Время зверя

В большом баре было темно и шумно. Алексей отметил это сразу, едва только вошел в зал, расчерченный деревянными перегородками. Столики, что прятались в деревянных ячейках, были заняты – кое-где сидели компании, а на пустующих столах красовались большие таблички с грозной надписью «Занято». Из колонок музыкального центра за барной стойкой тихо лилась старая романтическая мелодия. Ее пытался заглушить стоявший рядом телевизор – кто-то включил спортивный канал, и голос диктора, комментирующего футбольный матч, зудел и зудел, как заблудившийся в комнате комар. Над столиками висело зыбкое облако табачного дыма, в котором тонули десятки голосов. Никто не повышал тона, да и музыка была негромкой, но все вместе сплеталось в неразборчивый гул, привычный уху любого посетителя подобных мест.

Подняв голову, Алексей бросил взгляд на второй этаж – этакий бельэтаж, возвышавшийся над общим залом. Там, за деревянными перилами, виднелись столики. Некоторые казались свободными, но Кобылин решил, что не полезет вверх по винтовой лестнице. К тому же и там, наверху, было довольно много народа. К счастью, именно в этот момент охотник заметил свободное местечко у барной стойки – аккурат рядом с телевизором. На одном конце, почти у самого входа, расположилась шумная компания из четырех молодых ребят, одетых в цветастые тряпки. Они жадно пили пиво из высоких бокалов и о чем-то спорили. В самом центре сидела парочка – менеджер в черном костюме и белой рубашке с пылом о чем-то вещал тощей накрашенной блондинке потрепанного вида. А чуть дальше красовалась пара пустых стульев. Видимо, никто не хотел садиться около бубнящего аппарата.

Высокий табурет у барной стойки выглядел на редкость неудобным – длинные тонкие ножки, маленькое сиденье. С такого и свалиться недолго. Но когда Кобылин устроился на нем и облокотился на отполированную до блеска стойку, оказалось, что все не так уж плохо.

За стойкой, прямо напротив Алексея, высился огромный шкаф со стеклянными дверцами. Внутри пряталась целая батарея разнокалиберных бутылок, которые, видимо, не пользовались особым спросом. Разглядывать их Кобылин не стал, от одного вида такой груды алкоголя стало тошно. Зато задержал взгляд на стеклянных дверцах, в них он отражался словно в зеркале.

За зиму он действительно сильно похудел. Лицо заострилось, стало каким-то сухим, резким. Скулы торчали, подбородок был словно вырублен из мрамора. Черные волосы отросли до плеч, которые казались неестественно широкими от бесконечных упражнений. Впрочем, все не так уж плохо. Парикмахер сотворил с лохмами Алексея маленькое чудо – теперь они не висели сальными патлами, как раньше. Аккуратно подровненные и уложенные, они, казалось, зажили своей собственной жизнью и теперь больше напоминали модную прическу актера из голливудского сериала, чем причесон бомжа. Еще немного, и их можно было бы забирать в конский хвост, что Алексей и собирался сделать в ближайшее время.

С курткой, что делала плечи шире, тоже получилось удачно. Темно-коричневая кожа тускло поблескивала, жесткий воротник пришелся впору, а на плече виднелся странный герб, выдавленный в толстой коже. Кобылин точно знал, что не промахнулся, – куртку ему сосватал Борода, большой охотник до подобных брутальных вещичек. Купили у мастера, что сам шил вещи из хорошей кожи, и не прогадали. Конечно, как Кобылин и предполагал, махать руками в такой куртке очень неудобно. Пусть она и больше на размер, а то и на два, все равно это не спортивный костюм. С другой стороны, стрелять она не мешает. Совершенно. Проверял. И гораздо удобнее, чем скроенные кое-как, наспех, кожанки с турецкого берега, которых полно на рыночных развалах. Конечно, пришлось отвалить за такую вещицу кучу денег, но…

Кобылин сунул руку во внутренний карман и похрустел новенькими купюрами. После того как Гриша вскрыл счета покойного Олега, проблемы с деньгами кончились. Нет, покупать каждый день по «Мерседесу» пока нельзя. Но и экономить на одежде теперь не приходится.

Взглянув на стеклянную дверцу, Алексей уставился на свое отражение – лицо суровое, брови хмурятся, черный воротник водолазки прячет шею… Злодей, да и только. Вздохнув, охотник показал собственному суровому отражению язык. Хватит пугать народ. Нужно и отдохнуть – как и было задумано.

Свой выход в свет Кобылин готовил целую неделю. Доделал накопившиеся дела, привел себя в порядок, снял крохотную однушку на самом краю города и хорошенько выспался. Борода, бдительно следивший за процессом возвращения блудного охотника в лоно цивилизации, контролировал каждый шаг. Когда Алексей обмолвился, что устал прятаться по подвалам, тут же поймал друга на слове и твердой рукой повел обратно – к обычной жизни, не связанной с ежедневной охотой в темноте. Кобылин, что и вправду немного озверел от бродячей жизни, был только «за», но оказалось, что не все так просто. Он действительно отвык от обычной жизни. Разговаривал скупо, только о деле, думал все время о работе и просто не мог прекратить тренировки, которым посвящал любую свободную минуту. И главное, он всегда был на взводе.

