Генерал Колобов узнал его. Андрей Липатов понял это обострившимся вдруг чутьем. Взгляд генерала, жесты, мимика – все говорило о том, что он, Андрей, не ошибся. В отличие от него, генерал прекрасно помнил, где они встречались. Генерал знает, кто он. Смотрел, забавляясь его потугами выдать себя за журналиста. Раскусил его сразу. Но виду не подал. Почему? Почему не поднял крик, не вывел на чистую воду, не указал на дверь. А потому и не подал, что хотел обдумать ситуацию. В спокойной обстановке, без свидетелей. Обдумать и решить, что делать дальше. Такие, как генерал, то ли в силу профессии, то ли природы, редко действуют спонтанно. Они сначала анализируют…

Что их связывает? Что может связывать генерала Колобова и жалкого найденыша?

Вдруг мелькнула мысль, что не нужно было идти. Генерал человек опасный. Даже сейчас, на пенсии. Жесткий взгляд, холодная улыбка… Андрей поежился. Он и тогда его боялся. Он вспомнил генерала, и старый страх вернулся. Человек из детства улыбался ему, протягивая конфету, а он смотрел как завороженный на его мелкие очень белые зубы, и ему казалось, что тот сейчас вцепится ему в горло…

Нет, думал Андрей через минуту. Он правильно сделал, что пошел. Он сейчас как гончий пес, взявший след. Посмотрим, кто кого. Он уже давно не жалкий найденыш, у него самого зубы не хуже. Посмотрим, что придумает генерал, что он откроет ему, Андрею, о чем промолчит. В том, что генерал не скажет ему всей правды, Андрей не сомневался. Такие, как генерал Колобов, никогда никому не говорят всей правды. Ну и пусть – ему, Андрею, и намек сойдет. И полуправда. Он сумеет сам выстроить… дом.

Уже бились в нем знакомые острые пульсы-молоточки, предвестники фарта. Как всегда в минуты волнений, покалывало в кончиках пальцев. Андрей с силой несколько раз сжал и разжал кулаки. Он докопается до корней этой странной истории. Он, Андрей Липатов, банкир, против генерала Колобова. Генерал с жестким взглядом, знанием, связями против Андрея Липатова с его… подходом к людям. С его умением убеждать людей, видеть их насквозь, заставлять плясать под свою дудку. Андрей Липатов – укротитель людей. Тесть ходит по струнке. Заговаривает о передаче дел зятю. Вряд ли, конечно. Он все равно уйдет. Банк, к сожалению, в одном пакете с постылой женой. Людмила… Его передернуло.

А кроме того, он свидетель! Свидетель чего-то… И генерал Колобов теперь не выпустит его из рук!

В нем зарождалось чувство, что встреча с генералом срежиссирована кем-то… там, неспроста все это! Их снова столкнуло. Такой вот виток судьбы. И отношения их только начинаются. И… возможно, это выход! Возможность уйти и начать сначала. Нужно только не продешевить. Кто знает, что их связывает. Тайны всегда дурно пахнут. Люди платят, и платят немало, чтобы тайны так и остались тайнами. Нужно только хотя бы представлять себе, что за тайна. Нужна информация. Информация! Как воздух!

Он вспомнил письмо на генеральском столе. От телезрителя… Генерал упомянул вскользь… зачем-то. Зачем? Или почему? Может, письмо задело его… как-то? Если его увидел по телевизору он, Андрей, то могли увидеть и другие, знавшие его в прошлом, знакомые или сослуживцы. Соратники. В его тоне были досада и насмешка, он упомянул о письме не для Андрея, он просто не смог удержаться. И при этом бросил взгляд на конверт. Почему он не уничтожил письмо?

Название города… Андрей вдруг ощутил легкий укол в сердце. Остановился. «Такой вот казус, – сказал старый логопед. – Он произносил всего лишь два слова. Одно из них было похоже на «антипод», представляете? Где он мог его слышать?»

Название города тоже было похоже… Андрей напрягся, закрыл глаза, пытаясь вспомнить. Конверт на генеральском столе… Картинка была черно-белой. С резкими светотенями. Он отчетливо увидел… светлый конверт, корявый старческий почерк. Генералу Владимиру Семеновичу Колобову, редакция, телевидение… Обратный адрес… Вот! Антипинск! Вот какое слово повторял найденыш! Возможно, искаженно, в своей интерпретации. А логопеду, не подозревавшему, что есть такой город, послышалось совсем другое слово. Антипинск!

У генерала на руках козыри? У него, Андрея, тоже кое-что есть. А если нет, то будет. Будет!

Приподнятое настроение его таяло по мере приближения к дому. Дома его ждет жена. Смотрит очередной фильм ужасов. С кровью и предсмертными хрипами. Не спит. Рядом на столике бокал и бутылка. Он снова остановился. Черт!

