Глава одиннадцатая

Доносившийся с холмов свежий ветерок едва шевелил листву яблони в саду коттеджа. Вокруг стояла нерушимая ночная тишина, и все навевало глубокий и спокойный сон. Но Шарлотта без сна ворочалась в постели, осознавая свое одиночество, и все прислушивалась, не прозвучат ли чьи-то шаги, не стукнет ли за калиткой скатившийся с дороги камешек, возможно, вылетевший из-под колес, или даже просто стук лошадиного копыта по каменистому участку дороги.

И когда она наконец что-то услышала, реальность пронзила ее огненной стрелой. Сбросив одеяло, женщина неуверенно сделала три шага к окну и выглянула в сад. Звездный свет не позволял видеть ничего, кроме темных очертаний разной глубины и формы. Даже если кто-то и прятался в саду, она никого не увидела.

От напряжения у нее заслезились глаза, но в саду все точно замерло, и тишину нарушил лишь очередной еле слышный шелест. Лиса? Бездомная кошка или просто ночная птица, вылетевшая на охоту? Вчера вечером в сумерках миссис Питт видела сову.

Она на цыпочках вернулась обратно в кровать, но по-прежнему лежала без сна, напряженно прислушиваясь.

Эмили тоже не спалось, но ее тревожило чувство вины и решение, которое ей не хотелось принимать, хотя она и поняла теперь, что принять его неизбежно придется. Размышляя о всевозможных страхах, которые могли охватить Роуз, миссис Рэдли не учла только безумия. Она думала о злосчастном романе, случившемся до встречи с Обри или даже после нее, о каком-то потерянном ребенке, о ком-то из ее родственников, с которым она могла поссориться, после чего родственник умер, не дав ей шанса помириться с ним. Но ни разу Эмили не представляла такого ужаса, как безумие.

Она не могла решиться сразу рассказать все Питту, однако в глубине души понимала, что должна это сделать, и пока просто была не готова признаться себе в этом. Ей еще хотелось верить, что она сумеет каким-то образом защитить Роуз от… От чего? От несправедливости? От осуждения, признававшего только избранные голые факты? От правды?

Миссис Рэдли тешила себя мыслью, что поедет к Томасу утром после завтрака, через часок, успокоившись и четко обдумав, что собирается сообщить ему и в каких выражениях.

Но честность вынудила ее признать, что ей хочется дождаться того момента, когда Питт уже почти наверняка уйдет из дома, и что она просто для очистки совести думает съездить к нему, сделав вид, что пыталась увидеться с ним, хотя на самом деле вполне намеренно собирается оттягивать поездку, пока не станет слишком поздно.

Итогом таких размышлений стало то, что Эмили поднялась в шесть утра и, выпив принесенного горничной горячего чая, уже более благосклонно взглянула на начинающийся день. Одевшись, она вышла из дома около половины восьмого. Если уж вы настроились сделать трудное и неприятное дельце, то лучше сделать его побыстрее, не дожидаясь, пока досужие размышления переполнят ваш ум опасениями о возможных обидах или недоразумениях.

Питт вздрогнул, увидев свояченицу. Как обычно с взъерошенной шевелюрой, он стоял на пороге дома на Кеппел-стрит в незамысловатой рубашке и одних носках.

– Эмили? – Он мгновенно встревожился: – Что-то случилось? У тебя всё в порядке?

– Да, кое-что случилось, – ответила неожиданная гостья. – И я не уверена, будет ли у меня всё в порядке…

Томас отступил в сторону, приглашая ее войти и прошествовать на кухню. Там миссис Рэдли села на один из стульев с твердой спинкой, лишь мельком взглянув на знакомую обстановку, как-то неуловимо изменившуюся из-за отсутствия Шарлотты и Грейси. Теперь кухня вызывала смутно непривычное ощущение, словно здесь не жили, а выживали: никакой выпечки на столе, никаких соблазнительных домашних запахов, редкие полотенца на вешалке под потолком… Только Арчи и Энгус выглядели всем довольными, щурясь и потягиваясь на полке над плитой.

– Чаю? – спросил Питт, показывая на стоявшую на столе кружку и чайник, посвистывавший на задней конфорке. – С гренками?

– Нет, спасибо, – отказалась его свояченица.

Он опустился на стул, забыв о недопитом чае.

– Так в чем же дело?

Эмили уже пожалела о принятом решении… В общем, почти пожалела. У нее еще было время, чтобы придумать какую-то отговорку. Зять смотрел на нее, ожидая ответа. Возможно, он сам выспросит у нее все, хочет она того или нет. Если она будет молчать достаточно долго, он так и сделает, облегчив ей чувство вины.

