Глава пятая

На следующий день после убийства Мод Ламонт газеты, сочтя это преступление достаточно важным, поместили сообщение о нем на первой полосе, наряду с новостями о выборах и событиях в мире. Никто не сомневался в том, что это было преступление, а не несчастный случай или безвременная, но естественная кончина. Присутствие полиции подтвердило общее мнение, но полицейские сообщили журналистам лишь то, что их вызвала домработница, мисс Лина Форрест. Сама она говорить отказалась, а инспектор Телман лаконично подтвердил, что по данному делу начато расследование.

Стоя перед кухонным столом, Питт налил себе вторую чашку чая и предложил нервно переминавшемуся с ноги на ногу Телману тоже взбодриться. Но инспектор чинно отказался.

– Мы опросили с полдюжины других клиентов, – нахмурившись, доложил он. – Все они пользовались ее услугами. По их словам, они не знали другого медиума такой одаренности. Что бы это ни значило…

Последние слова Сэмюэль бросил почти с вызовом, точно надеясь, что Томас объяснит ему суть спиритической одаренности. Он выглядел глубоко опечаленным всей этой историей, однако было очевидно: что бы ему ни удалось выяснить со времени последней встречи с Питтом, новые сведения встревожили его, выведя из состояния простого презрения.

– Что она говорила им и в какой манере? – спросил Томас.

Телман сердито глянул на него.

– Духи вещали через ее уста, – ответил он, ожидая неизбежных насмешек. – Воздух дрожал и туманился, но они не сомневались, что перед ними возникает голова с лицом знакомого им человека.

– А где при этом находилась сама Мод Ламонт? – спросил Питт.

– Сидела на своем стуле во главе стола или в специально сделанной кабинке, где ее руки не могли ускользнуть из виду. Она сама предложила такое устройство для повышения их доверия.

– И много ли она брала за услуги? – поинтересовался Томас, прихлебывая чай.

– Одни говорили о двух гинеях, другие – о пяти, – покусывая губы, ответил его коллега. – Хитрость в том, что если она называла свои сеансы развлекательной вечеринкой, то никто не мог выдвинуть против нее обвинений. Даже мы не могли бы предъявить никаких претензий. Нельзя же арестовать фокусника, да и платили клиенты охотно. Хотя, по-моему, это то еще удовольствие… или утешение…

– Вероятно, ее деятельность аналогична приему патентованных лекарств, – задумчиво произнес Питт. – Если верить, что они избавят от головной боли или погрузят в здоровый сон, то, возможно, так и будет… И кто скажет, что у вас нет права попробовать?

– Но это же вздор! – негодующе воскликнул Телман. – Она наживалась на глупой доверчивости людей. Сообщала им то, что они хотели услышать. Любой мог бы сделать это!

– Разве мог бы? – быстро заметил Томас. – Поручите вашим подчиненным выяснить все более детально. Нам необходимо узнать, не располагала ли она источниками получения нужных реальных сведений. Пока для нас непонятно, где она черпала их.

В глазах инспектора отразилось недоверие, омраченное подлинной тревогой.

– Если она завела осведомителя, то мне необходимо узнать о нем все возможное! – резко добавил Питт. – И я имею в виду не бесплотного и бескровного духа, а живого человека из плоти и крови.

Сэмюэль облегченно улыбнулся, но чуть позже вспыхнул, залившись тусклой краской смущения.

Его бывший начальник усмехнулся. Впервые он обнаружил нечто достойное смеха с тех пор, как Корнуоллис сообщил, что ему придется вернуться в Специальную службу.

– Надеюсь, вы уже выяснили обо всех, кого могли видеть на Космо-плейс перед той садовой дверью в тот или любой другой вечер и кто мог быть нашим анонимным клиентом? – спросил он инспектора.

– Естественно, я все выяснил! Для этого мне и выделили сержантов и констеблей, – раздражительно буркнул Телман. – Не могли же вы так быстро забыть об этом! Я иду с вами на встречу с этим генерал-майором Кингсли. Не сомневаюсь, что ваше мнение о нем будет весьма проницательным, но мне хочется также составить собственное мнение. – Он сжал зубы. – К тому же он один из всего двух очевидцев, которые, как мы узнали, присутствовали на том… сеансе.

В последнее слово Сэмюэль вложил всю злость и разочарование, испытанные за время общения с людьми, которые использовали свои права быть одураченными, включая в итоге в свой дурацкий круг и его самого. Ему не хотелось жалеть их, а еще меньше хотелось понимать, причем эта борьба за отчужденность от них ясно отражалась на его лице, как и то, что в итоге он ее проиграл.

Питт испытующе посмотрел на коллегу, ища следы возможных страхов или суеверий, но не обнаружил ничего подобного. Он поставил на стол опустевшую чашку.

– В чем дело? – с обидой спросил Телман.

Томас улыбнулся ему, но не насмешливо, а с удивившей его самого симпатией.

– Пустяки, – ответил он. – Давайте пойдем и побеседуем с Кингсли и спросим его, почему он ходил к мисс Ламонт и что она сумела сделать для него, особенно в тот вечер, когда умерла.

Он развернулся и направился по коридору к выходу, предоставив Сэмюэлю возможность пройти мимо него, после чего закрыл дверь и запер дом.

– Доброе утро, сэр, – приветливо произнес проходивший мимо почтальон. – Очередной чудесный денек.

– Да, – согласился Питт, не узнавая этого парня. – Доброе утро. Вы недавно на нашей улице?

– Да, сэр. Всего две недели, – ответил служащий. – Вроде уже начинаю узнавать жителей. Встречал и вашу хозяйку пару дней назад. Красивая дама. – Его глаза расширились. – Хотя с тех пор я не видел ее. Надеюсь, не приболела? В такую пору запросто можно подхватить сильную простуду, что печально, конечно, учитывая летнюю жару.

Томас уже хотел ответить, что его жена уехала отдыхать, но с внезапным испугом осознал, что почтальоном может прикинуться кто угодно – а потом передать кому угодно собранные сведения!

– Нет, спасибо, не беспокойтесь, – быстро ответил он. – Она прекрасно себя чувствует. Всего доброго.

– И вам, сэр, всего доброго. – И, насвистывая сквозь зубы, почтальон продолжил свой путь.

– Я могу поискать кэб, – предложил Телман, окидывая взглядом Кеппел-стрит и не обнаружив никаких свободных одноколок.

– Почему бы нам не прогуляться? – спросил Питт, выбрасывая из головы почтальона и размашистым шагом устремляясь на запад, в сторону Рассел-сквер. – До его дома не больше мили. Пройдем мимо Воспитательного дома, а там уж до Гаррисон-стрит рукой подать.

Сэмюэль удивленно хмыкнул и, ускорив шаг, поравнялся со своим бывшим шефом. Тот незаметно усмехнулся. Он понял, что Телмана озадачило именно то, как Питт узнал, где живет Рональд Кингсли: по его сведениям, Томас не наводил справок в полицейском участке. Наверное, решил он в итоге, Специальная служба давно заинтересовалась личностью Кингсли.

Они молча миновали Рассел-сквер, перешли через оживленное движение на Уорберн-плейс и направились по Бернард-стрит к Брансвик-сквер и к массивным старинным стенам приюта. Дальше они повернули направо, безотчетно решив уклониться в сторону от детского кладбища. Этот вид всегда наводил на Питта печаль, и, искоса глянув на своего спутника, он увидел те же опущенные глаза и сжатые губы. Томас вдруг потрясенно осознал, что за все годы их совместной службы очень мало узнал о прошлом Телмана, за исключением его досады на бедность, которая так часто проявлялась с полнейшей откровенностью, что воспринималась уже вполне естественно, не вызывая желания узнать, какие подлинные страдания могли породить ее. Грейси, вероятно, лучше, чем Томас, узнала душу этого парня с суровой внешностью. Но, с другой стороны, сама Грейси выросла на тех же узких улочках, где все боролись за элементарное выживание. Возможно, ей даже спрашивать ничего не пришлось. Она могла относиться к этому прошлому иначе, но понимала и настроение Сэмюэля.

Питт, будучи сыном лесника, воспитывался в загородном поместье сэра Артура Десмонда. Его родители служили там, и однажды его отца обвинили и признали виновным в браконьерстве – по убеждению Томаса, совершенно ошибочно. С годами пылкость этого убеждения ничуть не ослабла. Но он не голодал больше одного дня и не подвергался опасностям уличных нападений, не считая драк с ровесниками. Синяки были его самыми тяжкими травмами, хотя, разумеется, его мягкому месту тоже частенько перепадало – и вполне заслуженно – от главного садовника.

В полном молчании полицейские миновали место детского погребения. Слова тут были излишними, вовсе не нужными.

– У него есть телефон, – наконец сообщил Питт своему спутнику, когда они свернули на Гаррисон-стрит.

– Что? – Телман был поглощен собственными мыслями.

– У Кингсли есть телефон, – повторил Томас.

– Вы звонили ему? – испуганно спросил Сэмюэль.

– Нет, я обнаружил его в справочнике, – пояснил Питт.

