– А ты меня не дурачишь, Карлуша? – Данило Галицкий, наклонясь, заглядывал Карлу в глаза. – Вы, фокусники, все с приветом, и фантазии вам не занимать. История, извини меня, вроде как из кино… про эти… дозоры или Гарри Поттера. А я матерьялист, если помнишь. Чем и горжусь. В данной истории тебя оправдывает только одно! Частично. – Он поднял палец и замолчал значительно. – Касса! – И, видя, что Карл не понял и смотрит недоуменно, пояснил: – Касса осталась! Ты сбежал, а деньги оставил! Значит, не полная сволочь, а в лучшем случае псих, что в корне меняет расклад. Хотя, допускаю, просто забыл или не успел. – Махнул рукой на встрепенувшегося Карла. – Ладно, верю, верю… – Он помолчал немного и добавил: – Отдает шизой. Хотя, как сказал один весьма неглупый человек, отсутствие паранойи не гарантия, что за вами не следят.

Бывшие друзья и коллеги сидели на ободранной скамейке в глубине городского парка, подальше от любопытных глаз. Карл вытирал кровь, все еще сочившуюся из носа, несвежим носовым платком. Левый глаз заплывал, дергал болью, наливался синевой и почти не видел.

– А зачем ты приезжал летом? Петя Трембач рассказывал, как вы тусовались.

– Я не был здесь почти два года, – ответил Карл. – Я не видел Петю Трембача. Я же был с тобой!

– Я допускаю, что Петя мог пребывать в долгосрочной делириум тременс, но рассказывал он о вашей встрече вполне убедительно. И мадам его тоже тебя видела. Я и сам удивлялся, раздвоился ты, что ли, ты ж все время был на виду. Или Петя что-то напутал. Может, коллективная галлюцинация, его мадам тоже зашибает, хотя и скрывает по-дамски. В общем, история сомнительная. Вечно у вас, фокусников, все не как у людей. А теперь новая история – лесная школа для гениев и брат-близнец. Хорошо хоть не раздвоение личности. Я родился здесь, Карлуша, нет здесь никакой школы и никогда не было. Тут у нас захолустье, народ хлипкий на интеллект, какие, к черту, гении!

Данило замолчал и задумался. Карл тоже молчал понуро. Он был измучен после бессонной ночи. Время от времени трогал нос, чтобы убедиться, что тот не сломан, и морщился от боли – Данило дрался, как уличный хулиган, даром, что был артистом. Болел и дергал глаз, трещало в затылке, во рту был противный сладковатый привкус крови. А самое неприятное… Какое неприятное – это хуже… это как еще раз по морде. По мордасам. У Лары мужчина, который называет ее Зайкой. Опоздали вы, господин фокусник! Увели вашу Еву. Свободны. Бегайте дальше. Данило вам не верит и правильно делает, потому что вы, Карл Мессир, предатель и трус!

– Значит, говоришь, вас было четверо, – очнулся от раздумий Данило. Голос у него был обличающий. Он и сам не знал, верить ли Карлу. – Трое братьев и сестра, близнецы, все с паранормальными свойствами. Экстрасенсы или… что? Вернее, кто?

– Не знаю. Ты же сам видел… на сцене.

– Видел и ни хрена не понял. И других детей там не было, говоришь…

– Не было. Во всяком случае, я никого больше не помню.

– Но как вы туда попали, хоть помнишь? Не с неба же упали?

– Не помню. Я вообще ничего не знал и не помнил, пока не побывал там. Как будто заслон в памяти. И только теперь понял почему – Учитель приказал забыть. Он пытался спасти нас…

– От чего?

– Не знаю. Андрей умер… и Учитель, наверное, боялся за нас.

– На вас что, опыты ставили?

– Не знаю!

– А что с ним случилось?

– Попал в автомобильную катастрофу. Его сын, Борис Микулин, помнишь, художник-оформитель, мой портрет рисовал? Он рассказал, что отец погиб, и еще о лесной школе. Я решил докопаться до всего… и поехал туда.

– И что? – Данило был готов слушать еще раз.

– Ничего. Там ничего уже нет. Бетонная коробка, ржавая колючая проволока, все заросло сорной травой, пустота… И дикий лес вокруг. Но я вспомнил! Я как будто увидел Учителя, детей… Нас увидел! Андрея, Павла и Марию. Я думаю, это Павел приходил. С этим рыжим, который вас… Больше некому. И старик Сторож принял его за меня, и даже Петя Трембач… Мы сидели в тереме и ждали Учителя, а его уже не было в живых!