Не считая того, что она обманывает сама себя. Она ведь уже приехала. По крайней мере, она честно сделала то, что считала правильным! Подняв глаза, миссис Рэдли пристально взглянула на Питта:

– Вчера вечером я виделась с Роуз Серраколд, и мы откровенно поговорили тет-а-тет. Такое иногда, знаешь ли, случается на больших приемах, когда вдруг осознаешь, что вас никто не слышит, поскольку вы вроде как оказались на… островке тишины в шумном океане. И я вынудила ее рассказать, зачем она ходила к Мод Ламонт.

Женщина умолкла, вспомнив, как она вынуждала подругу к откровенности, загнав ее в психологический тупик. Да, именно «загнав», очень верное слово.

Томас спокойно ждал, не торопя ее.

– Она перепугалась того, что ее отец мог умереть безумным… – Эмили резко запнулась, увидев изумление Питта, мгновенно сменившееся ужасом. – Ее жутко испугало, что она могла унаследовать тот же порок, – еле слышно продолжила дама, словно шепот мог уменьшить ее терзания. – Она хотела спросить у духа своей матери, правда ли, что он сошел с ума. Но ей не удалось. Мод Ламонт убили слишком быстро.

– Понимаю… – Полицейский, не двигаясь, смотрел на нее. – Мы можем попросить генерала Кингсли подтвердить то, что до ухода ей так и не удалось связаться с матерью.

Миссис Рэдли поразила новая мысль:

– Ты думаешь, она могла вернуться позже для личного сеанса?

– Кто-то вернулся, зачем-то… – задумчиво заметил Томас.

– Только не Роуз! – воскликнула Эмили с уверенностью, которой вовсе не чувствовала. – Она нуждалась в ее услугах! – Миссис Рэдли склонилась к столу, навстречу Питту: – Томас, она до сих пор пребывает в таком ужасе, что почти не способна владеть собой. Она еще ничего не узнала! И разыскивает другого медиума, для продолжения попыток спиритической связи.

Чайник на плите начал свистеть более пронзительно, но хозяин дома не обратил на это внимания.

– Либо она не захотела поверить тому, что сообщила ей Мод Ламонт, – спокойно произнес он. – И пребывает в ужасе от того, что это может обнаружиться.

Глядя на Томаса, Эмили пожалела, что он так хорошо понимает ее, точно читает мятущиеся мысли, которые она старательно пыталась скрыть. Однако, если б ей удалось ввести его в заблуждение, она все равно не чувствовала бы себя спокойнее. Своим самым ценным качеством миссис Рэдли всегда считала искусство общения с людьми. Она умела очаровывать, отвлекать внимание и зачастую заставляла людей делать то, чего ей хотелось, хотя они даже не догадывались, что их пылкие стремления на самом деле спровоцированы ее отлично продуманными действиями.

Однако такое корыстное общение все чаще оставляло у нее на душе неприятный осадок, и в последнее время она начала острее осознавать это. Ей не хотелось манипулировать Джеком, побуждая его к новым достижениям, не хотелось видеть его еще более сильным или умным. Ее привлекала уже более уединенная жизнь. Конечно, иногда приходится обременять себя какими-то проблемами: отчасти к этому побуждала любовь, отчасти – ответственность… но только иногда, не постоянно. И чувство удовлетворения рождалось именно благодаря правильности, честности и даже своеобразной жертвенности поступков, не связанных с собственными выгодами или удовольствием.

Поэтому при всем возмущении тем, что Питт вынудил ее рассказать больше, чем ей хотелось, Эмили также почувствовала себя спокойнее, не сумев обмануть его половинчатыми ответами. Женщина понимала, что он должен быть умнее ее, поскольку сама она не имела власти помочь Роуз – наоборот, могла лишь усугубить ее положение. Сейчас Эмили осознала, что у нее нет полной уверенности в здравомыслии Роуз и в том, что та могла бы натворить, пребывая в ужасе от того, как узнавшая ее тайну Мод Ламонт могла повредить ей, а следовательно, и Обри. Она вспомнила, как испуганная миссис Серраколд мгновенно ополчилась на нее. Дружба исчезла, точно вода, пролившаяся на раскаленную сковородку, мгновенно испарилась, словно ее и не бывало.

– Она поклялась, что не убивала ее, – решительно заявила Эмили.

– И тебе хочется верить ей, – закончил Питт ее невысказанную мысль.

