Глава двенадцатая

Следующее утро стало одним из самых ужасных в жизни Питта. Он заснул глубокой ночью, утешаясь мыслью, что по крайней мере Шарлотте, детям и Грейси ничего не грозит. Во сне Томас видел их радостные лица и пробудился с улыбкой на лице.

Но потом к нему вернулись воспоминания, и он осознал, что Фрэнсис Рэй мертв, умер в одиночестве и отчаянии, возможно, добровольно уйдя из жизни. Питт живо представил, как старик сидит напротив него за чайным столом, извиняется за то, что не может предложить булочек с малиной, и вместо этого с такой гордостью угощает его драгоценным сливовым конфитюром.

Полицейский лежал на спине, уставившись в потолок. В доме стояла тишина. Часы показывали начало седьмого утра, а миссис Броди должна была прийти не раньше чем через пару часов. Томас не знал, зачем ему вставать в такую рань, но тяжкие беспокойные мысли уже не давали ему возможности забыться сном. Неужели Уэтрон знал, что Питт попадет в эту ловушку, когда послал к нему Телмана, вынудив второй раз отправиться в Теддингтон и опрашивать местных жителей?

Рэй оказался идеальной жертвой – обездоленный и забывчивый старик, слишком искренний, чтобы не наговорить лишнего о своей ненависти к грешникам, пытавшимся призвать духов покойных. Войси наверняка мог узнать и трагическую историю той, потерявшей ребенка, молодой женщины, Пенелопы, доверчивостью и деньгами которой бессовестно воспользовалась особа, которая утверждала, что может связываться с духами умерших, но позже уличенная как презренная обманщица. В конце концов, в том же самом городке жила его сестра – так удачно для него! Ситуация была слишком безупречной, чтобы упустить ее.

Вероятно, даже сама Октавия Кавендиш и подкинула в дом Рэя ту брошюру с рекламой сеансов Мод Ламонт. Трудно ли оставить буклетик на столике, именно там, где Питт легко мог заметить его? Они вели их обоих, как агнцев на заклание… и в случае Рэя в буквальном смысле добились своего. А вот заклание Томаса пройдет медленнее, изощреннее. Он будет долго страдать, а Войси станет с наслаждением следить за его терзаниями.

Но как же глупо думать об этом, полеживая в кровати! Томас быстро встал, умылся, побрился и оделся, а потом спустился в притихшую кухню, чтобы заварить себе чай и накормить Арчи и Энгуса. Есть ему абсолютно не хотелось.

Что он скажет Шарлотте? Как объяснит очередной несчастный поворот их судьбы? От этих мыслей душа его цепенела от боли.

Не замечая времени, Питт долго сидел за столом, рассеянно глядя на остывающий чай. В итоге, отставив холодный напиток, он поднялся, выудил из кармана мелочь и вышел купить газету.

Еще не пробило и восьми часов. Было теплое летнее утро, и улицу заливал бледный свет, приглушенный городской дымкой, хотя солнце поднялось уже высоко. В середине лета ночи так коротки… По улице уже деловито сновали прохожие, рассыльные и продавцы с тележками, зазывали ранних покупателей торговцы, а в проулках шумно суетились слуги: одни выбрасывали мусор, другие отдавали распоряжения чистильщикам обуви и посудомойкам или объясняли горничным, что и как надо сделать. То и дело слышались глухие удары: кто-то усердно выбивал ковер, и было видно, как в воздухе оседают облачка пыли.

На углу стоял давно знакомый Питту газетчик, но сегодня полицейский не дождался от него ни улыбки, ни привета.

– Надо думать, вы не хотели этого, – угрюмо буркнул продавец газет. – Честно говоря, я просто потрясен. Знал, что вы – сыщик, хоть и живете в приличном доме. Но вот уж не думал, что вы замучаете старика до смерти. С вас два пенса, будьте добры.

Томас отдал ему деньги и взял газету, после чего мальчишка сразу же демонстративно отвернулся.

Зажав газету в руке, полицейский потащился домой. Навстречу ему попадались редкие утренние пешеходы. Все молча проходили мимо него, и он не понял, обычным ли было их молчание. Пребывая в страшном потрясении, он вообще потерял способность думать.

Только оказавшись дома, Питт вновь сел за кухонный стол и развернул газету. На первых страницах не было ничего особенного – там, как и ожидалось, печатали в основном статьи о выборах, – но как только он пролистал их, дойдя до пятой страницы, то прямо посередине увидел отвратительно жирный заголовок. А заметка под ним гласила:

«С глубоким прискорбием сообщаем о смерти преподобного Фрэнсиса У. Рэя, обнаруженного вчера в его доме в Теддингтоне. Дожив в почтенных трудах до семидесяти трех лет, он еще оплакивал недавнюю смерть своей любимой жены, Элайзы. Наследников у него не осталось, дети также умерли в раннем возрасте.

