37
Спальня, знакомая с детства: серебристо-голубые узоры на обивке кресел, портьерах и обоях. Высокие потолки, балдахин над кроватью — пепельно-серый, напоминающий завесу грани. Огромные окна, залитые дождем, за потоками воды не видно даже парка, не говоря уже о холмах вдалеке. Жарко, словно я проглотила солнце, отчаянно болит голова, а еще хочется пить. Поворачиваю голову — на тумбочке стоит графин, до краев наполненный водой. Стакан, второй, третий… Пью, а напиться не могу. Такое чувство, что во мне сидит водяное чудище, поглощающее жидкость.
Негромкий стук, словно мышь скребется под полами.
— Миледи? — Камеристка прошла в комнату и остановилась рядом с кроватью, ее лицо, волосы и передник выделялись размытыми белыми пятнами. — Слава Всевидящему, проснулись! Я уже четвертый раз заглядываю. Можно?
— Да.
— Миледи, вам бы лекаря…
— Не стоит. Это ты принесла воду?
Мэри кивнула.
— Сколько времени?
— Раннее утро, миледи. Вы проспали больше суток.
Пить хочется все сильнее, а горло как болит!
— У вас жар. Похоже, вы простудились.
— Когда?
— Так позавчера же. Ездили верхом, когда ливень грянул — еще сильней нынешнего, домой вернулись до нитки мокрая.
Этого мне только не хватало. Жар возвращался, вместе с ним и желание пить. Ничего, доберусь до библиотеки и до узоров армалов — разберусь с простудой и со всем остальным. А с чем остальным, кстати? И зачем мне в библиотеку?
— Мэри, ты не помнишь, что я искала в библиотеке?
— Как же, миледи. Свою любимую сказку.
Сказку?
— Помоги мне одеться.
Туалет занял чуть больше времени, чем обычно: я то и дело опускала голову, потому что в висках словно крутили стальной стержень. Мэри ахала и уговаривала вернуться в постель, но если мне куда и стоило вернуться, то это в реальность. В комнате было дико душно. Я взглянула на камин: пламя лизало воздух, заполняя спальню невыносимым жаром. Сколько себя помню, в Мортенхэйме всегда было свежо, но сейчас спальня превратилась в адскую печь.
— Кто додумался растопить камин? Сейчас же лето!
Мэри охнула.
— Распорядись, чтобы здесь прибрались. Заодно проветри комнаты, дышать нечем.
— Хорошо, миледи.
— Завтрак пусть подадут в библиотеку.
Я поправила камею на глухом вороте любимого черного платья, поднялась и поспешно вышла. Коридоры мелькали перед глазами смазанными лабиринтами, только лестница выделялась более-менее отчетливо. Я спустилась, но по дороге мне так никто не попался. Все-таки главная прелесть Мортенхэйма в том, что можно бродить по замку часами и не встретить никого, кроме призраков.
В библиотеке было темно и очень тихо. Задернутые шторы, длинные ряды стеллажей. Мое пристанище, мое спасение, неизменно помогающее отрешиться от всего мира. Почему-то дернуло запястье, я потерла его через перчатку и направилась к столам. В темноте контуры ламп маячили неясными очертаниями. На задворках сознания билось что-то очень важное: улыбка и мягкий, внимательный взгляд — тот, под которым чувствуешь себя самой желанной женщиной в мире. Скользящие по ладони пальцы, негромкий, обволакивающий бархатом голос.
«И что же заставило тебя передумать?»
«Ты».
Короткий ответ — в упор и в сердце.
Образ — едва уловимый, который тут же стерся из памяти, словно и не было его никогда. Как ни старалась, вспомнить пригрезившегося мне мужчину не могла.
Тихий шепот за спиной, легкий порыв ветра.
Я резко обернулась: никого.
Глупо, Тереза, это просто глупо. Кто здесь может быть? Сюда, кроме тебя и Винсента, вообще никто не заглядывает, но Винсент в Лигенбурге, занят делами и готовится к свадьбе. Даже матушка и Лави пляшут на балах, а я… Почему я здесь? Собиралась же поехать с ними, чтобы очаровать Альберта.