Черно-белая картинка мигнула вдруг перед его глазами. Изображение дрожало, словно в старом барахлящем телевизоре. Людмила принимала ванну. Их ванная комната была отделана черным мрамором – претенциозность, от которой его тошнило. Горели бра-подсвечники по стенам. Везде белые искусственные цветы. Как на кладбище, вдруг подумал он с отвращением. И тут же увидел следующую картинку – Людмила в гробу. Белые лилии. Горящая свеча в холодных пальцах. Он даже ощутил удушливый запах цветов, и теплый свечной воздух словно мазнул по лицу…

Галлюцинаций еще не хватало, подумал он, чувствуя слабость в ногах и испуг, пожалуй. В кончиках пальцев покалывало все сильней. В затылке появилась нарастающая тяжесть. Во рту пересохло. «Сглазил он меня, что ли?» – подумал Андрей о генерале. Последнее, что он слышал перед тем, как потерять сознание, был звук. Легкий щелчок, будто лопнул маленький воздушный шарик. Есть такая пластиковая упаковка… из шариков, нажимаешь пальцем, и шарик лопается. Красная вспышка ударила ему в лицо, и его не стало…

…Он очнулся в своей спальне. За опущенными шторами угадывалось утро. Или день. Он обвел глазами комнату. Отбросил одеяло. Почувствовав тошноту, прилег снова. Что с ним случилось? Он помнил, что был у генерала, потом шел домой. Было уже темно, кажется, был дождь. Ему стало плохо… и дальше ничего.

Провал.

Дверь отворилась. Вошла Людмила в пышном голубом пеньюаре. Подошла к кровати. На лице преувеличенно озабоченное выражение.

– Ну как ты, Андрюша? – Она поправила одеяло, присела на край кровати. – Если бы знал, как ты меня напугал! – Она прижала руки к груди. – Всех нас! Папа тоже здесь. И доктор Фрид приехал, говорит, ты спишь, не надо будить. Я папе говорю, это ты виноват, у него переутомление! А он говорит…

– Что случилось? – перебил он жену и не узнал своего голоса. Он словно слышал его со стороны.

– Тебя нашли на улице Ломоносова какие-то люди, вызвали полицию. Ты был без сознания. Они думали, что тебя убили. Полиция приехала, увидела, что ты жив. Они проверили документы и позвонили домой.

– Когда это было?

– Вчера около двенадцати. Я очень волновалась, Андрюшенька, звонила тебе по мобильнику, но ты отключился. Я попросила их привезти тебя домой. Они привезли. Такие славные ребята. Я сделала им кофе…

Около двенадцати? Когда он уходил от генерала, часы били одиннадцать. Он был рядом с домом генерала, когда это случилось. Сколько же часов он был без сознания?

– Который час?

– Не волнуйся, Андрюшенька. Лежи. Тебе нельзя волноваться. На работу сегодня не пойдешь. Я так и сказала папе…

– Который час? – повторил он с раздражением.

– Двенадцать.

– Что было потом?

– Ты кричал и вырывался, хотел куда-то бежать. Я вызвала доктора Фрида…

– Что я кричал?

– Ты звал какого-то сторожа… Кричал, лови меня, сторож! Бредил!

Он звал сторожа? Действительно, бред. Или… Андрей снова попытался подняться. На этот раз получилось лучше. Голова почти не кружилась.

– Врач сказал лежать! – бросилась к нему Людмила. – Не пущу!

Он отодвинул ее рукой, пробормотал, сдерживая себя:

– Мне нужно…

У него было чувство, что вокруг него что-то началось. И ему необходимо немедленно вмешаться. Принять участие в этом… начавшемся. И надо спешить, чтобы не опоздать. Он вырвал руку у жены, пытавшейся удержать его. Поспешно оделся. Молча прошел через гостиную, где сидели, негромко беседуя, тесть и семейный доктор Фрид. Не ответил на их приветствие. Вышел в коридор. Людмила бежала следом, крича со слезами:

– Папа, он уходит! Остановите его!

Папа-банкир шагнул было следом. Толстый доктор положил руку на его плечо.

– Пусть идет, – прошептал он. – Не мешайте!

Папа растерянно повернулся.

– Это что-то вроде реактивного психического состояния, – объяснил доктор. – Не нужно его волновать. Он не уйдет далеко. Я уколол ему сильнодействующий транквилизатор. Действие его еще не прошло… Он не выйдет из дома, вот увидите.

Но доктор Фрид ошибся. Андрей вышел из дома. Призывно махнул рукой. Желтое такси плавно подкатило к тротуару.

– Папа! – взвизгнула Людмила, наблюдавшая за мужем из окна. – Он уехал! Доктор! – Доктор растерянно пожал плечами. Людмила громко рыдала. – Он меня бросил! Он не вернется!