Полицейский, а именно Томас Питт, недавно отстраненный от командования участком на Боу-стрит, не имея на то авторитетных полномочий, несколько раз наведывался в дом Фрэнсиса Рэя и беседовал также с другими местными жителями, назойливо задавая им много личных вопросов, касающихся жизни, убеждений и недавнего поведения мистера Рэя. Он отрицал, что его интерес связан с расследованием – до сих пор безуспешным – убийства на Саутгемптон-роу, в районе Блумсбери, где жертвой преступления стала проводившая спиритические сеансы медиум, мисс Мод Ламонт.

Закончив последний опрос соседей, мистер Питт заявился в дом Фрэнсиса Рэя, а следующий визитер нашел мистера Рэя в крайне удрученном состоянии, видимо, доведенным до рыданий.

На следующее утро экономка мистера Рэя, Мэри-Энн Смит, обнаружила, что мистер Рэй умер, сидя в кресле, не оставив никакого послания, кроме помеченного стихотворения в сборнике покойного Мэтью Арнольда, в котором говорится о его трагическом и отчаянном прощании с миром, где жизнь стала для него невыносимой мукой.

По заключению вызванного врача, причиной смерти стал яд, вероятнее всего, того рода, что вызывает остановку сердца. Логично предположить, что в качестве яда могло быть использовано одно из многочисленных растений из сада самого мистера Рэя, поскольку известно, что он не покидал дом после визита мистера Питта.

Выдающаяся научная карьера Фрэнсиса Рэя…»

Далее следовало перечисление научных достижений Рэя и искренние соболезнования многих известных личностей, глубоко скорбящих о его смерти и потрясенных и опечаленных ее ужасными обстоятельствами.

Сложив газету, Питт опять заварил чай. Вернувшись за стол, он обхватил горячую кружку ладонями, пытаясь вспомнить, что именно в его разговорах с местными жителями Теддингтона побудило их так быстро сообщить о них Рэю и могли ли их сообщения так смертельно огорчить его. Неужели он действительно проявил какую-то грубую бестактность? Сам он точно ничем не обидел старика. Душевное страдание Фрэнсиса, замеченное Октавией Кавендиш, было вызвано горькими воспоминаниями о покойной жене… но она, разумеется, не могла об этом знать и вряд ли поверила бы такому объяснению, учитывая известные обстоятельства. Да и никто не поверил бы. Скорбь Рэя о потере жены лишь усугубляла вину Питта.

И как же ему теперь помешать Войси? Выборы начнутся со дня на день. Обри Серраколд выбит из колеи, а Чарльз Войси с каждым часом завоевывает новых сторонников. Томасу не удалось найти ни единой бреши в непробиваемой броне его успеха. Он следил за его манипуляциями практически как обычный зритель, перед которым Чарльз очевидно и громогласно разыгрывал мизансцены своего предвыборного спектакля, оставаясь совершенно недосягаемым.

Питт пока еще даже не узнал, кто из трех клиентов убил Мод Ламонт. Он чувствовал уверенность лишь в том, что мотивом убийства стал шантаж, основанный на их различных страхах: Рональд Кингсли боялся, что его сын умер трусом, а Роуз Серраколд страшило безумие ее покойного отца, а правда это или нет, так и оставалось неизвестным. А еще был третий клиент, обозначенный «Картушем», но Томас пока не имел ни малейшего понятия, кто он или в чем он уязвим. Ничто из сказанного о нем Кингсли или Роуз не проливало свет на его личность. Не было даже никаких версий. Духи мертвых теоретически могли знать все. В прошлом порой скрывались семейные тайны, предательство умершего друга, тайный ребенок, любовница, преступление или просто глупая выходка, способная вызвать смятение интимной фривольностью. Любой из этих причин хватило бы для шантажа, вынуждавшего клиента платить за их сокрытие.

Возможно, есть смысл подойти к вопросу шантажа с другой стороны? Какова была цена молчания? Если дело связано с Войси, то ценным вкладом могло стать масло, подливаемое в огонь его кампании за власть. Он получал всю необходимую помощь благодаря своим собственным речам, средствам и ловкой игре на чужих промахах. Газетные статьи могли помочь ему подкопаться под Серраколда, и эту помощь ему был вынужден оказать Кингсли. Его собственные сторонники уже выиграли, и победа ждет тех, кто будет настоящим либералом, удержав равновесие власти. Кто еще мог критиковать Серраколда с какой-то тайной целью… и кто мог добиться того, чего не ожидал?

Нехотя Томас опять взял газету и просмотрел политические комментарии, письма к издателю и заметки о выступлениях кандидатов. Среди изобилия восхвалений и порицаний кандидатов обеих партий не выделялось ничего конкретного: в основном поднимались лишь общие вопросы, касающиеся партий, а не их конкретных сторонников. Имелось несколько колких замечаний в адрес Кейра Гарди и его попыток собрать новых сторонников рабочего движения.