Один из корешков на верхней полке слегка светился. Как он может светиться в такой темноте, ведь шторы плотно задернуты? Даже если бы были открыты, на улице ливень и тьма. Я вернулась к стеллажам, лестница слегка покачивалась под ногами, когда я встала на первую ступеньку. Вместе с ней зашатались и полки, книги плавали перед глазами туда-сюда, даже названий не рассмотреть. Все-таки зря поднялась с постели, наверное, надо вернуться и пригласить лекаря.
«Легенды и мифы армалов».
Корешок уже не просто светился, он сиял — ослепительно, так, что глазам становилось больно. Я зажмурилась, не хотела видеть стекающие по книгам и ползущие по мебели золотые лучи: ни думать, ни видеть, ни вспоминать. Вспоминать что?..
Спускаясь, я чуть благополучно не навернулась с лестницы. Зацепила носком туфельки одну из книг — справочник по магическим ядам, и она рухнула к ногам, раскрывшись на страницах, которые почему-то оказались пустыми.
Даже не потрудившись ее поднять, я добрела до задернутых портьер, тяжело рухнула на диванчик. Сосредоточиться на чтении было сложно, строки мельтешили перед глазами, но я спокойно видела их в темноте и запоминала прочитанное. Точно его выжигали в моей памяти, строчку за строчкой — как клеймо.
Дети, родители или возлюбленные — всякое чувство должно быть подвергнуто высмеиванию, порицанию и наказанию. Любовь — слабость, дружба — слабость, сильное общество можно построить только в условиях отсутствия привязанностей.
Я захлопнула книгу, чтобы убедиться, что держу в руках именно восьмой том, посвященный мааджари. Обложка знакомая, текст — нет. Я никогда такого не читала. Такое невозможно забыть. Облокотившись о стол, я сморгнула пляшущие перед глазами золотистые искорки и снова углубилась в чтение.
Институт брака у мааджари отсутствовал как таковой. Семьи в их обществе не создавали: ни традиционные, ни гаремные. Детей отнимали у матерей в раннем возрасте, мальчики и девочки обучались вместе, жизнь каждого из них с рождения и до самой смерти была сосредоточена на развитии и совершенствовании магии. Жестокие нравы обрубали своеволие и неповиновение на корню.
Все мы равны. Все мы бесправны. И так будет всегда.
Бросало то в жар, то в холод, глаза пекло, но я упорно листала страницы: одну за другой. Перебирала главу за главой, пока не наткнулась на изображение Храма. Художник постарался на славу: высокие своды, разукрашенные письменами и узорами. Резкие грани, скрещенные фигуры, острые углы и переплетение линий. Выложенная камнем дорожка вела к застывшему в центре Храма Божеству: женщине с раскинутыми руками, на одной клубилась тьма, с другой срывались лучи. Лицо и тело статуи разделялось нечеткой границей, правая половина была полностью черной, левая сияла.
Подпись на постаменте не разглядеть, зато ниже есть цитата.
С тебя начался род наш, и тобой он продолжится. И Свет, что живет в нас от тебя, заставит их преклонить колени. И Смерть, что живет в нас от тебя, обратит их в прах.
Под сводами Храма были выведены слова, которые взяли эпиграфом к следующей главе.
Подобно солнцу взойдем мы надо всем миром. Подобно солнцу сияют наши глаза. Подобно солнцу будем сиять мы, когда прольется кровь нечестивцев, ибо слабы духом они, не в пример нам.
Я изучала рисунок, отмечая выточенные из камня черты лица — надменные, угрожающие, резкие. Высокие каменные стены и арочные ниши проходов. И алтарь перед изваянием, на котором Богиня принимала свои жертвы. Лишение магии — высшая мера по законам мааджари.
Лишение магии. Как это возможно, если не с помощью силы… хэандаме?
Боль обожгла — резко и остро, прошила насквозь. Сначала вернулась память, затопила разум волной, грозя смести его вместе с последними крупицами самообладания. Потом вокруг расплескалось золото: ослепляющее, беспощадное, выжигающее. Жар вокруг меня нарастал, библиотека тонула в дымке золотой мглы. Четким в ней было только одно: лицо моего мужа. Я сдернула перчатку и содрогнулась — узор обручального браслета безумно напоминал начертания в храме мааджари.
— Ты так хотела его забыть, что я не удержался. Устроил тебе сон, в котором нет места солнечному мальчику. Зато показал много всего интересного. Я подарю тебе эту книгу наяву. Только попроси.
