние, мрачно глядит на меня. Затем Раске развернулся и ушел с праздника. Кто-то из его друзей остался и пытался посрывать венки, да только дамы не очень-то хотели развлекаться с такими дерьмовыми кавалерами.

Что до Нэлли, то она разрыдалась и сказала, что готова мне отдаться на сеновале. Она размазывала по лицу деревенские румяна, ревела навзрыд, и, наверно, только тогда я впервые заметил, что за внешностью первой деревенской красавицы скрывается обычная глупая курица. Традиция не обязывала девушку отдаваться любому, кто сорвет с шеста ее венок. Это была увлекательная забава, дававшая повод молодым селянкам и селянинам, давно приглядывавшимся друг к другу, соединиться под покровом ночи. Никто не заставлял девушек расставаться с невинностью раньше свадьбы, даже если их венки срывали. Нэлли же посчитала, что теперь ей придется, как она сказала, «обслуживать» Тилльскую Мразь, а потом «папанька еще и под венец погонит, коли в подоле принесу».

Мне стало омерзительно от ее слов чуть ли не больше, чем от нее самой. Я сказал ей идти куда угодно, а сам побрел домой. Нэлли, точно собачонка, семенила за мной до самой деревни, будто боясь нарушить некое правило и подвергнуться божьей каре.

Замолчав, Слэйто вскинул голову, реагируя на слабый шорох, как хищник, высматривающий дичь. Кустарник возле ручья через миг зашевелился. Моя рука уже пару секунд сжимала рукоять корундового меча, но из кустов показался не кто иной, как Пушок, и я тихо выругалась.

Лис между тем с осуждением посмотрел на меня и мага и, гордо прошествовав к воде, начал лакать.

Я обернулась к Слэйто:

– Хорошая история, кэм. – Я впервые назвала его товарищем на языке ока. – Ты отомстил задирам и убедился, что принцесса – дура. Идеальная концовка.

– Это было начало истории, – покачал головой маг, и пара светлых прядей упала ему на лицо. Он их сдул, словно рассерженная девчонка. – Может, слишком затянувшееся, но только начало.

Если бы Раске не оказался так глуп и не явился весь в навозе на праздник, думаю, ничего бы не случилось. Но он не отличался особым умом. Поэтому пришел. Опозорился, был обсмеян и увидел, как Мразь забрал венок Нелли – его личного трофея. Догадался ли он, что опоры моста подпилил тоже я? Сначала я сомневался. Ему было бы достаточно уже того, что я посмел посягнуть на его девушку. А смех односельчан только добавил бы ему ожесточения.

Но я ошибался и еще вовсе не учел того, что не только я, как выяснилось, умею мстить.

Пушок поднял голову, словно слушал светлого мага. Затем зевнул, продемонстрировав свои острые клыки, и подошел к моим сапогам. Густая серая шерсть топорщилась под шеей, и я заметила бурые пятна на светлых волосках. Возможно, кровь? Ведь лис самый настоящий хищник, хоть и очарованный нашей пташкой Аэле. Зверь порыл песок лапой и улегся у моих ног.

– И что, мальчишки тоже тебя изваляли в дерьме?

– Я уже говорил, что мальчишки моей деревни оказались необычайно злобными. Раске же был воплощением зла среди них. Ты знаешь, как охотятся на лис на севере, Лис?

Я покачала головой и осторожно положила ладонь на загривок Пушка. Тот ощерился, но не сделал попытки укусить меня или сбросить руку.

– Далеко не у всех селян есть собаки, которые могут гнать зверя или выгонять его из норы. Иногда детишек привлекают изображать лисьего демона. Это такой специально обряженный человек: в лохмотьях, с барабанчиком и в маске. Криками, топотом и громкими звуками он поднимает дикого зверя и гонит его на охотников. Так вот, о лисьей маске…

Она похожа на лисью морду, вырезанную из коры: с ушками, узкими глазами-щелками, темным носом. Эта маска закрывает лицо лисьего демона полностью. Напротив рта человека в маске вделан свисток. Лисы, знаешь ли, не любят пронзительного свиста. Когда маска закрепляется ремешками сзади, свисток раздвигает зубы и губы. Там довольно хитрая система ремешков, и обычно кто-то помогает лисьему демону надеть маску.

Именно лисья маска и бросилась мне в глаза, когда я вернулся с праздника: она лежала на столе в моем доме. Лунный свет, лившийся в открытое окно, освещал ее очень скупо. Но я сразу узнал эту приметную вещицу. Мне еще пришло в голову: «Странно. Никто из семьи не охотился на лис, откуда взялась маска?» а потом я вспомнил, что родители с утра уехали на ярмарку в соседний город с ночевкой. И при всем желании ни мать, ни отец не могли положить маску на стол.