Ниже Питт все-таки обнаружил одно личное письмо, критикующее безнравственные и потенциально опасные взгляды либерального кандидата от Южного Ламбета и восхваляющее достоинства сэра Чарльза Войси, который, избегая социалистических крайностей, основывался на здравом смысле, важности развития экономики, ответственности, требовательности к себе и христианском сострадании, а не на безответственном сибаритстве и склонности к непроверенным социальным экспериментам, отвергавшим законные ценности традиционных идеалов. Под этим посланием стояла подпись епископа англиканской церкви Реджинальда Андерхилла.

Разумеется, Андерхилл имел полное право высказать свои политические взгляды, причем выразить их с желаемой жесткостью, как любой другой человек, вне зависимости от того, являлись ли они логичными или даже честными. Но выступил ли он по собственному побуждению или тоже был принужден к этому шантажом?

Непонятно только, какая причина могла побудить самого церковного епископа обратиться к медиуму? Несомненно, как и Фрэнсис Рэй, он питал отвращение к самой идее спиритизма.

Питт еще размышлял о разных версиях, когда пришла его помощница по хозяйству. Она поздоровалась с ним вполне вежливо, но продолжала стоять в явном смущении, переминаясь с ноги на ногу.

– В чем дело, миссис Броди? – спросил полицейский.

Сегодня он был совершенно не готов разбираться в домашних неприятностях.

Женщина выглядела несчастной.

– Извините, мистер Питт, но после того, что прописали нынче в утренней газете, я не смогу больше приходить к вам. Мой муж говорит, что это нехорошо. Говорит, кругом, мол, полно работы, и велит мне найти другое место. Передайте миссис Питт, что мне вроде как очень жаль, но, видно, придется мне послушаться его.

Питт не видел смысла спорить с помощницей. Ее лицо выглядело ужасно несчастным – ей приходилось уживаться с мужем независимо от того, что думала она сама, и теперь миссис Броди могла пострадать из-за Томаса.

– Тогда вам лучше уйти, – невозмутимо сказал он и, достав из кармана полкроны, положил перед ней на стол. – Это то, что я должен вам за эту неделю. Всего доброго.

Служанка не шелохнулась.

– Я не виновата, – обиженно заявила она.

– Вы сделали ваш выбор, миссис Броди. – Хозяин дома взглянул на нее с таким же раздражением, чувствуя, как в нем вскипает бесплодная обида. – Вы работали у нас больше двух лет и предпочли поверить тому, что написано в этой газете. Так что давайте покончим с этим неприятным делом. Я передам миссис Питт, что вы ушли без предупреждения. Она сама решит, давать вам рекомендацию или нет. Но, с другой стороны, вы, видимо, полагаете, что она поступила плохо, став моей женой, поэтому в любом случае вряд ли рекомендация такой особы будет иметь для вас большую ценность. Будьте добры, уходя, закройте входную дверь.

– Это уже не мое дело! – визгливо заявила женщина. – Я ухожу не из дома бедного старика, замученного до смерти!

– Вы думаете, я подозревал его без оснований? – спросил Томас громче, чем ему хотелось бы.

– Ну, так в газете пропечатали! – сердито оглянулась на него миссис Броди.

– Тогда если вам достаточно сказанного в статье, то вы тоже предпочли осудить меня без оснований. А теперь уходите. Как я уже сказал, прошу вас убедиться, что входная дверь захлопнется за вами. Кто знает, кому еще на улице в такой злосчастный день вздумается вломиться в мой дом со злым умыслом? Прощайте.

Служанка громко фыркнула, забрала со стола деньги, развернулась на каблуках и решительно протопала по коридору к выходу. Судя по тому, как громко хлопнула входная дверь, Питт понял, что в ее уходе можно не сомневаться.

Через очередную мучительную четверть часа послышалась резкая трель дверного звонка. Томас старательно не заметил его. Трель повторилась. Пришедший явно не собирался легко сдаваться.

Когда звон раздался в третий раз, полицейский встал и потащился по коридору. Он приоткрыл дверь, готовый к обороне, но на крыльце стоял Корнуоллис. Помощник комиссара полиции выглядел печальным, но решительным и непреклонно взглянул на Питта.

– Доброе утро, – спокойно сказал он. – Можно войти?

– Зачем? – спросил Томас с меньшей любезностью, чем намеревался.

Если чье-то осуждение и могло ранить его больнее всего, то именно осуждение Джона Корнуоллиса. Он с удивлением и легким испугом почувствовал, каким вдруг стал уязвимым.

– Затем, что я не собираюсь уподобляться уличному торговцу, разговаривая с вами на крыльце, – иронично пояснил гость. – Я понятия не имею пока, что вам предложить, но предпочел бы обдумать ситуацию вместе с вами, сидя в доме. Прочтя сегодняшние газеты, я так разозлился, что забыл о завтраке.

Питт криво усмехнулся:

– У меня есть хлеб, мармелад и горячий чайник. Пожалуй, пора подкинуть топлива в печку. Миссис Броди не замедлила уведомить меня о своем уходе.

– Приходящая прислуга? – уточнил Джон, войдя в дом. Он закрыл за собой дверь и последовал за хозяином по коридору.

– Точно. Придется перейти на самообслуживание, – отозвался Томас.

