Глава 18
Дневник Майка. Запись пятнадцатая

Через час мы все уже сидели в номере 203. Денмарк растопил старую печку-буржуйку, из-за которой температура в комнате была всего градуса на два ниже температуры на поверхности Солнца. Время от времени мне приходилось выходить на улицу, чтобы в перегретом воздухе не сварились легкие. Если это и раздражало Денмарка, Мэгги или Грету, они не показывали вида. Настроение у всех было приподнятым: даже Грета несколько раз улыбнулась, что, похоже, не на шутку удивило Денмарка. Я почти не сомневался, что он давно решил, будто она уже и не помнит, как это делается.

Все немного расслабились. Мэгги все суетилась возле ребят. Она сказала, что они напоминают ей собственных сыновей, Ларри и Джима, от которых ничего не было слышно с самого начала этого хаоса. Порой Мэгги погружалась в тоску и размышления, а затем снова возвращалась в настоящий момент и принималась вытирать следы «Кит-Ката» с лица Томми. Тревис всячески увиливал от ее опеки, разрываясь между образом мужчины, в которого он стремительно превращался, и мальчишки, который все еще нуждался в защите взрослых. Джастин притворился спящим, чтобы Мэгги оставила его в покое. В глубине души я испугался, что его оттолкнула ее доброта.

Денмарк оказался прекрасным рассказчиком, и все, затаив дыхание, слушали историю о каноэ, дереве, которое пожирало людей, и коте, который спас мир. День выдался долгим, поэтому меня быстро разморило от тепла и сытного ужина, и я задремал. Разбудил меня взрыв хохота – кот, судя по всему, выпал из каноэ в реку. Я вышел на улицу. Мне было не по себе от того, что все мои органы уже начинали вариться прямо внутри меня. Наверное, примерно так чувствовал себя тот пудель, хозяин которого попытался высушить его в микроволновке. Стоило мне открыть дверь, как в лицо мне ударил живительный порыв ветра.

– Ты что, в сарае родился? – бросил Денмарк.

Мама не раз говорила мне то же самое, поэтому я понял, что он хочет, чтобы я либо вошел, либо вышел и в любом случае закрыл за собой дверь. Я предпочел выйти, чтобы набрать в легкие побольше холодного воздуха в надежде подольше сохранить его в натопленной комнате.

– Майкл? – окликнул меня Денмарк, когда я не пошевелился.

Трейси повернулась ко мне, услышав тревогу в тоне Денмарка. Я окоченел, но не от холода.

– Тальбот? – сказала Трейси.

Ответить я не мог.

Наконец я повернулся и произнес:

– Ребята.

Больше ничего не потребовалось.

Брендон и Тревис схватили оружие и вышли за мной на балкон. Меня насторожил запах. Внизу я ни черта не видел. Было новолуние, но небо и без того было затянуто густой пеленой облаков. Судя по вони и шарканью ног, мы опять оказались окружены. Казалось, их не слишком много, но до рассвета нельзя было сказать наверняка.

– Господи Иисусе, – пробормотал Денмарк, подходя к перилам.

– Ден, не поминай Господа всуе, – упрекнула его Мэгги.

– Почти неделю ни одной твари не было. Я уж думал, все позади, – заметил Денмарк.

Мне стало ужасно неловко. Я нисколько не сомневался, что зомби явились сюда ради нас. Не знаю, откуда я это знал, но уверен я был на все сто процентов. Би-Эм тем временем передвигал ящики с патронами. Джен снова и снова заряжала винтовку и проверяла ее, словно попав в замкнутый круг.

Томми встал рядом со мной. Я как раз собирался спросить у него, как дела, когда он сказал:

– Мистер Ти, он идет.

Он с таким же успехом мог разрезать мне кожу на спине, пробраться сквозь тонкий слой соединительных тканей и нервов, развести края раны в разные стороны и вывалить внутрь целое ведро льда. Я с трудом сдержал дрожь. Томми крепко обнял меня, хотя я и не оценил такое внимание. Когда Томми в прошлый раз так сильно кого-то обнял, Медведь пожертвовал собой ради нас. Лед в моей ране превратился в соль. В горле встал ком.

– Мне очень жаль, мистер Ти, – пробормотал Томми.

Мне хотелось уверить его, что все будет в порядке, но в голове крутилась только одна мысль: «Вот черт! Вот черт! Вот черт!» Ну, вы поняли. Я как раз пытался взять себя в руки, когда Джен спросила, чем она может помочь.

– Э-э… – Мысли путались. – Просто отведи Томми обратно в номер и постарайся поспать. Завтра будет долгий день. Сегодня ничего не случится.

«Только через мой труп», – чуть не добавил я.

– Томми и так в номере, – ответила Джен.

– Что?..

