29

— Тереза!

Лави подлетела ко мне и обняла — с размаху, порывисто, несмотря на неодобрительно поджатые губы Гилла. Временами его чопорность поражала даже меня — будучи ощутимо младше Барнса, он умудрился рано поседеть и выглядел чуть ли не на его возраст. По мнению дворецкого, юным леди не пристало так себя вести. И не очень юным тоже. Я мысленно пожелала ему хлебнуть лимонного сока — для завершения образа, и обняла сестру в ответ.

— Как вы? Что у вас нового?

Ну… ко мне в сон заглянул маг-психопат, нас пытались ограбить, мой муж переломал бандитам все кости, я рыдала в ванной, сегодня утром у нас были полицейские, которые записывали приметы нападавших. Постойте-ка, что-то хорошее тоже было — мы с Анри предавались любви на берегу реки, потом я познакомила его с Луни, оба остались довольны, и никто меня не ревновал. Я обманула Луизу, готовлюсь к магическому поединку, а еще почти передумала разводиться. Кошмар. Кстати, да. Еще у нас появился кот. Хотя кот появился раньше всей этой суеты.

— Все по-старому. Балы, приемы… скука смертная.

— Тереза, вы такая смешная! — Лави всплеснула руками. — Разве может быть скучно на балах? Ох, пойдемте скорее в гостиную! Мне не терпится все вам рассказать! Гилл, распорядитесь насчет чая, пожалуйста.

— Да, миледи.

Лави ухватила меня за руку, увлекая за собой.

— Винсент уехал по делам, он сегодня допоздна в парламенте. Так что вряд ли вы встретитесь.

Ага. Знаю я, в каком он парламенте, вчера Луиза рассказала, что наденет на заседание. Кстати, навела меня на мысль о покупке чего-нибудь… такого. Прозрачного, с кружевами и вставками, приподнимающими грудь. Надо как-нибудь уговорить ее заглянуть в салон Хлои Гренье — может статься, там найдется нечто похожее. Ажурные чулки у них, например, точно есть. Почему так невыносимо хочется быть красивой, утонченной, воздушной в самое неподходящее время? А главное, справиться с этим дурацким желанием не так легко.

— Матушка решила лично наведаться в чайную лавку. Ей не нравится, какие сорта чая выбирает кухарка — говорит, что слишком крепкие, что она мало внимания уделяет ароматам и году сборки. Вчера снова довела Элию до слез.

Этого таланта у матушки не отнять.

Вообще-то я к ней и приехала — хочу выяснить, как же так получилось, что отец не договорился с герцогом де ла Мером, а заодно попытать и о его сыне. Если я собираюсь встретиться с Эриком лицом к лицу, неплохо бы узнать о нем побольше. В городскую библиотеку и архивы мне доступ закрыт, поэтому почитать газеты не светит. У Винсента не спросишь, он сразу заподозрит неладное, у Анри тем более — я и так чуть не проговорилась, когда его расспрашивала, остается только матушка. Вряд ли ее светлость в курсе всего, но хоть на что-то она должна пролить свет. Решительно не понимаю, почему отец вручил меня Анри, рискуя нашими детьми и своими внуками, но отказался выдавать за Эрика. Их род наверняка древнее, чем де Ларне, опять же титул: Эрик — будущий герцог. Да и магии ему не занимать.

Мы устроились на диване, Лави облокотилась о спинку и принялась воодушевленно болтать. У сестренки появилось сразу несколько поклонников, которые осаждали дом Винсента визитами, забрасывали ее цветами и посланиями — предполагаю, что по-юношески возвышенными, но она пока не определилась со своими симпатиями. Точнее, определилась, но…

— Майкл… — глаза ее загорелись, она вцепилась в спинку и подалась ко мне. — То есть я хотела сказать, виконт Эрден… Мы танцуем на балах так много танцев, что это почти неприлично! Представляете? А еще он такой милый, такой обходительный, такой красивый!