На кухне он накрыл на стол, предложив гостю чаю с гренками, и Корнуоллис с благодарностью принял предложение, с умеренным удобством устроившись на жестком стуле.

Питт подбросил уголь в топку и помешал его кочергой, чтобы пламя быстрей охватило топливо, а потом, насадив кусок хлеба на длинную вилку, поджарил его над огнем до золотистого цвета. Чайник на конфорке начал тихо посвистывать.

Когда на столе появились гренки и заваривающийся чай, Джон решил, что пора начинать разговор.

– Имел ли этот мистер Рэй какое-то отношение к Мод Ламонт? – спросил он.

– Нет, насколько я знаю, – проворчал Томас. – Он ненавидел медиумов, особенно тех, кто соблазняет фальшивыми надеждами обездоленных, но не имел в виду конкретно Мод Ламонт, насколько мне известно.

– Почему?

Питт рассказал бывшему начальнику историю о молодой женщине из Теддингтона, о ее ребенке и об обращении к медиуму после его смерти, о неистовстве ее горя и о финальном самоубийстве.

– А не могла ли Мод Ламонт быть тем медиумом? – спросил Корнуоллис.

– Нет, – вполне уверенно произнес Томас. – Эта история произошла в те времена, когда нашей жертве еще не исполнилось и двенадцати лет. Никакой связи, за исключением той, что устроил Войси, намереваясь заманить меня в ловушку. И я сделал все, чтобы помочь ему.

– Так может показаться, – согласился помощник комиссара. – Но будь я проклят, если позволю ему выйти сухим из воды! Раз мы не в силах защититься, то надо приступать к атаке.

На этот раз Питт действительно улыбнулся. В нем поднялась внезапная волна благодарности к Корнуоллису, так безоговорочно, не задавая лишних вопросов, вставшему на его сторону.

– Хотел бы я знать, как к ней приступить, – уныло хмыкнув, ответил Томас. – Я как раз обдумывал возможность того, что неизвестным клиентом, означенным в картуше, мог быть епископ Андерхилл.

Он сам поразился тому, что осмелился высказать свои туманные мысли, не боясь, что собеседник сочтет их абсурдными. Единственным светлым моментом этого дня оказалось дружеское участие Корнуоллиса. В глубине души Питт понимал, что Веспасия отнеслась бы к нему так же, и надеялся, что она поможет и Шарлотте в ближайшие трудные времена. Поможет не только для нее лично – ведь, хотя Шарлотта будет в ярости от того, что сама она не в силах ничем помочь ему справиться с этой мучительной ситуацией, она также огорчится и за детей, которым придется выдержать враждебное отношение школьных приятелей, да и любых, едва знакомых людей на улице, готовых перенести ненависть к отцу на его отпрысков. С таким отношением Дэниелу и Джемайме еще не приходилось сталкиваться, и они могут не понять его. Но пока Томас решительно отбросил эти удручающие мысли. Ужасно было без нужды ожидать будущих терзаний, будучи не в состоянии ничего изменить.

– Епископ Андерхилл, – задумчиво повторил Корнуоллис. – Почему? Почему именно он?

Питт посвятил его в ход своих рассуждений, основанных на помощи, которую епископ оказал Войси.

Джон сосредоточенно нахмурился:

– Что могло привести его на сеансы медиума?

– Понятия не имею, – ответил Питт, слишком поглощенный своими несчастными мыслями, чтобы заметить особое волнение в голосе собеседника.

Дальнейшее обсуждение прервал очередной звонок в дверь. Корнуоллис мгновенно вскочил из-за стола и, не дав Томасу возможности опередить его, направился встречать нового нежданного визитера. Он вернулся буквально через несколько мгновений с Телманом на хвосте, всем своим видом напоминавшим скорбящего близкого родственника на похоронах.

Хозяин дома ждал, кто из них заговорит первым.

Сэмюэль прочистил горло, но продолжил терзаться молча.

– Зачем вы явились? – спросил Питт.

Он не смог сдержать раздражения, и обвинительные нотки явно проявились в его голосе.

Инспектор полыхнул возмущенным взглядом.

– А что еще мне оставалось делать? – вызывающе ответил он. – Это же моя вина! Я предложил вам отправиться в Теддингтон. Если б не я, вы и знать бы не знали о существовании этого Рэя!

Он стоял в напряженной позе, и его лицо выражало полнейшее страдание, а глаза горели мрачным огнем.

Питт с неожиданным удивлением осознал, что Телман действительно винит себя в случившемся, и его обжег стыд, слишком глубокий, чтобы выразить это чувство словами. В другом случае, если б сам Томас страдал немного меньше, его могла бы тронуть преданность Сэмюэля, но сейчас он тоже пребывал в полнейшем смятении. А начались все неприятности с его свидетельства в суде перед заговором в Уайтчепеле. Если б он не был настолько самоуверен, настолько упрям, давая свидетельские показания, в своем стремлении безупречно служить правосудию!.. Он поступил правильно, разумеется, но его правота сейчас ничем не могла помочь.

