Глава восемнадцатая
Свалившаяся как снег на голову прислуга оказалась вышколенной, услужливой и незаметной. После ужина безо всяких напоминаний в кабинет подали коньяк в пузатых бокалах, лимон, нарезанный дольками нужной толщины, дивной крепости ароматный кофе.
Дмитрий Данилович вытянул ноги на тут же подставленную дворецким скамеечку и расслабился. Слава богу, Сашеньке уже ничего не угрожает. По мнению Лешича, ее спасла коса, закрученная кольцами на затылке.
Вот ведь какой карамболь случился! Всего за час до того страшного мига, когда Дмитрий Данилович увидел окровавленную жену на руках Прыжова, готов был с ним стреляться. Сейчас же благодарил Всевышнего, что Тот каким-то чудом направил Лешича на Зверинскую.
Уложив Сашеньку на скамью, Прыжов тут же произвел осмотр и, к великому своему облегчению, кроме синяка на затылке, никаких повреждений не обнаружил. Кровь, которой залито было платье, натекла с убитых. Их после опознания (крестьянина удостоверил брат, у мастерового нашли визитки, парнишку узнали городовые: из местных, разносчиком служил в трактире напротив части) снесли в ледник полицейской части.
– Сотрясение! – озвучил Прыжов предварительный диагноз.
Князь, хоть и считал себя атеистом, перекрестился.
– Не в сознании почему? – спросил Крутилин.
– Удар был очень сильным. Вероятно, поленом шандарахнули! Гематома на полголовы.
Красивое какое слово – «гематома». Это если латынь не знать. В переводе же все ужасно: «кровяная опухоль».
– Сашенька выживет? – спросил князь главное.
– Без сомнения, – твердо ответил Лешич.
– А в сознание ее можно привести? – У Крутилина свои заботы: три трупа!
– Попробую. Лед, нашатырь! – скомандовал Прыжов доктору полицейской части.
От резкого аммиачного запаха Сашенька пришла в чувство, чем тут же воспользовался Иван Дмитриевич:
– Кто на вас напал?
– Не знаю… Сзади…
«Даже голос у любимой изменился. У любимой!» – повторил про себя князь с горечью. Черт с ней, с любовью. Главное, что жива!
– Где напали? – продолжил Иван Дмитриевич.
– Введенская, дом Прибабкиной. В сарае!
– Глебка там проживал, – вставил Челышков и напомнил Крутилину: – Ну, парнишка убитый.
Иван Дмитриевич кивнул и поспешил со следующим вопросом. Кто знает, надолго ли княгиня очухалась?
– Что потом случилось?
– Очнулась я… тоже в сарае, но в другом… на Малой Невке… около моста Каменноостровского… в телеге…
Сашенька говорила отрывисто, короткими фразами. У князя сжалось сердце – как же ей плохо!
– Акинфа Сморчкова знаете? – новый вопрос Крутилина.
Сашенька не отвечала. Прыжов поспешил на помощь:
– Иван Дмитриевич! Княгиня слаба, хватит вопросов!
Но Сашенька нашла силы выдавить из себя:
– А кто это?
– Святой Пантелеймон, молю: даруй ей выздоровление… – прошептал Дмитрий Данилович.
– Крестьянин, владелец телеги, – объяснил пострадавшей Иван Дмитриевич.
– Его не знаю.
– А Раздуваева-Сенькова? Этого знаете? – Крутилин прочел фамилию с визитной карточки, обнаруженный у мастерового.
Поначалу сомневался: его ли? Зачем фабричному визитки? Денег ведь громадных стоят. Шутка ли: глянцевая, с золотыми буквами! Но визиток в карманах обнаружилось аж двадцать три. Не украл же он их, кому они нужны, с чужой фамилией-то?
– Его знаю. – Сашенька облизала потрескавшиеся губы. Диди с Лешичем наперегонки кинулись к графину. – На улице познакомились. За полчаса до пана… до нападения, – язык княгиню слушался плохо.
– С какой целью знакомились?