Я оглянулся. Томми действительно все еще сидел в дальнем углу комнаты, а Мэгги все еще вытирала шоколад у него с лица. Он поднял голову, почувствовав, что я за ним наблюдаю, и по выражению его лица я понял, что наша краткая беседа мне не почудилась.

– Вот черт.

Той долгой ночью я снова и снова повторял себе, что все еще жив. Но кого я обманывал? Я был на волоске от смерти. Может, Томми проклял меня своим самоисполняющимся пророчеством? Может, теперь я специально буду искать смерти? Или же он подарил мне возможность сказать всем близким, как сильно я их люблю? Не забывайте, я был бывшим морским пехотинцем, воспитанным другим морским пехотинцем. Я привык идти на смерть. Но признаваться в любви своим близким мне было страшно до чертиков.

– Джен, ты молодец. Отлично зарядила винтовку, – сказал я.

Проклятье! Надеюсь, в следующий раз у меня получится лучше.

– Спасибо, видимо? – ответила сбитая с толку Джен.

– Би-Эм, а у тебя как дела?

– Чего тебе, Тальбот? Не видишь, что ли, я занят!

Би-Эм раскладывал на балконе мотеля коробки с патронами разных калибров. Может, битва у «Мотеля 6» и не войдет в историю, как защита форта Аламо, но стрельбы будет не меньше.

– Би-Эм, я просто хотел сказать тебе спасибо за то, что ты спас мне жизнь в Беннетте.

Даже не взглянув на меня, он поставил на пол очередную коробку.

– Я сделал это не ради тебя, а ради себя. – Теперь он повернулся ко мне, чтобы увидеть мою реакцию. – Я ведь говорил, Тальбот, у тебя просто талант вытаскивать нас из всяких передряг. Я просто предпочитаю держаться рядом.

– Спасибо… видимо? – ответил я. – В общем, я просто хотел, чтобы ты знал, как я ценю, что ты сделал.

– Обращайся, – сказал он и выставил еще несколько коробок.

Я метался из стороны в сторону, подобно призраку. Суета живых меня не особенно беспокоила.

– Брендон, есть минутка?

– Майк, я втащил наверх все боеприпасы и обратно не пойду даже за пулеметом пятидесятого калибра.

– Нет, нет. Просто прервись на секунду. Давай пройдемся.

Мы ушли к дальнему углу мотеля. Воздух там казался немного чище.

– Слушай, если со мной что-нибудь случится, не забывай, кого ты должен защищать в первую очередь.

– Это что, из-за Беннетта, Майк? Я уже и так все понял.

– И да, и нет, Брендон. Кроме нас, никто нам спину не прикроет. Твоя первая обязанность – наша семья. Я просто хочу знать, что ты готов сделать этот шаг, как бы больно тебе ни было. Что ты пожертвуешь остальными во имя безопасности Николь и всех ее близких.

– Майк, ты сходишь с ума. Я на все готов во имя безопасности Николь и всех ее близких.

– Большего мне и не надо. Что бы ни случилось завтра, я просто хочу сказать тебе, что для меня было честью сражаться бок о бок с тобой. Я знал людей вдвое опытнее твоего, которые в битве и рядом с тобой не стояли бы.

Наверняка не скажу, но, по-моему, он чуть не лопнул от гордости.

Я уже направился обратно, когда он сказал:

– Спасибо, – а затем добавил: – Ну и странный же ты.

Я вернулся в номер Денмарка. Внутри были только Джастин и Генри. Джастин расположился всего в паре шагов от печки. Не знай я, в чем дело, я бы решил, что он хочет что-нибудь из себя выжечь. Черт, да может, так и было! Когда я подошел, он дрожал.

– Он уже близко, пап.

– Кто близко, сынок? – спросил я.

Джастин посмотрел на меня, и его испуганные глаза сказали все без слов.

– Элиза говорит, у нее для тебя сюрприз. Она говорит, что ты оставил кое-кого в Литл-Тертле и этот кое-кто ей очень пригодился.

У меня перехватило дыхание, но не из-за дурного предзнаменования, а из-за того, как крепко эта злобная тварь вцепилась в моего сына. Я вспоминал его маленьким мальчишкой, который обожал рыбачить. Однажды он даже наполнил ванну и выпустил туда всех наших дорогущих рыбок. Я пришел в ярость, увидев на полу брызги, ведущие к ванной. Эти рыбки стоили мне почти тысячу баксов! Когда я ворвался внутрь, дверь чуть не слетела с петель.

Джастин улыбнулся мне беззубой улыбкой и повторил ту фразу, которую я не раз ему говорил: «Лови и отпускай, пап. Лови и отпускай». Мой гнев мгновенно угас и сменился хохотом. Некоторые рыбки погибли от перенесенного стресса, но такая цена приобретенной родительской мудрости показалась мне невысокой. В следующие выходные мы отправились в поход к ручью. Мы ничего не поймали, и это было здорово.

