За недели две примерно до роковой встречи Карла Мессира и Данилы Галицкого в гастрономе Андрей Липатов снова появился в пригороде, где жила Лара. Он и сам не знал, зачем он здесь. То есть «официальная версия», разумеется, была – он говорил себе, что сбежавший Карл Мессир может запросто наведаться сюда, потому что деваться ему некуда. Говорил-то он говорил, но верил в это слабо. Вряд ли. Тут его могут узнать друзья-собутыльники, которым не объяснишь, что произошло на самом деле. Пойдут ненужные выяснения отношений, претензии, разборки… Незачем усложнять себе жизнь. Похоже, брат снова ускользнул, но Андрей Липатов не убивался по этому поводу, зная, что рано или поздно пути их снова пересекутся. Карл Мессир обречен. Андрей даже испытывал что-то вроде удовлетворения и злой радости, представляя, как тот бежит, чувствуя себя последним ничтожеством и предателем. Сбежал, и что дальше? Снова начинать с нуля, без друзей, возможно, без гроша в кармане? Доколе? Ну, побегай, побегай, думал он…

Он не желал признаваться себе, что Лара вызывает у него любопытство. Подобный человеческий экземпляр ему еще не попадался. Он не понимал себя – обретя свободу, он пустился во все тяжкие, меняя женщин как перчатки. Благо денег было немерено. И перспективы сотрудничества с Серым Кардиналом были самыми радужными. После боевого крещения они ужинали вместе в «Английском клубе», и Андрей чувствовал, что Василий Петрович к нему приглядывается, словно пытается решить для себя некую сложную задачу. Андрея забавляли эти взгляды, он прекрасно понимал, о чем тот хочет спросить. Что там произошло? Как? Каким образом ты это проделал? Он был загадкой для этого человека, для которого загадок в принципе не было ни в чем – он знал о жизни все, что ему было нужно.

Хозяин, как правило, не встречается с исполнителем, но уж очень сильное любопытство он испытывал к сверхчеловеку. Он не понимал, что произошло в банкетном зале «Марриотта», и это непонимание рождало в нем дискомфорт и оторопь, пожалуй. Как сильный, много повидавший человек, полагающийся исключительно на силу, он начисто отметал мистику, паранормальность, всю ту чушь, которая буйно расцвела в смутные постперестроечные времена. Он всматривался в лицо Андрея, словно пытался рассмотреть там что-то, что поможет ему понять. Неужели прав был Колобов, и этот человек – единственный в мире экземпляр… сверхчеловека? Что же они там проделывали с этими детьми? Ему не нравилось слово «сверхчеловек», отдавало комиксами и страшилками, но другого все равно не было.

Он начинал понимать цену этому человеку, и это было залогом их долгого сотрудничества – Андрей мог то, чего не мог никто из его подручных. С другой стороны, это было плохо. Такие, как Серый Кардинал, не любят чужих загадок, они задают свои. Непонятное раздражает их и смущает поначалу, а потом начинает вызывать страх. Такие, как Кирилл, страха не вызывают, они предсказуемы. Такие, как Андрей, непредсказуемы, непонятны и способны неизвестно на что. Их не удержишь на коротком поводке. Генерал Колобов пытался и не сумел, а ведь был далеко не дурак, был хитрый, тонко чувствующий, с непомерно развитой интуицией, и все-таки не уберегся, прокололся на сверхчеловеке… Похоже, и правда Сверхчеловек. И Кирилл предупреждает, что он опасен, получает удовольствие от убийства, что плохо в их профессии, где убийство – работа, за которую платят, только и всего. У Кирилла чутье как у собаки. Правда, с другой стороны, его можно понять – ревнует. И если получит приказ, то с удовольствием ликвидирует Сверхчеловека. Но не сейчас, а позже. Сейчас Сверхчеловек еще нужен. Кирилл с него глаз не спустит, а в нужный момент…

Андрей Липатов, словно в открытой книге, читал в лице Василия Петровича, ухмыляясь внутренне, его мысли. Этот человек был из той же породы, что и покойный генерал Колобов, только осторожнее, подозрительнее и беспощаднее. Но вся его осторожность, подозрительность и беспощадность не помогут… в случае чего. Потому что он всего-навсего человек. И Кирилл всего-навсего человек – маленький плюгавый наемный убийца…

В светлый и задумчивый день ранней осени Андрей Липатов снова появился в «деревне», как он окрестил Посадовку. Прижал машину вплотную к низкому заборчику, принялся доставать пластиковые пакеты из «Магнолии». Калитка скрипнула, и ему пришло в голову, что никакой дверной звонок здесь не нужен – скрип калитки в непривычной тишине поселка был слышен даже в доме.