Андрей Липатов с упрямством автомата двигался к цели. Он гнал машину на предельной скорости и только через двенадцать часов подумал, что нужно, пожалуй, передохнуть. Он остановился, сверился с картой. Странно, он не испытывал усталости. Только слегка ныла поясница да пульсировала знакомая тяжесть в затылке. Он не был голоден. До Антипинска оставалось примерно часа четыре. Он заночевал в придорожном мотеле, заставив себя съесть несвежий бутерброд и выпить чашку кофе. Добрался до постели и уснул, как провалился. И проспал около десяти часов.

Вечерело, когда Андрей въехал в город. Облупившаяся триумфальная арка возвещала, что перед путешественниками раскинулся город Антипинск, заложенный в 1867 году. Он проехал по центральной улице, где горели редкие фонари. Типовая коробка на центральной площади, архитектурный уродец эпохи строительства коммунизма – бывший обком партии. Памятник Ленину. Главпочтамт. Торговый комплекс с дрожащими тускло-синими неоновыми буквами на крыше – «Универсам». Темные боковые улочки тянулись во все стороны как метастазы.

Адрес человека, написавшего письмо генералу, он знал наизусть. Улица Космонавтов, дом шестнадцать, квартира семь. Никакого плана у него не было. Он просто хотел увидеть этого человека. Поколесив по городу, он наткнулся наконец на улицу Космонавтов. Пригород. Спальный район. Ободранные Черемушки. Машина загрохотала по разбитому асфальту. Здесь было темнее, чем в центре, – редкие фонари горели слабым синеватым светом.

Он позвонил в дверь. Человек был дома, он видел свет в окне квартиры. Он даже не заготовил вступительной фразы, так торопился. У него мелькнула мысль, что можно подождать до завтра, походить вокруг, осмотреться. Но нетерпение гнало его как гончую, почуявшую зайца.

Он даже не удивился, что ему открыли. Человек внимательно изучил его в глазок, долго отпирал сложные запоры. Молча.

Он впился взглядом в старика… Он представлял себе его моложе. Ровесником генерала почему-то. Этому было за восемьдесят. Живет один, внезапно понял он. Вид неухоженный, в нос пахнуло запахом несвежего белья. Тяжелый застоявшийся дух в квартире заставил Андрея сглотнуть, преодолевая подступившую к горлу тошноту.

Он знал этого человека. Он помнил его здоровым и крепким мужиком, звероватый взгляд его помнил…

…Старика не нужно было понукать. Он истосковался по общению. Ему было что сказать. Ему льстило, что его слушают.

Он говорил торопливо и жадно. Так же как и ел. Андрей захватил бутылку водки и копченое мясо, догадался.

– Режимный объект, – говорил старик, понижая голос. И тут же вскрикивал: – Выродки! Нелюдь! Отродье!

Они же тебя выворачивали наизнанку, как шкуру, влазили в душу, они же все про тебя знали. Эта паршивка Мария… Сторож, говорит, а где брат твой, Сторож?

Сторож!

– На них опыты ставили, как на зверях, – старик давился мясом, брызгал слюной. Он опьянел как-то сразу, навалился грудью на стол, обдавал гостя нечистым дыханием. – Звери и были… бездушные. Хозяйка их боялась… Да и я, признаться… Как зыркнут… особенно один, не знаю который, я их не различал, да и вообще старался лишний раз не смотреть… душу не томить. Замри, кричит, Сторож. А у меня, поверишь, аж сомлело все внутри. Отомри, кричит! Лови меня, Сторож! Лет по пять, не больше. И похожи промеж себя, не отличишь. Трое мальцов и девка… Родные вроде как… хотя кто их там знал. Страшно было, а работали. Глаза отведешь, бывало, и по стеночке, по стеночке, а ночью, когда нет дежурства, запрешься в своей комнате… А в увольнительной можно и по этому самому делу… – Он провел рукой по горлу. – Расслабиться. Мне бы, дураку, уйти вовремя, ну, там, комиссоваться по болезни, придумать чего, не старый еще был, да все жадность проклятая… Не может человек ничего против жадности! Потому как слаб. А там платили хорошо и работа не пыльная, как ни крути. А где лучше? Везде плохо, везде корячиться надо…

Старик задумался, глядя в стол. Похоже, напрочь забыл о госте.

– А ты из какой газеты будешь? – спросил он вдруг, всматриваясь в лицо Андрея. – Надумаешь писать, фамилию мою не называй, ни к чему. Секретный объект, не пришло время… и не придет никогда. А не надумаешь, так оно и лучше для всех. Молодой ты еще, непуганый, ни хрена не понимаешь. Все вы ни хрена не понимаете. С этим осторожно надо, а то вы в своих газетах… почем зря, совсем совесть потеряли…

Его обычная подозрительность уже просыпалась в нем. Порыв прошел. Он устал и опьянел. Ему хотелось остаться одному.