Сердце ударилось о ребра, стало нечем дышать. В тишине приближающиеся шаги Эрика грохотали, как марш на плацу. Не отрываясь, я смотрела на двери: пойманная в ловушку сна, полностью лишенная сил. Разум скулил, как запертый в горящем доме щенок, но сквозь него все-таки пробилась осознанная мысль. Мааджари — не просто легенда. Они существовали на самом деле. И их прародительницей стала…
— Дочь некромага и хэандаме.
Тишина. Мороз по коже — сквозь удушающий жар. От Эрика меня отделяла только хрупкая преграда двери.
— Вообще-то я ставил на тебя, Тесса. Надеялся, что ты отправишь де Ларне в долину теней. Но так мне тоже нравится.
Негромкий скрип, дверь открывалась дюйм за дюймом, ужасающе неторопливо, как если бы время замедлилось. Неясный силуэт в темноте: невысокая фигура, хрупкий профиль со сложенными у подбородка ладонями. И певучий голос, слишком звучный для мужчины:
— Здравствуй, милая. Как же долго я к тебе шел.
Кто-то тряс меня за плечи. С силой, ощутимо.
— Леди Феро! Леди Феро, проснитесь! Графиня!
Последний окрик прямо над ухом ударил с силой гонга, вытягивая из сна. Я дернулась, открыла глаза и уставилась на Гийома. Молодой человек застыл рядом: угрюмый, как дождливая ночь, брови сошлись на переносице. Какое-то время он вглядывался в мое лицо, потом виновато потупился и отошел. Опустился на стул, ероша и без того торчащие волосы, сцепил руки на коленях.
— Простите, так граф велел, — буркнул он. — Сказал — если начнете во сне метаться, сразу будить.
Я судорожно втянула воздух и приподнялась на дрожащих от напряжения руках. Перед глазами плавала моя спальня. Шторы по-прежнему задернуты наглухо, плачевное состояние комнаты скрадывал полумрак. Полы — дощатые, кое-где затертые до дыр, под ударами тлена ощетинились лохмотьями заноз. Ковер из спальни исчез в неизвестном направлении: видимо, Анри распорядился его убрать, потому что основательно зацепило тьмой. Ее следы пузырились на обоях пепельно-серыми ожогами, напоминающими странный вид плесени или пенку едкого зелья, дверь была усыпана глубокими оспинами пятен. От облегчения на глаза навернулись слезы: все настоящее. Это больше не сон!
— Где…
Всевидящий! Что с моим голосом?
— Где граф?
Сдавленное, хриплое сипение. Так мог бы говорить прокуренный портовый грузчик при смерти или извозчик, привыкший заливать тоску еженощно. Гийом помрачнел еще больше, но ответить не успел: по дому ударил мощный всплеск магии. Парень подскочил к окну, отдернул шторы. Полупрозрачная светло-сиреневая дымка таяла, плетения защитных заклинаний рвались на глазах. Я отбросила одеяло, поднялась и тут же ухватилась за столбик кровати: предательски закружилась голова.
Дверь в спальню распахнулась, чудом не сорвавшись с петель. Полуодетый Жером — босой, в наспех застегнутых брюках и распахнутой рубашке швырнул молодому человеку револьвер и веревки.
— Он окончательно слетел с катушек, Ги. Уводи ее, быстро! Я задержу его, сколько смогу.
Камердинер скрылся за дверями, а Гийом распахнул створки окна.
— Леди Феро!
Он нетерпеливо кивнул мне, и я, еще не до конца оправившись от шока, послушно шагнула к нему. Веревки оказались веревочной лестницей, которую парень сбросил вниз и на удивление ловко закрепил под подоконником. В холле что-то громыхнуло, по дому снова прокатилась волна магии. Гийом бросил взгляд в сторону двери, схватил меня за руку и подтолкнул вперед:
— Спускайтесь. Осторожней. Я вас подстрахую.
Никогда не боялась высоты — да и какая тут высота, в двух этажах городского дома, но сейчас меня шатало, как лодку посреди океана. При одной только мысли о том, что нужно перекинуть ногу за окно, перед глазами все поплыло. Тем не менее я подчинилась, взгромоздилась на подоконник, судорожно вцепившись в веревки, осторожно подвинулась к краю и… наткнулась на невидимую преграду. Нет… Нет, нет, нет! Сердце ударилось о ребра и заколотилось с бешеной силой. Снова плеснуло магией — так, что заломило в висках.