Инспектор густо покраснел. Он не думал, что частные лица могут обзавестись телефонами, хотя и знал, что у самого Томаса телефон есть. Может, когда-нибудь он тоже сможет позволить себе такую роскошь, и может быть, даже в силу служебной необходимости, – но не сейчас. Он лишь недавно получил повышение и, осознавая собственную неопытность, испытывал неловкость, как бывает, когда новый воротничок нещадно натирает шею. И еще больше Сэмюэля изводило то, что он не чувствовал себя вполне готовым к такой должности – особенно благодаря тому, что Питт постоянно следил за его действиями, забрав у него первое же самостоятельное расследование.

Бок о бок они подошли к дому Рональда Кингсли, и лакей пригласил их войти. Их провели по довольно темному, отделанному дубовыми панелями холлу, три стены которого заполняли картины славных баталий. Но сейчас не время было задерживаться и читать медные таблички на рамах, чтобы выяснить, какие именно сражения там изобразили. На первый взгляд большинство из них относилось к наполеоновским временам. На одной картине запечатлели похороны. Она производила более сильное впечатление по сравнению с остальными благодаря более искусной и выразительной палитре и ощущению трагичности, исходившему от согбенных скорбных фигур. Может, так хоронили Мура после битвы при Ла-Корунье.

Утренняя гостиная, выдержанная в зеленовато-коричневых тонах, выглядела так же по-мужски строго, напоминая, скорее, рабочий кабинет благодаря кожаной мебели и книжным шкафам с толстыми единообразными томами. Противоположную стену украшала коллекция африканского оружия – разнообразные копья и оригинальные ассегаи. Явные вмятины и засечки на них свидетельствовали о боевом прошлом. На центральном столе темнела изящная, но несколько стилизованная бронзовая статуя гусара. Зато великолепная отливка его лошади выглядела весьма натурально.

Когда дворецкий удалился, Телман с интересом огляделся, испытывая в то же время чувство неловкости. Этот зал принадлежал человеку, чуждому ему как по положению, так и по образованию, воплощая в себе все то, что обычно вызывало его негодование и обиду. Один частный случай, правда, заставил Сэмюэля увидеть в другом отставном военном офицере человека уязвимого и даже способного вызвать глубокое восхищение, но он по-прежнему считал это исключением. Владелец же этой гостиной, чья жизнь отражалась в картинах и обстановке, как минимум мог оказаться большим оригиналом – в общем, противоречивой натурой. Как мог кто-то, переживший самые настоящие ужасы, командуя на войне солдатами, настолько потерять связь с реальностью, что обратился за советом к особе, якобы способной общаться с призраками?

Дверь открылась, и вошел высокий сухопарый мужчина. Его лицо выглядело пепельно-бледным, как у больного. Коротко подстриженные волосы наряду с усами, легкой тенью темневшими над верхней губой, придавали ему довольно суровый вид. Держался он прямо, но, скорее, в силу выработанной долгой службой привычки, а не внутренней жизнестойкости.

– Доброе утро, джентльмены, – сказал хозяин дома. – Дворецкий сообщил мне, что вы из полиции. Чем я могу помочь вам?

В его голосе не прозвучало никакого удивления. Возможно, генерал успел прочесть в газетах о смерти Мод Ламонт.

Питт уже решил, что не станет упоминать о своей связи со Специальной службой. Не зная об этом, Рональд может предположить, что они с Телманом из одного участка.

– Доброе утро, генерал Кингсли, – ответил он. – Я – суперинтендант Питт, а это мой коллега инспектор Телман. С сожалением сообщаю вам, что два дня назад умерла мисс Ламонт. Ее обнаружили вчера утром в собственном доме. Учитывая обстоятельства, мы обязаны тщательно расследовать это дело. Я полагаю, вы присутствовали на ее последнем сеансе?

Сэмюэль напрягся, удивившись грубоватой прямоте своего коллеги.

Кингсли же глубоко вздохнул. Он выглядел бесспорно потрясенным. Предложив полицейским садиться, хозяин дома и сам опустился в одно из массивных кожаных кресел. Не желая быть инициатором неприятного разговора, он выжидал, пока они сами начнут его.

– Не могли бы рассказать нам, сэр, что там происходило с момента вашего прибытия на Саутгемптон-роу? – попросил Томас.

Генерал прочистил горло. Похоже, это далось ему с трудом. Питту показалось странным, что военный, который, несомненно, привычен к жестокости смерти, столь взволнован известием об убийстве. Или убийство на войне оценивалось по иному, более высокому счету? Разве солдатам не предписывалось идти в бой с положительно выраженным намерением убить как можно больше врагов? Правда, на этот раз была убита женщина, но едва ли это могло иметь значение. Женщины очень часто становились жертвами жестокости, мародерства и насилия, сопутствующих войнам.

– Я прибыл туда вечером, чуть позже половины девятого, – начал Кингсли. – Мы должны были начать без пятнадцати десять.

– Требовались длительные приготовления? – уточнил Питт.

– Их мы сделали на прошлой неделе, – сказал Рональд. – Это был мой четвертый визит.

– С теми же тремя людьми? – быстро спросил Томас.

Кингсли с нерешительным видом помолчал, но потом наконец ответил:

– Нет. С теми же – только третий.

– Кто они?

На этот раз генерал совсем не медлил с ответом:

– Не знаю.

– Но вы находились там вместе?

– Мы находились там одновременно, – поправил полицейского Рональд. – Но ни в коем случае не вместе, за исключением того… в общем, присутствие нескольких личностей помогает увеличить силу.

Он не стал пояснять, что имеется в виду.

– Можете ли вы описать их? – попросил Томас.

– Если вы, суперинтендант, узнали, что я там был, так же, как и мое имя и адрес, то неужели вы не знаете того же самого об остальных?

Лицо Телмана озарила вспышка интереса – Питт заметил это боковым зрением. Кингсли наконец проявил повадки лидера, каким и надлежало быть офицеру. Томас задумался о том, какое же ужасное потрясение побудило его обратиться к медиуму. Вторжение посторонних в жизненные раны людей всегда ощущалось как мучительная навязчивость, но мотивы убийства слишком часто скрывались как раз в ужасных событиях прошлого, и для понимания их сути приходилось разбираться во всех деталях.

– Мне известно имя женщины, – ответил полицейский на поставленный вопрос. – Но не личность третьего клиента. Мисс Ламонт обозначила его в своем ежедневнике лишь в виде загадочного рисунка в картуше.

Кингсли слегка нахмурился:

– Я понятия не имею о причинах такой таинственности. Ничем не могу помочь вам.

– Но вы можете описать мне его… или ее?

– Весьма неопределенно, – ответил Рональд. – Мы собирались там не ради приятного общения, и я не имел ни малейшего желания проявлять к остальным присутствующим никакого особого внимания, ограничиваясь обычной вежливостью. Но, насколько мне помнится, тот человек выглядел как мужчина среднего роста. Несмотря на жару, он носил какое-то бесформенное пальто, поэтому мне неизвестно, каково его телосложение. Волосы скорее светлые, чем темные, возможно седые. И вообще он сидел в более темной стороне салона, а светильники испускали красный свет, искажавший зрение. Мне кажется, что я смог бы узнать его при встрече, хотя не уверен.

– А кто появился там первым? – решил внести свою лепту в беседу Телман.

– Первым пришел я, – ответил Кингсли, – следом за мной – дама.

– Можете вы описать эту даму? – сразу спросил Питт, вспомнив о длинном светлом волосе на манжете Мод Ламонт.

– Мне казалось, вы узнали, кто она, – возразил военный.

– Мне известно ее имя, – пояснил Томас. – Но хотелось бы также узнать ваше впечатление о ее внешности.

Кингсли смирился.

– Высокая, выше большинства женщин, исключительно элегантная, пепельная блондинка с прической… – Он умолк, похоже, не найдя в своем лексиконе нужных слов.

Питт напряженно затаил дыхание, едва не задохнувшись в итоге.

– Благодарю, – пробормотал он. – Прошу вас, продолжайте.

– Другой мужчина пришел последним, – покорно продолжил Рональд. – Насколько мне помнится, он и на остальные встречи являлся последним. Входил через садовую дверь, а уходил первым.

– А кто уходил последним? – задал новый вопрос Томас.

– Дама, – ответил Кингсли. – Она еще оставалась, когда я ушел.

Он выглядел печальным, словно этот ответ не принес ему никакого удовлетворения или ощущения безопасности.

– Значит, неизвестный также вышел через сад? – уточнил Телман.

– Да.

– А мисс Ламонт выходила с ним, чтобы запереть за ним дверь на Космо-плейс?

– Нет, она оставалась с нами.

– А служанка?

– Нет, служанка ушла вскоре после нашего прихода. По-видимому, она вышла через дверь на кухне. Я видел, как она проходила по саду, как раз перед тем, как стемнело. Она еще несла фонарь, который оставила за входной дверью.

Питт живо представил себе путь по саду от заднего выхода из дома до Саутгемптон-роу. Он неизбежно вел к двери в садовой стене на Космо-плейс.