– Иди, парень, иди. Послушай, – вспомнил он, – а мы ж вроде на завтра сговорились? Ну да, на завтра! Или нет? Совсем память никуда стала…

Он взглянул на Андрея выцветшими старыми глазами, в которых вдруг промелькнуло что-то… воспоминание, догадка… И тут же отвернулся, чтобы скрыть замешательство, остро желая только одного – чтобы нежеланный гость поскорее убрался восвояси. Он возился с дверными запорами, торчали тощие лопатки под линялой рубахой, напрягалась коричневая жилистая шея. Андрей протянул руку к шее старика, сжал пальцы…

Сторож… Конечно! Он помнил его! Здоровенный, тяжелый мужик, звероватый взгляд исподлобья. Ему, Андрею, нравилось дразнить его. Он его нисколько не боялся. Наоборот, он испытывал азарт и гордость, чувствуя страх этого человека. Страх и ненависть, которые словно подстегивали его. Он жадно вглядывался в его лицо, ловил взгляд, который тот вечно отводил в сторону…

Режимный объект? Конечно! Вот вам и точка пересечения с генералом Колобовым. Вот и раскрылась тайна. Вернее, приоткрылась. Как сказал Сторож – по объездной на север, сорок второй километр, сразу за мостом, а потом в глубь леса…

Кем был тогда генерал – ясно. А кем был он, Андрей? И остальные? Братья и сестра? Четверо выродков, которые влазили в душу… «Звери!» – сказал Сторож. Бездушные звери, на которых ставили опыты, которых опутывали проводами… Дети с паранормальными свойствами? Ясновидящие? Выродки… «Нелюдь!» – сказал Сторож, который до сих пор, почти через тридцать лет, испытывает страх и беспокойство, вспоминая…

Что же это было, раздумывал он. Генетически модифицированные дети? ГМ-выродки? Разработка оптимальной модели homo sapiens? По образу и подобию? Что-то ему попадалось уже, не то фильм, не то книга о подпольном комбинате гениев, где по заказу «плохих парней» в человеческий эмбрион пересаживали гены «гениальности». Он и не помнит, чем там дело кончилось. Кажется, «плохие парни» с помощью этих «гибридных» гениев пытались завоевать мир…

А где остальные? Я их не различал, сказал Сторож. Они же все были одинаковые. Один из мальцов помер, сказал Сторож. Сердце не выдержало. Учитель аж черный ходил, он с ними все время возился. Любил их. Потом и Главный ушел следом, тоже сердце. Переживал сильно…

Остальные! Есть и остальные. Собрались в нужное время в нужном месте. Один уже здесь. Другой на подходе, явится за своей долей завтра. Старик, видимо, принял его, Андрея, за другого, потому и дверь открыл, и о газете спрашивал. Неудивительно, они же все одинаковые – Сторож не умел различить их тогда, не сумел и сейчас. Он, Андрей, успел раньше… того. Судьбе было угодно, чтобы они вышли на Сторожа почти одновременно. Зачем? Время пришло? Каким образом узнал о Стороже тот, другой? Или протянута между ними незримая кровная ниточка? Брат!

Где брат твой, Каин?

Сторож никому больше ничего не расскажет, подумал он, угрюмо усмехнувшись. Никому и никогда. Держатель тайны передал свою тайну следующему посвященному. Исполнил предназначение и ушел…

Он не вернулся в гостиницу. Бродил по ночному городу до утра, пытаясь представить себе того, другого. Брата. Он пробовал на вкус незнакомое слово, прислушиваясь к ощущениям. Готовился к встрече, полный нетерпения и азарта. Пытался вспомнить хоть что-то из детства, теперь, когда он узнал… Но все было напрасно. Вспышки не было, и картинка так и не появилась.

Брат…

…Андрей Липатов видел, как тот выскочил из подъезда. Упал на мокрую скамейку неподалеку от той, где сидел он сам. Теперь ему предстоит решить сложную задачу, подумал он с тайным смешком: смерть старика – случайность или… нет. С чувством, похожим на злорадство, Андрей наблюдал за человеком на соседней скамейке. Вот и встретились, бились внутри мелкие злобные пульсы. Вот и встретились. Кажется, ты не рад, братишка! Похоже, ты испугался, глупыш. Страх – это хорошо. Страх парализует. Страх лишает способности соображать и сопротивляться. Страх – это послушание. Ничего, дружок, мы еще подружимся. Только нужно помнить, кто в команде за старшего.

Со свиданьицем, братишка!

Из города они уехали на одном поезде.