Алексей просто не мог расслабиться. Он всегда находился в полной готовности либо нанести удар, либо увернуться от него. Его взгляд все время скользил по округе, выискивая места вероятной засады либо пути отступления. Кобылин выглядел слегка одержимым… Да таким и был. Он был охотником – от кончиков пальцев до корней волос. За последние несколько месяцев он превратился в машину, в робота, у которого есть только одна программа, которой он неукоснительно следует. Если Алексей не охотился, значит, тренировался. Если не тренировался, значит, искал в Интернете дополнительную информацию по любой нечисти. Поглощал сотнями книги, заметки, статьи – просеивал все пустые выдумки в поисках единственного золотого зернышка. Анализировал, сопоставлял с собственным опытом, делал заметки, вычисляя новые способы быстро и навсегда упокоить нечисть. Если и этого он не делал, значит, ел или спал. Вот и все. Другим занятиям не было места в жизни Алексея Кобылина, превратившегося в простого и недалекого ночного хищника и ставшего в чем-то похожим на своих жертв.

Алексей и не замечал этого, пока Борода не расписал ему все в красках. Вот тогда охотник и встревожился. Он все-таки не хотел становиться бездумной машиной для убийств, очередным ночным хищником, пусть и со знаком плюс. Собственно говоря, от этого состояния только один маленький шажок до знака минус. Потому Кобылин и согласился с Гришей, когда тот заявил, что охотнику тоже нужен отпуск.

Отпуска не получилось – город никогда не спит, как и нечисть в нем. Сначала выколупывали из подвалов одинокого зомби, потом гоняли меняющего форму оборотня на рынке, после – выслеживали спятившего крысюка… И в конце концов Борода сказал – баста. Это никогда не кончится. И своим волевым решением назначил охотнику Алексею Кобылину выходной. О чем известил его в письменном виде, прилепив ко лбу ошалевшего Кобылина приказ по всей форме, отпечатанный на древней печатной машинке.

Ровно через сутки Алексей оказался в этом баре. И сейчас испытывал странное, давно забытое ощущение. Вечер начался, а он – в баре. Не идет на работу. Он – отдыхает. Пытается снова стать человеком.

Алексей бросил косой взгляд на свое отражение. Нет, пока не получается. Какой-то колючий тип с недобрым взглядом. Конечно, охотник мог в любой момент войти в роль, стать мягким и доверчивым недотепой, например. Или изобразить ботаника, пытающего выглядеть крутым парнем. Но это… Это была бы уже работа. Это маски. А где же сам Алексей Кобылин, подумал охотник, разглядывая свое отражение. Где он сейчас, чем занят?

Поймав краем глаза движение, Алексей с раздражением подавил первый рефлекс – рука дрогнула, чуть не скользнув за отворот куртки, к оружию. Это всего лишь бармен.

Коротко стриженный паренек в белой рубашке с черной бабочкой наконец обратил внимание на нового посетителя. Вразвалочку, лениво, подошел ближе, откровенно глазея на новичка. Алексей дружелюбно кивнул.

– Уже выбрали что-то? – спросил паренек.

– Пока нет, – тихо отозвался охотник. – Большой выбор.

– Есть хороший коньяк, – так же тихо отозвался бармен, пытаясь изобразить доверительный шепот. – Только для ценителей. «Хеннесси Парадайз», привезли в чемодане, частным порядком.

Кобылин мотнул головой, отметая коньяки как класс. Глупо. В самом деле, он же не собираться пить? Заказать, что ли, кофе?

– Может, коктейль? – не отставал бармен. – Виски, ром, текила…

– Коктейль? – оживился Кобылин. – А что, есть что-то приличное?

– Что угодно, – бодро отозвался паренек. – Коктейли – наша специализация. Любой из стандартных шотов и лонгов, плюс фирменные рецепты. И – что угодно сделаем на заказ.

– Вот что, братец, – сказал Алексей. – Давай-ка смешай мне пойло. Запоминай – пятьдесят грамм грейпфрутового сока, апельсинового двадцать грамм, лайма тоже двадцать, сахарный сироп – чайную ложку, минералочки сто грамм. И два кусочка льда.

Бармен удивленно воззрился на странного клиента. Потом, не веря своим ушам, переспросил:

– И?

– Ах да, – спохватился Кобылин. – Смешать все соки, сахарный сироп взбить. Отфильтровать в стакан со льдом и добавить минералку. Добавить лед и кусочек лимона.

Паренек с недоверием уставился на странного клиента. Издевается, что ли? Но нет – в лице странного любителя сока не было и намека на издевку. Наоборот, в его глазах мелькнуло что-то такое, неуловимое, страшное, от чего захотелось тут же молча заняться странным коктейлем. В первую очередь, оставив на потом все срочные заказы.

Бармен, несмотря на молодость, работал за стойкой не первый год. Поэтому не стал переспрашивать, а поступил так, как подсказывало чутье – быстро отвалил от странного типа и поспешил выполнить заказ.

Кобылин, проводив паренька долгим взглядом, снова ухмыльнулся. Ну вот, кажется, это можно расценивать как успех. Сойдет же за шутку? Посидел в баре, пошутил. Может, хватит? Сейчас бы выбраться на улицу, пробежаться по крышам, хватая ртом холодный воздух. Да, грязноват он в городе, никакого сравнения с деревенским, но – куда деваться. Потом бы навестить тот перекресток, где за неделю уже пять аварий со смертельным исходом, или снова попытаться выследить тварь, что ловит бродячих собак у заброшенного завода, превращенного в склады.

Задумчиво водя пальцем по полированной столешнице, Кобылин погрузился в размышления. Неужели он и в самом деле так одичал? Все мысли только о работе. А с другой стороны, с чем сравнивать-то? Раньше, в прошлой жизни, все мысли были только о водке. Постоянно пьяный, не в себе, весь мир сжат до единственной мысли – найти бы бутылку. Алексею вдруг стало немного не по себе. Он понял, что между прошлой жизнью и этой, нынешней, очень много общего. Неужели он теперь зависим от этой кровавой жатвы так же, как раньше был зависим от алкоголя? Тот, кто пристрастился к питию, – алкоголик. Больной алкоголизмом. А тот, кто жить не может без ночной охоты за крупной дичью… Господи боже, подумал Кобылин, я что, получается, серийный маньяк-убийца?