– А с какой целью мужчина знакомится с женщиной? – вновь ответила вопросом Сашенька.
Диди облегченно улыбнулся. Раз характер стала выказывать, значит, жить будет!
– А мы не встречались с вами ранее, княгиня? – прищурился Крутилин.
– Нет. Не помню…
Сашенька умоляюще посмотрела на Лешича. Тот вновь пришел на помощь:
– Иван Дмитриевич, княгиня слаба! Давайте оставим воспоминания на потом…
– Да, конечно, – вынужден был подчиниться медицине Крутилин. – Еще один, последний вопрос: ваше сиятельство, есть ли у вас враги? Может, кто-нибудь угрожал вам?
Ответить или нет? Мысли разбегались в гудящей голове, словно мыши от кота. Сомнений теперь не осталось – убийца со вчерашнего вечера охотился за ней. И Васютка погиб из-за нее – преступник шел по Сашенькину душу, но в темноте наткнулся на Мордасова и вынужден был выстрелить.
Но кто? Кто из троих?
– Да. Угрожали… Осетров. Приказчик Дондрыкиной Телепнев. А еще Прошка. Это приказчик Осетрова. Этот не угрожал, но подозрителен…
– Что ж, спасибо, очень помогли. Поправляйтесь, княгиня!
– Иван Дмитриевич! Иван Дмитриевич! – к Крутилину тут же подскочил Челышков. – Осетров напасть не мог. Как Марья Никитична отсюда вышла, ротмистр Лябзин с четырьмя городовыми за ним отправились. А ехать здесь пять минут. И сразу задержали!
Крутилин удивился:
– Марья Никитична? Кто это?
– Как кто? Барышня на скамье. Репортерша! Она в обед к ротмистру Лябзину заходила.
Крутилин поискал глазами пристава Петербургской части, тот кивком подтвердил.
– А потом на Введенскую отправилась, – продолжил Челышков. – Дорогу у меня спрашивала.
Крутилин вернулся к пострадавшей:
– Что сие значит, княгиня?
Сашенька предпочла простонать «ах!» и прикрыть глаза.
– Сознание потеряла. Все из-за вас! – выговорил Ивану Дмитриевичу Прыжов.
– Ну тогда, может быть, вы мне все объясните? – накинулся на него Крутилин. – Или ваш кум?
– Климент Сильвестрович ошибся! – с нажимом сказал Лешич.
– Она! Точно она! – подтвердил слова околоточного Лябзин. – И лицо, и одежда…
– Поподробнее, – Крутилин уселся за стол. – Рассказывай, зачем эта Марья Никитична – княгиня Тарусова – сюда приходила?
– Заявить об исчезновении купчихи Дондрыкиной! – выпалил Лябзин. – Околоточный Челышков сходил, проверил.
– И?
– Действительно, исчезла.
– Не исчезла! – словно продолжая старый спор, прервал Лябзина Климент Сильвестрович. – Говорю же, запойная она. Гуляет где-то…
– Пусть гуляет, – Крутилину было не до запойных купчих. – С княгиней разберемся позже. Пусть пока подлечится. Вот что скажите: кто-нибудь знает этот сарай на Большой Невке?
– На Малой, – поправил Лябзин. – Все знают.
Потом была карета «Скорой помощи», носилки, на которых санитары поднимали княгиню на третий этаж, испуганные дети, горячая ванная, неожиданно истребованная княгиней. После ванной Лешич дал Сашеньке микстурку, и та заснула. Рядом пристроился с урчаниями Обормот.
– Дмитрий, давай объяснимся! – Лешич в который раз повторил попытку начать разговор.
А Диди не собирался ставить точки над «i». Во всяком случае, сегодня. Пусть все решит Сашенька, когда поправится. Дмитрий Данилович ради ее счастья на все согласен!
– Давай завтра, – предложил князь. – И я устал, и ты. Надо отдохнуть, поспать.
– Думаешь, я смогу заснуть после всего, что ты сегодня днем мне наговорил?