На веранде обедали. Он выхватил взглядом Лару, перевел глаза на молодую и красивую женщину, сидевшую рядом, затем на пожилую. Они молча смотрели, как он идет по дорожке, уклоняясь от высоких стеблей дельфиниума. Собака, которую он не заметил вначале, тоже сидевшая за столом – едва виднелась черная сморщенная морда, выпуклые глаза-бусины и уши торчком, – негромко тявкнула. Андрей стал перед верандой, произнес, улыбаясь: «Добрый день, девушки. Незваный гость, говорят, хуже татарина».

Лара, смущенная, вспыхнула и привстала с плетеного кресла. Тут же рухнула обратно. Пожилая дама смотрела с любопытством. Первой опомнилась бойкая красавица.

– Заходите! – закричала она. – Нам как раз не хватает мужского общества. Даже если вы ошиблись калиткой! Садитесь! Франя, пошел вон!

Песик, сидевший на подушке в плетеном кресле, тонко заскулил, протестуя, и скосил взгляд выпуклых черных глаз на Лару.

– Я кому сказала! – повторила строго красавица.

– А ты тут не командуй, – сказала Лара, не глядя на гостя. – Сиди, Франя. Я сейчас принесу табуретку. Проходи, Андрей.

– Андрей, – представился он, кланяясь.

– Нина Викентьевна, – сказала пожилая. Была она в джинсах и белом тонком свитере.

– А я Лина. – Красавица дерзко смотрела на пришельца. – Сестра Ларочки. А вы кто? Заказчик?

– Заказчик? – повторил он, недоумевая.

– За цветами? Похороны или свадьба?

– Ни то ни другое. Просто пришел в гости…

– …шел мимо, – подхватила Лина.

– Садись, – сказала Лара, появляясь в двери с табуреткой. Андрей бросился к ней, принял табуретку. Сел. Лара, смущенная, смотрела в стол.

– И кто же вы такой? – настойчиво потребовала Лина.

– Друг, наверное, – сказал он, улыбаясь. – А это кто? – Он потрепал песика по голове. Песик шумно вздохнул.

– Это наш Франя, – ответила та, что в джинсах и свитере. – Привезла проветриться, а то это хулиганье его уже достало. Правда, Франя?

Франя скосил на нее глаза и снова вздохнул.

– Хулиганье – это кошка Бонька и попугайчик Клайд, – объяснила гостю Лина. – Наш Франя мухи не обидит, а они этим пользуются. Бонька, кошка, та еще стервида, а Клайд просто дурачок. Бонька расцарапала ему нос, а Клайд уселся на голову и тюкал клювом.

– Печальная история. – Андрей, улыбаясь, взглянул на Лару. Она снова вспыхнула.

– Ларка ничего никогда про вас не рассказывала, – сказала Лина, подпуская глазами чертей. – Ну, скромница! – Она умирала от желания узнать, кто такой этот красивый парень, но не знала, как подступиться. – А вы к нам надолго? – закинула Лина удочку с другой стороны.

– Не знаю, – ответил он и снова взглянул на Лару. – Кстати, я привез конфеты и шампанское. Давайте за встречу!

Лара выскользнула за бокалами. Лина побежала за ней. Пожилая дама рассматривала гостя, как ангел-судия на Страшном суде. Андрей стал доставать из пакетов свертки и бутылки.

– Кем вы работаете, Андрей? – спросила она.

– Банкиром.

– А где вы познакомились с Ларочкой?

– На выставке цветов. А потом мы встретились в Вене…

– Вы вместе были в Вене?

– Были.

– А давно вы знакомы?

– Не очень, – ответил Андрей.

А на кухне тем временем развивался свой диалог.

– Шикарный мужик! – возбужденно захлебывалась Лина. – Красавчик, прикид – охренеть! А какая у него тачка?

Лара пожала плечами.

– Ты, Ларка, бесчувственная как вобла, я бы до неба скакала! Он тебя хоть трахнул? Или это уже технически невозможно?

Лара промолчала. Она перетирала полотенцем бокалы, которыми лет сто никто не пользовался.

– Откуда он взялся? – не унималась Лина.

– Случайно познакомились.

– Где? Когда?

– На выставке цветов.

– Дуракам счастье, – пробормотала Лина и упорхнула с бокалами. – Андрей! – раздалось с веранды. – Помогите, пожалуйста! – И сразу же вслед звон разбитого стекла, женский визг и возмущенное тявканье Франи.

Лара вздохнула, уставилась пустым взглядом на прошлогодний календарь, висевший на холодильнике, и замерла. Андрей вошел бесшумно, встал на пороге. Лара стояла, прислонившись плечом к стене, опустив голову, хвостик выгоревших волос – торчком на макушке. Он подошел сзади, обнял, уткнулся лицом ей в шею. Развернул к себе, обнял, бормоча, как соскучился… как думал все время… вспоминал, спешил… Он целовал ее лицо, глаза, губы, задыхаясь, прижимая ее к себе все крепче, вдыхая ее запах, чувствуя ее грудь и бедра, упираясь коленями в колени, подыхая от желания…

– За прекрасных дам! – провозгласил Андрей, поднимая бокал с шампанским.