— Эльгер, ты ее не получишь! Только через мой труп.
В резкий, яростный окрик Жерома ворвался веселый голос Эрика:
— Ты сам это сказал.
Магические удары следовали один за другим. Руки задрожали, желудок встал поперек горла, когда я попыталась уйти на грань. Тоненькая серая пелена перед глазами, тающие краски. Я дотянулась до нее, успела заметить сетку, пронизывающую дом — наподобие той, что сама ставила во время тренировок в квартире, и тут меня вышвырнуло в жизнь, жестоко и неумолимо. Даже это маленькое усилие стоило сорвавшегося дыхания и пляшущих перед глазами разноцветных пятен.
Хруст, грохот, глухой удар. Истошный женский крик. Мэри!
Из коридора повалил дым. Несмотря на прохладный воздух с улицы, я закашлялась: в истерзанное криками горло вонзались раскаленные едкие иголки. Удушливая пелена ползла по стенам, мутной простыней тянулась по полу. Клубы спешно разгорающегося пожара заполняли спальню, запахло гарью. Я скользнула на пол, рванулась было к двери, но Гийом перехватил меня и толкнул назад:
— С ума сошли? А ну вниз, живо!
— Там заклятие, смотри! — Я с силой ударила ладонями в пустоту распахнутого окна, и меня швырнуло назад, в его руки. — Мне не выйти.
— Какое заклятие? Откуда?
— Клетка Каори, магическая ловушка. Он меня запер.
Я ведь думала об этом заклятии, когда готовилась к встрече с Эриком! Похоже, не я одна. Вот только его крови у меня не было, а он мою раздобыл. Где локон, там и кровь.
Гийом выругался, протянул мне платок:
— Намочите и дышите через него. Спрячьтесь, когда Эльгер появится здесь, я постараюсь его отвлечь. В кабинете есть вход в подвал, он запирается изнутри. Откиньте ковер, потяните за кольцо, спуститесь и закройте засов. Пожар туда не доберется, а там и граф подоспеет. У него артефакт, настроенный на защиту дома, он уже в курсе. Скоро будет здесь.
Парень закрыл нос рукавом, глаза его сверкали решимостью, уголки губ едва уловимо подрагивали. Он подтолкнул меня к тумбочке, напряженно вглядываясь в дверной проем, из которого клубами валил дым. Я плеснула на платок водой из графина, прижала мокрую ткань ко рту и бросилась к гардеробной. Едва успела прикрыть двери, когда услышала знакомый голос, певуче растягивающий слова:
— Сюрпри-и-из. Не думали, что я решу заглянуть лично? А я мимо проходил, такая чудесная ночь… Хотя… Вру. Просто давно хотел размазать вас по стенке.
— Эльгер, остановись. Ты не понимаешь, что творишь.
— Да ну?
Сердце, глупое, тише! Ну тише, тише, пожалуйста, тебя даже в Мортенхэйме слышно! Я приникла к щели между дверями, глядя на вошедшего. Ростом с меня или даже немного ниже. Волосы цвета неразбавленного кофе, цвет глаз в темноте не различить. Седая дымка плавно обтекала его и вползала в комнату. Гийом держал Эрика на прицеле — мрачный, сосредоточенный, рука его совсем не дрожала. Хотя в коридоре языки пламени уже лизали стены.
— У, Тесса… сколько у тебя защитников! Там внизу уже валяется один белобрысый идиот, — он фыркнул и вскинул обожженную ладонь, покрывшуюся волдырями. Так ребенок мог показывать матери царапину или ссаженную коленку. — Представляешь, собирался со мной сражаться.
Лицо Гийома исказилось, словно от боли, на скулах заиграли желваки. Мне показалось, что он сейчас нажмет на спуск, но… нет.
— Так! — Эрик хлопнул в ладоши. — Чудненько тут с вами болтать, но… Я потушу, не возражаете? Дышать нечем.
В темноте замерцали изумрудные искорки, дым стремительно таял: магия искажений поглощала огонь. Спустя пару минут о пожаре напоминал только запах горелого дерева.