Стало совсем тоскливо. Алексей поддел ногтем отслоившийся кусочек лака. Гриша прав. Пусть он и не говорит напрямую, делает вид, что шутит, но – прав. Именно к этой мысли Борода и подводил своего друга весь последний месяц. Нельзя так зацикливаться на одном. Крыша съедет. Наверняка есть какой-то синдром охотника или что-то в этом духе, когда душа переполняется смертями и каменеет. Ох, надо бы поговорить с Гришей, поговорить серьезно, без шуток и прибауток.

От грустных мыслей спас бармен – принес огромный стакан, даже не стакан, а что-то вроде большого пивного бокала, наполненного странным желтоватым зельем. Бухнул на стойку перед странным клиентом и тут же отошел. Кобылин поднял бокал, отхлебнул. Задумчиво покатал на языке странную смесь. Жуткая гадость. Но что-то в этом есть.

Поражаясь собственной смелости, Алексей решительно сделал большой глоток и, довольный собой, отодвинулся от стойки. Бросил взгляд на экран телевизора, глянул через плечо в зал. Народу прибавилось. И музыка стала громче. Вечер, похоже, только начинался. В зале царила суета – между столиками, занятыми компаниями, сновали официантки в белых фартучках, гости перемещались по залу. Кто-то знакомился, кто-то прощался, в свободном углу пяток подростков, кажется, затеяли танцы. Сверху, со второго этажа, тяжелым облаком опускался гул разговоров – теперь посетителям приходилось говорить громче, перекрикивать друг друга.

Почувствовав движение за спиной, Кобылин резко обернулся. И застыл. На пустой стул рядом с ним ловко втиснулась худая девушка лет двадцати. И тут же улыбнулась соседу, показав ровные белые зубки. Кобылин сглотнул. Хороша, стерва. Черная водолазка подчеркивает худые руки и плоский животик. Поверх накинут черный стеганый жилетик с огромным пушистым воротником из белого меха. Но главное – волосы. Огромная копна рыжих волос, что завиваются мелкими колечками и опускаются на плечи. Личико остренькое, озорное, в зеленых глазах хитринка. Губы узкие, но яркие, сочные. Хороша, зараза.

Кобылин робко улыбнулся в ответ – уголком рта. Забыл уже, как это делается. Нет, он не был девственником. Во время алкогольных похождений бывал он и в таких компаниях, где на него вешались разные лахудры различной степени потрепанности. Но все это было… Так. Не по-настоящему. Без чувств. Побочный эффект опьянения – вроде похмелья. А вот чтобы романтические отношения с девушкой, по-правильному, как положено… Кому же из приличных дам нужен ободранный алкаш?

Рыжеволосая бодро подмигнула охотнику и демонстративно потянула воздух длинным острым носом, на котором виднелась россыпь припозднившихся веснушек.

– Это что, коктейль из сока? – бесцеремонно осведомилась она звонким голоском. – Ты серьезно?

– Да, – совершенно растерявшись, ответил Кобылин. – Только сок.

– Ну ты даешь, – девчонка рассмеялась, звонко, но с теплыми нотками хрипотцы.

Кобылин поймал ее взгляд и утонул в зеленых диких глазах. Его как магнитом потянуло к ней. Как-то сразу, невообразимо, без лишних слов он почувствовал в ней что-то знакомое, близкое, то, чего ему сейчас так не хватало.

Внутри что-то щелкнуло, и на этот раз Кобылин не успел остановиться. Рука скользнула за отворот новенькой кожанки, и маленький «браунинг» сам прыгнул в руку из глубокого кармана. Кобылин прижал его к груди, прицелился прямо в лоб сидящей рядом рыжей и ожег ее взглядом, полным бешенства и разочарования.

Рыжая сначала не поняла. Увидев ствол, направленный ей в лицо, удивленно вскинула брови и с некоторой растерянностью взглянула в лицо охотнику. И лишь тогда догадалась. Глаза резко сузились, губы из улыбки растянулись в оскал, а рыжая копна волос вздрогнула, пытаясь стать дыбом. Взгляд зеленых глаз стал ледяным, злым. А зрачки, сузившиеся так резко, как никогда не бывает у людей, казались крохотными черными точками. Казалось, еще секунда и – зарычит.

Кобылин не выстрелил. Промедлил долю секунды и – не выстрелил. Не здесь. Глупо. Медленно выдохнул, унимая волну бешенства, попытался взять себя в руки. Вот стерва. И тут нашли.

Рыжая прожигала охотника взглядом, полным ненависти. Поняла, что ее узнали и кто перед ней. Алексей равнодушно глядел в ответ – смотрели ему в глаза и не такие чудища. А в этом взгляде к тому же скользит растерянность. Не ожидала. Не охотилась?

Пару секунд они в упор разглядывали друг друга. Потом рыжая медленно наклонила голову.

– Убери, – низким хриплым голосом, в котором слышалось рычание, выдала она. – Убери эту дрянь и вали отсюда.

– Убирайся, – тихо бросил Кобылин. – Даю минуту. Беги из этого бара. Сегодня тебе тут ничего не светит.

В зеленых глазах девицы полыхнуло пламя. Злость, переходящая в бешенство.

– Это мой бар, – прорычала она. – Я отдыхаю тут с друзьями. Часто. Ты тут лишний.

– С друзьями? – Кобылин дернул уголком рта. – Я бы их учуял.

– Идиот, – прошипела рыжая, подавшись вперед. – С обычным друзьями. С людьми. И если ты не свалишь, они вышвырнут тебя отсюда.