– За любовь! – воскликнула Лина. Она была пьяна, но не от вина. Присутствие гостя возбуждало ее. Она уже решила, что попросит подбросить ее домой, пригласит к себе. Алька в поездке, мальчики у родителей…

– Лина! – произнесла Нина Викентьевна с нажимом, чувствуя, куда дело клонится, и пнула внучку под столом ногой.

– Что, бабуля? – невинно отвечала подлая Лина. – Не хочешь пить за любовь?

Андрей взглянул на Лару, и оба тут же отвели глаза в сторону.

– А у вас есть дети, Андрей? – спросила вдруг Нина Викентьевна.

– Есть. Сын. А жены нет, – ответил он. – Так за что же мы пьем? За встречу или за любовь?

– Сначала за встречу, потом за любовь, – сказала рассудительно Нина Викентьевна. – Никто здесь никуда не торопится.

И пошло-поехало. Лина пила шампанское как воду и откровенно вешалась на гостя. Лара сидела задумчивая, смотрела в стол. Франя дремал, положив морду на стол. Он тоже был пьян. Неугомонная Лина налила ему шампанского в блюдце. Бабушка Нина Викентьевна была против сначала, исключительно из соображений педагогики – детям и животным не наливать, но всем было интересно, будет ли он пить. Франя понюхал шампанское, лизнул раз, другой и вылакал до дна за милую душу. После чего закрыл глаза и впал в транс.

Андрей смотрел на Лару. От шампанского она побледнела, ярче проступили веснушки и засияли синевой глаза. Бабушка Нина Викентьевна смотрела поочередно на Андрея и Лару, связывая их взглядом. Лина тоже перебегала взглядом с Андрея на Лару, удивляясь, что тот в ней нашел. Банкир, красавчик, характер золотой, видно, что не жмот, бабы небось вешаются… Что-то тут не то! «Импотент!» – осенило вдруг Лину. Понял, что Ларке по фигу, и ухватился. А что – работа нервная, конкуренты, подсидки, по девочкам уже не может, вот и нужна баба без… претензий. Ларка как полюбит, так на всю жизнь. Как корова, прости господи. Тыл. Неужели? Сделанное открытие обескуражило Лину, зато прекрасно все объяснило и расставило по своим местам…

– Что тебя смущает? – спросил Андрей ночью, привлекая ее к себе. – О чем ты думаешь?

– Ни о чем, – ответила Лара не сразу.

– Неправда. – Он отодвинул ее, заглянул в глаза. Окно было открыто, холодный ночной воздух свободно гулял по комнате. Светила луна, оставляя светлую дорожку на полу. Ларины глаза слабо блестели. – У тебя зеленые глаза при луне, – сказал он. – Как у кошки! Ты видишь в темноте?

– Не вижу, – сказала она. И спросила после паузы: – Зачем я тебе?

– Не знаю, – ответил он честно, не решившись соврать, что любит, понимая, что нельзя действовать в лоб. – Чем-то ты меня… – Он замолчал, не умея подобрать слово. – Разве ты не видишь?

– Тогда, два года назад, видела… А ты ушел, даже не попрощался. Одевался и смотрел на меня, боялся, что проснусь. А потом выскочил из дома… как будто боялся, что побегу догонять… – Она не собиралась говорить ему это, гордость не позволяла, но сейчас не выдержала. Обида ворочалась в ней, причиняя боль. – И в Вене… как чужой! Как будто все забыл, ничего не объяснил…

– Лара… – осторожно начал он, целуя ее. – Лара, ты понимаешь, иногда случается так, что человек совершает поступки, которые… не красят. Я не должен был… – Он пробирался в словах, как в колючих кустах, боясь зацепиться. – Понимаешь, я не имел права… Я попал в город случайно, у меня было дело… А когда встретил тебя… Я не должен был оставаться, понимаешь? – Он заикался, но так было естественнее. Слушая себя как бы со стороны, он с удовлетворением отмечал, что врет вполне достоверно. А что речь бессвязна – значит, волнуется, переживает. А как еще говорить в постели? Тут эмоций больше, чем слов.

У него мелькнула мысль, что он сейчас пытается оправдать беглого братца, оправдать подловатый его поступок, но старается не для него, а для себя. А вот зачем старается – на этот вопрос внятного ответа у него не было. Лара ничего о брате не знает, как источник информации она бесполезна.