– Так она вышла из садовой двери? – спросил Томас.

– Да, – подтвердил Кингсли. – Вероятно, потому и взяла фонарь. И оставила его на главном крыльце. Я слышал ее шаги по гравию и видел свет.

Телман сделал вывод за него:

– То есть либо эта дама убила мисс Ламонт, либо это сделали вы или тот неизвестный, вернувшись через садовую дверь. Либо кто-то еще, совершенно нам не известный, пришел на какую-то более позднюю встречу, и мисс Ламонт сама впустила его через главную дверь. Но последнее сомнительно: по словам горничной, мисс Ламонт обычно уставала после сеанса, так что, распрощавшись с визитерами, сразу уходила спать. В ее ежедневнике никто больше не упомянут. И никого больше там не видели и не слышали. А в какое время ушли вы, генерал Кингсли?

– Примерно за четверть часа до полуночи, – ответил военный.

– Да, поздновато для нового гостя, – заметил Питт.

Рональд потер пальцами лоб, словно у него разболелась голова. Он выглядел усталым и подавленным.

– Я действительно не представляю, что произошло после моего ухода, – тихо произнес он. – Она казалась совершенно спокойной, ни малейшей тревоги или недовольства. И уж наверняка не могла кого-то бояться или вообще ожидать появления нового визитера. Верно, она устала, очень устала. Общение с духами умерших всегда приводит к сильному истощению. Обычно у нее едва хватало сил, чтобы пожелать нам доброй ночи и проводить до двери. – Генерал умолк и страдальческим взором уставился в раскинувшуюся перед его мысленным взором пустоту.

Сэмюэль мельком взглянул на Питта. Его смущали как глубина чувств Кингсли, так и абсурдная тема обсуждения. Замешательство инспектора явно выдавали нервно дергающиеся на коленях руки и напряженная неподвижность позы.

– Будьте добры, генерал Кингсли, опишите нам, пожалуйста, тот вечер, – попросил Томас. – Что именно происходило после того, как вы прибыли туда и собрались все остальные? Возможно, завязался какой-то разговор?

– Нет. Мы… каждый из нас приходил туда по своим личным причинам. Я не имел желания делиться ничем личным с другими, и, по-моему, остальные его тоже не испытывали. – Говоря это, Рональд отвел глаза, словно по-прежнему упорно держался за свою тайну. – Мы сели вокруг стола, ожидая, пока мисс Ламонт сконцентрируется на… вызове духов, – с запинкой произнес он.

Должно быть, военный заметил чувства Телмана, которые можно было назвать по меньшей мере скептицизмом, и отражавшуюся во взгляде смесь жалости и презрения. Его отношение, казалось, уже пропитало атмосферу гостиной.

Питт сомневался в своих чувствах, но вместо презрения и неловкости скорее испытывал своего рода подавленность. Причин ее он не мог бы назвать, но полагал, что она как-то связана с безумными попытками вызова духов умерших, при всей непостижимости такой возможности.

– Как именно вы расположились за столом? – спросил Томас.

– Во главе стола на стуле с высокой спинкой сидела мисс Ламонт, – ответил генерал, – напротив нее – женщина, а слева – припоздавший мужчина. Он сидел спиной к окнам. А сам я сидел справа. И, естественно, мы сцепили руки.

Телман нервно поерзал.

– Это традиционная практика? – уточнил Питт.

– Да, чтобы исключить предположения об обмане, – объяснил Рональд. – Некоторые медиумы даже предпочитают сидеть в специальных кабинках, вдвойне ограничивая свободу своих действий, и, полагаю, мисс Ламонт иногда пользовалась таким устройством, но не во время моих посещений.

– А почему она не делала так при вас? – резко спросил Телман.

– В этом не было необходимости, – ответил Кингсли, стрельнув в него сердитым взглядом. – Никто из нас не испытывал никаких сомнений. И нам не хотелось обижать ее таким… таким глупым физическим ограничением. Мы стремились не к дешевым развлечениям, а к знаниям, к выяснению более верных сведений.

– Понятно, – спокойно заметил Питт, не глядя на коллегу. – И что происходило дальше?

– Насколько я помню, мисс Ламонт вошла в транс, – ответил генерал. – Казалось, она поднялась в воздух, отделившись от стула на несколько дюймов, а чуть позже заговорила совершенно другим голосом. И я… – Он опустил глаза. – Я полагаю, что через нее с нами говорил ее дух-наставник. – Последняя фраза прозвучала так тихо, что Томас с трудом расслышал ее. – Он пожелал узнать, что мы хотели бы выяснить. Это был голос русского мальчика, замерзшего до смерти… далеко на севере, где-то за Северным полярным кругом.

На этот раз Телман словно окаменел.

– И что же вы ответили? – спросил Питт.

Ему требовалось узнать, зачем пришла Роуз Серраколд, но он боялся, что если Кингсли сначала ответит на этот вопрос и заметит, какова реакция Сэмюэля, то предпочтет скрыть причины своего интереса. А они, возможно, тоже были важны. В конце концов, именно этот человек написал то враждебное политическое письмо, нападая на Обри Серраколда, хотя и не знал, что его жена сидит рядом с ним за столом Мод Ламонт. Или знал?

Рональд хранил молчание.

– Генерал Кингсли? – повысил голос Питт. – Что вы хотели узнать через мисс Ламонт?

Откровенность далась военному с огромным трудом.

– Мой сын Роберт служил в Африке, воевал с зулусами, – не отрывая взгляда от пола, начал он. – Его убили там в ходе одной операции… – Теперь голос генерала срывался от волнения. – Мне хотелось убедиться, что его смерть… что его дух упокоился с миром. О той операции поступали… противоречивые отчеты. Я должен был узнать правду. – Он так и не посмотрел на Томаса, похоже, не желая видеть, что отразится на его лице, или обнажать собственную душевную рану.

Питт испытал, по меньшей мере, уместное удовлетворение.

– Понятно, – мягко произнес он. – И вам удалось получить известие?

Задавая этот вопрос, он уже догадался, что Кингсли не дождался никаких известий. Страх военного, казалось, материализовался в комнате, и теперь стали понятны причины его горестного потрясения. Со смертью Мод Ламонт он потерял возможность общения с тем единственным миром, откуда надеялся получить ответ. Разве могло у него возникнуть желание уничтожить ее?

– Нет… пока, – прошептал Рональд. Слова словно застревали у него в горле, и Питт даже на мгновение усомнился, слышал ли он их.

Он почувствовал, как мучается рядом с ним Телман. Инспектор привык к проявлениям обычного горя, но непостижимые страдания генерала вызвали у него глубокое замешательство и острую тревогу. Он сомневался даже в собственных чувствах. Ему следовало бы испытывать насмешливое раздражение, порожденное переживаниями всей его былой жизни. Но, взглянув мельком на лицо Сэмюэля, Томас увидел на нем выражение сострадания.

– А что хотела узнать дама? – Питт вновь повернулся к генералу.

Поглощенный собственными мыслями, тот с трудом вернулся к реальности и устремил на Томаса озадаченный взгляд.

– Не знаю толком. Ей очень хотелось пообщаться с матерью, но я не понял зачем. Должно быть, по очень личному делу, поскольку все ее вопросы казались мне какими-то туманными и неопределенными.

Какими же, интересно, могли быть ответы на такие вопросы? Питт вдруг напрягся, испугавшись того, что может сказать ему Кингсли. Почему Роуз Серраколд в такое исключительно уязвимое время рискнула сделать столь опасный и, возможно, смехотворный шаг? Неужели она совсем не понимала, к чему это может привести? Или поиски ответов были для нее настолько важными, что все остальное не имело значения? Что же могло так мучительно интересовать ее?

– Вопросы были связаны с ее матерью? – уточнил Томас.

– Да.

– И мисс Ламонт удалось связаться с ней?

– Очевидно.

– И что она хотела узнать?

– Вроде бы ничего особенного. – Вспоминая сеанс, Кингсли выглядел озадаченным. – Просто обычные семейные подробности, о других родственниках… давно усопших. О ее бабушке, отце… Она спрашивала об их самочувствии.

– Когда она спрашивала о них? – повысил голос Питт. – В тот вечер, когда убили мисс Ламонт? Или раньше? По возможности вспомните, пожалуйста, поточнее, что говорилось – это может очень помочь нам.

Рональд задумчиво нахмурился.

– Мне крайне трудно представить, что эта дама могла причинить какой-то вред мисс Ламонт, – убедительно произнес он. – Она, конечно, эксцентричная, яркая личность, но я не заметил в ней никакого гнева, никакой недоброжелательности или враждебности. Скорее… – Генерал умолк, не закончив фразу.

Телман подался вперед:

– Продолжайте, – ободрил Питт военного.

– Скорее страх, – тихо закончил тот, словно сам когда-то переживал такое же чувство. – Но вам нет смысла спрашивать меня, чего она боялась, поскольку я не могу даже представить себе этого. Казалось, ее очень волновало, доволен ли ее отец, вылечился ли он. Странный вопрос, на мой взгляд, – словно его болезнь могла проявиться и в ином мире. Но, возможно, такое беспокойство объяснимо для человека, любившего кого-то. Любовь не всегда подчиняется доводам разума. – Рональд по-прежнему прятал глаза, словно говорил и о своих тайных чувствах.