Пока я хлопал глазами, у меня за спиной, перед открытой дверью, послышался скрип половиц и потянуло навозным запахом. Затем на меня обрушился первый удар.

Я не был драчуном в детстве, поэтому, когда меня били, обычно просто терпел, сжав разбитые губы. И рано или поздно обидчикам надоедало пинать безучастный куль, каким я был. Я не сомневался, что и в этот раз все закончится быстро. Раске выплеснет свою злость, поколотит меня и уйдет, бормоча проклятия.

Однако я ошибся. Я сообразил, что меня ждет что-то особенное, лишь тогда, когда понял, что мне связывают руки и ноги грубой веревкой из пеньки, которую мой отец на всякий случай держал у входа. Я попытался крикнуть, но получил такой мощный удар в живот, что изо рта вырвался лишь писк. Раске ругнулся – к этой секунде я уже не сомневался, что в мой дом явились он и его приятели, – подошел к столу и взял в руки лисью маску.

– Если ты такой шутник, Мразь, то будешь носить шутовскую маску, – прохрипел он. И по дрожи в его голосе я понял, что мой обидчик уже неслабо отведал деревенского самогона. – Ты же любишь говорить? Считаешь, что знаешь очень умные словечки. Ну, вот шутовская маска и не позволит твоему рту закрыться.

Раске подошел и без труда натянул маску мне на голову. Свисток, как и было задумано, втиснулся между зубами, а ремни закрепили маску в таком положении намертво. Мной овладел ужас. Такой леденящий страх, когда ты цепенеешь настолько, что не можешь ничего сделать, а только отстраненно наблюдаешь за всем происходящим, словно со стороны. Тебе знакомо такое, Лис?

Я сидела как зачарованная. Давно забытое воспоминание о собственном бессилии, которое я годами усиленно изгоняла из своей памяти, возродилось во всех красках. Мой Принц, сын владельца замка, где я росла, и мой первый товарищ по играм и забавам приказал своре своих приятелей изнасиловать меня и тем самым, по сути, приговорил к общественному забвению.

У меня в голове раздался треск разрываемой ткани. Этот звук я не слышала несколько лет. Магический взрыв в Сиазовой лощине стал моей новой вехой, моим новым прошлым, но, оказывается, страх и бессилие никуда не делись. Они просто спали глубоко внутри меня. О да, я прекрасно понимала, о каком ужасе говорил Слэйто – липкая мерзость, от которой невозможно отделаться никогда.

Пушок тревожно заворочался под моей рукой, и я поняла, что невольно с силой сжала пальцы у него на загривке. Пришлось резко расслабить кисть. Все эти мысли пронеслись в голове за доли секунды, и я сказала:

– Я знаю, о чем ты.

– Отлично, значит, ты хорошо представляешь, о чем я думал, когда меня тащили по опустевшим по случаю праздника улицам родной деревни.

Я думал: это всего лишь дурацкая шутка. Ну, меня, конечно, вываляют в коровьем дерьме, может, макнут пару раз головой в выгребную яму. Или они решили облить меня смолой, обвалять в перьях и выставить на посмешище на празднике? Глупости! А может, маску на меня надели затем, чтобы отвести в лес, где дикие лисы, годами ненавидевшие лисьего демона, меня покусают? Я даже чуть не рассмеялся. Но даже желание улыбаться исчезло, как только послышался звук текущей воды.

Река, у моста через которую я подпилил опоры, с другой стороны деревни набирала сил. Течение было настолько мощным, что вырывало из ила коряги и несло их прочь. В некоторых местах глубина достигала трех метров.

– Ты меня запачкал, зато я тебя чисто вымою, – ворчал Раске себе под нос.

Я твердил мысленно, что он просто пару раз окунет меня, попугает. Но где-то в глубине души я знал, что Раске не ограничивался полумерами.

Этот дурень подтащил меня к склону и, последний раз от души приложив сапогом, скинул в глубокую воду.

– Почему ты не звал на помощь? – Я непроизвольно сжала зубы, хорошо представив себе описанную картину. Это было несложно, особенно здесь, на берегу ручья.

– На мне была лисья маска. Свисток между зубами не позволял произнести ни слова. Я мог только свистеть. А в опустевшей деревне услышать мой свист было некому. В общем, я упал в воду.

Она оказалась жутко холодная. У нас по весне никто так рано не купается. Коченеют даже пальцы на ногах. Из-за маски мои губы и зубы оставались разомкнутыми, и, когда я свалился с обрыва, рот сразу же заполнила ледяная вода с мерзким привкусом ила и тины. Я невольно сделал глоток, а течение между тем развернуло мое покорное, связанное тело. Я попытался освободиться от пут, но меня вновь развернуло. В этот раз я пробыл под водой чуть дольше. Меня тащило и тянуло через коряги и камыш. С каждым погружением я все меньше мог контролировать даже свои мысли, не говоря уже о происходящем.