Это трясущееся ничтожество, Карл Мессир… надо же, имечко себе придумал! почувствовал его в зрительном зале… Или увидел и снова ударился в бега. Андрей помнит свое мгновенное бешенство, когда понял, что тот снова ускользнул. Помнит, как они прочесывали этот балаган, рвали на себя двери, не пропуская ни одной щели. Он и рыжая шавка, встреченная случайно в баре, – соратник-подельщик. Они метались по театрику, и в нем нарастало чувство, что все напрасно, что Карл Мессир уже далеко. Он был вне себя от злобы и бессилия, понимая, что упустил красивый шанс «взять» братца… за жабры. Дурак, не так надо было действовать! Ну ничего, утешал он себя, рано или поздно… Рано или поздно пути их пересекутся. Он даже знает, где. Знает! И будет ждать… там.

А Лара… Он вдруг подумал, что мстит брату, отбирая у него Лару. Мысль эта была вполне нелепой – брат бросил нелюбимую, случайно встреченную, не нужную ему женщину, какая там месть… Ушел некрасиво, тайком. Андрей словно видел его, поспешно натягивающего на себя одежду, крадущегося к двери. Ну, попадись ты мне, думал он угрюмо. Счет к беглецу вырос и включал в себя также и постыдное бегство от Лары, что было совсем уж непонятно. Но так случается – человек вдруг перестает понимать себя…

– Я не хотел обидеть тебя, я… дурак! – сказал он. – Мне не нужно было так… Я заставил себя уйти. Если бы ты проснулась, я бы не сумел уйти… понимаешь ты это или нет? – Обычно ему вралось много легче. Но сейчас он и сам не знал, вранье это или нет.

– Что случилось с твоей женой?

– Она погибла. В апреле. Я вернулся из Вены, а она… ее уже не было.

– Ты любил ее? – спросила Лара, помолчав, не решаясь спросить, что случилось, жалея его.

«О женщины!» – подумал он, а вслух сказал:

– Не знаю. Мы неплохо жили…

– Ты не собирался возвращаться… сюда? – спросила Лара после молчания.

– Не знаю, – ответил он не сразу, переключаясь. – Честное слово, не знаю! Наша встреча в Вене была… как гром с ясного неба. Я не знал, как держаться с тобой… как будто ничего не было или извиняться. Не знал, нес что-то не то, видел, что отталкиваю тебя, и не мог найти верный тон. Я подыхал от стыда. И снова удрал!

– Как удрал?

– Не позвонил твоей подруге, улетел на другой день.

– Но… Рита сказала, ты звонил!

– Нет. Хорошая у тебя подруга. А ты ведь тоже удрала. Почему?

Лара рассмеялась тихонько:

– Не знаю… Боялась, наверное. Подумала, если ты меня опять бросишь… Решила, что брошу первая!

– Не брошу! – И, оторвавшись от ее губ, пробормотал: – Никогда!

– В Вене ты показался мне другим… – произнесла она уже под утро, когда зеленоватые рассветные сумерки потянулись в комнату из сада. – Я тебя не узнавала… Не внешне. Внешне ты почти не изменился.

– Я и самому себе кажусь другим, – ответил он искренне. – Два года назад с тобой был другой человек…

– Другой? – Она привстала, опираясь на локоть. Настороженно заглянула ему в лицо.

– Другой, – подтвердил он, ухмыльнувшись. По своей привычке играть с людьми, он играл так же и с Ларой, не мог удержаться. Его тянуло к ней, и это было неожиданно и непонятно, шло вразрез с его понятиями о свободе, вызывало неосознанный протест и желание бунта. – Я вырвался из своей жизни, как из клетки, – продолжал он, нащупывая верный тон, представляя себя актером на сцене, продолжая слушать себя со стороны. – Никто не знал, где я. Даже телефон отключил. Три дня я ни о чем не думал… сидел на веранде, смотрел на тебя. – Он одернул себя – не надо зарываться. Если Лара почувствует фальшь – скукожится, уйдет в себя. – Мне никогда еще не было так хорошо… Это была свобода. Ты моя свобода!

Он резко притянул ее к себе и прижался ртом к ее рту, передавая ей свои нетерпение, жадность и желание…

…Андрей спал, лежа на спине, разбросав в стороны руки. Длинный, смуглый. Дышал неслышно. Лара стояла на пороге спальни. Одетая – в джинсах и свитере, – собиралась готовить завтрак, да задержалась. Она стояла на пороге и смотрела на спящего Андрея. Все как тогда. Как будто и не было этих двух лет. Он вернулся…

Она так часто видела эту картину – Андрей лежит на ее постели, разбросав руки. Все три их ночи он спал, разбросав руки, а она сидела рядом, не могла насмотреться. Мерно поднималась его грудь, темнела родинка ниже правого соска, билась синяя жилка на шее.

«Ну что? – спросил кто-то внутри. – Ты счастлива? Ведь ты этого хотела. Счастлива?» – «Не знаю, – ответила она. – Ничего я не знаю!»