– Особого сходства между вами я не заметил, если честно, – заметил Данило. – Правда, мне было не до того. Когда тебя бьют по роже, перестаешь обращать внимание на окружающую действительность, – не удержался от упрека. – Но если он твой брат, чего ты рвешь когти? Поговори с ним, делов-то!

– Ты не все знаешь, Данило, – произнес Карл устало. – Павел всегда был… другим. Жестоким, завистливым. Он и Мария постоянно дрались. А меня он лупил…

Данило хмыкнул и приподнял бровь, словно желая показать, что это нисколько его не удивляет.

– И потом этот политик… Я был в его доме, я вспомнил, хотя до сих пор не знаю, как попал туда и откуда у меня ключ. Он умер от сердечного приступа, а я нашел у себя в кармане куртки икону Николая Чудотворца из его спальни… Павел заставил меня пойти к нему и… убить, понимаешь! Он мог прийти и сказать, я твой брат, давай поговорим… А он послал меня убить. И Сторож! Павел убил его! Хотел показать, что он хозяин. Он издевался, он играл, как кот с мышью. Он сильнее меня, понимаешь? Мне стало страшно! Но боялся я не за себя, честное слово! Я боялся убить снова. Бежать, конечно, не выход, но я думал, что сумею… затеряться.

Знаешь, я был счастлив, мне казалось, я обыграл его! Я мотался по стране, новые места, новые люди… Даже нравилось сначала. Потом встретил тебя. Ты помог мне… Да-да, помог! Понять, что я могу и что я такое. Ведь про фокусника я брякнул просто так, для прикола. Ты так высокопарно назвал себя – Данило Галицкий! Я и ляпнул в ответ: Карл Мессир. А когда кружка с пивом поехала по столу, помнишь, в той забегаловке, я чуть с катушек не слетел… – Карл рассмеялся невесело. – И вдруг во время выступления я почувствовал – он в зале!

– Да, история… – пробормотал Данило, все еще в сомнениях – то ли верить, то ли нет, недоверчиво присматриваясь к бывшему партнеру. – Если бы не видел тебя на сцене, Карлуша, ей-богу, не поверил бы! Школа гениев, надо же! И опять все повторяется – злой Каин и бедный Авель! А как же он… брат этот? Он что, чувствует тебя? Голос крови? Как он тебя вычислил?

– Петя Трембач постарался, я думаю, – вздохнул Карл Мессир. – Можешь мне поверить, он вытряс из него все, что мог!

– Из Пети Трембача не нужно вытрясать, Петю нужно молча слушать. Он сам все скажет. Ну, допустим, а сюда-то он как попал, твой Каин? В наш город? Откуда наводка? Почему он искал тебя здесь? Или не тебя?

– Не знаю. Может, случайно. А тут такой фарт – Петя Трембач. А может, и не меня. Тут был Сторож, могли быть и другие…

– Да уж… фарт. – Данило помолчал. Потом спросил: – И куда же ты теперь, бедный Авель?

– Не знаю! Мне все равно.

– Ага, куда ни кинь, всюду клин, как говаривала моя бабка, царствие ей небесное. А здесь-то ты зачем? Может, со мной хотел увидеться? Сказать, прости, Даня, сукина сына, а?

Карл ответил не сразу. Преодолел соблазн соврать.

– Нет, – сказал наконец. – Тут был один человек… была одна женщина…

– Почему «была»?

Карл пожал плечами и не ответил.

– Понятно, – сказал Данило, поднимаясь. – Пошли!

– Куда?

– Ко мне. Увидишь Сократа…

– Он с тобой?

– А куда его девать? Сам знаешь, нужно отвечать за тех, кого приручил. Или не послал вовремя.

– А… Алена?

– Алена… Я предложил ей себя. Но она отказалась. Вернулась к тетке. Ох ты, блин! – Данило хлопнул себя по лбу ладонью. – Совсем забыл! Вчера было письмо, Сократ принес. От Алены! Совсем забыл, растяпа!

