Глава девятнадцатая
Судебный следователь Пискунов встал, прокашлялся, пригладил давно редевшие волосы, нацепил очки, снова прокашлялся и забубнил:
– Проведенное следствие пришло к следующим выводам: Телепнев Козьма Сысоевич, год рождения одна тысяча восемьсот первый, русский, вероисповедание – православный, происхождение из купцов, в ночь с 29 на 30 июня одна тысяча восемьсот шестьдесят девятого года убил Фокина Павла Константиновича. С большой долей вероятности можно утверждать, что причиной данного злодеяния послужила боязнь Телепнева, что вышеназванный Фокин располагает сведениями, полностью изобличавшими Козьму Сысоевича в поджоге его собственных складов, случившемся в одна тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году. Целью поджога являлось получение страховых выплат от общества «Русь».
В ночь с 08 на 09 июня одна тысяча восемьсот семидесятого года Телепнев совершил новое убийство. На сей раз Муравкина Сидора Петровича, из крестьян, вероисповедание православное, русский. С большой долей вероятности можно утверждать, что причиной второго злодеяния послужила боязнь, что вышеназванный Муравкин был свидетелем первого…
Пискунов прервался, налил себе воды, жадно выпил. Заметив, что репортеры строчат вслед за ним в блокнотики, терпеливо подождал, пока закончат.
Мероприятие, на которое и самого-то Пискунова пригласили в последний момент, было беспрецедентным: полиция созвала газетчиков, чтобы огласить результаты расследования вчерашних убийств. Из лиц официальных, кроме Пискунова, присутствовали: полицмейстер Третьего отделения полковник Мозжухин, начальник сыскной полиции Крутилин, эксперт по анатомо-патологическим и анатомическим исследованиям Врачебного отделения Губернского правления Прыжов, участковый пристав Петербургской части ротмистр Лябзин, околоточный той же части Челышков.
Последний пришел на костылях и был встречен как герой. Начальство жало руку, фотографы пытались при помощи магния запечатлеть его мужественный профиль.
Кроме лиц официальных репортерами был сразу замечен князь Тарусов. Всех удивило, как по-приятельски он болтает с Крутилиным, которого вчера буквально растоптал на судебном заседании. Почти к самому началу в кабинет Лябзина, где проходила встреча, вошла княгиня Тарусова, что тоже стало сенсацией.
Ее здоровье еще утром вызывало опасения. Так, во всяком случае, сказал репортерам доктор Прыжов. Но, видимо, к вечеру состояние княгини улучшилось, и под присмотром того же доктора она прибыла в полицейскую часть Петербургской стороны.
С Диди они не виделись со вчерашнего вечера, с того момента, как Сашенька заснула. Всю ночь и весь сегодняшний день Дмитрий Данилович провел с Крутилиным. Вместе допрашивали свидетелей, вместе давали задания агентам, вместе анализировали добытую ими информацию. Вместе же отправились к Треплову. После долгих обдумываний обер-полицмейстер утвердил план, предложенный Крутилиным и Тарусовым, и даже обещался приехать на встречу с газетчиками, но в последний момент передумал и прислал Мозжухина.
– Федя приболел. Мне поручил присутствовать, – объяснил свое появление полковник.
Федей за глаза называли Треплова подчиненные.
– Ну-ну, – шепнул князю Иван Дмитриевич. – Похоже, испугался. Значит, в правоте нашей не уверен.
О состоянии Сашеньки Тарусову сообщали через посыльного, которого каждые два часа Крутилин отправлял извозчиком на Сергеевскую. Здоровье княгини улучшалось с каждым часом, в полдень она поела бульону, в два часа захотела оладушек со сметаной, в шесть написала, что ждет мужа с нетерпением, чтобы погулять. В ответ Дмитрий Данилович пригласил их с Прыжовым приехать в Петербургскую часть. Сашенька, как никто другой, достойна была увидеть финал!
Дмитрий Данилович бросился к ней, обнял:
– Осторожней… – прошептала Александра Ильинична.
– Я так люблю тебя, – в ответ еле слышно признался князь.
– Ну здравствуй, проказница! – прозвучал голос Ивана Дмитриевича.
– Ой, Крутилин! – вырвалось у Сашеньки.
– Не бойся, – прошептал Диди. – Иван Дмитриевич все знает.