Кобылин криво ухмыльнулся. А потом вдруг увидел – она не врет. Здесь нет ее сородичей. Она одна. И чувствует себя очень обиженной из-за того, что на ее территорию ввалился урод со стволом и испортил вечер. Вон как глазами сверкает. Но жажды крови в ней нет. Только жгучая, острая обида и ненависть к таким, как он. Кобылин перестал ухмыляться и взглянул на рыжую, что немного отодвинулась и плотно сжала губы, спрятав белоснежные зубки.

Все – понял Кобылин. Момент упущен. Она не бросится. Он не выстрелит. Глупо. Ему захотелось выматериться и шваркнуть пистолет о стойку. Что за жизнь! Единственный выходной в жизни охотника и…

– Уходи, – бросила рыжая уже без злобы, – последний шанс.

– Не знаю, чем ты здесь занимаешься, – отозвался Алексей, – но лучше тебе заняться этим в другом месте. Подальше от меня.

– Занимаюсь? – Рыжая вспыхнула, и на ее побелевшие щеки хлынул румянец. – Не твое дело, чем занимаюсь! Ты, дебил, решил поиграть в крутого мужика? Нарядился, как мальчик с обложки журнала, а пушка-то дамская. Что ты ей собрался делать? Ворон пугать? Ты кто такой вообще, лопух?

– Я – охотник, – сдержанно отозвался Кобылин, борясь с желанием продемонстрировать, на что способна эта крохотная машинка с серебряными, отлитыми вручную пульками.

– Три раза ха, – выдохнула девица, с презрением смерив Алексея взглядом. – Ты решил поиграть в охотника, в крутого парня, да? Накинул кожаную курточку, упер у мамаши пистолетик и завалился в бар. И заказал себе стаканчик настоящего выдержанного сока! Круто, да?

Кобылин даже бровью не повел. Слова оборотня задели бы любого мачо, решившего поиграть в охотников. Но Алексею было не до этого – он присматривался к рыжей. Смотрел на нее холодным взглядом профессионала, подмечая то, что ускользнуло раньше, когда ему мешала злость. И видел он теперь совсем другое. Девчонка не врала. В ней не было того надлома, что оставляет убийство, не было в глазах того багрового огня, что оставляет после себя утоленная жажда крови. Она еще никого не убивала. И сегодня не собиралась. Просто девчонка, очень злая на охотника и… на себя. За что на себя-то? За то, что не такая, как все? Не такая, как ее человеческие друзья, или не такая, как ее родичи-монстры, которым убить человека – как поймать блоху? Вот загадка.

– Что нахмурился, охотничек, – продолжала рыжая, криво ухмыляясь и откровенно задирая незваного гостя. – Сделай лицо попроще. А то надорвешься. Плохо у тебя получается грозный вид. В Кобылина решил поиграть?

– В кого? – обалдело переспросил Алексей, разом очнувшись от размышлений.

– Ха, – девчонка зло ухмыльнулась. – Так и знала. Ну ты и лопух. Совсем зеленый. Ты об охотниках в Википедии прочитал? Даже не знаешь самого чокнутого из вашей братии.

– Ну, допустим, знаю, – медленно произнес Кобылин.

Рыжая, все так же криво ухмыляясь, перевела взгляд на пистолет, что едва заметно дрогнул в руке охотника. Потом глянула в застывшее лицо Алексея, наткнулась на его пылающий взгляд. Кривая ухмылка застыла на ее лице. Кровь отхлынула от щек – резко, в один миг. Лицо стало белым, как простыня, и веснушки стали еще заметней. Уголки алого рта задрожали, дернулись. Девчонка медленно подалась назад, словно тело само, без приказа разума захотело очутиться подальше отсюда. Блеснули зеленые глаза – взгляд рыжей заметался по залу, то высматривая кого-то в темном углу, то возвращаясь к охотнику. В глазах плясал страх. Нет. Ужас.

Кобылин, ни на секунду не отводивший взгляд от побелевшего лица оборотня, почувствовал себя скверно. Ему вдруг представилась картина: огромная собака колли, ростом с человека, стоит на задних лапах, а на ней – белый передник. Перед ней, на полу кухни, выводок щенят – штук пять лохматых хулиганов. И колли строго выговаривает им: если не перестанете шалить, за вами придет тот самый чокнутый маньяк Кобылин. Щенки в ужасе разбегаются по углам комнаты, а самый маленький, рыжий, испуганно прижимается к полу, пытается спрятать нос в передние лапы…

– Ну, это уже слишком, – сухо произнес Кобылин.

От его голоса рыжая испуганно шарахнулась в сторону и тут же замерла, когда ствол пистолета автоматически потянулся за ней.

– Черт, – едва слышно проскулила девчонка. – Черт-черт-черт…

– Как тебя зовут? – устало спросил Кобылин.

– А? – Рыжая, зачарованно следившая за пистолетом, бросила испуганный взгляд на его владельца. – Что?

– Имя, – выдохнул Кобылин. – Как зовут?

– Веря, – прошептала девчонка, едва шевельнув побелевшими губами.

– Веря? – с удивлением переспросил Алексей. – Это как же?

– Это от веревольфа, – отозвалась рыжая. – Сокращение.

– А человеческие имена у вас есть? – с тоской спросил Алексей. – Нормальные, а?

– Вера, – отозвалась рыжая. – Это похоже, но друзья зовут меня Веря, потому что это сокращение от ника, а ник…

– Веревольф, – Кобылин кивнул. – Да. Я понял.