– Кто рассказал вам о Фрэнсисе Рэе? – спросил Корнуоллис Телмана. – И ради бога, давайте уже сядем за стол! А то стоим тут, точно на краю могилы… Схватка еще не закончена.

Томасу хотелось верить ему, но он не видел никаких разумных оснований для надежды на успех.

– Суперинтендант Уэтрон, – ответил Сэмюэль, мельком глянув на Питта.

– Почему? – продолжил Джон. – По какой причине он упомянул о нем? Кто подсказал ему имя Рэя? Он же не знал его лично – значит, кто-то сообщил ему о существовании старика! Кто мог связать Рэя с неизвестным клиентом, посещавшим салон Мод Ламонт?

Подсознательно Питт отметил, как вырос Корнуоллис в овладении детективными методами, и с интересом взглянул на Телмана.

– Он так и не сказал, – ответил тот, вытаращив глаза. – Я не раз спрашивал его, только он вечно так или иначе уклонялся от ответа. Войси? Должно быть, он. – В его голосе проявился легкий оттенок надежды. – Насколько мне известно, вся информация о Рэе исходила от суперинтенданта Уэтрона. – Инспектор поджал губы. – Но если он доверяет Войси, или… или, может, он сам из «Узкого круга»? – Инспектор произнес эти слова с большим сомнением, словно одна мысль о том, что его начальник мог быть членом того ужасного общества, казалась ему слишком чудовищной, не более чем плохой идеей, которую следовало высказать и отбросить.

Питт припомнил версию Веспасии.

– Дискредитировав Войси, мы могли вызвать раскол между членами «Узкого круга», – сказал он, переводя взгляд с Корнуоллиса на Телмана и обратно.

Сэмюэль знал все о деле в Уайтчепеле. Корнуоллис знал кое-что, но в его знании оставались существенные пробелы, хотя сейчас, наблюдая за ним, Томас заметил, что капитан быстро понял, чем чревато такое предположение.

– Раскол? – медленно повторил Телман. – Вы имеете в виду, что «Узкий круг» раскололся на две фракции?

– Как минимум, – ответил Питт.

– Войси и его конкурент? – Джон поднял брови: – Не сам ли Уэтрон?

Чувство приличия в Сэмюэле взбунтовалось.

– Только не он! Он же служит в полиции! – запротестовал он, хотя уже явно обдумывал эту идею, и она ему решительно не понравилась. – Может, какой-то мелкий служащий. Многих можно соблазнить невольно, но…

Корнуоллис задумчиво пожевал губу.

– Это могло бы многое объяснить. Ведь за вторым вашим увольнением с Боу-стрит стоит тот, в чьих руках сосредоточена большая власть, чертовски большая власть, – заметил он Питту. – Мог ли это быть Уэтрон? Как ни крути, именно он занял ваше место. Суперинтендант с Боу-стрит – шикарная должность для главы «Узкого круга». – Джон помрачнел и даже на мгновение испытал смятение. – Да, его амбиции поистине безграничны.

Никто не рассмеялся, но и не стал опровергать сказанное.

– Он весьма амбициозен, – с особой весомостью подтвердил Телман.

Корнуоллис немного подался вперед к столу:

– Могут ли они быть конкурентами?

Томас мгновенно догадался, что мог бы дальше сказать его бывший начальник, словно тот уже озвучил очередную мысль. Это был первый лучик реальной надежды, какой бы безумной она ни казалась.

– Воспользоваться их конкуренцией? – осторожно, словно боясь доверять самим словам, произнес он.

Корнуоллис кивнул с задумчивой медлительностью.

Телман, побледнев, потрясенно смотрел на них:

– Столкнуть лбами?

– А вы можете предложить более интересный ход? – спросил Джон. – Уэтрон амбициозен. Если он думает, что может бросить вызов Войси, претендуя на лидерство половины «Узкого круга», то, я полагаю, мы можем предположить, что именно он спровоцировал раскол, пусть пока и не окончательный. Со временем его фракция могла бы стать независимой – и тогда он действительно полон честолюбивых планов. И явно не настолько глуп, чтобы ждать от Войси прощения. Остаток жизни Уэтрону придется жить, опасаясь всяческих козней с его стороны. А если вам известен ваш враг, то лучше нанести упреждающий удар. Если вы полагаете, что сможете успешно покончить с вашим противником.

– Но как? – спросил Питт. – Как связать Войси с убийством на Саутгемптон-роу?

Уже задавая вопрос, он загорелся новой версией. Это должна была быть давняя связь: Войси предлагает Мод Ламонт состоятельных клиентов, деньги, все, что она захочет, а та в обмен шантажирует некоторых из своих посетителей, вынуждая их выступить против Обри Серраколда, соперника Войси на будущих выборах. Что, в свою очередь, увеличит шансы самого Чарльза Войси.

– Надо связать Войси, – воодушевился Телман, – с Мод Ламонт и ее клиентами, которые делали то, что она велела, тем самым помогая Войси. Но мы не можем доказать этого! Ламонт могла бы нам помочь, но она мертва… – Чуть помедлив, он вдруг присвистнул: – Погодите-ка! Разве шантаж прекратился? Разве они перестали играть на руку Войси? – Этот вопрос явно был задан Питту.