Вода заливала рот и глаза. Я перестал глотать и вдохнул ее. Это больно – дышать водой, Лис. Ты пытаешься проглотить ее, но воздуха не хватает, и ты жадно дышишь водой. Наверное, меня пронесло всего пару десятков метров, а я уже начал мечтать о смерти. Я быстро сдался и хотел лишь одного – чтобы пытка прекратилась.

На одном из поворотов реки меня потащило на дно, в воронку. Меня тянуло и тянуло вниз. Голова перестала разрываться от недостатка кислорода, я начал терять сознание. И тогда…

– Ты умер, – несколько нервно закончила я.

Слэйто недоверчиво посмотрел на меня, словно пытаясь понять, шучу я или нет.

– Я, что, похож на мертвеца?

– Очень похож. Твои руки – да они же ледяные. Твоя магия совсем не похожа на силы наших Высших магов. Еще твоя загадочность. Ты умер давно, в детстве. Тебя утопили злые мальчишки. С маской лисьего демона на голове.

Слэйто расхохотался. Он даже закашлялся и смахнул с валуна очищенную луковицу, которая упала на песок возле лап Пушка. Тот недоверчиво ее обнюхал и попытался зарыть.

– Ну и фантазия, Лис. Разговаривающий и ходячий мертвец в паре с молодой невестой. Я более чем жив, мое сердце бьется. А руки холодные из-за плохого тока крови, не более того.

– Но тогда как ты выжил? – Я не до конца смирилась с крахом своей идеи и решила как-нибудь проверить, бьется ли его сердце в самом деле.

– Это и вправду интересно. Когда я начал тонуть, у меня было видение. В толще воды я увидел огромное зеркало в бронзовой раме с узором в виде переплетающихся лисиц. В отражении, как мне показалось, стоял мальчишка в стальном матовом шлеме, до того похожем на мою маску, что стало страшно. Уже не соображая тогда, я решил, что это загробная жизнь. Но мальчик в зеркале поднял руку и разбил стекло со своей стороны, затем схватил меня за шиворот и толкнул наверх, на поверхность, к воздуху. Последним, что я увидел, был рисунок у него на портупее. Ярко-алая роза. Что бы это ни значило, это врезалось мне в память.

Пойми меня правильно, вся эта история с зеркалом – не более чем предсмертный бред мальчишки, начитавшегося книжек. Не было никакого зеркала или мальчика в лисьем шлеме. Просто поток воды вынес меня по прихоти природы на отмель и оставил там.

Потребовалось время, чтобы избавиться от воды в легких и желудке. Стянуть с себя мокрые пеньковые путы, размять затекшие кисти. Сорвать ненавистную маску и забросить ее далеко-далеко в реку. И пока все это проделывал, я думал. О том, что богов нет, а если и существуют, то они слишком жестоки, чтобы снисходить до простых смертных. Я решил, что миром правит слепой случай и что если происходит какое-то несчастье, то рассчитывать можно только на себя и на незримую удачу. В тот день я повзрослел.

Слэйто улыбнулся и пожал плечами, давая понять, что рассказывать больше нечего. Неподалеку послышалось пение Аэле. Пушок поднялся и потрусил к месту нашей стоянки, раздвигая ветки кустов своей мощной грудью.

– Слэйто, а ты уверен, что в твоем видении… или в галлюцинации, назови как хочешь. Ты уверен, что там был мальчишка?

Маг улыбнулся. Я больше не видела в нем деревенского мальчика. Ничего не видела, кроме льда и притворства.

– Не знаю, Лис. Это вполне могла быть маленькая глупая девочка, которая решила вступить в легион и драться наравне с мужчинами.

Мои щеки вспыхнули. Он не мог ничего знать о моем прошлом, но вновь попал в яблочко.

– Еще один вопрос. Лисий шлем. Зачем ты его сделал в форме маски, которая тебя чуть не убила? Ведь именно так он и появился. Ты создал его сам?

– Да, я заказал его у мастера в Кармаке. А почему именно такой формы. Не знаю. – Слэйто зевнул. – Мне показалось это забавным. Разве ты не слышала старинную тилльскую поговорку: «То, что не отгрызает тебе ногу, вполне пойдет в суп». Проще говоря, каждый предмет или человек в нашей жизни, которому не удалось нам навредить, делает нас немного сильнее.

– Мне кажется, ты врешь, – заключила я.

Слэйто вздрогнул и поднялся с камня, спустился с него и встал ко мне спиной, собираясь отнести Аэле почищенные овощи.

– Я уверена, что ты заказал для себя такой шлем, потому что запомнил видение с зеркалом под водой. Может, потому что думал, что так надо, что это будет правильно. Ты уже тогда верил в сказки и волшебство.

– Я сам творю волшебство, – сказал Слэйто холодно и отчужденно. – Во всяком случае, сейчас.