– А второй мужчина, что он хотел узнать? – продолжил расспросы Томас.

– Честно говоря, не помню ничего конкретного, – нахмурившись, произнес Кингсли таким тоном, словно только сейчас с изумлением осознал это.

– Но он ведь присутствовал на сеансах вместе с вами как минимум трижды? – напомнил ему Питт.

– Верно, он выглядел глубоко озабоченным, – уверенно заявил генерал и уже открыто, ничего не пытаясь скрыть, взглянул на Томаса.

Этот незнакомец явно не волновал его и не вызвал у него даже сочувствия.

– Он задавал какие-то очень серьезные вопросы и не успокаивался, пока не получал ответов, – пояснил военный. – Однажды я даже спросил мисс Ламонт, не считает ли она его циником или скептиком, но она, казалось, понимала причины его интереса, и они совсем не тревожили ее. Я… я счел это… – Он опять умолк.

– Странным? – подсказал Сэмюэль.

– Нет, я хотел сказать – утешительным, – возразил Кингсли.

Он не стал пояснять свою мысль, но Питт понял его. Мод Ламонт приходилось быть крайне убедительной в ее искусстве, какова бы ни была его природа, чтобы присутствие скептика не испортило ее сеансы. Но, с другой стороны, она, очевидно, не ощущала чью-то ненависть, что в итоге и привело ее к смерти.

– И тот неизвестный не пытался ни с кем связаться, не называл никаких имен? – напористо спросил инспектор.

– Называл несколько, – возразил ему Рональд, – но без особого пыла. Мне даже показалось, что он называл имена наугад.

– А что, собственно, он пытался выяснить? – не сдавался Питт.

– В общем-то, я так и не понял, – признался военный.

Томас серьезно посмотрел на него:

– Нам неизвестно, кто он, генерал Кингсли. Возможно, именно он убил Мод Ламонт. – Питт заметил, что генерал поморщился и его взгляд вновь стал растерянным. – Что вы можете сказать о его голосе, его манерах или, может, о каких-то характерных чертах? Стиле одежды или, к примеру, о его воспитании? Назвали бы вы его хорошо образованным человеком? Высказывал ли он каким-то образом свои убеждения или мнения? Представляете ли вы, каково, допустим, его происхождение, доход или положение в обществе? Какова могла быть его профессия или род занятий? Может, он упоминал о каких-то родственниках, жене – или о месте жительства? Издалека ли ему приходилось ездить на эти сеансы? Постарайтесь припомнить любые мелочи!

И вновь Кингсли погрузился в долгую задумчивость, так что Питт уже опасался, что вовсе не дождется ответа. Наконец генерал все-таки начал медленно говорить:

– Манера его речи выдавала прекрасное образование. Немногочисленные высказывания наводили на мысль о связи скорее с гуманитарными науками, чем с естествознанием. В одежде, насколько я мог видеть или судить по его виду, он придерживался неброского, строгого стиля. Он явно нервничал, но я приписал бы это самой атмосфере сеанса. Не помню никаких особых высказываний, хотя у меня возникло ощущение, что он более консервативен, чем я.

Томасу вспомнилась газетная статья.

– Но разве вы не консервативны, генерал Кингсли? – поинтересовался он.

– Нет, сэр. – Теперь Рональд смело встретил его взгляд. – Я служил в армии, общался с самыми разными людьми, и мне очень хотелось бы видеть в рядах нашего правительства новых членов, способных улучшить нынешнее положение в стране. Думаю, когда приходится сталкиваться с трудностями и даже со смертью бок о бок с соратником, то яснее видишь его достоинства, а в мирских суетных обстоятельствах они проявляются менее явно.

Светящееся откровенной доброжелательностью лицо этого человека не допускало никаких сомнений в искренности его слов. Однако они резко противоречили его посланиям в четыре разные газеты. Питт, как никогда, был уверен в том, что Войси привлек Кингсли к участию в этой предвыборной кампании, но не знал только, добровольно тот согласился на это или по принуждению. Как не знал он и того, мог ли генерал при достаточном нажиме приложить руку к смерти Мод Ламонт.

Томас задумался, стоит ли упомянуть об этих статьях против Серраколда и сообщить, что та дама, присутствовавшая на сеансах, – его жена. Но сейчас он не видел никаких выгод от такой откровенности и решил, что лучше подождать более удобного момента и уж тогда воспользоваться преимуществом возможного изумления. Поэтому он поблагодарил Кингсли и, поднявшись, направился к выходу, не обращая внимания на мрачное недовольство тащившегося за ним Телмана.

– И что вы об этом думаете? – спросил Сэмюэль, как только они оказались на залитой солнцем улице. – Что заставило такого человека обратиться к этой… этой… – Он тряхнул головой. – Не представляю, как она обделывала свои делишки, но тут явно какое-то надувательство. Как же мог образованный человек с ходу не распознать его? Если старшие командиры нашей армии верят в такого рода… сказочки…

– Образование не отменяет одиночества или горя, – заметил Питт.

В Телмане еще жил очень наивный ребенок, несмотря на преимущественно суровый реализм большинства его взглядов. С одной стороны, это раздражало его бывшего начальника, но, как ни странно, такая наивность и привлекала его в Сэмюэле. Инспектор естественно стремился к познанию мира.

– Мы все ищем способы облегчения боли душевных ран, – продолжил Томас. – Каждый спасается, как может.

– Если б я потерял близкого человека и попытался так утешиться, – задумчиво произнес Телман, уткнувшись взглядом в тротуар, – и если б обнаружил, что кто-то обманул меня, то я мог бы, наверное, в приступе отчаяния или безумия попытаться придушить обманщика… хотя не уверен, конечно. А что, если… если кто-то подумал, будто та белая ткань принадлежала призраку – ну, или какому-то призрачному облачению, – и из лучших побуждений засунул его обратно ей в рот? Будет ли это считаться убийством или просто несчастным случаем?

Питт невольно улыбнулся:

– Если бы все так и происходило, то на сеансе присутствовали трое, и по крайней мере двое из них могли бы вызвать врача или полицию. Если же в убийстве участвовали все трое, то это уже некий сговор, предумышленный или непредумышленный.

Сэмюэль хмыкнул и, поддав ботинком камешек, отправил его в сточную канаву.

– Полагаю, теперь мы собираемся повидать миссис Серраколд? – спросил он.

– Да, если она дома. А если нет, то можно будет подождать ее.

– Думаю, вы тоже хотите сами вести с ней разговор?

– Не хочу, но придется. Ее муж баллотируется в парламент.

– И на него ополчились ирландские бомбисты? – Телман подбавил в голос оттенок сарказма, но тем не менее его интонация предполагала вопрос.

– Нет, насколько мне известно, – сухо ответил Питт. – Это было бы весьма сомнительно, так как он разделяет идеи Гомруля.

Его спутник опять хмыкнул и пробурчал что-то под нос.

Томас не стал утомлять себя, спрашивая, что он там бурчит.

Около часа они дожидались возвращения домой Роуз Серраколд. Их оставили в ярко-красной утренней гостиной, центральный стол которой украшала хрустальная ваза с благоухающими розовыми розами. Питт незаметно усмехнулся, заметив, как поморщился Телман. Обстановка самой комнаты выглядела необычно, почти ошеломляюще на первый взгляд, учитывая коллекцию роскошных и изысканных картин на стенах и над простым белым камином. Но, попривыкнув к такому антуражу, Томас постепенно стал находить в нем все больше приятных достоинств. Его заинтересовали лежавшие на низком столике альбомы. Прекрасно сделанные, они позволяли гостям скоротать время. Первый альбом представлял собой своеобразный гербарий. Все виды растений в нем сопровождались написанной аккуратным и витиеватым почерком краткой историей вида: в ней приводились сведения о значении их названий, естественной среде обитания, а также о том, кто и когда впервые вырастил их в Англии. В свободное время Питт с удовольствием копался в своем садике, поэтому теперь стал с увлечением разглядывать этот альбом. Его воображение потрясла исключительная смелость ботаников, самоотверженно лазавших по горам Индии и Непала, Китая и Тибета в поисках очередных более совершенных цветов и с трепетной заботой привозивших их обратно в Англию.