Поднявшись, он подошел к плите и снял с конфорки давно вскипевший чайник и, отвернувшись от плиты, прямо взглянул на гостью:

– Я надеюсь, что ты права. Но кто-то же совершил убийство. Мне не хотелось бы и того, чтобы виновным оказался генерал Кингсли.

– Значит, остается тот анонимный клиент, – подытожила миссис Рэдли. – Ты еще не выяснил его личность… Верно?

– Верно.

Она пригляделась к Томасу. В его глазах таилась какая-то боль. Он не лгал – его свояченица никогда не замечала за ним такой склонности. Но за этой болью скрывался целый мир версий и фактов, которыми он не хотел с ней делиться.

– Благодарю тебя, Эмили, – сказал он, возвращаясь к столу. – Может, она говорила, не знал ли кто-то еще о ее страхах? Не мог ли Обри узнать?..

– Нет, – убежденно возразила миссис Рэдли. – Обри точно не знает, и если ты считаешь, что Мод Ламонт шантажировала ее лично, то я так не думаю.

Но, высказав эти мысли, она с внезапной тревогой осознала, что убежденность ее отнюдь не велика. Заметил ли Питт тень сомнения на ее лице?

Полицейский слегка пожал плечами:

– Вероятно, Мод Ламонт еще ничего и не знала, – сухо произнес он. – Но кто-то мог на редкость удачно способствовать избавлению Роуз от такой угрозы.

– Томас, Обри ничего не знает! Точно не знает!

– Вероятно, не знает.

Выходя вместе с гостьей из дома, Питт захватил с вешалки пиджак и, приняв любезное предложение Эмили, доехал в ее карете до Оксфорд-стрит, где она повернула на запад, возвращаясь домой, а он направился в южную сторону, к Военному министерству, решив опять поискать в архивных документах то, что вынудило генерала Кингсли ополчиться на политическую партию, в чьи ценности он всегда верил. Наверняка это было как-то связано со смертью его сына или с какими-то предшествующими ей событиями.

Больше часа Питт просматривал подборку рапортов – и лишь после этого вдруг осознал, что пока он совершенно не уловил душевного склада этого человека, что ему известна лишь куча формальных фактов, бесплотных слов. С тем же успехом можно было пытаться по голому скелету представить лицо, голос, смех или походку человека. Но найти это в архиве было невозможно. Что бы ни скрывалось за фактами, Томас мог перечитывать их целый день и так ничего и не узнать.

Переписав фамилии большинства других офицеров и солдат, имевшихся в рапортах о военных действиях на реке Белая Умфолози, Питт с надеждой подумал о том, что если кто-то из них сейчас живет в Лондоне, то они, возможно, согласятся рассказать ему нечто более реальное. Поблагодарив архивариуса, полицейский вышел на улицу.

Он уже собирался дать извозчику адрес первого офицера из своего списка, но внезапно передумал и вместо этого назвал адрес леди Веспасии Камминг-Гульд. Возможно, было неуместно вваливаться к ней без приглашения, но она всегда охотно помогала Томасу отыскать верное, по ее мнению, решение. А после Уайтчепела, где они не только вместе вступили в борьбу, но и пережили сильные чувства страха и утраты и заплатили ужасную цену победы, между ними возникла совершенно особая связь.

Поэтому полицейский самонадеянно представился открывшей дверь ее дома служанке, сообщив, что хотел бы поговорить с леди Веспасией по одному весьма срочному делу, и добавил также, что если она занята сейчас, то он готов ждать сколько угодно.

Ему предложили подождать в малой приемной, но уже через несколько минут пригласили в гостиную с выходящими в сад окнами, всегда, вне зависимости от времени года или погоды, наполненную каким-то успокаивающим светом.

На шее хозяйки дома, как обычно, поблескивало жемчужное ожерелье, прекрасно сочетавшееся с розоватым оттенком ее платья – этот цвет вызывал в памяти выгоревший на солнце розовый клевер. Она встретила гостя улыбкой, чуть приподняв руку, просто приглашая его присоединиться к ней.

– Доброе утро, Томас. Очень приятно тебя видеть. – Ее испытующий взгляд оценил выражение его лица. – После визита Эмили я почти ждала тебя. Или, вернее сказать, надеялась вскоре увидеть тебя здесь. Войси собрался в парламент, – сурово произнесла она, будучи не в силах скрыть возмущения, всколыхнувшегося при упоминании этого имени.

Должно быть, старая леди вспомнила Марио Корену и ту жертву, что так дорого обошлась мистеру Войси.