Что-то мне подсказывало, что появись на пороге Майкл Эрден, все остальные поклонники были бы мигом забыты, но тот молчал. Подозреваю, дело было в том, что он здорово трусил являться пред светлы очи брата. Ну и зачем нужен такой кавалер?

— Он наверняка вот-вот решится, — заявила сестренка, не очень впрочем-то уверенно. — Только я еще подумаю, какой дать ответ. Все-таки леди не положено сразу соглашаться на предложение.

Ага. Одна леди прогулялась в сад Уитморов и оказалась замужем. А потом еще одна — поговаривают, что та же самая, поехала в лес и согласилась на все снова, в здравом уме и свежей памяти. И даже на какое-нибудь зелье из ягод бурняка не спишешь, обед у нас был после. Так что всю эту ерунду про несогласных леди можете рассказывать кому-нибудь другому. Хотя, сделай Эрден ей предложение, Лави наверняка подумает. Целых пять минут.

— А как дела у вас? Вы с графом так замечательно смотритесь вместе! Матушка от него в восторге! Говорит, что о таком муже можно только мечтать.

— Так и говорит?

— Да! Винсент, правда, хмурится, но он всегда хмурится, вы же знаете… а еще я слышала, что мужчины не выносят сильных соперников. Я имею в виду, что, когда рядом оказывается кто-то очень достойный, даже самые уверенные мужчины начинают вести себя странно. Что-то вроде борьбы за территорию, как в мире зверей, и за влияние. Я, если честно, смутно во всем этом разбираюсь. Но так леди Джейн говорит.

Ну, если леди Джейн говорит…

— Меньше слушайте этих свиристелок. У них на уме одно, а на языке другое.

Лави посмотрела на меня, как на ребенка.

— Тереза, неужели вы думаете, что я доверяю леди Джейн? Просто иногда она говорит забавные вещи, которые стоит запомнить.

Сидя напротив своей миниатюрной сестры, которая младше меня на десять лет, я и впрямь почувствовала себя маленькой. В этот неловкий — надо отдать должное, исключительно в мыслях, момент в гостиную вошла горничная, поставила поднос на стол и занялась чашками, блюдцами и вазочками с печеньем. Казалось, целая вечность прошла с того дня, как меня наставляли в этой самой гостиной по поводу изумрудного платья и как розы рассыпались тленом. А прошло-то всего ничего — чуть меньше двух месяцев.

И оставленная здесь книга… Меня передернуло. Тогда было не до мелькающих за окнами теней. А портьеры? Были задернуты? Кажется, да, но с уверенностью сказать нельзя. Как долго Эрик следил за мной? Кому из горничных заплатил, чтобы ему вынесли мою вещь? От этой мысли стало окончательно не по себе: такое прислуге спускать нельзя. Как только все закончится, обязательно расскажу Винсенту.

Я дождалась, пока служанка прикроет за собой дверь.

— Вы спрашивали, как у нас дела. Все хорошо.

Наверное, и впрямь хорошо. Я даже позволила Анри остаться со мной на ночь. Ну как позволила — меня сгребли в охапку, завернули в полотенце и отнесли на кровать. А после наотрез отказались уходить к себе, вот что я могла сделать? Не драться же с ним, тем более что мне не победить: ни магически, ни как-нибудь по старинке.

Правда, утром я ругала себя последними словами за эту непростительную слабость. А еще за то, что проснулась, уткнувшись носом в широкую спину Анри. Конечно, Эрику я влепила — мало не покажется, но кто знает, какие у него еще таланты. Если бы ему снова взбрело в голову заявиться ко мне, вся конспирация полетела бы Кошмару под хвост.

— У нас даже котенок появился.

— Котенок? — Лави подпрыгнула от восторга и вцепилась мне в руку. — Тереза! Я хочу на него посмотреть. Хочу-хочу-хочу!!! Немедленно пригласите меня к себе!