Вот зануда!
– Послушай, главное, что Сашенька жива…
– И пока спит, предлагаю объясниться.
И ведь не отцепится!
– Хорошо, раз настаиваешь, изволь, – с раздражением пошел на поводу Дмитрий Данилович. – Я знал, я всегда знал про ваши с Сашенькой чувства. Знал, что они были, знал, что и после нашей свадьбы они никуда не исчезли. Во всяком случае, у тебя! Но вы оба, оба уверяли, что чувства эти дружеские, вы словно брат и сестра. Что мне оставалось? Оставалось одно – верить в эту чушь, закрыть глаза. Потому что сам виноват! Взрослым и опытным ворвался в жизнь прелестной девушки, очаровал, вскружил, заставил предать первую любовь. Конечно, я самоуверенно надеялся, что наши дети и моя любовь заставят потускнеть детские ваши чувства. Что рано или поздно ты женишься и оставишь Сашу в покое! Но ты оказался терпелив, как вода, тысячелетиями точащая камни, и настойчив, как смертельная болезнь.
Лешич слушал резонера отстраненно, с бокалом в руках, изредка затягиваясь сигарой, что только распаляло князя.
– Убаюкивало меня и то, что любимой героиней Сашеньки была Татьяна Ларина, не позволившая чувствам возобладать над долгом. Как же я ошибался! Кругом ошибался! Ловелас Пушкин никогда не понимал женщин и написал девятую главу в назидание собственной жене. Что не спасло ни его, ни меня! Первая любовь у Сашеньки не исчезла, она лишь на время погрузилась в спячку. И я вынужден теперь констатировать: ты победил. Поздравляю! Я – рогоносец. Рогоносец! Ты наконец счастлив? Нет! Тебе этого мало! Ты жаждешь мести, желаешь растоптать меня, хочешь, чтобы весь Петербург смеялся над князем Тарусовым. Будто это вернет тебе загубленные пятнадцать лет. Что мне остается? Лишь одно: вызвать тебя на дуэль! Не случись сегодня покушения на Сашеньку, я дрался бы с тобой. Но теперь поступлю, как та настоящая мать из Ветхого Завета. Потому что люблю Александру! Слышишь? И не стану разрывать ей душу на половинки. Я просто уйду. Будьте вы счастливы!..
Князь налил себе до краев. Лешич накрыл его рюмку ладонью:
– Э-э, постой!
– Я сказал все, что хотел, точка.
– Значит, закончил? Тогда выслушай меня. Молча! Я ведь молчал…
Лешич собрался с мыслями и заговорил:
– Да! Я не скрывал и не скрываю своих чувств к Александре. Однако я чист перед тобой. А все потому, что Сашенька меня не любит. Ты заблуждаешься! У нее ко мне не любовь, а всего лишь чувство собственности. Я вещь, ей принадлежащая. Преданный друг, бескорыстный рыцарь. И вправду, кому охота такого терять? Сашенька, словно дитя, не хочет выпускать из рук ненужную игрушку. Но любит она, увы, тебя!
– Не крутись, как уж на сковородке! Я душу твою темную насквозь вижу! Ты отомстил мне, теперь, так понимаю, будешь мстить Сашеньке? Ведь ты совсем не просто так волочишься за Натальей Ивановной!
– Дмитрий, а с чего ты решил, что мы с Сашенькой любовники?
– Господи! Да наберись ты мужества! Хватит врать и юлить! Неужели тебе нравится, когда припирают к стенке? Ладно, изволь! Я знаю про квартиру на Резной, знаю, что вчера домовладелица пыталась отказать вам, но ты, представившись мной, ее выгнал.
– Господи, ах вот, оказывается, в чем дело! Знаешь, зачем Живолупова эта вчера приходила? Деньги с Сашеньки стрясти за свое молчание.
– Я тебе не верю! – помотал головой Диди.
– А Сашичу поверишь? На, прочти сам!
Лешич протянул князю ученическую тетрадку.
– Что это?