– Да, я знаю, – тихо ответил Питт.

Ему хотелось бы уберечь эту даму от осознания столь досадного факта, но она никогда не избегала жизненных трудностей и ужасно обиделась бы, если б он сейчас вздумал начать оберегать ее.

– Именно поэтому я не поехал с Шарлоттой в отпуск, а остался в Лондоне, – добавил полицейский.

– Я рада, что она уехала. – Лицо леди Камминг-Гульд оставалось суровым. – Но, Томас, ты полагаешь, что можешь как-то помешать ему? Мне не слишком много известно о Викторе Наррэуэе. Я пыталась навести справки, но либо мои знакомые сами мало знают его, либо не расположены делиться своими знаниями. – Она не сводила с гостя пристального взгляда. – Будь крайне осторожен и не доверяй ему больше, чем сочтешь разумным. Не заблуждайся на тот счет, что он будет относиться к тебе с той же заботой или верностью, что и капитан Корнуоллис. Наррэуэй – далеко не простой человек…

– Вы в этом уверены? – не удержавшись, спросил Питт.

По губам его собеседницы скользнула еле заметная улыбка.

– Дорогой Томас, изначально наша Специальная служба предназначалась для отлова анархистов, террористов и всякого рода деятелей и, по-видимому, некоторых деятельниц, которые вынашивали тайные планы по свержению правительства. Одним хотелось видеть в правительстве своих ставленников, другие просто стремились к анархии, не имея ни малейшего представления о последствиях. А некоторые из них наверняка хранили верность интересам других стран. Неужели ты думаешь, что Джон Корнуоллис способен исхитриться и решительно пресечь их чреватые опасностями планы?

– Нет, – со вздохом признал Питт. – Он смел и исключительно честен. Но из человеколюбия, вероятно, не стал бы стрелять в них, следуя историческому призыву полковника Прескотта.

– Он предпочел бы предложить им сдаться, – уточнила пожилая дама. – А Специальной службе требуются не честные, а изворотливые и хитроумные люди с богатым воображением, действующие исключительно скрытно, не афишируя ни себя лично, ни своих целей. Не забывай этого.

Несмотря на жаркое солнце, Томаса вдруг пробрала дрожь.

– По-моему, генерала Кингсли шантажировала Мод Ламонт, – сказал он. – По крайней мере, на первый взгляд кажется, что именно она.

– Вытягивая из него деньги? – удивилась Веспасия.

– Возможно, но более вероятно, по-моему, заставив его раскритиковать в газетах Обри Серраколда, предполагая, что он, в силу неискушенности, отреагирует на критику крайне отрицательно, чем еще больше навредит себе.

– О боже! – Пожилая леди качнула головой.

– Кто-то из трех клиентов убил ее, – продолжил Питт. – Роуз Серраколд, генерал Кингсли или неизвестный, означенный в ее ежедневнике в виде картуша с изображенной в нем зеркальной буквой «f», увенчанной полукругом.

– Как интересно… И у тебя есть хоть какие-то идеи насчет его личности?

– Суперинтендант Уэтрон полагает, что это почтенный профессор теологии, живущий в Теддингтоне.

– Но почему? – Глаза Веспасии округлились. – Такое поведение, по-моему, решительно противоречит взглядам религиозного человека. Или он стремился выставить ее обманщицей?

– Не знаю. Но мне… – Полицейский замялся, раздумывая, как лучше пояснить свои чувства или действия. – Мне действительно не верится, что это мог быть он, хотя полностью я не уверен. Профессор недавно потерял жену и пребывает в глубоком горе. И он решительно не одобряет спиритические сеансы и деятельность медиумов. По его убеждению, они грешат, нарушая Господни заповеди.

– И ты опасаешься, что этому обезумевшему от горя человеку могло прийти в голову покончить с ее греховной деятельностью навсегда? – заключила леди Камминг-Гульд. – О, Томас, дорогой, ты слишком мягкосердечен для своей профессии! Порой весьма порядочные люди совершают ужасные ошибки и приносят неисчислимые страдания, убежденные в том, что исполняют волю Божию. Ведь, как тебе известно, не все испанские инквизиторы отличались чрезмерной жестокостью или узколобостью. Некоторые искренне верили, что спасают вверенные им заблудшие души. Они поразились бы, узнав, как мы воспринимаем их спасительные костры. – Веспасия печально покачала головой: – Иногда наше восприятие мира настолько различно, что, послушав иного индивидуума, вы могли бы поклясться, что ваш собеседник живет на другой планете. Разве ты никогда не просил очевидцев описать внешность человека или какое-то событие на улице, получая в ответ настолько противоречивые, хотя и абсолютно искренние, свидетельства, что в итоге они опровергали друг друга?