– Нет, – согласился тот. – Не перестали. Значит, Мод не занималась шантажом сама, а просто обеспечивала кого-то сведениями о тайных бедах своих клиентов. – Он опять удрученно вздохнул: – Но нам не удалось найти ни малейшей ее связи с Войси. Мы изучили все ее бумаги, письма, ежедневники, банковские счета – все, что можно. И ни следа связи между ними. Хотя он и не мог оставить таких свидетельств. Он слишком хитер. К тому же она могла бы и сама воспользоваться ими!

– Не там вы ищете врага, – взволнованно повысив голос, заявил Корнуоллис.

Создавалось впечатление, что капитан живо представил себе одно из его морских сражений и, нацелив пушки на борт вражеского корабля, метким выстрелом пробил брешь под его ватерлинией.

– Уэтрон! Нам не следует играть на руку никому из них, – заявил он. – Надо столкнуть их лбами!

– Но как? – нахмурившись, спросил Телман.

Питт вновь испытал предчувствие победы, но постарался подавить его – на тот случай, если вспыхнувшая надежда погаснет сама собой, погрузив все в непроглядный мрак.

– Уэтрон амбициозен, – опять повторил Джон, но на этот раз с новой выразительностью. – Если он сможет впечатляюще разрешить загадку убийства на Саутгемптон-роу, приписав лично себе эту честь, это повысит его авторитет, сделает его достаточно сильным, чтобы никто уже не мог оспорить его командование на Боу-стрит, и, того гляди, откроет ему путь для дальнейшего продвижения по служебной лестнице.

Следующим важным шагом в карьере Уэтрона могла стать должность самого Корнуоллиса. Томас испытал противоречивые чувства из-за того, что помощник комиссара полиции мог не осознавать, чем рискует, однако, заметив, с каким решительным видом он облокотился на кухонный стол, не увидел в его лице ни тени колебаний.

– Надо выяснить, кто такой «Картуш»! – добавил Джон. – Если сам Уэтрон поймет, кто он такой, поймает его в ловушку и вытянет из него тайну шантажа, вероятно, даже связанную с Войси… то, возможно, Роуз Серраколд станет второй жертвой, а Кингсли – третьей.

– Опасно… – предостерегающе произнес Питт, хотя кровь уже быстрей побежала по его жилам. Он вновь приободрился, и легкая надежда замаячила над его мятущимися мыслями.

Улыбка Корнуоллиса выглядела странно, напоминая скорее ироничный оскал.

– Он использовал Рэя. Давайте и мы используем его еще разок. Этого беднягу уже ничто не оскорбит. Даже его репутация погибнет, если решат, что он покончил с собой. Прожитая им жизнь практически потеряет смысл в свете его ценностей.

Томас воспринял последние рассуждения Фрэнсиса с ожесточенной мрачной яростью.

– Да, я могу очень хитро использовать Рэя, – процедил он, стиснув зубы. – Никто ведь не знает, о чем мы с ним говорили. И поскольку я не могу доказать, что не угрожал ему, никто не сможет также опровергнуть, что он якобы поведал мне! – Он резко припал к столу. – Он не имел понятия, кто такой «Картуш», но больше никто этого не знает. Допустим, я заявлю, что он знал его и сообщил мне, что именно личность «Картуша» причиняет ему невыносимые страдания… – Его воображение разыгралось. – Может, даже сказал мне, что его знала и сама Мод, несмотря на всю маскировку? И оставила уличающую запись в своих бумагах? Мы обыскали ее дом, но не поняли того, что именно увидели. А теперь благодаря сведениям Рэя мы сможем…

– …выманить «Картуша» – он придет туда, чтобы найти и уничтожить ту запись… если узнает! – радостно закончил Телман. – Вот только как нам убедиться, что он узнает? Может ли Уэтрон передать ему? Нет, Уэтрон не знает, кто он, иначе… – Инспектор смущенно умолк.

– Газеты, – ответил Корнуоллис. – Я позабочусь, чтобы газеты напечатали об этом завтра. Дело медиума стало популярным после смерти Рэя. Я могу подвести «Картуша» к необходимости возвращения в дом Мод Ламонт, сообщив, что в ее записях есть сведения о нем самом. И не имеет значения, какую тайну он оберегал.

– А что, как вы думаете, нам надо сказать Уэтрону? – задумчиво нахмурившись, спросил Сэмюэль.

Он был озадачен, но горел жаждой действий; глаза его возбужденно сверкали.

– Вам надо сказать, – поправил его Джон. – Доложите ему в обычном порядке, что круг скоро замкнется: Войси платил Мод Ламонт, получая сведения для шантажа Кингсли и «Картуша», вынужденных ополчиться на конкурента Войси. То есть мы вновь вернемся к тому, с кого начали, – к самому Войси. И добавьте также, что скоро появятся доказательства. Тогда Уэтрон обратится к прессе. Но он должен вам поверить, иначе они побоятся печатать сомнительное заявление.