– Ее дневник! В отрочестве я очень любил его читать. А вчера вдруг заметил, что Сашич снова пописывает…
– Ты хуже, чем я предполагал!
– Сейчас ты ко мне подтянешься.
– Я не буду читать. Ни за что!
– Будешь! Сразу узнаешь ответы на все свои вопросы.
– Никогда!
– Читай, Диди, читай! Сашич такого накуролесила…
Дмитрий Данилович протрезвел сразу. Пока читал, вскакивал с места, несколько раз воскликнул: «Да она с ума сошла!», а однажды в сердцах: «Задушу своими руками!» На его лице промелькнула вся палитра чувств: радость, что Сашенька верна, возмущение ее маскарадами и расследованием, ненависть к Осетрову и Будницкому. Ближе к концу эмоции сменились задумчивостью. Дочитав, Дмитрий Данилович вновь начал с первой страницы, дошел до третьей – и здесь со словами: «Так и знал!» захлопнул тетрадь.
– Что скажешь? – поинтересовался Лешич.
– Ты понял, кто убийца? – неожиданно спросил князь.
– Нет? А ты?
– Первой же фразой себя выдал!
– И кто же?
Тарусов промолчал. Сегодняшний день научил его не спешить. Надо еще раз, а может, и не один, все хорошенько обдумать. Вместо ответа спросил сам:
– У тебя оружие есть?
– Скальпель!
– А у меня шпага от мундира. Маловато! Придется двери забаррикадировать.
– Какие двери?
– В квартиру!
– Зачем?
– Убийца знает, что проговорился. Потому и пытался Сашеньку убить! Зови-ка Женю и дворецкого! Шкапы будем двигать.
– Давай я в полицию сбегаю…
– А вдруг убийца на улице караулит?
Через полчаса титаническими усилиями четырех мужчин дубовые шкафы надежно закрыли оба входа в жилище.
И тут раздался звонок в дверь.
– Тсс! Тсс! – велел всем Дмитрий Данилович и на цыпочках двинулся в кабинет.
Звонок продолжал верещать.
– Эй, заснули, что ли? – из-за двери послышался голос Выговского. – Ильфат! Ильфат, черт тебя побери! Тарусовы дома?
– Неужели Антон и есть убийца? – в волнении спросил князя Лешич.
– Нет, конечно. Черт! Придется мебель растаскивать!
Антон Семенович уплетал в кабинете остатки ужина.
– Ух, Алексей Иванович, счастье, что Крутилин с вами на крылечке заговорился. Было бы всей части на орехи!
– За что? – поинтересовался Лешич.
– Как за что? У Осетрова в камере Дмитрий Данилович сидел. Ну а я по дружбе не заметил.
– Антон Семенович, расскажите-ка о ходе следствия! – попросил Дмитрий Данилович.
– Не могу! Крутилин строго-настрого запретил.
– Так вы поесть зашли? – поддернул его Тарусов.
Выговский покраснел:
– Нет, по делу, касающемуся лично вас, – Антон Семенович покосился на Прыжова.
– Лешич из тех друзей, что ближе всяких родственников. Говорите!
– Знаете, где служил Раздуваев-Сеньков?
– Третье отделение?
– Как вы догадались? – опешил Выговский.
– Мастеровых с визитками покамест не встречал – это раз. Предыдущий их информатор летом вышла замуж – это два. Простецкая логика подсказывает, что жандармы ищут нового. Наталья Ивановна, так понимаю, с негодованием отказалась, оставались Клаша и Сашенька.
– Увы, не только! Но давайте по порядку. Мне повезло: дворник в доме на Сенной, где проживал Сеньков, давно подозревал этого господина в преступном промысле. Судите сами – четыре раза в неделю покойный ходил на службу, но никогда в мундире или в партикулярном платье. То кучером приоденется, то гусаром, а то и дворником. А по средам целый день принимал дома, и очень странных гостей! Каждые полчаса в его квартиру являлась сначала барышня, потом замужняя дама, затем кухарка, следом горничная, после прачка, а в самом конце проститутка. Дворник решил: наводчицы, а сам Раздуваев-Сеньков – грабитель.