— Тянем время, значит… — Он посмотрел в сторону гардеробной, и я отпрянула: слишком резко, чудом не зацепив обувные коробки. Ладони вспотели, дыхание прервалось рвущимся из груди кашлем. Я зажала руками рот, расширившимися глазами глядя в темноту. — Я знал, что де Ларне не станет сидеть на месте, поэтому оставил ему пару зацепок. Он сейчас за городом, торопится к нам и думает: успеет — не успеет. Успеет… не успеет… Как думаешь, Ги?
Фамильярность прозвучала грязнее ругательства.
Негромкие шаги, стук каблуков по полу.
Усилием воли я заставила себя снова податься вперед, взглянула в щель: путь свободен, Эрик прошел в комнату.
— Стой на месте! — прорычал Гийом.
— У-у-у, какой грозный. Станешь в меня стрелять? Солнечный мальчик тебе лично голову открутит — нельзя расстраивать папочку! Если папочка расстроится, он вышвырнет вас всех к демонам собачьим. Хорошо если просто вышвырнет… Знаешь, что герцог де ла Мер делает с неугодными, милашка?
Эрик поднес сложенные ладони к лицу, я же распахнула двери гардеробной и бросилась в коридор. Грохот выстрела за спиной слился с отголосками магии. Я обернулась, чтобы увидеть, как изумрудное мерцание поглотило пулю. С ядовито-зеленым свечением пространство за спиной парня разорвалось.
— Сзади! — сдавленно прохрипела я.
Поздно: Гийом дернулся, как от сильного удара. Предназначавшаяся Эрику пуля прошла в одну точку пространства, чтобы выйти в другой и ударить в спину. К горлу подкатила тошнота, я попятилась, глядя, как на рубашке парня расплывается кровавое пятно. Потоком магии Эрик швырнул Гийома о стену: глухой удар и жуткий хруст ломающихся костей звучал в моих ушах вместе с гулким уханьем сердца — наверху, под самым саднящим горлом. Парень навзничь рухнул на пол, попытался перевернуться, дотянуться до револьвера, но застонал так, что меня саму скрутило отчаянной болью.
— Минус два, — радостно сообщил Эрик и повернулся ко мне. — Милая… Ты сейчас такая беззащитная. Такая же, как любая из никчемных слабеньких бабенок, но знаешь… это тоже заводит.
Его глаза — серые, сияющие, как серебряный жемчуг. Сумасшедшие. Расстегнутый темный пиджак и рубашка цвета сирени, мягкие черты лица, по-женски нежные губы. И светлая тонкая кожа — пожалуй, еще светлее моей.
Я опрометью бросилась в коридор. Спускалась быстро, вцепившись в перила, ступенька за ступенькой под босыми ногами, не глядя. От удушливого кашля на глаза наворачивались слезы. Неожиданно под ступней вместо нагретого дерева оказалось что-то теплое, мягкое и… живое? Я медленно опустила взгляд: короткие светлые волосы, разорванная рубашка. Жером лежал лицом вниз, неподвижно, и мой вопль оборвался сдавленным всхлипом. Прижимаясь к пахнущей гарью еще горячей стене, словно она могла меня защитить, я глубоко вздохнула. Еще раз. И еще.
— Тес-са! — Эрик помахал со второго этажа. Подействовало как пощечина: я рванулась вперед, через холл.
— Мэри!
Ни звука.
— Мэри!
— Ах Мэри, Мэри… Где же наша Мэри? Пропала? Исчезла? За шкафчик залезла?
Он спускался по лестнице, насвистывая себе под нос мелодию быстрого вальса и отбивая ритм по обугленным перилам. В коридоре на первом этаже было прохладнее, сюда пожар не успел добраться. Я бежала, как пьяная, налетая на стены, толкнула дверь, ведущую в кабинет. Влетела внутрь, захлопнула, повернула в замке ключ. Рубашка Анри валялась на полу, на столе — глубокая миска с водой, рядом змеей свернулась окровавленная тряпка: золотая мгла не проходит бесследно.
Всевидящий, что же я наделала?! Снова…
Я дернула край ковра, но он, как назло, заходил под ножки тяжеленного дубового стола.
Стук в дверь заставил вздрогнуть, я не завизжала только потому, что закусила губу.