– Да, бывало. Но я все-таки думаю, что он не виноват в убийстве Мод Ламонт.

– Тебе не хочется так думать… Но чем же я могу помочь тебе, помимо досужих обсуждений?

– Я должен выяснить, кто убил Мод Ламонт, пусть даже официально это расследование поручено Телману, поскольку шантажируемые ею люди отчасти стремились дискредитировать Серраколда…

Глаза Веспасии сверкнули мрачной яростью:

– И они преуспели благодаря собственной помощи этого бедолаги. Ты совершишь чудо, если тебе теперь удастся спасти его. – Внезапно взгляд ее прояснился. – Хотя, конечно, если ты сумеешь доказать, что к этому приложил руку Войси… Он же мог организовать и ее убийство… – Она помедлила. – Нет, сомневаюсь, что удача будет на нашей стороне. Войси не настолько глуп. Более того, он чертовски умен. Но он может стоять за этим шантажом; вопрос только в том, насколько далеко… Ты сможешь доказать это?

Питт немного подался вперед:

– Возможно, смогу.

Он увидел, как заблестели глаза его собеседницы, и понял, что она опять вспомнила о Марио Корене. Слез у нее не осталось. Веспасия уже выплакала их все из-за него – сначала в сорок восьмом году в Риме, а потом всего несколько недель тому назад – здесь, в Лондоне. Но боль утраты еще глубоко терзала ее душу. Возможно, эта рана не заживет никогда.

– Мне необходимо узнать, чем шантажировали Кингсли, – продолжил полицейский. – По-моему, это связано со смертью его сына.

Он коротко рассказал леди Камминг-Гульд о том, что узнал сначала о самом Кингсли и его участии в Зулусской войне, а потом о засаде у реки Белая Умфолози вскоре после героической обороны миссии Роркс-Дрифт.

– Понятно, – сказала Веспасия, когда он завершил рассказ. – Очень трудно проследить детально путь отца или брата, достигшего мирской славы, и еще сложнее обстоят дела в мире воинской отваги. Многие юноши, боясь не оправдать ожиданий командования, предпочитали расстаться с жизнью.

Голос старой леди опечалился, и в глазах у нее живо отразились мучительные воспоминания. Возможно, она вспомнила о сражениях в Крыму, под Балаклавой или на реке Альме, а может, о Роркс-Дрифт и Изондлване, или о восстании в Индии, или бог знает еще о каких войнах и утратах. Ее воспоминания могли простираться в детство до самой битвы при Ватерлоо.

– Тетушка Веспасия?.. – позвал ее Томас.

Вздрогнув, пожилая женщина вернулась к реальности.

– Разумеется, – согласилась она. – Наверное, мне будет не слишком трудно узнать от одного из моих друзей о том, что случилось с молодым Кингсли во время разведки на реке Белая Умфолози, но я думаю, что это едва ли волнует кого-то, за исключением его отца. Несомненно, шантажировать его могли возможностью малодушной смерти сына. А это может быть и ложью. Не только грешники пытаются избежать преследований; уязвимы и те, кто переживает почти невыносимые страдания, и их открытые раны не позволяют им достойно защититься.

Питт вспомнил согбенную спину и изможденное лицо Кингсли. Это был особый вид садизма – ради какой-то собственной выгоды терзать таким образом невинного человека. На мгновение ненависть Томаса к Войси вспыхнула с такой силой, что, попадись он ему сейчас, полицейский набросился бы на него с безумным ожесточением.

– Конечно, может быть, обстоятельства случайной смерти сына Кингсли настолько таинственны, что до правды докопаться трудно, а ложь распустить легко, – продолжила Веспасия. – Но я выясню все, что смогу, и если окажется, что всё в порядке, то смогу сама сообщить это генералу.

– Благодарю вас, – ответил Питт.

– Не много же пользы от связи с этим шантажом самого Войси, – с досадой продолжила леди Камминг-Гульд. – Каковы твои надежды на обнаружение личности третьего клиента? Полагаю, тебе известно, что он мужского пола? Ты сказал именно слово «его».

– Верно. Это довольно пожилой мужчина, со светлыми или седыми волосами, среднего роста и телосложения. Вероятно, получил хорошее образование.