– Я бы не сказал, что вы похожи, – повторил Данило уже по дороге. Он намеревался в третий раз пересказать ту драматическую историю, заново переживая ее и приукрашивая все новыми красочными деталями. – Во-первых, Карлуша, их было двое. Один стоял в стороне, не лез. Высокий, темноволосый, я и не рассмотрел как следует, не до того было, сам понимаешь. Так что свидетельствовать о вашем сходстве – уволь! Рост, стать, цвет волос – пожалуй. Морда лица – не готов подписаться. Другой – здоровое рыжее мурло, блатной, дешевка, да еще и под кайфом. Хватал за грудки и размахивал грабками, сволочь! Я дремал в твоей уборной, предвкушая расслабон в номере. Сократ тут же крутился, сшибал все, до чего мог дотянуться, ты же его знаешь. Алена уже работала номер, а тебя все не было. Сидим, ждем. Все, думаю, отстрелялись, сейчас по коням и домой, картошечки, колбаски, огурчиков маринованных, пивка и чего покрепче врежем, покалякаем за жизнь. Эх, хорошо, думаю. Роскошь общения. Вдруг дверь распахивается – ногой врезали, врывается рыжий урка, хватает Сократа за грудки – меня он вроде как сначала не заметил, я прилег на диванчик за вешалкой – и орет: «Где он? Отвечай, падла!» И разные другие словеса. Боже ж ты мой, истерика, визг, сам себя заводит, пальцы веером! Сократушка, бедняга, сразу с катушек – глаза закатил, мычит, руками по воздуху водит, а тот урод уже метелит его.

Я поднимаюсь, говорю, в чем дело, уважаемый? Что вам нужно? И тут только заметил второго – стоял у двери, но рассмотреть не успел, потому что это рыжее чмо бросило Сократа, подскакивает ко мне и с ходу бьет в морду. Причем на сей раз молча, ничего не объясняя, не выдвигая никаких ультиматумов. Реакция, как у буля. У меня аж искры из глаз посыпались. От неожиданности отлетаю к вешалке, вешалка падает, я под шмотками, этот, как чугунная баба, рубит сверху. Тут я вроде как отключился ненадолго.

Очухался, когда меня выдернули на свет божий, и тот, у двери, спрашивает: «Где Карл Мессир?» Голос негромкий такой, но сразу мороз по коже – не забалуешь. Не знаю, говорю, скоро должен быть. Садитесь, говорю, пожалуйста, подождите. И тут он врезал мне по полной программе. Рыжий. Знаешь, есть такие уроды психованные с низким интеллектом, пары слов не свяжут, чуть что, сразу в бубен. А тот, высокий, небритый… вроде как с бородкой или просто небритый, повторяет: «Где Карл?»

Господи, говорю, утираясь крахмальным манжетом, нет его тут, неужели непонятно? Был на сцене, где сейчас – не знаю. Может, отлить заскочил. Если вам надо поговорить, ради бога, не стесняйтесь, будьте как дома, сейчас он прибудет. Тут этот рыжий меня снова отоварил, и я снова вырубился. Прихожу в себя – народу набилось, администратор, билетерша, уборщица, какие-то незнакомые лица. Сократ скулит в углу, я лежу на шмотках на полу, Алена рыдает и льет на меня воду из графина. Кто? Что? Что случилось? Где Карл Мессир? Ой, гевалт, одним словом, и ажиотаж полный. А Карла Мессира и след простыл. Карл Мессир уже далеко, улетел к новым горизонтам наш маг. На метле, чин чинарем, все как полагается. И тут меня вдруг как обухом по голове – касса! Но касса оказалась, к моему приятному удивлению, цела и невредима…

Говорю Алене, ну все, хорош, перестань реветь, я жив, а она в ответ пуще рыдает – Ники убили! Они тебя по всему театру искали, у рыжего вообще крышу снесло от крови, еще и пожарному досталось, а тут Алена бежит с Ники. Ники испугалась, стала верещать, вырвалась и прямо под ноги рыжему, тот ей и врезал ногой. Ники ударилась о стену и… Смотрю, лежит на подзеркальнике, маленькая, в красном платье, ручки-ножки свесила, как игрушечная. Попадись ты мне в ту минуту, Карлуша, я бы тебя порешил, не задумываясь. Ты наследил, а платить нам?

Карл молчит. Душа его корчится от стыда.

– Лейтенант спрашивает меня, а где Карл Мессир? – продолжает Данило. – А я отвечаю, не знаю, не видел после выступления. Алена тут же рыдает, прижимает к себе мертвую Ники, Сократ сидит, рука повисла. Оказалось, сломанная. Составили протокол, дали расписаться. Потащились в гостиницу, настроение, сам понимаешь, гаже не придумаешь… У меня рожа как у каторжного, бланши под глазами, нос рубильником. Прохожие шарахаются. Алена опухла от слез, Сократу гипс наложили. Молчит, трясется, никак не отойдет, бедняга. Глаза как у побитой собаки. А самое гнусное, Карлуша, знаешь что? – Данило останавливается, поворачивается к Карлу.