Сэмюэль в это время расхаживал по комнате. Он заглянул в другой альбом с акварелями, запечатлевшими виды портовых городков Британии – красивые картинки, но совершенно не интересовавшие его. Хотя, возможно, если б там оказался вид деревеньки Дартмура, где жили Грейси и Шарлотта, у Телмана мог бы появиться интерес. Но Питт все равно не сообщил ему, куда именно они уехали, и инспектор просто позволил себе помечтать, представляя, что они могли там сейчас делать, пока сам он торчал здесь, в этом чужом доме. Много ли у Грейси теперь забот или она свободно радуется жизни, гуляя по холмам и наслаждаясь солнечными днями? Девушка мгновенно предстала перед его мысленным взором – маленькая и решительная. Он видел ее сообразительное веселое личико с зачесанными назад волосами и глаза, с неизменным интересом смотревшие на мир. Вероятно, ей еще не приходилось бывать в таком месте, в сотнях миль от привычного города с его узкими улочками, где она выросла, многолюдными и шумными, с запахами вкусной стряпни, канализации, подгнившего дерева и дыма. Сэмюэль представил пейзажи вокруг той деревни – возможно, это были цветущие пустоши, почти беззащитные в своей природной красоте. Если вдуматься, то и сам он никогда еще не бывал в подобном месте, разве что в мечтах или пока разглядывал подобные картинки.

Будет ли Грейси хотя бы вспоминать его там, на отдыхе? Вероятно, нет… или лишь изредка. Инспектор еще не знал толком, как она относится к нему. Во время расследования Уайтчепельского дела ему казалось, что она наконец смягчилась и стала добрее к нему. Но они по-прежнему спорили почти по любому поводу, спорили о важных делах правосудия и общества и о том, как подобает вести себя мужчине или женщине. Все убеждения и опыт Телмана говорили, что она заблуждается, но он не мог выразить это при помощи каких-либо наглядных примеров, чтобы доказать девушке свою правоту. Он решительно не мог ничего объяснить ей. А она просто смотрела на него тем испепеляющим, нетерпеливым взглядом, словно он был беспокойным ребенком, и продолжала заниматься какими-то своими делами, готовкой или глажкой, с необычайно деловитым видом, точно показывая, что именно на женщинах держится мир, пока мужчины попусту спорят о нем.

Может, написать ей письмо, пока она там отдыхает?

Это был трудный вопрос. Шарлотта научила свою горничную читать, но это было совсем недавно. Может ли привести ее в замешательство необходимость ответа? Хуже того, в письме ей могут встретиться непонятные слова, – и не покажет ли тогда она его письмо своей хозяйке? Эта мысль заставила Сэмюэля смущенно сжаться. Нет уж! Писать он определенно не будет. Лучше не рисковать. И возможно, лучше – просто на всякий случай – не писать нигде ее адрес.

Его рассеянный взгляд еще блуждал по какому-то пейзажу в альбоме, когда Роуз Серраколд наконец вошла в гостиную, и он, так же как и Питт, сразу напряженно выпрямился, опустив руки по швам. Телман не представлял, какого рода особу он ожидал увидеть, но точно не такую потрясающую женщину в роскошном сиреневом в темно-синюю полоску платье с пышными рукавами и осиной талией. Ее светло-пепельные волосы, уложенные в безупречную прическу, мягкими волнами обрамляли голову, не свиваясь в причудливые локоны. Сама же она взирала на обоих полицейских, удивленно расширив замечательные небесно-голубые глаза.

– Добрый день, миссис Серраколд, – после паузы произнес Питт. – Извините нас за неожиданное вторжение, но трагические обстоятельства кончины мисс Ламонт помешали мне заранее договориться о визите. Я понимаю, что сейчас, во время предвыборной кампании, вы, должно быть, крайне заняты, но наше дело не может ждать. – Сталь его голоса исключала возможность возражений.

Хозяйка дома замерла в странной неподвижности. Она даже не повернула голову в сторону Телмана, хотя не могла не заметить, что он стоит всего в нескольких шагах от нее. Дама не сводила пристального взгляда с Томаса. Лицо ее не выразило никаких эмоций, позволявших предположить, знала ли она уже о смерти Мод Ламонт. Наконец Роуз заговорила тихим, покорным голосом:

– Безусловно. И как именно, мистер… Питт, вы полагаете, я могу помочь вам?

Очевидно, дворецкий сообщил ей о визитерах, и она вспомнила названную им фамилию суперинтенданта, хотя и с некоторым затруднением. Ее невежливость проявилась неосознанно – просто эта женщина не видела в нем человека, принадлежавшего к ее кругу общения.

– Вы стали одной из последних, кто видел ее живой, миссис Серраколд, – ответил Томас. – И вы видели других людей, участвовавших в последнем сеансе, так что должны знать, что там произошло.

Если Роуз и удивилась, откуда у Питта такие сведения, то не упомянула об этом.

Телман с интересом размышлял о том, как же его коллеге удастся вытянуть из этой дамы всю нужную информацию. Они не обсуждали возможные подходы, и поэтому Сэмюэль понял, что Питт и сам не уверен в исходе разговора. Роуз была связана с его новым заданием в Специальной службе. Ее муж баллотировался в парламент. Бывший шеф не поделился с Телманом тем, какое именно ему поручено дело, но тот подозревал, что ему надлежит постараться избежать скандальной огласки или, если это окажется неизбежным, действовать крайне осторожно и по возможности быстро и деликатно. Он не завидовал Питту. По сравнению с этим расследование убийства представлялось инспектору обычной рутиной.

Миссис Серраколд чуть приподняла тонкие брови.

– Я не знаю, как она умерла, мистер Питт, и не представляю также, на кого следует возложить ответственность или кто мог бы предотвратить такое несчастье. – Ее голос звучал совершенно спокойно, хотя она сильно побледнела, а лицо ее словно окаменело, поэтому о влиянии внутренних чувств приходилось судить лишь по полнейшему отсутствию их внешнего проявления. Она не смела показать их.

Телман обратил внимание на исходивший от нее еле уловимый аромат духов и на легкий шелест шелка, сопровождавший ее появление. Она принадлежала к тому типу женщин, которые вызывали у него беспокойство и тревогу. Он остро осознавал ее присутствие, однако не имел ни малейшего понятия о реалиях ее жизни, ее чувствах или взглядах.

– И все-таки на чьей-то совести лежит такая ответственность. – Голос Питта вывел его из задумчивой отрешенности.

Миссис Серраколд даже не подумала предложить им сесть.

– Поскольку ее убили, – закончил Томас.

Роуз медленно и глубоко вдохнула, задержала дыхание, а потом еле слышно выдохнула.

– Неужели кто-то вломился к ней в дом? – спросила она и немного помедлила, прежде чем продолжить. – Возможно, Мод забыла запереть садовую дверь, выходившую на Космо-плейс? Последний клиент пришел из сада, а не через парадную дверь.

– Ограбление тут ни при чем, – сообщил Питт. – Дом остался в полном порядке. – Не сводя с женщины взгляда, он напряженно следил за ее реакцией. – И способ убийства, похоже, свидетельствует о мотивах сугубо личного характера.

Слегка задев рукавом Томаса, миссис Серраколд прошла к темно-красному креслу и опустилась в него, позволив шелковым волнам юбок с тихим шелестом улечься вокруг ее ног. Заметив, как сильно она побледнела, Телман подумал, что до нее наконец дошла суть сообщения Питта. Поразило ли ее такое известие? Или она уже знала об убийстве и ее просто терзали воспоминания и осознание того, что о нем стало известно, тем более полиции? Или, возможно, осознание, что Мод убили по личным мотивам, подсказало ей, кто совершил преступление?

– Не уверена, что мне хотелось бы знать подробности, мистер Питт, – быстро сказала дама, похоже, уже полностью овладев собой. – Я могу рассказать вам только то, что видела сама. Тот вечер показался мне совершенно обычным. Никаких ссор, никакой враждебности я не заметила и полагаю, что, если б нечто подобное случилось, я обратила бы на это внимание. Несмотря на ваше сообщение, я не могу поверить, что виновен один из клиентов, присутствовавших на том сеансе. Безусловно, я тут ни при чем… – Ее голос слегка дрогнул. – Я… я очень ценила ее дар. И… относилась к ней с искренней симпатией.

Казалось, Роуз хотела добавить что-то еще, но передумала и пристально посмотрела на Томаса, ожидая его ответной реакции.

Решив больше не дожидаться приглашения, Питт сел напротив нее, предоставив Сэмюэлю право последовать его примеру.

– Миссис Серраколд, не могли бы вы описать мне тот вечер? – попросил он.

– Наверное, могу. Я приехала к ней незадолго до десяти часов вечера. Военный уже сидел в салоне. Видите ли, мне ничего о нем не известно, кроме того, что его особо интересовали какие-то сражения. Он задавал вопросы только о войне в Африке, поэтому я и предположила, что он из военных или раньше воевал. – На лице женщины промелькнула тень сострадания. – У меня сложилось впечатление, что он потерял кого-то из близких.

– А третий участник? – спросил Томас.

– Гм, – пожала плечами хозяйка дома, – расхититель гробниц? Он пришел последним.

Теперь Питт выглядел изумленным.

– Прошу прощения, что вы сказали?

Роуз скривилась, явно выражая неодобрение.

– Я мысленно дала ему такое прозвище, сочтя его скептиком, пытавшимся лишить нас веры в воскрешение духа. Он задавал какие-то… мудреные вопросы, причем в такой ожесточенной манере, точно стремился нащупать особо уязвимые раны… – Она пристально взглянула Питта, стараясь оценить, что именно он понял, если вообще мог хоть как-то понять ее слова, или она напрасно поставила себя в неловкое положение.