– Твой просвещенный теолог, – с сожалением произнесла старая дама. – Если б он отправился на сеанс медиума, намереваясь доказать обман и сорвать с нее маску перед другими клиентами, Войси это вряд ли понравилось бы. Я думаю, можно предположить, что под большим внешним давлением он мог и решиться на акт возмездия.

С этим было невозможно спорить. Питт вспомнил взгляд Чарльза Войси, когда они встретились в палате общин. Войси ничего не забывает и ничего не прощает. И вновь полицейский похолодел, с тоской взглянув на теплую, залитую солнцем гостиную.

Веспасия задумчиво свела брови.

– О чем вы задумались? – спросил ее гость.

Взгляд серебристо-серых глаз леди Камминг-Гульд стал тревожным, и хотя ее идеальная осанка с прямой спиной не изменилась благодаря выработавшейся с годами привычке к самоконтролю, ее внутреннее волнение выдали внезапно напрягшиеся плечи.

– Я много думала об этом, Томас, и до сих пор не понимала, почему тебя второй раз отстранили от командования на Боу-стрит…

– Войси, – выдавил Питт с поразившей его горечью.

Ему казалось, что он научился контролировать свой гнев и обжигающее чувство несправедливости по поводу последнего отстранения, но теперь его вновь охватил приступ сильнейшего возмущения.

– Нет, – еле слышно возразила пожилая леди. – Несмотря на ненависть к тебе, Томас, он никогда не стал бы действовать в ущерб собственным интересам. В этом его главное преимущество. Разум неизменно управляет его чувствами. – Ее пристальный проницательный взгляд, казалось, устремился в обозримое будущее. – И не в его интересах держать тебя в Специальной службе, где, как он наверняка понимал, ты оказался бы в случае очередного увольнения с Боу-стрит. Юрисдикция обычной полиции не распространяется на его политические интриги, если, конечно, он не совершит уголовного преступления. Если б, служа в участке, ты стал путаться у него под ногами, он обвинил бы тебя в незаконном домогательстве и ты заработал бы административное взыскание. Но в Специальной службе твои обязанности гораздо более размыты. Эта контора проводит тайные расследования во имя блага государства, ни перед кем не отчитываясь. – Она озабоченно взглянула на своего родственника. – Держи своих врагов в поле видимости, Томас. Войси не настолько глуп, чтобы забыть о твоем существовании.

– Тогда почему же он добился моего отстранения? – удивился полицейский, смущенный ее логикой.

– А может, Войси тут ни при чем? – сдержанно заметила леди Камминг-Гульд.

– Тогда кто? – спросил Томас. – Кто еще, кроме «Узкого круга», обладает негласной властью, способной отменить приказ королевы?

Это была пугающая, лишающая надежды мысль. Питт не представлял, кому еще он мог перейти дорогу – уж наверняка не существует еще одного тайного общества, опутавшего своими щупальцами центральные правительственные органы!

– Томас, серьезно ли ты проанализировал то, какое влияние рыцарство Войси могло оказать на «Узкий круг» и какие породить отклики? – спросила Веспасия.

– Надеюсь, это лишило его лидерской позиции, – откровенно ответил ее собеседник, стараясь подавить гнев и вспышку разочарования. – Было бы досадно, если этого не произошло.

– Среди них мало идеалистов, – с горечью продолжила пожилая дама. – Но ты, надеюсь, рассматривал вероятность раскола в самом этом «Круге»? Ведь конкурирующий лидер мог увлечь за собой значительную часть старого «Круга», дабы создать новое крыло тайной организации.

Об этом Питт не думал, и теперь, когда эта идея обосновалась в его голове, он осознал все возможные ее опасности для Англии, а также и исключительную опасность для самого Чарльза Войси. Тот мог узнать, кто стал этим конкурирующим лидером, но мог ли он быть теперь вообще уверен в преданности старых соратников?

Веспасия видела отражение всех этих размышлений на лице Питта.

– Пока рано радоваться, – предупредила она. – Если я права, то конкурент Чарльза Войси тоже весьма влиятелен и настроен по отношению к тебе так же «дружески», как к самому Войси. Пословица «Враг моего врага – мой друг» справедлива далеко не всегда. Разве невозможно, чтобы конкурент вновь убрал тебя с Боу-стрит, рассчитывая, что в Специальной службе ты сыграешь ему на руку, доставив больше неприятностей Войси и, возможно, даже покончив с ним? А еще не исключено, что Уэтрон больше, чем ты, устраивал его на должности суперинтенданта…

– Уэтрон в «Узком круге»?

– А почему бы и нет?