Тяжело вздохнув, он сунул пистолет обратно во внутренний карман куртки и плавно, одним движением, соскользнул с высокого барного стула. Теперь, когда он стоял на полу, его лицо оказалось прямо напротив копны рыжих волос, завивавшихся мелкими колечками.

– Будь здорова, Вера, – сказал Кобылин, глядя в зеленые глаза. – Живи как живешь, только не будь сукой.

Рыжая приоткрыла рот, онемев от изумления, а охотник развернулся и медленно, не оглядываясь, направился к выходу из зала.

Вечер определенно не задался. Здесь больше нечего делать, выходной окончательно испорчен. Глупая затея. Кобылин поджал губы, досадуя на свою доверчивость. Не надо было слушать Гришу, надо было идти на охоту. Ведь знал же, что если охотник не идет на охоту, то охота идет за охотником. Это его судьба. Он лишь инструмент в ее руке: острый, беспощадный и – безвольный.

Уже выходя из зала, Алексей услышал, как звуковая картина за его спиной изменилась, – что-то постороннее вплелось в однообразный гул зала. Он обернулся. Точно. Рыжая стояла у стойки и спорила о чем-то с рослой девицей в джинсах и черной водолазке с высоким горлом. Та в чем-то убеждала подругу, даже за руку схватила. Но Вера что-то зло бросила в ответ, вырвала руку.

Кобылин отвернулся и пошел к входной двери. Не его проблемы. Все, пусть веселятся, пока могут. На девчонке крови нет, так пусть наслаждается жизнью. Не он ли сам всегда говорил, что есть время стрелять и время говорить? Здесь и сейчас нет места оружию.

– Эй, ты! Кобылин!

Алексей обернулся, сунул руки в карманы. Вера шла к нему быстрым шагом, уверенно, настойчиво, словно решившись на что-то. Губы ее были плотно сжаты, глаза метали молнии, а на щеки вернулся румянец. Рыжая копна волос развевалась за плечами, как грива дикого зверя.

– Подожди, – бросила Вера, подходя ближе.

Она стала напротив охотника, сжав руки в кулачки. Из ее взгляда пропал страх, осталась только решительность. Это Кобылину не понравилось, и он чуть подался в сторону, чтобы удобнее было уходить от внезапной атаки.

– Ты не думай, я не испугалась, – твердо сказала Вера, не отводя взгляда от застывшего лица Алексея. – Пусть ты и Кобылин. Но больше никогда, слышишь, никогда не приходи в этот бар.

Охотник расслабился, медленно выдохнул. Вот в чем дело. Что ж, это, наверно, непросто – пойти следом за чокнутым маньяком и бросить ему в лицо вызов.

– Больше не приду, – с внезапно проснувшейся грустью пообещал Алексей. – Никогда. Если у меня не будет для этого повода.

– Повода? – Рыжая нахмурилась. – Какого повода?

– Надеюсь, что никакого, – отозвался Кобылин. – Прощай, Веря.

Она не ответила, только фыркнула – совсем по-собачьи. То ли от возмущения, то ли от злости. Кобылин не стал разбираться. Он толкнул дверь, над которой зазвенел колокольчик, и шагнул за порог – в сумерки, что нависли над холодным и злым городом.

* * *

Диван оказался на редкость скрипучим – стоило Кобылину, лежавшему на старых потертых подушках, хотя бы шевельнуть рукой, как видавшее виды деревянное чудовище разражалось протестующими воплями. И каждый раз охотник, державший на коленях ноутбук, вздрагивал от этих пронзительных звуков, что ассоциировались у него с криком раненой баньши. Древнее барахло на ножках прекрасно вписывалось в общую картину разрухи, царившей в обшарпанной однокомнатной квартире, снятой Алексеем на месяц. Ремонт тут не делали со дня постройки дома, мебель тоже не менялась. Обои местами отлетели от стен и висели лоскутами. Искусственный палас, когда-то красный, приобрел серо-буро-малиновый оттенок и напоминал скорее жертву какого-то химического эксперимента, чем ковер. И все же здесь, в этой однокомнатной халупе, Кобылину нравилось. Она напоминала ему о доме – о той родной квартире, что выгорела дотла после атаки веревольфов. О том доме, куда он не рискнул вернуться, опасаясь нового нападения. Сейчас, после полугода ночевки в подвалах и коллекторах, он чувствовал себя королем, захватившим замок. И этот старый диван казался ему мягче самой роскошной королевской перины.

Кобылин захрустел клавишами, набивая в строке браузера новый адрес, и диван под ним тут же отозвался возмущенным скрежетом. Тяжело вздохнув, Алексей сполз на пол и сел прямо посреди комнаты, по-турецки скрестив ноги. Здесь, внизу, сигнал беспроводного Интернета из соседней квартиры был хуже, но можно было и потерпеть. Ему, в конце концов, не кино из Сети качать.

Не слишком удачный поход в клуб заставил Кобылина задуматься. В другое время он, пожалуй, напился бы до синих чертей, чтобы развеять грусть. Но теперь, в этой новой жизни, его мутило от одного только запаха алкоголя – он неразрывно был связан с кровавым месивом из того первого дела, когда погибли Фродо и Сэм. И с оборотнями. Поэтому Алексей забился в свое новое логово, отключил телефон и проспал половину суток. А проснувшись, хорошенько вымылся, сделал малый комплекс упражнений и взялся за работу.

Оборотни. Вот что его интересовало сегодня. Как и чем они живут, почему они такие, какие есть, сколько их в городе и чем они занимаются. Полистав свои записи, Кобылин с сожалением заключил, что его знания о веревольфах крайне скудны. Все, что он знал, – как их уничтожать максимально быстро и надежно. На этот вопрос охотник мог ответить быстро и обстоятельно, а может, и диссертацию написать. Но их образ жизни, цель существования и происхождение оставались для Кобылина загадкой.