Я улыбнулась. Лави до безумия любила животных, но матушка была против. Как раз из-за сестренкиной силы: та удивительно тонко чувствует природу, животные в ее присутствии млеют, даже самые капризные растения расцветают, когда Лави рядом. Если моя стихия — смерть, то ее — жизнь во всех проявлениях. Думаю, она могла бы даже оранжерею оживить, легко — несмотря на присутствие Аддингтона, но после случившегося она туда больше не ходит.

— Приезжайте завтра. Скажем, на ужин. Вместе с матушкой. И Винсентом. И Луизе я записку отправлю.

— Так вы за этим приехали! И молчите, вот хитрюга! Граф де Ларне зовет нас в гости, наконец-то! Матушка говорит, что вы оба непростительные затворники.

Ой.

Надо же было такое ляпнуть. Нет, то что голова забита другим, не оправдание. И да, теперь придется объясняться с Анри. Какой демон меня за язык тянул с этим котом? Впрочем, во всем этом есть один жирный плюс: я смогу спокойно поговорить с Луизой, не привлекая лишнего внимания.

— Ох! Обязательно приедем! Он наверняка наглый, назойливый и такой милый.

Мы сейчас про кота говорим?

— Жду не дождусь, когда смогу его потискать!

Да, точно про кота.

Лави вся сияла, и так было всегда. Сколько ее помню — даже суровые своды Мортенхэйма уступали ее обаянию. Несмотря на матушкины постоянные выволочки и одергивания, стоило ей войти — и становилось светлее. Не представляю, как после нас с Винсентом родителям удалось сотворить это чудо. Запирать ее магию просто грех, но матушка все эти годы оставалась непреклонна. Поэтому мы с Винсентом и устраивали «тайные собрания» под самыми разными предлогами. Конечно, это не полноценное обучение, но хотя бы что-то. Лави неплохо управляется с волей животных, а при должной тренировке и вовсе способна достичь небывалых высот. Но это уже ей решать — судя по всему, вязание салфеток и удачное замужество интересуют ее гораздо больше.

— Что не так, моя дорогая?

Я вздрогнула и растерянно посмотрела на матушку. У меня что-то с лицом? Я как раз усиленно думала, какие книги мне понадобятся для восстановления боевых навыков. Выходил внушительный список, и это создавало некоторые проблемы. Во-первых, со всех нужно снять охранные заклинания, иначе мне руки оторвет с корнем, если я попытаюсь вытащить их из Мортенхэйма. А во-вторых, их придется как-то незаметно пронести мимо Барнса… и доставить на квартиру, которую мне найдет Луиза.

— Все так. — Я пыталась придумать, как бы поизящнее свернуть с темы светских разговоров на нужную мне. — Расскажите лучше, как дела у Лавинии. Виконт Эрден так и не решился на предложение руки и сердца?

Как ни странно, мы с матушкой и сестрой стали видеться чаще, чем в Мортенхэйме, да и беседы наши сделались куда теплее.

— Майкл Эрден, — матушка поджала губы, — этот мальчик слишком стеснителен.

Стеснителен, как же. Трус он, и весь разговор.

— К тому же я пока не уверена, что рядом с таким мужчиной моя девочка будет счастлива.

Тут я склонна с ней согласиться, хотя Лави расстроится, если узнает, что матушка против.

— А что тревожит вас?

Я пожала плечами — как можно более безразлично.

— Разве меня что-то тревожит?

— Моя дорогая, я вижу вас насквозь.

Ага, теперь понятно, почему у меня между лопаток чешется.

— Я не думала, что у нас с графом де Ларне что-то получится. Когда мы только познакомились, Анри напоминал мне отца, но сейчас…

Я осеклась и замолчала. Пришла, называется, выяснить про Эльгера. А устроила исповедь в духе трепетной девицы.

Тонкие губы матушки дрогнули. По лицу ее прошла судорога, но очень скоро она одарила меня улыбкой, за которой могло скрываться все что угодно. Долгие годы я лицезрела на ее лице эту маску — в столовой, во время приемов, в гостиной. Когда отец обращался к ней резко и властно, она поднимала голову и отвечала такой улыбкой: спокойной, отстраненной, непонятной. Безупречно вежливой, холодной.