Телман подавил волнение и медленно кивнул.

– И все-таки Рэя могут похоронить как самоубийцу, – мрачно произнес Питт, осознав, что ему мучительно даже говорить об этом. – Мне… мне трудно поверить, что он мог решиться… после всех пережитых страданий и…

Но Томас все же мог представить себе такое отчаяние. Неважно, сколько мужества имеется у человека, – невыносимое горе все равно иногда накатывает во мраке ночи. Возможно, старый ученый справлялся с ним основную часть времени, когда общался с людьми и отвлекался на чьи-то заботы; его могли радовать красивые цветы или даже просто солнечные дни. Но – во мраке одиночества, измученный борьбой с неизбывной скорбью…

– Многие относились к нему с душевной любовью и восхищением. – Корнуоллис сам попытался найти более логичный ответ. – Возможно, среди отцов Церкви найдутся его друзья, которые, используя свое влияние, позаботятся о том, чтобы столь почтенное имя осталось незапятнанным.

– Но вы же не преследовали его! – запротестовал Телман. – С чего он вдруг решил сдаться и совершить такой грех? Ведь это противно его вере!

– Он принял какой-то яд, – напомнил ему Питт. – Не мог же он сделать это случайно? Естественные причины смерти исключены.

Однако другая мысль, совершенно безумная, уже зародилась его уме. А может, Войси не смог упустить прекрасный шанс покончить с Фрэнсисом? Что, если он убил Рэя или, по крайней мере, организовал его убийство? Его месть могла стать полной, только если б теолог умер.

– Я выгляжу настоящим злодеем, грозившим распустить дурные слухи, затравившим и запугавшим до смерти несчастного Рэя. Мог ли Войси без колебаний нанести финальный удар? В Уайтчепеле он не колебался.

– Его сестра? – с неподдельным ужасом произнес Корнуоллис. – Мог ли он с ее помощью отравить Рэя?

– Она могла даже не догадываться об этом, – заметил Питт. – И у нее буквально не было шанса что-то понять. Насколько я понимаю, она всего лишь свидетельствовала о моей жестокости к старому и ранимому человеку.

– А как мы докажем это? – мрачно спросил Телман и, поджав свои тонкие губы, пробурчал: – Да и эти-то доказательства ничем нам не помогут. Он будет еще больше радоваться своей победе, если мы узнаем, что случилось на самом деле, но ни черта не сможем с этим поделать!

– Аутопсия, – вдруг сказал Томас. – Только вскрытие может подсказать нам верный ответ.

– Никто не даст разрешения, – покачал головой Джон. – Никто не возьмет на себя ответственность. Церковь испугается, что может подтвердиться самоубийство, от чего они будут всячески стараться защитить его, а Войси – что обнаружат убийство или что, по крайней мере, возникнет такая версия.

Питт встал:

– Есть один выход. Я попробую устроить его. Мне надо повидать леди Веспасию. Если кто-то может настоять на принятии такого решения, то она узнает, кто именно и как этого человека найти. – Томас взволнованно посмотрел на собеседников. – Спасибо вам, – сказал он, преисполнившись благодарности. – Спасибо вам за то… что пришли.

Никто из них не ответил – каждый по-своему смущенно осознавал слова Питта. Они не нуждались или не ждали благодарности: им просто хотелось помочь.

Телман сразу вернулся на Боу-стрит. Было четверть одиннадцатого утра. Дежурный по отделению окликнул его, но инспектор даже не обратил на это внимания. Он поднялся по лестнице в кабинет Уэтрона, когда-то принадлежавший Питту. Это казалось особенно странным, если вспомнить, что Томас сидел там всего несколько месяцев тому назад. А теперь этот кабинет стал чужим, и в нем сидел враг. Сэмюэль подумал об этом довольно спокойно и сам поразился, осознав, что воспринял эту мысль уже без малейшего сопротивления.

Постучав, он дождался отклика Уэтрона, приглашавшего его войти.

– Доброе утро, сэр, – сказал инспектор, войдя в кабинет и закрыв за собой дверь.

– Доброе, Телман. – Начальник участка взглянул на него, оторвавшись от бумаг на столе.

На первый взгляд суперинтендант казался совершенно обычным бесцветным мужчиной среднего роста. Только заглянув в его глаза, можно было почувствовать затаенную силу, несгибаемую волю к успеху.

Сэмюэль перевел дух и начал врать согласно разработанному плану:

– Я виделся с Питтом сегодня утром. Он сообщил мне, о чем на самом деле разговаривал с мистером Рэем и почему Рэй пришел в такое расстройство.

Уэтрон мрачно взглянул на него.

– Полагаю, чем скорее вы сами, инспектор, и наше полицейское подразделение забудете о существовании мистера Питта, тем всем нам будет лучше. Я дам уведомление в газеты, что он больше не имеет никакого отношения к столичной полиции и что мы не несем ответственности за его действия. Теперь это проблема Специальной службы. Пусть попытаются откреститься от него, если смогут. Он же стал ходячим несчастьем!