Убедив себя, что это необходимая информация для более успешной охоты, Алексей принялся вылавливать драгоценные крохи знаний из общедоступных источников. И из не общедоступных. Старая тетрадь Гриши, что служила ему своеобразной библией, была изучена еще раз. Собственные записи, наконец, рассортированы и приведены в порядок. И все же, как Кобылин признался самому себе, толку от этого было не так уж много.

Задумчиво поглядывая на экран порядком потрепанного ноутбука, Алексей лениво тыкал пальцем в клавишу, перелистывая страницы браузера. В Интернете очень много информации о перевертышах, оборотнях, волколаках, веревольфах, и цена ей – грош. Сайты, форумы, конференции, фан-клубы – всего этого в избытке. Больше пишут только о вампирах, правда, с тем же результатом. Все это вымысел, не имеющий отношения к реальной жизни. Даже самые полезные ресурсы – форумы, на которых порой бывали настоящие охотники, не принесли пользы. После развала команды «Два Нуля», что объединяла многих людей, причастных к изучению изнанки города, централизованное общение прекратилось. Старые базы данных были недоступны, а если и появились новые, то Алексей не знал, как до них добраться. У него оставалась только одна ниточка, связывающая его с миром других охотников, от которого Кобылин прятался последние полгода.

Тяжело вздохнув, Алексей вытащил из кармана телефон, включил его, набрал один из знакомых номеров и приложил черную трубку к уху.

– Да, – раздался из динамика знакомый голос. – Леха, ты?

– Привет, Гриша, – произнес Кобылин. – Как дела?

– Как сажа бела, – буркнул тот в ответ. – Ты куда подевался? Я тебе звонил раз десять.

– Спал, – честно ответил Кобылин. – Отключил телефон и хорошенько отоспался.

– Хоть бы предупредил сначала. Я уж думал тебя в розыск объявлять. Как твой выходной? В баре был?

– Был. Выходной прошел чудесно. Выпил сока, познакомился с девушкой и хорошо выспался.

– С девушкой? – Борода оживился и засопел в трубку. – Ну-ка, ну-ка. Какая девушка?

Кобылин запнулся, почесал отросшую на подбородке щетину. Потом медленно произнес:

– Слушай, Гриш, а как называется самка оборотня?

– Че? – откликнулся Борода. – Самка? Ну… оборотница? Оборотица? Волчица? Тьфу на тебя! Кобылин, вот вечно ты спросишь какую-нибудь хрень, от которой мозг закипает. Как ты так умудряешься? Специально на досуге придумываешь свои дурацкие вопросы, чтобы потом мне мозг разрушать?

– Ничего, тебе полезно, – сухо отозвался Алексей. – Мозгами-то пошевелить время от времени.

– Псица? – предположил задумавшийся Гриша. – Нет, это уж совсем как-то по-собачьи. Сука. Во. Сука и есть. А тебе зачем?

Кобылин не ответил, протянул руку и открыл новую страницу в Интернете, с фотографией киношного веревольфа, что скалился искусственными клыками в объектив фотографа.

– А, – протянул погрустневший Борода. – Значит, выходного не получилось? Вот зараза. И там нашли. Куда тело дел, опять на улице бросил?

– Нет, – признался Кобылин. – Поговорили и разошлись как в море корабли.

Борода примолк, явно что-то обдумывая. Потом снова засопел в трубку.

– Слушай, Лех, – немного виновато произнес он. – Я, если б знал, никогда бы тебя не послал в тот бар. Но место вроде проверенное, людное, без происшествий. Думал, ты хоть расслабишься немного.

– А я и расслабился, – не стал отпираться Кобылин. – Правда, наверное, не так, как ты планировал, но я сам вполне доволен. Я тут поразмыслил на досуге кое о чем. Например о том, как устроена жизнь оборотней. Гриш, расскажешь мне подробнее? Откуда они взялись, как живут, чего вообще добиваются. Ведь они не бессловесные твари из подворотен. У них свой социум. Общество в обществе. Какие-то нравы, обычаи.

– Господи, зачем тебе это? – тоскливо произнес Гриша. – Социум… Едрить-колотить. Нет, ты специально придумываешь эти вопросы, чисто для меня. Чтобы покуражиться над стариком.

– Надоело, – внезапно разозлился Кобылин. – Надоело быть тупым исполнителем. Охотничьей собакой, а то и просто берданкой. Я же ничего не знаю! Я – инструмент! Пошел, увидел, убил. Отлежался, пошел, увидел, убил. Все. Как механизм. Как машина. Как гребаный терминатор. Я хочу видеть всю картину мира. Знать, как и почему что-то происходит. Зачем. Понял?

– Понял, понял, – успокаивающим тоном отозвался Борода. – Где ж ты, милок, был полгода назад… Все нормально, Лех. Это естественно. Рад, что тебя отпустило. Это все правильно. Терминаторов у нас хватает, нам бы людей нормальных побольше.

Кобылин не ответил. Он сидел перед светящимся экраном, до боли сжав зубы, и пытался подавить внезапную вспышку гнева. Только сейчас он осознал, чем именно он недоволен. Собой.

– Гриша, – тихо сказал он. – Признайся честно, я маньяк?

– А? – откликнулся Борода, ошалевший от внезапной смены темы. – Какой маньяк?

– Кровавый, – мрачно произнес Кобылин. – Я же серийный убийца, хоть убиваю и не людей. Прирожденный киллер – так, кажется, ты когда-то говорил.