— Милая! Можно войти?
Демоны! Я снова рванула ковер на себя.
— Чем ты там занимаешься, бессовестная девчонка?
Поддавайся, поддавайся же, ну! Вложив последние силы в рывок, я выдернула ковер из-под ножки: в полу темнел прямоугольник люка. Вцепившись в массивное кольцо, я потянула его наверх. Всевидящий, тяжело-то как! Скрежетнули ржавые петли, приоткрылась спасительная темнота подвала — как раз в тот миг, когда дверь под ударом вылетела вместе с замком. Эрик метнулся ко мне диким зверем, перехватил за руки, плотно прижал к себе. Крышка захлопнулась, я забилась в его хватке. Задергалась так, что чудом не вывихнула запястья, но он держал крепко.
— Набегалась? Скоро здесь будет солнечный мальчик, говорить при нем — только все портить. — Дыхание обжигало шею, сумасшедший горячечный шепот скользил по коже. — А нам с тобой столько всего нужно обсудить… Готова меня выслушать, Тесса?
Я закричала — отчаянно, дико, срывая и без того больное горло. Эрик швырнул меня в кресло, бедро ожег удар о массивную деревянную ручку, мягкое кожаное сиденье поглотило, как болотная топь. Страх скручивался тугим кольцом в животе, змеей полз по позвоночнику. Теперь миска с водой и окровавленная тряпка плавали перед глазами. А еще нож для резки бумаги: поблескивающая в лунном свете кардонийская сталь, рукоятка с фирменным узором — натянутой цепью.
— Сестра герцога, а вопишь, как селянка. Неужели думала, что я поленюсь поставить полог?
Эрик с силой дернул за упавшие на лицо волосы — так, что я чуть не ткнулась лицом ему в живот.
— До этого хотела добраться?
Лезвие сверкнуло перед глазами, срезанная прядь осталась у него в руке. Я рванулась, но сильный удар в грудь швырнул назад. От пощечины зазвенело в ушах, а рот наполнил солоноватый привкус. Длинные красивые пальцы до боли сжали подбородок, Эрик наклонился, слизывая кровь с моих губ.
— Строптивая. — Кардонийская сталь опасно холодила горло. — Одно удовольствие таких объезжать.
Я сглотнула. Сердце то заходилось в бешеном ритме, то затихало и билось через раз, дышать становилось нечем.
— Не дергайся, не дай Всевидящий, рука сорвется. Даже мне будет жаль твою прелестную мордашку.
Волосы поддавались на удивление легко — локоны падали мне на колени и на пол: один за другим, шелковистыми тугими пружинами. Где-то короче, где-то длиннее. Эрик чуть подался назад, разглядывая меня, как если бы я была картиной на выставке современного искусства.
— Очаровательно. Хочу, чтобы он увидел тебя такой: раздавленной девчонкой, которую не сумел защитить. А теперь пойдем, надо подготовиться к встрече.
Меня выдернули из кресла и вытащили в коридор. Руки превратились в ледышки, ноги отказывались слушаться. Шум в ушах, мельтешение и запах гари. Свет ударил по глазам — над нами заполыхал магический светильник, по яркости не уступающий театральной люстре. Я вздрогнула и зажмурилась, а Эрик разочарованно прицокнул языком.
— Совсем мы обленились. Создать такую штуку — пара пустяков. Высекаешь искру, заключаешь ее в сферу и наслаждаешься, но… зачем? Когда есть газовые лампы, а скоро будет электричество. Занятная штука, кстати.
Я неотрывно смотрела на Жерома. Этот человек защищал меня ценой своей жизни. А ведь мы даже толком не разговаривали. Я всегда смотрела на него как на пустое место.
— Жалеешь его? — Эрик схватил меня за плечи и подтащил к лежащему на лестнице мужчине. — Тогда с него и начнем.
Он дернул меня за руку, заставляя разжать пальцы. Лезвие прошлось по коже, оставляя за собой насыщенный алый след. От дергающей боли пореза и вывернутого запястья я сжала зубы. Кровь с раскрытой ладони капала на ступеньки, капли сливались в тонкую красную нить, растянувшуюся вокруг Жерома в замкнутый круг. Вокруг мерцали снопы изумрудных искр, волоски на коже встали дыбом от близости мощной и опасной магии. Внутри круга полыхнула завязка плетения — и магическая западня захлопнулась, след крови замерцал и погас, круг стал невидимым.