— Меня представили Уильяму за полгода до моего выхода в свет, — ее светлость смотрела не то на меня, не то сквозь, — он был хорош собой, статен, но слишком заносчив. Я не хотела выходить за него. Знала, что однажды случится что-то подобное, и все равно не хотела. Возможно, причиной тому была мягкость твоей бабушки, которая всегда уверяла, что сможет меня отстоять, если жених мне не приглянется. Не смогла. А твой отец захотел меня с первого дня.

От неожиданности я даже дар речи утратила. Не знала, что сказать. Мы никогда не говорили об отце. С ней — не говорили. И уж тем более о таком.

— Уильям был старше меня, на него заглядывались женщины, но ему нужна была только я. Одержимость, любовь, страсть… не знаю, возможно, все вместе. Когда я поняла, что свадьбы избежать не удастся, заявила ему в лицо, что не хочу становиться его женой. Я бросила вызов, и он его принял.

Матушка посмотрела мне прямо в глаза.

— Уильям Биго был не из тех, кто станет терпеть подобное. Во мне же сочетались хрупкость матери и несгибаемая воля отца, поэтому очень скоро наш брак превратился в войну. Первые несколько месяцев я не подпускала его к себе, и ему это нравилось. Нравилось наше противостояние. Но потом…

Она взяла чашку — изысканно, плавно, поднесла к губам, сделала глоток и вернула на поднос. Все это — не меняясь в лице, изящно. Безупречные манеры, которые она прививала Лави, были с ней всегда, даже когда мы оставались наедине.

— Потом он не выдержал. Он хотел меня, я его постоянно отталкивала. Игра хороша, когда ее ведут двое, я же возвела стену, о которую даже самый терпеливый мужчина способен разбиться в кровь. Твой отец силой взял то, что принадлежало ему по праву, и после той ночи возненавидел меня и себя. Непонятно, кого больше. Мы не разговаривали, пока на свет не появился Винсент.

Наверное, надо было что-то сказать, но я словно язык проглотила. Да и что тут скажешь? Подозреваю, оно и к лучшему, что у меня слов не находится.

— Наше противостояние продолжалось. Когда родился Винсент, он забрал его у меня — воспитывать мальчика надлежало отцу. Меня не подпускали к сыну, когда он был маленький, а когда подрос, было уже поздно. Ты сама знаешь, что более-менее сносно общаться с твоим братом мы начали, только когда в Мортенхэйме появился лорд Фрай.

Я подавила желание малодушно зажать уши, хотя боли в словах матушки не чувствовала. Либо ее светлость уже давно все это пережила… нет, без либо. Если такое не отпустить, оно будет тлеть внутри, пока не сведет с ума или не сломает. Спасибо всем, кому только можно, что я не знала этого раньше.

— Долгие годы твой отец вообще ко мне не притрагивался. У него были любовницы, я знала всех их поименно, с некоторыми даже весьма тесно общалась. Мою спальню он обходил стороной. Я не пыталась его узнать, даже не пробовала сблизиться. И за это я прошу у тебя прощения.

— При чем тут я?

От внезапной догадки стало холодно, как в склепе.

— Когда родилась ты, я обрела счастье. Годы, что я возилась с тобой, когда даже няни шептались — неприлично для ее светлости проводить столько времени с ребенком, стали самыми лучшими в моей жизни. До того дня, когда в тебе проснулась жуткая магия моего рода, а Уильям получил возможность забрать мою единственную радость, потому что совладать с такой силой я не могла. Последний удар, за которым ему ни разу не удалось сделать мне больнее.

— Зачем вы все это мне говорите? — я не узнала собственный голос — глухой, пустой, точно доносящийся из глубокого колодца или самого сердца тьмы. — Почему именно сейчас?

— Мужчина всегда сильнее, — впервые за наш разговор я уловила тонкий оттенок горечи, — но только женщине решать, кем он станет — защитником или зверем.