– Как ты, сынок? – спросил я.

Мы оба понимали, о чем я, ведь между нами не было секретов.

– Спать ужасно хочется. Днем я могу отгонять ее от себя, но стоит мне устать или заснуть… или просто расстроиться, как она снова проникает ко мне в голову.

– Борись изо всех сил, Джастин! Как бы я хотел знать, с чем именно ты борешься. Гораздо проще одолеть врага, которого видишь. Я должен знать, представляешь ли ты для них опасность.

– Пап, мы ведь оба знаем ответ. Порой мне кажется, что вам лучше просто бросить меня на обочине. Но мне так страшно… Она сказала, что лично отомстит, если я брошу вас.

– А Томми может помочь?

Джастин отрицательно покачал головой:

– Томми нашел способ не поддаваться ее влиянию, но мне он помочь не может. Каждый раз, когда я подхожу к нему хотя бы шагов на десять, меня как будто пинают по почкам. По-моему, он чувствует то же самое. Я видел, как он старается это скрыть.

Ответить мне было нечего. «Сиалисом» эту импотенцию не вылечить. Мне в целом мире не найти такого врача, который бы знал, что делать. Разве что шамана? Уверен, где-нибудь в этих краях вполне можно разыскать племя индейцев пикани.

– Пап, если нужно будет, я поступлю по совести.

Я не мог вздохнуть. Я даже не хотел понимать, что именно он имеет в виду. Я сказал ему, что я его люблю, и вышел из номера. И чуть не перелетел через перила, если бы Трейси схватила меня за руку. Она наблюдала за нашим разговором. Я знал, после моего обвинения она внимательно следила за нами.

– Все в порядке, Тальбот? Выглядишь дерьмово.

– И чувствую себя не лучше.

– О чем ты говорил с Джастином? – невинно спросила она.

Я посмотрел на жену, стараясь ничего не выдать взглядом. Все мышцы лица ныли в попытке не искажаться от ужаса, который так и раздирал их.

– Я спросил… сможет ли он завтра стрелять.

– Хорошо, Тальбот, что ты не играешь в покер, а то бы пришлось тебе жить в коробке из-под холодильника.

– А что, идея неплохая. Ее хотя бы отапливать несложно. – Это жалкое подобие шутки ничуть не уменьшило глубин моего отчаяния.

Когда Трейси сочла, что мне уже не грозит падение, она вошла в номер, чтобы проверить, что я там наговорил Джастину. Следующим у меня на очереди оказался Тревис – потому что стоял ближе всех.

– Слушай, Трев… – невинно начал я.

Его глаза сверкнули в тусклом свете. Большинство подумали бы, что это слезы страха. Но я знал, что это не так. Я уже видел такое в Ираке. Это была жажда крови. До начала пляски смерти оставалось еще несколько часов, и Тревис весь пылал адреналином, словно внутри него работал мощный мотор.

– Что, пап? – спросил он, не отводя глаз от неразличимого врага внизу.

– Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?

Он на секунду оглянулся, чтобы понять, в чем причина моего неожиданного и чисто женского проявления чувств, но даже это не смогло надолго отвлечь его от предвкушения боя.

– Пап, – отмахнулся он, немного поморщившись.

Я с облегчением заметил, что под холодной маской все еще скрывался тот пацан, с которым я совсем недавно играл в футбол на заднем дворе.

– Просто знай, сынок, что бы ни случилось… Посмотри на меня. – Он повернулся. – Очень важно помнить, что главное – не убивать. – По его глазам я понимал, что до него не доходит смысл моих слов. – Трев, главное – не убивать. Главное – жить. Мы убиваем, чтобы жить.

– Пап, именно эти я и занимаюсь, – сказал он тоном подростка, который предполагал, что он лучше всех разбирается в том, что успел изучить. – Именно этим мы все и занимаемся.

– Мы ходим по лезвию бритвы, сынок. Я не получаю никакого удовольствия от этих убийств. – Тревис опустил взгляд. – Стоит нам начать получать удовольствие от убийства других людей, в каком бы состоянии они ни были, и мы лишимся главного.

– Чего, пап?

– Нашей человечности. Мы сражаемся и убиваем, чтобы защищать себя и своих близких, поскольку нет на свете уз крепче, чем семейные. Когда все рушится, только на них и можно положиться.

– Как сейчас?

– Как сейчас, – согласился я. – Мы сами стали своей последней линией обороны. Я готов умереть хоть тысячу раз, лишь бы только никто из вас не пострадал. Жить с этим тяжело. Однажды у тебя появится своя семья и ты тоже взвалишь на себя эту ношу. Мы убиваем этих тварей, потому что нам приходится их убивать, а не потому что нам этого хочется. Грань здесь очень тонкая, Тревис, и я не хочу, чтобы ты сбился с пути.