— Запомнила, куда не наступать, милая? — Эрик улыбнулся. — Если вдруг надумаешь снова побегать, будь осторожна. Заклятие настроено на силу запертого мага. Не хочу, чтобы ты превратилась в живой факел.
Жером жив!
Облегчение было недолгим: если ловушка сработает, все кто оказался внутри, сгорят заживо. Если он придет в себя и сдвинется с места, ему тоже не жить.
— Ты ненормальный, — прохрипела я.
— Неужели? Это не я собираюсь возродить расу мааджари. Даже мне понятно, что вы с де Ларне вместе — смертельное оружие. Мне, но не великому Симону Эльгеру.
Лезвие снова прижалось к горлу: опасно, неумолимо.
— Представь, что будет, когда у тебя появится ребенок… а он у тебя появится, это дело времени. Де Ларне сделает тебе столько детишек, сколько отец ему прикажет. И вырастит из них монстров, милая. Если его не остановить. Давай-ка, наверх. Без резких движений.
Мы осторожно обошли запертого в ловушке Жерома и стали медленно подниматься. Я вся взмокла, сорочка липла к телу, облегая его до непристойности плотно. Отчетливо вспомнился наш с Анри разговор в экипаже, когда мы заговорили о детях. Каким от мужа повеяло холодом, каким стало его лицо: солнечный лед. Не знаю, сколько правды было в тех словах, но если слова могут лгать, то глаза — нет. И взгляд тоже — дикий, полный болезненного отчаяния, когда меня зацепило мглой в вечер нашей ссоры. Или мне просто хочется в это верить? Сейчас, в двух шагах от смерти.
— Твоя сила против врагов, твоя кровь для могущественных заклинаний… Ты достойна меня, Тесса.
Мы обернулись, лезвие чуть царапнуло шею. В свете газовых ламп лестница и холл выглядели жутко — изувеченные магией, опаленные огнем. Эрик надавил мне на руку, заставляя порез раскрыться. Алые капли застыли в дюймах от пола, взмыли ввысь, закружились в вихре. Сильнее зашумело в ушах, сердце жалко ударилось о ребра. Магия потекла вдоль стен и перил вниз, а следом за ней устремились сорвавшиеся с пальцев Эрика изумрудные стрелы. Устремились — и застыли, запертые моей кровью в невидимом коридоре. Контуры ловушки мерцали еще несколько секунд, а после погасли вместе со смертоносными молниями.
— Избавимся от де Ларне, и я заберу тебя с собой. Папочка еще будет кусать локти за то, что так со мной обошелся.
Я смотрела на входную дверь — обгоревшее дерево и лак сползали пластами. Магические ловушки Анри не убьют. В отличие от собственной силы.
Сколько он выдержит? Я изрядно потрепала его тьмой.
— Будешь только моей. Моей маленькой… бессовестной девчонкой.
— Размечтался.
Мы дернулись вместе, словно слитые воедино.
— Ты… — сквозь зубы процедил Эрик.
Анри приближался со стороны спальни — медленно, словно хищник перед прыжком. Ни радужки, ни зрачка — ослепительное сияние глаз, даже кожа его мерцала расплавленным золотом. Золото стелилось под ним — зеркальной гладью, ползло по стенам и потолку, стирая уродство, оставленное пожаром. Оно тянулось к нам и не оставляло ничего, кроме бесконечного ослепительного света.
— Ударишь меня — ударишь и ее. — Пальцы впились в горло с такой силой, что я захрипела. Прикрываясь мной, как щитом, Эрик шагнул вперед, и мгла остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду. — Сам знаешь, меня так просто не выпить, а Тесса второго раза подряд может не пережить.
— Отпусти ее. Она тут ни при чем.
— Неужели? Нажаловался папочке — и думал, что это сойдет тебе с рук?
Воздух вокруг заискрился, пропитываясь магией искажений. От сгущавшейся мощи к горлу подкатила тошнота, голова закружилась, а потом Эрик вскинул руку. Пространство взорвалось всполохами молний, устремившихся к Анри. Золото и изумруд схлестнулись, смешались, впитываясь в стены. На миг показалось, что от бушующего в его стенах могущества всхлипывает даже дом.