– Ну, – протянул Гриша. – Скажем так, ты многого добился в этой области. И именно потому, что как бы немножко был зациклен на этом деле. В твоей жизни была только охота, ты сам мне об этом говорил. Ты как бы сосредоточился на одном, полностью отдался этому увлечению и стал… Ну…

– Инструментом, – с горечью произнес Кобылин. – Механизмом, что умеет идеально делать только одну операцию.

– Я бы так не сказал, – дипломатично отозвался Борода. – Но определенная зацикленность только на работе у тебя присутствовала, да. Потому я и решил, что тебе надо немного отвлечься.

– Гриш, – тихо позвал Кобылин, – ты многих охотников знал?

Борода сердито засопел в трубку, размышляя над поставленным вопросом.

– Достаточно, – наконец отозвался он. – Да, можно сказать, что много. А что?

– Когда ломается охотник? – спросил Кобылин. – Когда это происходит, на каком этапе? Когда он перестает отличать мирную нечисть от агрессивной? И когда перестает отличать нечисть от людей? Когда для охотника весь мир начинает делиться на него самого и объекты охоты? Гриша, скажи мне, как близко к этому рубежу я подошел?

Борода не ответил. Он тяжело дышал в трубку, пытаясь собраться с мыслями. Алексей знал, что вопрос не из простых. Он, может, был и простоватым на вид парнем, но дураком не был. Не считал себя каким-то уникальным исключением из общих правил и потому догадывался – все это уже было. Не только с ним. Никакой он не избранный, а один из многих, и проблемы его тоже не уникальные.

– Ты, Леха, сегодня в ударе, – наконец медленно произнес Гриша. – Вопросы у тебя такие – хоть стой, хоть падай. Ты там как, пить снова не начал?

– Близко? – резко спросил Кобылин, не давая увести разговор в сторону. – Ну?

– Что ну? – раздраженно отозвался Борода. – Близко. Да. Бывает у охотников такое – слетают с нарезки. Оно понятно, это тебе не бухгалтером работать в офисе. Сам почувствовал или…

Голос Бороды вдруг стал хриплым, тягучим.

– Леша, – позвал он. – Ты что-то сделал? Что-то не то? В чем-то сомневаешься?

Кобылин помолчал. Он поднял левую руку, сжал пальцы в кулак, разжал. Посмотрел на свежие царапины на костяшках. Почему-то от слов Гриши стало легче. Какой-то гнусный нарыв, вскочивший на душе, прорвался. И боль отступила.

– Нет, – наконец выдохнул Кобылин. – Ничего я не сделал, Гриш, не бойся. Но лучше бы ты мне напрямую рассказал, а не пытался действовать окольными путями.

– Уф, – с облегчением выдохнул в трубку Борода. – Знаешь, Лех, ты меня когда-нибудь до инфаркта доведешь.

– Почему не предупредил о такой опасности? – спросил Кобылин. – О том, что можно и перешагнуть незримую границу. А?

– Потому что это не работает, – с сожалением признался Гриша. – Охотники народ упрямый, независимый. Чужую мысль, пусть и умную, в голову не вколотишь. Надо, чтобы сам до всего дошел, своим умом. Ты-то как, сам допетрил?

– Да, – мрачно отозвался Кобылин. – Чуть эту оборотницу… волчицу… Тьфу. Чуть девчонку эту не пристрелил. Такая ненависть меня взяла. А с чего? Ничего плохого она не сделала. С таким же успехом я мог тыкать пушкой в обычную студентку филфака, которая меня чем-нибудь разозлила бы. Хрупкая грань. Очень хрупкая. Злость, ненависть, ярость… Хлоп – и все пошло по накатанной дорожке. Проснулся инстинкт, дернулась рука, и я уже не охотник. Просто убийца.

– М-да, – выдохнул Гриша. – Да ты, Леха, философ. Не устаю удивляться твоим талантам. Ты у нас многогранный, как кристалл. То одним боком повернешься, то другим. И всякий раз по-новому выглядишь. Пожалуй, надо было тебе рассказать сразу. Ты бы понял. Прости уж старого чудака.

– Ничего, – отмахнулся Кобылин. – Проехали. Считай, что я очнулся после долгого сна. Хотелось мне вести простую жизнь, чтоб ни за что не отвечать, ни о чем не думать, просто стрелять, и все. Но, видно, не получится. Так что рассказывай мне все, что знаешь об оборотнях.

– Во, – удивился Гриша. – Опять туда? Чем они тебя так зацепили, Леш?

– Они ближе всего к нам по строению социума, – отозвался Кобылин. – Надо начинать с простого, вот с таких примеров. А уж потом перейдем к тонким мотивациям поступков баньши и психологической карте развития социума у плотоядных разумных грибов.

– Цель? – деловито спросил Борода.

– Изучение. Построение цельной и логической картины мира, что поможет нам разобраться во всем этом хаосе и упорядочить его. Простой стрельбой тут ничего не решишь. Сколько бы я ни убил гадов, на их место приходят другие. Надо подходить к делу системно. Чтобы примирить разные стороны и заставить всех жить гармонично. Без крови.

– Тю, – Борода присвистнул. – Ну ты загнул, Лех. Далай-лама, да и только. Ну что ж, цель благая. Вот только я тебя огорчу – нет у нас специальных данных. Нет справочников по обществу веревольфов. Так что придется тебе самому узнавать, что к чему. Сам понимаешь, охотники интересуются только одной гранью отношений с оборотнями. А в этом вопросе, думаю, ты и так достаточно опытен.

– Ну, ты вроде человек опытный, – намекнул Алексей. – Давно этой темой занимаешься. Знаешь, наверно, с чего лучше начать?

– Знаю, – не стал отпираться Борода. – Из надежного источника. А у тебя под рукой есть самый что ни на есть надежнейший источник информации о веревольфах. И это – не я.