Я потрепал его по волосам (что его взбесило), сказал, что люблю его, и ушел, пока он не заметил, что от чувств у меня заблестели глаза. Тревис был подростком, и я подозревал, что из моей тирады он понял процентов десять. Пройдет немало долгих лет (а я искренне надеялся, что у него эти годы будут), в течение которых он будет непрестанно размышлять об этой ночи, прежде чем сделает собственные выводы. Не знаю, сумел ли я донести до него основную мысль. Но моя гибель заставит его снова и снова обращаться к нашему разговору в поисках ответов. Если моя смерть поможет ему не погибнуть в битве, то она того стоит.

Практически устранив следы своей слезливой протечки, я подошел к Николь. Она склонилась к Брендону так, что на первый взгляд было и не понять, чем они занимаются.

– Привет, милая. Как поживает моя любимая дочка? – повторил я нашу старую шутку.

– Привет, пап. – Ее улыбка стала лучом света в темной пещере моего сердца. Николь всегда руководствовалась интуицией и не видела причин подбирать слова. – Пап, я смотрю, ты ходишь тут кругами. Что случилось?

– Просто даю последние наставления перед битвой, – беззастенчиво солгал я.

Но Николь было так просто не обмануть.

– Пап?! – воскликнула она. Мне на секунду показалось, что она вот-вот топнет ножкой, как случалось всякий раз, когда ей было пять и что-то было ей не по нраву.

Родители всегда инстинктивно защищают своих детей, и сейчас я собирался поступить так же. Я собирался развеять опасения Николь и сгладить их легкомысленной болтовней. Она бы, само собой, все поняла, но так я сумел бы хотя бы спрятаться от ее вопросительного взгляда. И все же я решил сказать правду. На этот раз она не будет меня судить.

– У меня просто плохое предчувствие насчет завтрашнего дня, Николь.

Я порывисто ее обнял.

– Все будет в порядке, пап, – полувопросительно ответила она.

Мне следовало быть скалой, о которой разбивались бы все тревоги моих детей, но сейчас эта скала больше напоминала губку.

Положение спас Брендон.

– Майк, у нас все готово. Я приду к началу вечеринки. Николь, ты со мной? – спросил он.

– Спасибо, Брендон. – Он понял, что я благодарю его не только за работу, но и за то, что он отвлек Николь.

Дочь внимательно посмотрела на меня, изо всех сил пытаясь понять правду, которая скрывалась за общими словами, а затем повернулась и пошла вслед за своим возлюбленным.

– Спокойной ночи, пап, – сказала она на прощание. – Я тебя люблю.

– И я тебя люблю, – выдавил я, радуясь, что темнота скрывала водопады моих слез.

Я уж думал, что никто не заметит моих проблем с мужественностью, но не тут-то было.

– Так, Тальбот, выкладывай, – сказала Трейси, появившись у меня за спиной и не на шутку меня испугав.

Ей нужна была только правда, а мой разум все равно был не в состоянии придумать что-то хоть немного убедительное.

– Томми меня обнял, – объяснил я.

Прозвучало это довольно жалко.

– И?

– Что «и»?

– Что дальше? Томми тебя обнял, он вечно всех обнимает.

– Он… Он сказал, что ему жаль.

– Жаль чего? Тальбот, ты чего-то недоговариваешь! Один из самых милых парней на земле обнимает тебя, а затем за что-то извиняется. Я не понимаю, почему из-за этого ты ходишь как в воду опущенный и говоришь всем и каждому, какие они молодцы и как ты их любишь. – Тут ее лицо просветлело, она явно все поняла, но затем сделала то, чего я никак не ожидал. Она рассмеялась. – О, поняла! Ты решил, что завтра погибнешь! Вот умора!

– Но… Но Томми меня обнял.

Смех тотчас прекратился. Она направила на меня свой «указательный перст судьбы».

– Слушай, Тальбот! – Я весь обратился в слух. – Ты не погибнешь ни завтра… ни послезавтра, ни вообще в обозримом будущем. Я этого не допущу! Даже не думай оставлять меня одну в этом кошмаре! – Ее указательный палец сменился кулаком, которым она легонько ткнула меня в грудь. Ее задорный смех теперь сменился всхлипом. – Я этого не позволю! – выкрикнула она.

От удивления я даже не мог ей ничего ответить. Практически завершенные приготовления к битве начались заново – все решили, что лучше заняться делом, пока Трейси не обратила свой гнев на них. Развернувшись на каблуках, она пошла обратно в номер. Зомби терпеливо ждали внизу, медленно покачиваясь из стороны в сторону.