На Телмана снизошло внезапное озарение, словно он увидел эту особу в простом платье, которое могла бы носить его мать или Грейси, и эти шелестящие шелка уже не затмевали более ясного понимания. Она крайне нуждалась в способностях Мод Ламонт. Отчаянно желая что-то узнать, эта женщина вынуждена была обратиться к медиуму – и растерялась, узнав, что Мод умерла. В глубине ее блестящих голубых глаз притаилось отчаяние.

Но ее очередные слова опять привели инспектора в замешательство. Безупречно сдержанная манера ее речи вновь убедительно показала ему, что они принадлежат к разным мирам.

– Или, возможно, у меня слишком богатое воображение, – с улыбкой заметила Роуз. – На самом деле я едва видела его лицо. По-моему, он боялся узнать правду. – Уголки ее губ приподнялись, словно ей хотелось рассмеяться, но она сдержалась, осознав неуместность смеха в данной ситуации. – Он приходил и уходил через садовую дверь. Может, будучи высокопоставленной особой, он совершил ужасное преступление и захотел узнать, не могут ли мертвые выдать его? – вдохновенно, увлеченная собственной идеей, заявила она. – Как вам такая версия, мистер Питт?

Не замечая Телмана, дама смотрела только на Томаса, и на ее спокойном оживленном лице проявилось почти вызывающее выражение.

– Она приходила мне в голову, миссис Серраколд, – ответил Питт с непроницаемым видом. – Но меня заинтересовало, что вы тоже выдвинули такое предположение. Не могла ли Мод Ламонт решить воспользоваться подобными откровениями?

Веки Роуз дрогнули. Волнение выразилось также и в ее напрягшейся шее и стиснутых зубах.

Томас ждал.

– Воспользоваться ими? – резко произнесла женщина. – Вы имеете в виду нечто вроде… шантажа? – На ее лице отразилось изумление, возможно, чуть наигранное.

Питт еле заметно улыбнулся с подчеркнутой любезностью, словно знал гораздо больше, чем мог сказать.

– Ее убили, миссис Серраколд. И следовательно, она умудрилась завести по крайней мере одного тайного личного врага, попавшего в отчаянное положение.

Кровь окончательно отхлынула от ее лица. Телман даже подумал, не хлопнется ли дамочка в обморок. Теперь он вполне убедился, что именно ее положение серьезно тревожило Томаса. Именно ее участие в сеансе побудило Специальную службу взяться за это дело, забрав его у обычной уголовной полиции и у него самого. Неужели Питт имел какие-то тайные причины считать ее виновной? Инспектор пристально посмотрел на бывшего шефа, но, несмотря на их долгую совместную службу и пережитые вместе трагедии и страсти, ему не удалось сейчас понять, какие чувства скрываются за невозмутимым лицом бывшего начальника.

Роуз сменила позу. Напряженную тишину гостиной нарушил тихий скрип китового уса в обтягивающем корсете ее лифа.

– Я понимаю, что это ужасно, мистер Питт, – тихо произнесла она. – Но мне никак не приходит в голову, чем я могу помочь вам. Насколько я поняла, один из тех клиентов очень переживал за своего сына и хотел узнать что-то о его смерти, которая произошла в каком-то сражении в Африке. – Дама перевела дух, слегка приподняв подбородок, точно ей вдруг стало трудно дышать, хотя высокий вырез платья вовсе не давил ей на горло. – О другом мужчине могу сказать лишь то, что мне показалось, будто он приходил посмеяться над медиумом или опровергнуть наличие у нее особых способностей. Не представляю, ради чего он так утруждал себя! – Ее тонкие брови поднялись. – Если вы не верите в дар духовного общения, то почему бы просто не забыть о подобных опытах, позволив тем, кто стремится получить знания, сделать это спокойно? Безусловно, так поступил бы благопристойный и сострадательный человек. Только полный невежа мог бы помешать людям проводить религиозные обряды. Столь грубое вмешательство просто неуместно и жестоко.

– Не могли бы вы описать, что именно в его поведении или словах вызвало у вас такое впечатление? – попросил Питт, немного подавшись вперед. – Прошу вас, миссис Серраколд, расскажите все, что сможете вспомнить.

Роуз немного помолчала, видимо, оживляя воспоминания, прежде чем ответить.

– У меня появилось ощущение, будто он пытается уличить ее в каком-то обмане, – наконец сказала она. – Он постоянно крутил головой, бросая косые взгляды во все стороны, точно пытался высмотреть какой-то скрытый трюк. И вечно отвлекался, опасаясь слишком увлечься самим сеансом. – Она улыбнулась. – Но так ничего и не высмотрел. Я чувствовала его волнение, но не понимала, чем оно вызвано. Я лишь иногда поглядывала на него – меня, естественно, больше волновала связь с мисс Ламонт.

– А что он мог там высмотреть? – спросил Томас, оставаясь совершенно серьезным.

Похоже, его собеседница засомневалась, как лучше ответить, или, может быть, попыталась решить, стоит ли доверять полицейскому.

– Ее руки, – задумчиво сказала она. – Когда духи вещали через нее, она выглядела совсем по-другому. Иногда мне казалось, что изменяются черты ее лица, волосы, очертания фигуры… Она озарялась каким-то странным светом. Ее выражения вызвали у того скептика насмешки. Хотя на лице ее как раз проявлялась ирония, словно предвидя его насмешливый скептицизм, она могла лишить его силы. Однако поза ее оставалась напряженной, у нее даже побелели костяшки пальцев. Изо рта у нее вырывалось странное светящееся дыхание, и говорила она совершенно не своим голосом.

Питт почувствовал, как в нем зарождаются противоречивые чувства: к страху примешивалось желание поверить в сказанное – и в то же время посмеяться над ним. Все это звучало вполне по-человечески, уязвимо и очень откровенно, однако при этом и легко объяснимо.

– Постарайтесь поточнее вспомнить, что именно он спрашивал у нее, – попросил Томас.

– Он просил описать загробную жизнь, рассказать нам, что духи там видят, чем занимаются – в общем, как там живут и что ощущают, – ответила миссис Серраколд. – Спросил, есть ли там некоторые люди и как они сейчас выглядят. Еще спросил, не видит ли она там его тетушку Джорджину, но у меня возникло ощущение, что в этом вопросе таилась ловушка. Я подумала, что, возможно, у него даже нет никакой тетушки.

– И какой он получил ответ?

– Отрицательный, – улыбнулась Роуз.

– И как он отреагировал?

– Странно. – Женщина пожала плечами. – По-моему, он обрадовался. И после этого как раз начал задавать те вопросы про загробную жизнь, про то, чем там занимаются. Особенно его интересовало, есть ли по ту сторону какие-то виды наказаний.

Питт выглядел озадаченным.

– И что ему ответили?

Глаза миссис Серраколд насмешливо сверкнули.

– Что он спрашивает о том, что ему пока не пришло время узнать. Думаю, я ответила бы ему так же, если бы была духом!

– Он не понравился вам? – спросил Томас.

Замечания Роуз казались проницательными, критичными и категоричными, однако его привлек такой насмешливый настрой, а присущая ей живость производила очаровательное впечатление.

– Честно говоря, вы угадали. – Она опустила глаза, задумчиво взглянув на блестящий шелк своей юбки. – Он выглядел каким-то испуганным. Однако все мы чего-то боимся, если обладаем толикой воображения или о чем-то беспокоимся. – Женщина вновь встретилась взглядом с Томасом. – И это не дает нам повода или предлога высмеивать чужие потребности. – На глаза ее набежала тень, словно она мгновенно пожалела о своей излишней откровенности.

Затем женщина поднялась с кресла и сделала грациозный поворот, оказавшись в итоге боком к Питту и спиной к Телману. Соблюдая приличия, им пришлось встать вслед за ней.

– Как ни печально, но я не могу сообщить вам ни его имени, ни где он живет, – спокойно заметила Роуз. – Я вообще глубоко сожалею, что ходила туда. Поначалу это казалось невинным развлечением, попыткой обрести новые знания, легким своеволием. Я более чем убеждена в свободе духа, мистер Питт. Презираю цензуру и ограничения познаний… для любого человека во всех сферах жизни! – Она говорила уже совсем другим тоном, без всякой иронии и осторожности. – Мне хотелось бы добиться принятия закона о полной свободе религии. Мы должны жить, как цивилизованные люди, и уважать неприкосновенность личности так же, я полагаю, как и неприкосновенность материальной собственности. Но нельзя ограничивать свободу ума, а больше всего – духа!

Решительно развернувшись, она смело взглянула на Питта изумительными сверкающими глазами, и лицо ее вновь порозовело.

– А не этого ли как раз пытался добиться тот, третий клиент, миссис Серраколд? – спросил Питт.

– Не будьте наивным! – саркастически бросила женщина. – Половину жизненных сил мы тратим на попытки навязать людям то, что им надлежит думать! И больше всего старается Церковь. Неужели вы не прислушиваетесь к проповедям?

Питт улыбнулся.