Телман напрягся, подавляя охватившую его ярость – все осознанные им вопиющие несправедливости заволакивали его взгляд красной дымкой.

– Уверен, что вы правы, сэр, но мне кажется, что до обращения в газету вам следует узнать, что он выяснил, – сказал он, игнорируя явное нетерпение Уэтрона, выразившееся в прорезавшей его лоб морщине и барабанной дроби, выбиваемой его пальцами по столу. – Оказывается, мистер Рэй знал, кто был третьим клиентом, приходившим к Мод Ламонт в тот вечер, когда ее убили. – Сэмюэль судорожно вздохнул: – Потому что он лично знал этого человека. По-моему, этот третий тоже из церковной братии.

– Что-о? – Теперь Телману удалось полностью завладеть если не доверием, то вниманием начальника.

Он, не моргнув, встретил его пристальный взгляд.

– Именно так, сэр. Очевидно, о нем говорилось в записях этой особы – мисс Ламонт я имею в виду, – и они могут подтвердить его слова, поскольку теперь мы знаем, что именно она имела в виду.

– В чем там дело, старина? – спросил Уэтрон. – Перестаньте говорить загадками!

– Загадки еще есть, сэр. Мистер Питт не может с уверенностью объявить обо всем, пока не просмотрит нужные бумаги в доме мисс Ламонт, – поспешно выдал Сэмюэль, пока суперинтендант вновь не прервал его, и повысил голос, изобразив волнение: – Пока это трудно доказать. Но если б мы сообщили в газеты, что располагаем данными сведениями… конечно, не упоминая мистера Питта, если вы не считаете это разумным… то тот неизвестный, кем бы он ни оказался, тот самый убийца может выдать себя, сам решив наведаться за опасными для него сведениями на Саутгемптон-роу.

– Ладно, ладно, Телман, я и без вас это отлично понимаю! – отрывисто воскликнул Уэтрон. – Я понял, что вы предлагаете. Мне надо немного обмозговать эту идею.

– Да, сэр.

– По-моему, нам лучше утаить эту операцию от Питта. Вы сами поедете на Саутгемптон-роу. Как-никак расследование поручено вам, – намеренно подчеркнул начальник участка, следя за выражением лица инспектора.

Тот заставил себя улыбнуться:

– Да, сэр. Я вообще не понимаю, зачем Специальная служба вмешалась в наши дела. Если, конечно, они не заподозрили, что в это убийство замешан сэр Чарльз Войси.

Уэтрон застыл в напряженной позе.

– При чем тут Войси? Уж не воображаете ли вы, что такой человек, как Войси, мог скрываться под маской «Картуша»? – Его тон стал саркастическим, а на губах зазмеилась горькая усмешка с оттенком сожаления.

– О нет, сэр, – мгновенно возразил Сэмюэль. – Мы вполне уверены, что сама Мод Ламонт шантажировала кое-кого из своих клиентов – наверняка ту троицу, что приходила к ней в тот вечер, когда ее убили.

– Чем же и ради чего? – насторожился Уэтрон.

– Мотивы разные, но дело не в деньгах. Она вынуждала их действовать в интересах сэра Чарльза Войси в этой предвыборной кампании.

Глаза суперинтенданта округлились:

– Неужели? Это весьма опасное обвинение, Телман. Полагаю, вы осознаете, кто такой сэр Чарльз?

– Безусловно, сэр! Как я могу не знать самого выдающегося судью Апелляционного суда? А нынче он ведь еще и баллотируется в парламент! Недавно его посвятила в рыцари сама королева, но я не знаю толком, за какие заслуги, – слышал только, что за отменное мужество, – произнес инспектор с почтением, заметив при этом, как Уэтрон поджал губы, а на шее у него проступили жилы.

Возможно, леди Веспасия была права?

– А есть ли у Питта основания для такой версии? – спросил суперинтендант.

– Вроде есть, сэр, – невозмутимо, но и не перебарщивая с уверенностью, ответил Телман. – Тут явно имеется связующее звено. И тогда все получается вполне логично. И развязка очень близка! – Он сложил указательный и большой пальцы и чуть развел их. – Нам просто надо выманить этого человека, и тогда мы все сможем доказать. Как ни погляди, а убийство действительно чудовищное. Задушить женщину… Ведь, похоже, он давил коленом ей на грудь, заставляя заглатывать ту марлю, пока она не умерла от удушья.

– М-да… вы могли бы избежать столь колоритных подробностей, инспектор, – скривившись, произнес Уэтрон. – Я сам свяжусь с прессой и сообщу им. А вы займитесь обеспечением нужных доказательств.

Он озабоченно склонился над бумагами, которые изучал до прихода подчиненного. Доклад был явно окончен.

– Слушаюсь, сэр.

Сэмюэль вытянулся по стойке «смирно» и развернулся на каблуках. Он позволил себе испустить облегченный вздох и передернулся, сбрасывая напряжение, лишь спустившись до середины лестницы.