– Дворник ваш не лишен логики! – заметил Прыжов.
– Потому и разрешил мне осмотреться в квартире, когда в полшестого слуга покойного отправился в починку за сапогами. Вот результат, – Выговский вытащил из кармана смятый листок и связку писем. – Записка, где Раздуваев-Сеньков докладывает начальству про фиаско с Натальей Ивановной, но обещает исправиться. На примете у него ваша новая кухарка. Кстати, жаль, если уволите, очень вкусно готовит. Нельзя ли добавки? А если и кухарка откажет, просит разрешение использовать, так и написано, Дмитрий Данилович, «использовать», вашу дочь Татьяну. Отроковица де влюблена в него по уши, доказательством чему эти письма. Держите!
– Спасибо, Антон Семенович! Вовек не забуду, – князь с чувством пожал Антону Семеновичу руку.
– Непонятно только, зачем он за женой вашей увязался?
– По секрету скажу: и с кухаркой не получилось! Так что не беспокойтесь, приходите всегда, когда проголодаетесь.
– Спасибо, – рассмеявшись, поблагодарил Выговский.
– Антон Семенович, и все-таки о расследовании!
– Крутилин запретил, особенно вашему сиятельству. Помилосердствуйте, вылечу со службы!
– Ничего, мне скоро помощники понадобятся.
– Ну, если обещаете…
– Я знаю, кто убийца, – вдруг признался князь. – Потому мне важно знать, сколь далеко продвинулись вы. И числится ли он в подозреваемых.
– На кого вы думаете? – спросил Антон Семенович.
– Сначала вы!
– Неужели не доверяете?
– Как я могу? Вы только что для меня письма выкрали. Просто пока что сомневаюсь, уж больно на поверхности! Телепнева, кстати, допросили?
Выговский махнул рукой. Все равно князь обо всем узнает.
– Не удалось! Уехал незадолго до нас вместе со старинным приятелем. Оставили у дома пост.
– Дондрыкина не нашлась?
– Нет!
– Плохо! Что рассказал Прошка?
– У того крепкое инобытие! Весь день провел с падчерицей Осетрова и ее матерью.
– Тоже мне инобытие! – воскликнул Тарусов. – Влюбленная девица и ее мать. А Осетров что? Запирается?
– Он на вашу супругу не нападал. В то время уже в участке сидел! – напомнил Антон Семнович.
– Это и без вас ясно. В убийстве Сидора, случаем, не признался?
– Нет! Говорит, голову ему Телепнев подкинул.
– Да ну? Мне о том не упомянул. Что ж, все теплее и теплее… Сарай на Малой Невке осмотрели?
– Сарай как сарай, – пожал плечами Выговский. – Пустой. Принадлежит хозяину ломового двора Игнату Буваеву. Интересно другое! Буваев его купил… Не догадываетесь у кого?
– Вряд ли у барона Штиглица, Антон Семенович, – с раздражением пробормотал Дмитрий Данилович. – Вы театральные приемчики покамест оставьте в покое, вот станете моим помощником, тогда их и потренируем. Итак, у кого?
– У Телепнева. У того в 1858 году сгорел склад…
– Что? – подскочил Тарусов. – Я-то все мучаюсь, откуда фамилия Телепнев мне знакома. Точно!
Подставив табурет, князь стал рыться в бумагах на верхних полках книжного шкапа, занимавшего большую часть его кабинета. Выдернув из стопки нужную папку, Дмитрий Данилович быстро ее пролистнул.
– Вот! Занимался я этим делом, когда служил в Сенате. Страховое общество «Русь» против купца первой гильдии Телепнева. Истец подозревал ответчика в умышленном поджоге склада с товаром на триста тысяч рублей. Ба! Знакомые все лица! Павел Фокин, Осетров Калина Фомич, околоточный Челышков.