Какое-то время мы просто сидели молча, слушая тиканье часов на каминной полке. Я уставилась на устрашающего вида пейзаж — вспененную реку, ветви деревьев, которые трепал ураганный ветер и низкое небо, готовое вот-вот рухнуть на землю. Сейчас гостиная Винсента казалась мне мрачным местом, а стены давили на плечи. Хотелось вскочить, бежать отсюда опрометью, в солнечные объятия мужа.

Зато становилось понятно, почему в словах отца: «Вы так похожи на свою мать, Тереза» — всегда было столько яда и злобы. Он ненавидел во мне ее. Любое напоминание о ней было ему как кость в горле, как ярость, желчь и признание своего поражения из-за той ночи, после которой на свет появился Винсент. Ломал он меня или ее? Ненавидел ли себя за мое унижение? И кого вспоминал в тот день, когда его сердце остановилось?

— Анри Феро так стремился заполучить тебя в жены, что бросил вызов Винсенту. Поэтому я была спокойна, отдавая тебя за него. — Ее светлость наклонила голову и улыбнулась — искренне, тепло. — Хотите еще чаю, моя дорогая?

— Если он так меня ненавидел, почему не отдал первому встречному сильному магу? Почему, если Анри считался пропавшим без вести…

Матушка приподняла брови.

— Он не мог вас ненавидеть, Тереза, хотя и пытался. За мою любовь к вам и равнодушие к нему. За то, как вы на меня похожи. В день, когда раскрылась ваша сила, я впервые упала перед ним на колени. Заливалась слезами и кричала, что сделаю все, если он спасет вас. Уильям посмотрел на меня как на сумасшедшую, а потом принял вас из рук Варда. «Думаете, я позволю умереть своей дочери»? — вот что он мне тогда сказал. И скрылся за дверями детской. Несколько дней никого туда не пускали, только горничные сновали с подносами еды. А потом он вышел — похудевший, серого цвета, как ваши призраки. Жизнь вам спасла магия армалов и ваш отец.

Нет, я определенно не хочу этого знать. Не желаю.

Я сцепила руки на юбках с такой силой, что хрустнули пальцы. Оставаться сосредоточенной стоило невероятных усилий, но мне придется пойти до конца.

— Почему он не отдал меня сыну герцога де ла Мера?

Матушка посмотрела рассеянно, сквозь меня, точно могла видеть грань. На миг показалось, что сейчас спросит, откуда я об этом узнала, но она только покачала головой, прищурилась:

— Они долго вели переписку. Потом герцог лично приезжал к нам, но они так и не договорились.

— Де ла Мер приезжал один?

— Да, его сын был еще слишком юн для серьезных переговоров. Кажется, ему не исполнилось и пятнадцати. Зато герцога я хорошо помню — высокий, холеный мужчина. Из тех, кто однозначно привлекает внимание, даже красив, но в глазах было что-то неуловимо отталкивающее.

— Вы не спрашивали, почему он ему отказал?

— Разумеется, спрашивала, но Уильям никогда не подпускал меня к делам. Просто сказал, что ему не нравится этот человек. И то потому, что в последние годы наши отношения стали намного мягче.

Ее светлость поправила идеальную прическу.

— Ваша сестра тому доказательство.

Казалось, дальше удивляться уже некуда, но я все равно умудрилась это сделать.

— Вы простили его? — нежданная догадка заставила прикусить губу. — Вы его любили?

— Простила, — коротко ответила она и отвела взгляд, точно извиняясь за свою слабость. Добавила, пожалуй, чересчур поспешно. — Год, когда приезжал де ла Мер… это была ваша девятнадцатая весна.

Я молча поднялась, пересела к ней на диван. И так же молча ее обняла.

В ту весну отец умер. Я была в библиотеке, когда по Мортенхэйму пронесся мощный всплеск магии: в минуту гибели высвобождается вся жизненная сила человека. Отца нашли в кабинете, приступ застал его во время работы.

Он никогда не рассказывал, что произошло после пожара, говорил, что я выбралась сама. Кому Уильям Биго не хотел признаваться в том, что вытащил меня с того света: мне — или себе самому?