– Все-все? – уточнила супруга.
– Даже дневник читал.
– Ой, мамочки! – Княгиня на миг зажмурилась, а потом развернулась к Крутилину с обворожительной улыбкой: – Здравствуйте, Иван Дмитриевич!
– Как ваше самочувствие?
– Отлично! Скажите честно, вы сердитесь?
– Уже нет. Кабы не вы… Впрочем, сами услышите!
Чем сильно княгиню заинтриговал.
Пискунов продолжил:
– После всплытия обезглавленного тела Телепнев с целью отвести от себя подозрение в злодеянии подкинул голову убитого Сидора Муравкина его брату Антипу.
Сашенька чуть не подскочила. Да что ж такое? Пономарь этот чушь несет, а Диди с Крутилиным сидят и улыбаются. Инфекционное слабоумие подхватили?
Возмущение княгини разделили репортеры. Сразу загалдели, а самый наглый, из «Вестника», прокричал вопрос:
– Разве не Осетров подкинул голову?
Пискунов был готов к каверзе. Схватив другой листок, все так же без выражения зачел:
– Следствие не нашло доказательств версии, что голова Сидора Муравкина была подкинута купцом Осетровым Калиной Фомичом, одна тысяча восемьсот тридцатого года рождения, русским, православным.
– Да как же? Ведь жена его свидетельствовала! – спросили с места.
– С большой степенью вероятности можно утверждать, что супруга Осетрова Аграфена Минична, в девичестве Саморокова, фамилия по первому браку Полуянова, оговорила мужа из ревности.
«С большой степенью вероятности…» был любимейший оборот Пискунова.
Судебный следователь снова испил воды и вернулся к первой из бумаг. Поручить Пискунову доклад было идеей Треплова, который при неблагоприятном исходе надеялся переложить ответственность на ненавистное Министерство юстиции.
– Два дня назад, то есть двадцать восьмого июля одна тысяча восемьсот семидесятого года, Дондрыкина Матрена Ипатьевна, одна тысяча восемьсот тридцать седьмого года рождения, русская, православная, из купцов, у которой Телепнев Козьма Сысоевич последний год служил старшим приказчиком…
Тут Пискунов отвлекся от бумаги и заговорил от себя:
– Кстати, сыскная полиция придерживается иной, нежели я, версии. И считает, что Фокин был убит Телепневым с целью занять эту должность. Однако мне она кажется смехотворной.
Оглядев победоносно Ивана Дмитриевича, Пискунов вернулся к чтению акта:
– Так вот, двадцать восьмого июля одна тысяча восемьсот семидесятого года вышеназванная Дондрыкина путем умозаключений пришла к выводу, что убийцей ее жениха, не раз здесь упомянутого Фокина, является Телепнев. С большой степенью вероятности можно утверждать, что между Телепневым и Дондрыкиной завязалась борьба, в ходе которой последняя была застрелена из принадлежащего ей огнестрельного оружия. После чего Телепнев решил расправиться с княгиней Тарусовой Александрой Ильничной, с которой, по его мнению, Дондрыкина поделилась подозрениями…
Сашенька подумала, что, не участвуй она в расследовании, ничего из канцелярщины этой бы не поняла.
– …для чего Телепнев прошлой ночью проник через черный ход в дом Тарусовых. Однако на его пути встал Василий Мордасов, там ночевавший. Убив его, Козьма Сысоевич был вынужден ретироваться, но от мысли расправиться с княгиней Тарусовой не избавился и следующим днем попытался ее осуществить, проникнув вслед за Тарусовой Александрой Ильиничной, одна тысяча восемьсот тридцать пятого года рождения, русской, православной, в девичестве Стрельцовой, дворянкой по мужу, в дом мещанки Прибабкиной, улица Введенская. Ударив вышеназванную Тарусову по голове поленом, Телепнев вынужден был также расправиться со случайными свидетелями его злодеяния. Неким Глебом…. неразборчиво как записал, не важно, и титулярным советником Раздуваевым-Сеньковым. Потом, наняв для перевозки тел подводу у Акинфа… да что ж такое, опять неразборчиво. В общем, его тоже убил! Собственно, все. Ах нет! – Пискунов перевернул листок. – Еще вот на другой стороне. Вчера вечером околоточный Челышков из окна собственного дома заметил разыскиваемого полицией Телепнева и тайно проследил за ним до склада на Малой Невке, некогда Телепневу принадлежавшего. Дальше заслушаем Челышкова. Так, Иван Дмитриевич?