– Вы пытаетесь разрушить мою веру, миссис Серраколд? – невинно поинтересовался он.

Щеки Роуз вспыхнули.

– Простите, – извинился Томас. – Очевидно, что свобода одних личностей слишком легко подавляется другими. Зачем вы ходили к мисс Ламонт? С чьим духом вам хотелось связаться?

– По-вашему, это как-то связано с расследованием? – отозвалась дама и наконец жестом предложила ему вернуться в кресло.

– Да, поскольку ее убили либо пока вы находились там, либо вскоре после вашего ухода, – ответил Питт, спокойно опустившись в кресло и заметив, что Телман последовал его примеру.

Роуз напряженно застыла.

– Я понятия не имею, кто в этом виновен, – чуть слышно произнесла она. – Уверена лишь в том, что я тут абсолютно ни при чем.

– Мне сообщили, что вы хотели пообщаться с вашей матерью. Это верно?

– Кто вам сообщил? – вспыхнула женщина. – Тот военный?

– А что вас так возмутило? Вы же сообщили мне, что он хотел связаться со своим сыном и узнать, каким образом его настигла смерть.

– Верно, – признала миссис Серраколд.

– Так что же вы хотели узнать от своей матушки?

– Ничего, – мгновенно ответила Роуз. – Мне просто хотелось поговорить с ней. Разве это не вполне естественно?

Телман не поверил ей – и понял, что Питт тоже не верит, заметив, как напряженно застыли на коленях его руки. Однако Томас не стал оспаривать ее слова.

– Да, безусловно, естественно, – согласился он. – А посещали вы других спиритических медиумов?

На этот раз женщина молчала так долго, что ее нерешительность стала очевидной. В итоге, сдаваясь, она слегка приподняла руку:

– Нет. Признаю, мистер Питт: до встречи с мисс Ламонт я никому не верила.

– А как вы познакомились с ней, миссис Серраколд? – уточнил Томас.

– Мне ее порекомендовали, – сказала Роуз, казалось, удивившись его вопросу.

Питт еще больше заинтересовался ее историей и оживился – хотя и надеялся, что не показал этого.

– Кто же? – спросил он.

– Неужели вы полагаете, что это важно? – парировала его собеседница.

– Либо вы поделитесь со мной этими сведениями, миссис Серраколд, либо мне придется выяснить их самому.

– И вы будете выяснять?

– Да.

– Щекотливый вопрос! И совершенно излишний. – Дама рассердилась, и на ее гладких скулах вспыхнули два ярких пятна. – Насколько мне помнится, это была Элеонора Маунтфорд. Я не помню, как она сама узнала о ней. На самом деле, видите ли, она считалась весьма популярной… я имею в виду мисс Ламонт.

– Она обслуживала много клиентов из светского общества? – невыразительным голосом произнес Питт.

– Не сомневаюсь, что вам это уже известно. – Роуз слегка приподняла брови.

– Да, мне известно содержание ее ежедневника, – согласился Томас. – Спасибо, что уделили нам время, миссис Серраколд.

Он вновь поднялся с кресла.

– Мистер Питт… мистер Питт, мой муж баллотируется в парламент. И я…

– Мне известно и это, – тихо произнес Томас. – И я понимаю, какое преимущество может получить в прессе партия консерваторов, если им станет известно о ваших визитах к мисс Ламонт.

Женщина покраснела, но вызывающе взглянула на него, не спеша с ответом.

– Мистеру Серраколду известно, что вы посещали мисс Ламонт? – спросил он.

Взгляд Роуз дрогнул.

– Нет, – едва слышно вымолвила она. – Я ходила к ней в те вечера, которые он проводил в клубе. А в клуб он ходит регулярно. Это было вполне удобно.

– Не слишком ли велик риск? – задумчиво произнес Томас. – Вы ходили одна?

– Безусловно! Это чисто… личное дело. – Дама с трудом выдавливала из себя слова, и ей явно стоило огромных усилий попросить полицейского: – Мистер Питт, если б вы смогли…

– Я буду предельно сдержан, по возможности, – пообещал он. – Но любые ваши воспоминания могли бы помочь нам.

– Да… конечно. Мне хотелось бы кое-что обдумать. Помимо вопросов правосудия… мне самой будет не хватать ее. Всего доброго, мистер Питт… инспектор…

Роуз чуть помедлила, забыв фамилию Телмана. Но она явно не сочла это важным и, не утомляя себя ожиданием его подсказки, выплыла из комнаты, предоставив горничной проводить гостей к выходу.

Дом Серраколда полицейские покинули в полном молчании. Томас осознавал, как смущен Сэмюэль, да и сам испытывал сходное замешательство. Миссис Серраколд совершенно не соответствовала его представлениям о жене человека, которого так расхваливали в свете его возможного выбора в высшее государственное учреждение. Эксцентричная, оскорбительно высокомерная, она тем не менее восхитила его своей честностью. Ее наивные идеалистичные взгляды порождались стремлением к толерантности, не доступной, правда, ей самой.

Но главное было в том, что она осознавала свою уязвимость, раз за разом посещая сеансы Мод Ламонт и отчаянно желая что-то узнать у нее, хотя и понимала, какими губительными последствиями это может обернуться, если об этом узнают. И волосы у нее оказались длинными и светлыми, золотисто-пепельными. А у Томаса никак не выходил из головы тот волос на рукаве Мод, и его появление там могло быть как важным, так и чисто символическим.

– Выясните поточнее, как Мод Ламонт заполучала клиентов, – сказал он Телману, когда они, увеличивая темп, удалялись от особняка мистера Серраколда. – Узнайте, сколько ей платили. И одинаково ли она оценивала свои услуги для разных клиентов? А еще узнайте, как это соотносится с ее доходами.

– Шантаж? – бросил Сэмюэль с нескрываемым отвращением. – Душераздирающая ситуация, и кто же мог купиться на такую… чепуху? Впрочем, дураков всегда хватало с избытком! И неужели все они с готовностью платили за молчание?

– Это зависит от ценности имевшегося у нее компромата, – ответил Питт, сойдя с тротуара на мостовую и обходя кучу лошадиного навоза. – У большинства семейных людей есть секреты, которые они предпочли бы не раскрывать. Не обязательно преступление, просто неблагоразумные поступки или слабости – ведь мы всегда боимся, что их могут использовать против нас. Никому не понравится, если его выставят дураком.

Телман напряженно смотрел вдаль.

– Дурак уже тот, кто ходит к подобной особе и верит, что извергаемые ею яичные белки являются посланием из мира духов, – бросил он со злостью, порожденной жалостью, которой ему решительно не хотелось испытывать. – Но я выясню о ней все возможное. И больше всего мне хочется узнать, каким же образом она дурила людей.

Перейдя на другую сторону улицы, полицейские успели ступить на тротуар, когда до несущегося на них четырехколесного экипажа оставалась всего пара шагов.

– Я думаю, тут использовался комплексный подход, складывающийся из механических приспособлений, ловкости рук и силы внушения, – предположил Питт, останавливаясь на краю тротуара, чтобы позволить проехать мимо карете, запряженной четверкой лошадей. – Полагаю, про яичные белки вы узнали после вскрытия? – язвительно спросил он.

– И про марлю, – раздраженно хмыкнув, сообщил инспектор. – От нее она и задохнулась. Материя забила этой несчастной не только горло, но даже проникла в легкие.

– Так… И о чем еще вы забыли упомянуть?

Телман злобно глянул на коллегу:

– Ни о чем! Дожив лет до тридцати семи или тридцати восьми, она сохранила отменное здоровье. Умерла от асфиксии – вы уже видели синяки. Вот и всё, – проворчал он. – И я намерен выяснить, что за дела хотели скрыть ее клиенты. Хватало ли ей ума и сообразительности, чтобы по тем случайным и пустяковым вопросам догадаться, к примеру, где дедушка Эрни спрятал свое завещание? Или крутил ли чей-то отец роман с девицей из дома напротив? В общем, любые семейные секреты!

– Полагаю, многое можно услышать на светских приемах, – заметил Питт. – Наблюдая за поведением гостей, небрежно задавая вопросы, слегка подбавляя напористости здесь и там, она могла набрать недостающие сведения, чтобы прийти к весьма вероятным догадкам. А остальное, видимо, обеспечивалось собственными умозаключениями клиентов. Воображаемые и реальные угрозы в равной мере способны породить чувство вины. Вспомните, сколько раз вы видели, как люди, ошибочно думая, что нам что-то известно, выдавали себя с головой?

– Много, – буркнул Телман, уворачиваясь от тележки торговца овощами. – Но что, если она перегнула палку и кто-то до смерти возненавидел ее? Это могло стать для нее полным крахом.

– Похоже, так и произошло. – Томас искоса взглянул на коллегу.

– Почему же тогда это убийство так заинтересовало Специальную службу? – с оживленной досадой спросил тот. – Только потому, что Серраколд баллотируется в парламент? Неужели Специальную службу теперь привлекают политические игры? В этом все дело?