Карл отводит взгляд. Ему стыдно смотреть Даниле в глаза.

– Самое гнусное, Карлуша, то, что ты плюнул нам в душу! Алене, мне, Сократу! Алена же любила тебя, ты же ее первая любовь, славная, чистая девочка! Дом бросила из-за тебя, ушла не оглянувшись. Я любил тебя, Карлуша. Сколько переговорено было о смысле жизни, о доброте, даже о летающих тарелках! Сократ вообще молился на тебя. Ты для него небожитель! Да лучше бы ты помер, честное слово! Не так обидно. А ты сбежал, как последняя сволочь! Не могу простить! Никогда не прощу!

Данило вспоминал, заново переживая и сердясь. Карл шел следом, таща пластиковую торбу со снедью, купленной в дорогу. Они добрались до машины Карла, запаркованной у гастронома.

– Твоя? – спросил Данило. Карл кивнул. Машина была старой рухлядью, купленной за копейки на базаре. Но бегала еще прилично. Деньги были почти честно выиграны в карты в каком-то сомнительном привокзальном шалмане…

– Карты? – заинтересовался Данило, и некая мысль проклюнулась во взоре. – Ты и в карты… Ну, прямо тебе и швец, и жнец, и на дуде игрец. А с другой стороны, почему бы и нет… Фокусник, экстрасенс… Интересный, однако, поворот сюжета!

Им открыл Сократ. Увидел Карла и остолбенел.

– Вот, Сократушка, принимай гостя, – сказал Данило. – Помнишь, кто такой?

– Здравствуй, Сократ! – Карл протянул руку, не будучи уверен, как воспримет его Сократ. Но тот, простая душа, обрадовался безмерно. Бросился на шею Карлу, заплакал. У Карла защипало в глазах. – Сократ, ты не сердишься на меня?

Сократ не отвечал, только всхлипывал. Карл легонько похлопывал его по спине.

– Ну хватит лизаться, – сказал строго Данило. – Сейчас сообразим за встречу. Сократ, что там у нас с картошкой?

– Я купил и начистил, – заторопился парень, разнимая объятия. – Сейчас! А вы… – Он с опаской взглянул на Карла. – А вы…

– Я его посторожу, – успокоил его Данило. – Не бойся, он больше не исчезнет. Я с него теперь глаз не спущу. А лучше давайте все на кухню! Ты пива купил?

Они сидели в маленькой нечистой кухне Данилы, как в старые добрые времена. Пили пиво и водку, ели вареную картошку с селедкой. Карл развернул свои свертки с колбасой и копченым мясом, красиво разложил на столе прямо в вощеной бумаге. Можно было, конечно, достать из буфета тарелки, но какая разница? Разве это главное? Главным было то, что они опять вместе. Сократ, простая душа, был счастлив. Он ел, не сводя с Карла влюбленных глаз. Данило почти перестал сердиться, был задумчив – прикидывал про себя, как использовать новый дар Карла.

– Алена! – вдруг вспомнил Карл. – Ты сказал, было письмо!

– Сократ! – воззвал Данило. – Неси!

Письмо оказалось от тетки Алены и было совсем коротким и путаным. Данило читал его, с трудом разбирая корявый старческий почерк. Карл и Сократ слушали.

Тетка сообщала, что Алена все время плакала и заболела, и ее забрали в «нервную» лечебницу. И теперь к ней не пускают, а люди говорят, что там травят химией и делают опыты, пока человек не помирает. Если бы деньги, чтобы дать взятку… но денег нет, одна пенсия. Старуха ни о чем не просила, не посмела, видимо. От письма веяло такой безнадежностью, что сжималось сердце.

– Психушка? – повторил ошеломленный Карл. – Но… почему? Что там у них случилось?

– Может, хотела покончить с собой… – Данило тоже был пришиблен новостью.

– Алена? Но она же такая… такая веселая!

– Это из-за тебя! – Данило вдруг поднялся с табуретки и ткнул Карла пятерней в грудь. – Это ты виноват! – проревел он. – Черт бы тебя подрал с твоими секретами! Если с ней что-нибудь случится, не прощу! Убью!

Сократ смотрел испуганно. Карл привстал, отдирая от себя руки Данилы.

– Подожди, Даня… дай подумать, – бормотал он. – Мы вытащим ее, успокойся. Завтра же и поедем. Сядь!