– Да, репортерам будет интересно узнать из первых уст.
Челышков попробовал подняться.
– Сиди, сиди, Климент Сильвестрович! – замахал руками Лябзин.
– Не привык! – Челышков хоть и с трудом, но встал, опираясь на костыли. – Вбежал я вслед за Телепневым в сарай. Так и так, мол, сдавайся, Козьма Сысоевич. А он револьвер на меня наставил. Э, думаю, нет, еще не время мне в могилу, я даже ни разу женат не был!
Репортеры дружно рассмеялись.
– Разговор завожу: «Старый ты человек, Козьма! Зачем перед смертью души губишь?» Знал я, что даже извергам хочется иногда похвастаться. Потому Телепнев мне все и рассказал. И как Пашку убивал, и как Сидора, и про Матрену, и за княгиню! А я знай по вершку сближаюсь. Сократил максимально дистанцию, саблю выхватил! Я ею, саблей то есть, с отрочества упражняюсь, лозу рублю да кавуны, так что… Телепнев, правда, выстрелить успел. Но ничего, до свадьбы заживет!
– Похлопаем герою! – вскочил Лябзин.
Все встали. На лице Челышкова выступили слезы. Когда аплодисменты смолкли, слово взял Крутилин:
– Хочу также выразить благодарность княгине Тарусовой! Оно сделала больше всех для изобличения преступника. Пожелаем Александре Ильиничне скорейшего выздоровления. Спасибо!
Опять аплодисменты. Репортеры, правда, переглянулись меж собой. О чем это Иван Дмитриевич?
– Можно вопрос? – опять нагло-настырный из «Вестника».
– Валяй! – позволил не жаловавший прессу Крутилин.
– Зачем Телепнев отправился ночью в сарай?
– Головы жертвам отрубить. Сморчкову, Раздуваеву-Сенькову и т. д.
– Зачем?
– Затем, чтобы сделать невозможным их опознание, разумеется. Еще вопросы?
Но репортеры уже опаздывали в редакции. Утренний номер вот-вот подпишут в печать.
– Значит, встреча закончена, – сказал после паузы Крутилин.
– А можно вопрос господину Осетрову? – опять настырный.
Сашенька встрепенулась. Как? И он здесь? Оказывается, да! В самом заднем ряду. По бокам двое городовых. Вероятно, в зал его ввели последним, потому и не заметила.
– Только один!
– Калина Фомич! Почему вчера вы убежали из зала суда?
Осетров за прошедшие сутки изменился. Спесь исчезла, глаза потухшие, даже похудел малость.
– Дела были.
– Встреча закончена. А полицейских прошу задержаться! – Крутилин, подумав, добавил: – И вас, княгиня.
Прыжова толкнули в бок. Повернув голову, он увидел настырного репортера из «Вестника»:
– Плачу сто рублей, если расскажете, о чем пойдет речь.
– С чего интерес такой?
– Чуйка мне подсказывает: полиция что-то не договаривает!
– А чуйка не подсказывает тебе, что излишнее знание умножает скорбь?
– Что? Что? – репортер привстал.
Прыжов – тоже:
– Много будешь знать, попадешь ко мне на стол. Прозекторский!
Репортер, пятясь задом, покинул зал.
Крутилин пожал руку Пискунову, а когда тот вышел, обратился к Осетрову:
– Ну а теперь, Калина Фомич, примемся за вас!
Купец со вздохом поднялся.
Тут следует поведать о разговоре, случившемся в четыре часа пополудни.
Осетрова привезли на Большую Морскую и завели в кабинет Крутилина. Однако вместо Ивана Дмитриевича в его кресле восседал князь Тарусов.
– Присаживайтесь, – пригласил Дмитрий Данилович. – У меня две новости. Начну с хорошей: ваша жена призналась, что оговорила вас.
– Ловкий вы человек, князь!
– Не я. Вашу жену усовестил поп на исповеди. Мол, не должно жене супротив мужа идти.
– Дорого обошлось?
– Бесплатно. Повторяю: я ни при чем. Сам голову ломал, пока ваша падчерица не объяснила. С ней, кстати, связана новость номер два. Плохая! Стеша видела, как вы, Калина Фомич, отрубленную голову Степана вытаскивали из шкапа.