Да, в общем, действительно, что Уэтрону мешало… Чем глубже Питт задумывался, тем более вероятная картина представала перед его мысленным взором. Она действовала возбуждающе, заставляя кровь быстрее бежать по жилам в предчувствии опасности, но она же порождала страх. Начавшаяся борьба между двумя лидерами «Узкого круга» могла оставить в кильватере множество невинных жертв.

Томас еще размышлял обо всех возможных осложнениях, когда на пороге гостиной появилась встревоженная горничная.

– В чем дело? – спросила ее Веспасия.

– Миледи, прибыл некий мистер Наррэуэй, и он желает видеть мистера Питта. Он сказал, что подождет, но велел мне сообщить вам. – Служанка не произнесла слов извинения, но оно явно отразилось в ее голосе и жестах.

– Как интересно! – Хозяйка дома гордо вскинула голову: – Тогда вам лучше пригласить его сюда.

– Слушаюсь, миледи. – Присев в легком реверансе, горничная отправилась выполнять распоряжение.

Питт и Веспасия обменялись выразительными взглядами. В них плескалось множество разных мыслей, окрашенных смятением и страхом.

Через минуту появился Виктор Наррэуэй. Его осунувшееся лицо выражало страдание и уныние. Казалось, его плечи поникли под тяжкой ношей, хотя держался он с неизменной военной выправкой.

Томас очень медленно поднялся с кресла, вдруг обнаружив, что у него дрожат ноги. В его голове проносились ужасные мысли. Самая чудовищная, вытеснявшая все остальные, назойливо предполагала, что с Шарлоттой что-то случилось. Губы Питта пересохли, а комок в горле лишил его способности говорить.

– Доброе утро, мистер Наррэуэй, – невозмутимо произнесла Веспасия. – Прошу вас, присаживайтесь и сообщите нам, что побудило вас лично поговорить с Томасом в моем доме.

Но глава Специальной службы продолжал стоять.

– Извините, леди Веспасия, – с необычайной кротостью произнес он, мельком взглянув на нее, перед тем как повернуться к Питту. – Сегодня утром обнаружен труп Фрэнсиса Рэя.

Томас не сразу осознал сказанное. Голова у него закружилась, и его затопило смутное чувство облегчения. Значит, с Шарлоттой ничего не случилось. Она в безопасности. Всё в порядке, ничего страшного не произошло. Приходя в себя, он с испугом осознал, что едва не рассмеялся нервным смехом облегчения. Но огромным усилием воли полицейский овладел собой.

– Мне очень жаль, – наконец произнес он.

Отчасти это было сказано совершенно искренне – Рэй понравился Томасу. Но, учитывая глубину страданий этого старика, возможно, жестокость его смерти значительно облегчила надежда на воссоединение с умершими близкими?

Выражение лица Наррэуэя практически не изменилось – лишь дрогнули сжавшиеся губы.

– Очевидно, это самоубийство, – резко пояснил он. – Видимо, вчера вечером он принял яд. Служанка нашла его сегодня утром.

– Самоубийство? – пораженно воскликнул Питт.

Он отказывался этому верить. Невозможно было представить, что Рэй мог столь вопиюще нарушить волю Господа, в которого верил всю жизнь, решив избрать именно такой путь воссоединения со своей горячо любимой покойной женой.

– Нет… должно быть какое-то иное объяснение! – с досадой возразил Томас, повысив голос.

Теперь его начальник выглядел раздраженным, точно опасался невольно выплеснуть подавляемый гнев.

– Он оставил своего рода послание, – с горечью пояснил Виктор. – В виде стихотворения Мэтью Арнольда. – И он тут же процитировал наизусть:

Читая стихи, Наррэуэй не сводил глаз с Питта.

– Многие сочтут эти строки весьма похожими на записку самоубийцы, – мягко добавил он. – А сестра Войси, Октавия Кавендиш, дружески относившаяся к Рэю, приехала навестить его вчера днем, когда вы как раз собирались уходить. Она сообщила, что нашла мистера Рэя в крайне расстроенном состоянии… Ей показалось, что он даже плакал. Вы ведь наводили о нем справки в деревне?

Томас побледнел.

– Он оплакивал свою жену! – возразил он, и в его голосе невольно прозвучали нотки отчаяния.

Питт говорил правду, но звучала она как оправдание.

Наррэуэй задумчиво кивнул, поджав тонкие губы.

– Вот она, месть Войси, – прошептала Веспасия. – Он, не задумываясь, пожертвовал стариком, дабы Томаса обвинили в том, что он затравил его своими допросами до смерти.