– Подозреваемые? – уточнил Выговский.
– Свидетелями проходили! В апелляции было отказано. На редкость сухая погода стояла, самовозгорания случались часто, – быстро пересказал суть решения Дмитрий Данилович. – Сарай обыскали?
– А что там искать? Говорю – пустой. Буваев раньше в нем мебель летом хранил, а в этом году, говорит, другой склад купил, поближе.
Летом горожане уезжали на дачи и, чтоб сэкономить, отказывались от квартир, которые по новой арендовали ближе к осени. Мебель же сдавали на хранение.
– Засаду у сарая выставили? – поинтересовался Тарусов.
Антон Семенович вновь смутился:
– Нет, без толку же. Про убийства уже весь город знает. Преступник туда не вернется.
– Зря, ох зря!
– Да понимаем мы, Дмитрий Данилович! Только территория там большая, двумя городовыми не обойтись. Резерв надо привлекать. А резерв занят, государь нынче в театр надумал.
Князь не нашелся от возмущения. Когда же успокоился, спросил:
– У Прибабкиной были?
– Вам бы в следователи, Дмитрий Данилович, – сказал Выговский.
– Сам знаю, но не взяли. Рожей не вышел! Что там нашли? Не тяните!
– Кровь на полу. Никаких следов, никаких свидетелей. Все пули совпали по калибру с той, которая Васютку Мордасова убила.
– Значит, баррикадировались мы не зря! – отметил Тарусов.
– Вы нападения опасаетесь? – забеспокоился Выговский – Если хотите, могу на ночь остаться. У меня оружие при себе!
– Оружие? Отлично! Тогда мы с вами прокатимся, – поднялся из кресла Дмитрий Данилович.
– Куда?
– Сперва к Телепневу, потом на Малую Невку. Голову Павла Фокина надо откопать.
– Я с вами! – вскочил Лешич.
– Э нет! Ты у нас верный рыцарь, вот и защищай этой шпагой прекрасную даму. Вперед, Антон Семенович, вперед!
Заспанная Авдотья побожилась, что Козьма Сысоевич как ушел, так и не было. Дондрыкина тоже не появлялась.
Дмитрий Данилович очень расстроился:
– Плохо! Чует мое сердце, будут еще жертвы. Скорей! Надо опередить этого нелюдя!
– Вы на нелюдя с лопатой собрались? На них вернее осиновый кол, – пошутил Выговский.
Князь и впрямь выглядел комично: в широких рукавицах (Ильфат сунул, чтобы Дмитрий Данилович заноз не насажал), с лопатой наперевес и фонарем в руках.
Изложенная по дороге версия разочаровала Антона Семеновича. Без единого доказательства, одни догадки и предположения.
Подъезжая к сараю, Выговский на всякий случай вытащил револьвер и взвел курок.
– Глядите! – толкнул его Дмитрий Данилович.
Из-за щелей пробивался свет.
– Мы тут сойдем, – как можно тише сказал вознице Выговский. – Не уезжай никуда. Я из сыскной. И тихо чтоб!
Они слезли.
– Может, возницу за подмогой отправить? А сами пока покараулим? – предложил Выговский, имевший опыт подобных вылазок.
Пытаться с одним стволом задержать безжалостного убийцу – может статься, что себе на погибель.
– Я думал, Дондрыкина мертва. Выходит, ошибался. Скорей туда!
Расстояние до сарая преодолели за несколько секунд.
– Рывком распахиваете дверь, я врываюсь, а дальше по обстоятельствам, – придумал план Антон Семенович. – Если станет стрелять, падайте на землю и молитесь.
– Черт! – Дмитрий Данилович осознал, как рискует Выговский. – Давайте лучше я!
– Стрелять-то умеете?
– Как-то пару раз, – соврал Диди.
– У вас семья, дети. Пусть лучше меня!
Стрелять не пришлось. В сарае все было кончено. На полу корчился раненный в ногу Челышков, рядом, с револьвером в руке, валялся Телепнев с разрубленной саблей головой…