– Врет, не видала! Не было ее в гостиной. Я же вам вчера как на духу… Только я и Аграфена!
– Комната Стефании примыкает к гостиной, – объяснил Тарусов. – Агенты Крутилина съездили к вам домой и удостоверились, что слышимость между двумя помещениями превосходная, а если встать на табурет, то через щель можно наблюдать, что происходит в гостиной.
– Вот сучка! Я ее, как родную, растил, денег не жалел… И что теперь?
– Придется все-таки вспомнить, кто в то утро к вам заходил.
– А я вчера как раз и вспомнил. Телепнев!
– Телепнев? – разыграл удивление князь.
– А вы что, не слышали? Даже в съезжем доме знают, что Телепнев убийца. Вот бы не подумал! Говорят, уже задержали Сысоича.
– Убили, а не задержали. И вас убьют, если ваньку валять не перестанете.
– Я что-то не пойму, Дмитрий Данилович. Вы защитник мне или следователь? Почему в словах моих сомневаетесь? И с чего вдруг в кабинете Крутилина расселись?
– Мою жену вчера пытались убить, – снизошел до объяснений Тарусов. – Я помогаю полиции изобличить преступника. А заодно пытаюсь вас от каторги избавить. Убеждаю полицию, что не в их интересах отдавать вас под суд.
– И как? Получается?
– Пока нет. Но обязательно получится, если, конечно, согласитесь на ряд условий.
– Каких это?
– Первое: наше с вами соглашение остается в силе. Если с вас снимут обвинения, платите шесть тысяч.
– Ух и жадный вы народ, адвокатишки!
– Стало быть, принято. Второе: Антип Муравкин желает засудить вас за поругание жены. Я, как ваш адвокат, предлагаю уладить с ним во внесудебном порядке.
– Сколько?
– Пять тысяч.
– Итого – одиннадцать! Или что-то еще?
– Третье: вы должны извиниться перед моей супругой. Вы знаете ее под именем Марии Никитичны Законник. За недвусмысленные предложения извиниться, за удар по лицу…
– Ваше сиятельство! Бес попутал! Я же не знал… Так и быть, еще тыщонку накину.
– Не надо! Достаточно извинений. И четвертое: ваша падчерица просит благословления на брак с вашим старшим приказчиком, Прохором.
– Вот дура-то, прости господи. Нашла за кого… Ни за что!
– Вовсе не дура, очень даже умная девица! Отлично понимая степень имущественного неравенства, она просит вас взять ее жениха в компаньоны. Пятьдесят на пятьдесят.
Осетров сделал неприличный жест:
– Нате, выкусите-ка!
– Калина Фомич, пораскиньте мозгами: даже если Иван Дмитриевич сожжет показания вашей падчерицы и отпустит вас на четыре стороны, никто не сможет помешать Стефании пойти завтра в газету и все рассказать.
– Никто не сможет?! Еще как сможет! Убью обоих – и ее, и Прохора! Ишь, чего удумали…
– В этом случае каторгу вам присудят бессрочную, и потеряете вы не пятьдесят процентов, а все сто! Лишат вас прав состояния.
Осетров заметался по кабинету, будто затравленный зверь. Слышно было, как скрипят суставы в сжатых кулаках:
– Ну хорошо… Согласен!
– Следствие желает узнать, кто все-таки подкинул вам голову. Не бойтесь, Калина Фомич…
– Русским языком вам повторяю – Телепнев!
Князь помолчал, подумал – и отложил этот вопрос до вечера.
– И последнее. Иван Дмитриевич желает узнать про контрабанду.
– Про какую контрабанду?
– Которой вас шантажировал Сидор.
– Не знаю я ничего! – закричал Осетров.
Князь словно не слушал:
– Прошка, зять ваш будущий, передал следствию ваши учетные книги. Все!
– Читайте на здоровье. Подати плачу исправно!
– Я повторю: все книги. В их числе и ту, что ведете лично вы и храните под замком в особой кладовой.
У Осетрова подкосились ноги. Чуть не упал от неожиданности.
– Так что о контрабанде прошу поподробнее.
Калина Фомич вытер испарину со лба и помотал головой:
– Значит, вы все знаете?
– Знаю! Доказательства нужны.