– Нет, не в этом! – резко возразил Питт, обидевшись и разозлившись из-за того, что Сэмюэль мог даже предположить такую возможность. – Меня совершенно не волнует, – он щелкнул пальцами, – кто именно будет избран. Меня волнует, чтобы предвыборную борьбу вели честно. На мой взгляд, большинство идей, которые я слышал от Обри Серраколда, весьма легкомысленны. Он не имеет ни малейшего понятия о реальности. Но если он проиграет, то я хочу, чтобы победу одержали выступающие против его взглядов избиратели, а не люди, которые подумают, что его жена совершила какое-то преступление, если она его вовсе не совершала.

Телман продолжил путь в угрюмом молчании. Он не стал извиняться, хотя пару раз и открывал рот, шумно вздыхая с таким видом, словно хотел что-то сказать. Когда они вышли на оживленную широкую улицу, инспектор простился с Томасом и решительно зашагал в другую сторону, напряженно выпрямив спину и вздернув голову, а сам Питт пошел искать двуколку, чтобы ехать с докладом к Виктору Наррэуэю.

– Итак? – спросил глава Спецслужбы, откинувшись на спинку кресла и невозмутимо взирая на Питта.

Тот сел, не дожидаясь приглашения.

– На данный момент можно подозревать одного из трех клиентов, посетивших ее в тот вечер, – ответил полицейский. – Генерал-майора Кингсли, миссис Серраколд, а также не известного никому мужчину, которого, возможно, знала только сама Мод Ламонт.

– Что значит «никому»? Вы имеете в виду, никому из клиентов?

– Не только. Служанка, очевидно, тоже не знала, кто он. Она говорит, что никогда не видела его. Он приходил и уходил, пользуясь французскими окнами и дверью в садовой стене.

– Почему? Оставалась ли та садовая дверь открытой? Тогда любой мог незаметно войти и выйти.

– Дверь в садовой стене выходит на Космо-плейс, и она оказалась запертой на ключ, но засов был убран, – пояснил Питт. – Ключи от нее имелись у особых клиентов. Их имена нам неизвестны. О них нет никаких записей. Французские окна защелкиваются сами собой, поэтому невозможно узнать, вышел ли кто-то через них после смерти мисс Ламонт. Что же касается причин такой скрытности, то, очевидно, он не хотел, чтобы кто-то вообще знал о его визитах.

– А почему он таскался туда?

– Не знаю. Миссис Серраколд полагает, что он был скептиком, пытавшимся уличить Мод Ламонт в жульничестве.

– Чего ради? Научный или личный интерес? Выясните это, Питт.

– Я так и намеревался! – резко ответил Томас. – Но для начала хотелось бы узнать, кто он?

Наррэуэй задумчиво нахмурился:

– Вы упомянули Рональда Кингсли? Не тот ли это писака, который обругал в газетах Серраколда?

– Да…

– Что – да? – Блестящие темные глаза Виктора буравили подчиненного. – Есть нечто большее?

– Он напуган, – неуверенно произнес Питт. – Его терзает что-то, связанное со смертью сына.

– Выясните все о нем!

Томас собирался еще добавить, что личные взгляды Кингсли не кажутся такими враждебными, как в его послании в газеты, хотя он и сомневался в этом. У него лишь сложилось такое впечатление, и он не доверял Наррэуэю, не знал его достаточно хорошо, чтобы рискнуть высказать туманные подозрения. Работая с малознакомым человеком, всегда испытываешь некоторые трудности. Питт понятия не имел, какие взгляды у самого Наррэуэя, не знал о его увлечениях или потребностях, о его слабостях… Даже его прошлое до их знакомства полностью скрывалось за мраком неизвестности.

– А как насчет миссис Серраколд? – продолжил Виктор. – Я не одобряю социалистические идеи Серраколда, но они в любом случае лучше того, что может принести удачное начало карьеры Войси в правительстве. Мне срочно необходимы ответы, Питт. – Внезапно он резко склонился к столу. – Мы сражаемся с «Узким кругом». Если вы сомневаетесь в их способностях, то вспомните Уайтчепел. Подумайте об убийстве на сахарном заводе, вспомните мертвого Феттерса на полу его собственной библиотеки. Подумайте, как близки они были к победе! И подумайте о своей семье!

Томас похолодел.

– Я только об этом и думаю, – процедил он сквозь зубы.

Питт с трудом сохранял спокойствие – как раз потому, что волновался насчет Шарлотты и детей, – и разозлился на напоминание Наррэуэя.

– Но если Мод Ламонт убила Роуз Серраколд, то я не стану ничего скрывать, – добавил Томас. – Если мы так поступим, то поведем себя не лучше, чем Войси, и он поймет это так же, как и мы.

Лицо Наррэуэя помрачнело.

– Не читайте мне нотации, Питт! – возмутился он. – Вы не дежурный констебль, дующий в свисток при виде воришки, залезшего в чужой карман! На кону нечто большее, чем шелковый носовой платок или золотые часы, – на кону судьба правительства. А если вам нужны простые ответы, возвращайтесь к ловле карманников.

– Что же именно, вы полагаете, отличает нас от «Узкого круга», сэр? – ледяным, раздраженным тоном произнес Томас, особенно подчеркнув последнее слово.

Его шеф поджал губы; помимо сдерживаемого гнева, на его лице также отразилась вспышка восхищения.

– Я не просил вас, Питт, защищать Роуз Серраколд, если она виновна. Не будьте так чертовски напыщенны! Хотя из ваших слов у меня сложилось впечатление, будто вы думаете, что она может быть виновна. Зачем она вообще таскалась к этой злосчастной особе?

– Пока не знаю. – Томас вновь успокоено откинулся на спинку кресла. – Она призналась, что хотела связаться с покойной матерью, и Кингсли подтвердил, что именно эту причину она выдала Мод Ламонт, но миссис Серраколд не сообщила мне, что именно она спрашивала или почему это значило для нее так много, что она готова была обманывать мужа и рисковать его карьерой, учитывая, какой дурой ее мог выставить любой из пронырливых консервативных журналистов.

– И ей удалось связаться с духом матери? – поинтересовался Наррэуэй.

Слегка ошеломленный Питт пристально глянул на него. В ясных глазах Виктора не промелькнуло и следа иронии. Можно было подумать, что он верил в возможность такой связи.

– Она не достигла своей цели, – уверенно ответил Томас, – и все еще нацелена на поиски ответа, способного удовлетворить ее нужды… и опасения.

– Она верила в спиритические способности Мод Ламонт. – Эта фраза главы Спецслужбы прозвучала утвердительно.

– Да.

Наррэуэй медленно и тихо вздохнул.

– А описывала она вам, как это происходило?

– Вероятно, изменялась внешность Мод Ламонт – ее лицо озарялось светом, даже дыхание казалось светящимся. Она вещала другим голосом, – рассказал Питт и перевел дух. – А еще казалось, что она поднимается в воздух, а руки ее удлиняются.

Напряжение Виктора поубавилось, но вряд ли исчезло окончательно.

– Многие из них способны на такое. Вокальные трюки, фосфорные мази… И все-таки… я полагаю, мы верим в то, во что хотим верить… или в то, что внушает нам благоговейный страх, – сказал он и отвел глаза. – И некоторые из нас вынуждены выяснять это, каким бы опасностям они ни подвергались. Другие предпочитают извечную неопределенность… они не в силах вынести потерю последней надежды. – Наррэуэй резко выпрямился в кресле. – Нельзя недооценивать Войси, Питт. Он не позволит жажде мщения встать на пути его амбиций. В данный момент вы для него неважны. Но он никогда не забудет, что именно вы переиграли его в Уайтчепеле. Не забудет – и наверняка не простит. Он будет выжидать время и дождется, когда вы будете беззащитны. Он не станет торопиться, но однажды нанесет удар. Я буду следить за вашей спиной, пока смогу, но и я порой допускаю ошибки.

– Мы столкнулись с ним… в палате общин, три дня назад, – сказал Питт, невольно испытав внутреннюю дрожь. – И я понял, что он ничего не забыл. Но если я позволю себе испугаться, то можно будет считать, что он уже выиграл. Моя семья уехала из Лондона, но я пока ничем не могу помешать ему. Признаюсь, если б я думал, что есть какой-то спасительный выход, я рискнул бы воспользоваться им… но пока ничего нет.

– Вы более реалистичны, чем я думал. – В тоне Наррэуэя проскользнуло скупое уважение. – Я негодовал на Корнуоллиса за то, что он навязал мне вас. Взял вас, чтобы оказать ему услугу, но, возможно, это не так уже плохо.

– А почему вы сочли себя обязанным оказать ему услугу? – Эти слова вырвались у Томаса прежде, чем он успел подумать.

– Не ваше дело, Питт! – резко бросил его шеф. – Ступайте и выясните, с каким дьяволом связалась эта особа… и найдите доказательства!

– Слушаюсь, сэр.

И лишь вновь оказавшись на грохочущей колесами и залитой вечерним солнцем улице, Томас опомнился и спросил себя, кого именно имел в виду Наррэуэй – Роуз Серраколд или Мод Ламонт.