– Но я ничего… – начал Питт и умолк, заметив ее предостерегающий взгляд.

Ведь это Уэтрон назвал им имя Рэя, предположив, что именно его обозначили в картуше. И именно Уэтрон, по словам Телмана, настаивал, чтобы Томас поехал туда и продолжил начатое расследование, заявив, что иначе сам пошлет туда отряд полицейских, отлично понимая, что Питт предпочтет опередить его. Заодно ли он с Войси или же против него? Или просто преследует свои цели?

Веспасия взглянула на Наррэуэя:

– Что вы собираетесь предпринять? – спросила она тоном, не допускавшим сомнений в том, что все это немыслимо оставить без внимания.

На лице Наррэуэя появилось утомленное выражение.

– Вы правы, миледи, – с горечью произнес он, – это месть Войси, чертовски изысканная месть. Газеты распнут Питта. Все знакомые Фрэнсиса Рэя глубоко почитали, даже любили его. Он мужественно и достойно пережил много ударов судьбы – сначала потерю детей, потом кончину жены. Кто-то уже сообщил в газеты, что, по версии Питта, он ходил на сеансы Мод Ламонт и в итоге убил ее.

– Ничего подобного! – с отчаянием в голосе воскликнул Томас.

– Сейчас это уже не имеет значения, – возразил его шеф. – Вы пытались выяснить, не он ли скрывался за «Картушем», а «Картуш» – в числе подозреваемых. Споры с газетчиками затянут вас в штормовое море. Вас просто смоет с палубы. И какое имеет значение, сколько там у вас футов под килем – шесть, или тридцать, или даже все сто?

– Вчера днем мы с ним выпили чаю, – задумчиво, словно размышляя вслух, произнес Питт. – Со сливовым конфитюром. У него осталось немного запасов этого варенья. И он из дружеских побуждений захотел поделиться им со мной. Мы разговаривали о любви и об утратах. Именно поэтому он расплакался.

– Сомневаюсь, что миссис Кавендиш рассказала такую историю, – ответил Наррэуэй. – И он не мог быть «Картушем». Еще один расторопный свидетель уже доложил, где именно находился Рэй вечером того злосчастного сеанса у Мод Ламонт. Он допоздна засиделся за ужином с местным викарием и его женой.

– По-моему, я уже спрашивала вас, мистер Наррэуэй, что вы намерены предпринять? – чуть более резко произнесла леди Камминг-Гульд.

Виктор вежливо взглянул на нее:

– Я ничего не смогу поделать, леди Веспасия. Газетчики будут трубить все, что им заблагорассудится, а я не властен остановить их. Они полагают, что невинного и обездоленного старика затравил до смерти не в меру ретивый полицейский. У них есть достаточно серьезные свидетельства, а я не могу доказать, что они сфабрикованы, хотя и уверен в этом. – Никакой уверенности в голосе начальника Спецслужбы не было – только унылое отчаяние.

Он глянул на Томаса:

– Надеюсь, вы сможете продолжить выполнять ваше задание, хотя теперь, похоже, Войси неизбежно победит. Дайте мне знать, если, помимо Телмана, вам понадобится дополнительная помощь. – Виктор помедлил, страдальчески поморщившись. – Мне жаль, Питт. Никто еще долго не праздновал победу, вступив в борьбу с «Узким кругом»… по крайней мере, до сих пор. – С этими словами он направился к двери. – Всего доброго, леди Веспасия. Извините за вторжение.

И Наррэуэй удалился так же быстро, как появился.

Его подчиненный оцепенел. Буквально за четверть часа его мир разбился вдребезги. Шарлотта с детьми находились в безопасности; Войси не имел представления, где они, но, возможно, даже и не пытался выяснить их местонахождение! Его месть оказалась изощренной и более уместной, чем прямое насилие. Питт погубил его в глазах республиканцев, и в отместку Войси погубил Питта в глазах людей, которым служил и которые раньше ценили и уважали его.

– Мужайтесь, дорогой, – срывающимся голосом мягко сказала Веспасия. – Полагаю, ситуация резко осложнилась, но мы не прекратим борьбу. Мы не позволим злу торжествовать, не сделав все возможное, чтобы победить его.

Полицейский заметил, как проявилась вдруг ее старческая хрупкость, несмотря на безупречно прямую спину. Ее узкие плечи напряженно поднялись, а в глазах стояли жгучие слезы. Томас не мог подвести ее.

– Нет, конечно, не позволим, – согласился он, хотя пока не имел ни малейшей идеи даже о том, с чего или как начать эту борьбу.