— Эльгер, остановись. Тебе не пройти мимо меня.
— Да ну? Рискнешь своей девчонкой? Лови!
Он швырнул меня вперед, в полыхающую золотую бездну, и я малодушно зажмурилась. Слишком свежа была память о том, каково это — обжигающее, разливающееся внутри беспощадное солнце, убивающее самую суть тебя. Но ничего такого не последовало: только тепло сильных рук, когда я упала в объятия Анри, резкий поворот, когда он меня оттолкнул, закрывая собой, — и сильный удар. Краткий миг без защиты мглы дорого ему обошелся: от магии, хлестнувшей мужа, даже я выгнулась всем телом. Брызги крови взметнулись в воздух среди изумрудных искр, его протащило по полу, судорожно сжавшиеся пальцы скользнули по стене. Я бросилась к нему, но Анри стремительно обернулся, и следующую атаку поглотила мгла.
Золотая вспышка ослепила, волна поглощения покатилась по коридору, Эрик дернулся к лестнице, но бежать было некуда. Низкий горловой вой, разнесшийся по дому, заставил меня внутренне сжаться. Эльгер рухнул на колени, под скрюченными пальцами жалкими змейками дергались зеленые молнии. Анри опирался о стену: чем дольше он удерживал Эрика, тем сильнее менялись его собственные черты. Заострялись, становились нечеловеческими, под кожу словно заливали расплавленное золото, которое выжигало изнутри.
— Хватит, — прохрипела я. — Анри, пожалуйста, остановись…
Я потянулась к нему, но он отдернул окутанную мглой руку и, только когда Эрик упал вниз лицом, начал оседать сам. Браслет взорвался болью, а следом затылок, перед глазами потемнело. Я еле успела подхватить мужа, и на пол мы рухнули вместе.
Стуча зубами, я повернулась, вглядываясь в белое как мел лицо.
— Анри, — позвала хрипло. Вышло как-то беспомощно.
Почему под ладонью не слышно его сердца? Не может такого быть… Не может…
Порез отчаянно дергало, когда я расстегивала на нем рубашку. Сжала руку, приложила к его груди — и вытолкнула себя на грань из последних сил, взглянула на мужа: нет, он еще здесь, по эту сторону, но черно-серые прожилки смерти уже стремительно наполнялись тьмой. Дрожащими пальцами я чертила кровью контур узора саэнхари — «возвращающий силу». Почему, почему, почему я так мало уделяла времени этим узорам?!
Вот теперь меня трясло по-настоящему. Каждая клеточка тела дергалась внутри. Только не снова, только не он, пожалуйста. Я не переживу, если он умрет из-за меня.
Вдох-выдох. Спокойно.
Внутренний круг.
Вдох-выдох. Вот так, уже лучше.
Плетение без отрыва — четыре поперечных узора.
Вдох-выдох.
Сводим и соединяем линии.
Ему уже повезло: успел вернуть мглу во время первой атаки, поэтому выжил. Значит, повезет и второй раз.
Вдох-выдох.
Потом буду бояться хоть два дня подряд, хоть целый месяц, хоть всю оставшуюся жизнь валяться в обмороке, но сейчас бояться нельзя. Только не ошибиться, только не ошибиться… Я вытряхивала из памяти загибы и нахлесты саэнхари, прорисовывая его снова и снова, до тех пор, пока усиленный моей кровью — ну хоть на что-то сгодилась — полный узор не начал светиться.
Я вспорола разделяющую жизнь и смерть ткань, тьма текла сквозь меня, как сквозь забившийся кран — тоненькими рывками, непростительно слабо. И все-таки я ударила, запуская сердце. Снова, еще и еще. Когда уже начинало казаться, что ничего не получится, услышала глухой гулкий удар. Первый. Второй. Третий. И дальше — один за другим: глубокие, ровные.
Спасибо, Всевидящий!
Анри судорожно втянул воздух, дернулся, непонимающе посмотрел на меня.
— Там ловушка, — сказала я, глядя в залитые золотом глаза, — на лестнице. И «воронка силы» над Жеромом. Могу попробовать расплести…
Он слабо сжал мою руку, все еще лежащую у него на груди.
А я уткнулась лицом ему в плечо и почему-то заплакала.