– А кто? – искренне удивился Алексей.

– Вадим, – сухо отозвался Борода. – И я удивлен, что ты, нынче такой весь умник-разумник, сразу о нем не вспомнил.

– О! – Кобылин задумчиво почесал подбородок. – Но у меня нет контакта с ним. Он давно сгинул в этих крысиных лабиринтах…

– Ты охотник или где? – с самым настоящим возмущением отозвался Борода. – Ты что, не можешь в подземелье выследить человека?

– Да, да, – буркнул Кобылин, которому стало стыдно от того, что он и в самом деле не вспомнил о Вадиме, который почти превратился в веревольфа. – Спасибо. Займусь.

– И вот что, Кобылин, – строго произнес Борода. – Даже не думай, что ты обманул меня своим высокопарным спичем о гармоничном сосуществовании. Небось, просто из-за той мохнатой девчонки решил вернуться к теме оборотней.

– Тьфу на вас, – бросил в трубку Кобылин.

– Ты смотри, Леша, – ядовито отозвался Гриша, – межвидовой секс это штука опасная, чревата различными осложнениями, в том числе и медицинского характера.

– Тьфу на вас еще раз, – процитировал Алексей и отключил телефон.

Бросив взгляд на ноутбук, он одним рывком встал на ноги. Предстояла большая работа. И на этот раз она, к счастью, не была связана со стрельбой и убийствами.

* * *

Подземелья Кобылин не любил. Нет, не то чтобы совсем – работать он мог в любых условиях. Но и особого удовольствия от подземных путешествий не испытывал. Холодно, темно, тесно, и пахнет черт знает чем. Вот крыши – другое дело. Там и просторно, и воздух свежий. Есть где развернуться в случае чего. Но работа есть работа. И то, что в данном конкретном случае Алексей работал сам на себя, лишь придавало охотнику новых сил.

Заброшенный туннель, что ответвлялся от старого метро, остался далеко позади. Под ногами по-прежнему хлюпало, с потолка капало, но стены уже не выглядели бетонными. Они так густо заросли всякой дрянью, что охотнику порой казалось, что он пробирается сквозь джунгли. В принципе, где-то под ногами все еще виднелись ржавые рельсы. Они не имели отношения к системе метро, были узкими, как для вагонетки, и ржавыми, как днище затонувшего корабля. Алексей неплохо знал дорогу, ведущую в подземные лабиринты города – во всяком случае, эту конкретную, – но понятия не имел, что здесь было раньше. В любом случае, его сейчас волновало не прошлое, а настоящее.

Фонарик, что Кобылин прицепил к плечу широкой лентой, светил очень тускло, и охотник чуть не пропустил нужный поворот. Лишь сделав пару лишних шагов и заметив впереди странную груду барахла на мокром полу, он понял, что ошибся. Охотник тотчас замер, прямо посреди шага, и медленно выдохнул, стараясь успокоиться. Он чувствовал опасность всей кожей, но далекую, старую угрозу, не направленную против него лично.

Чуть отдышавшись, Алексей медленно подался назад и осторожно поставил ногу обратно в собственный след. Потом шагнул еще раз, пятясь словно рак. Третий шаг назад вернул его к едва заметной развилке. Кобылин, прекрасно знавший о дыре в стене туннеля, и то не сразу ее заметил, она настолько обросла бахромой плесени, что казалась едва заметным черным пятном, не слишком отличавшимся в темноте от мохнатых стен.

Бросив взгляд на дыру, что вела в лабиринты крысюков, Кобылин поправил фонарик на руке, добавил яркости, и ослепительный луч света мазнул по мокрому полу, выхватив из темноты груду тряпья, что лежала прямо на ржавых рельсах.

В общем-то, Алексей, знавший привычки крысюков, уже знал, что увидит, и потому не сильно удивился. Труп, судя по всему, давно уже разложился и больше напоминал скелет. Когда-то давно он принадлежал человеку, носившему что-то вроде военной формы. Довольно современной, если судить по разгрузкам, что не так сильно сгнили, как камуфляжная куртка. Череп прятался под обрывками черной шапки, из полусгнившего рукава торчала темная кисть, словно покойник перед смертью хватался за грудь. Чуть дальше валялась груда тряпья поменьше, что раньше была вещмешком или рюкзаком. Около нее тускло блестел металл – кажется, это был укороченный «калашников» или его копия. Вот, собственно, и все.

Кобылин покачал головой и отвел луч фонаря в сторону. Крысюки ребята простые, но за все эти годы так и не научились понимать людей. Для них это был знак – очень простой и действенный. Что-то вроде «Прохода нет, поворачивай обратно». Или – «Осторожно, тут опасно». В самом деле, не станут же они табличку вешать: «Вход закрыт, частное владение». В принципе, это сработало бы – лет триста назад. В те времена был шанс, что слишком любопытный путешественник, наткнувшись на неудачливого предшественника, отступил бы. А сейчас? Сейчас первый попавший сталкер подземелий заухал бы от радости, позвал кучу своих дружков, и они устроили бы тут настоящий временный лагерь, изучая причину смерти единомышленника, причем все свои комментарии тут же пустили бы в бложики. А если бы на труп наткнулись строители метро, то вызвали бы ментов, и тут бы завертелась настоящая карусель с понятыми, свидетелями и медэкспертами. И лишь охотник, очутившийся перед этим недвусмысленным знаком, смог бы его разгадать и вовремя дать задний ход.

Вздохнув, Кобылин свернул в темный лаз, согнулся чуть ли не пополам и двинулся в темноту, собирая плечами со стен липкую дрянь. Вязаная шапочка, заранее натянутая на голову по самые глаза, моментально превратилась в мокрую вонючую тряпку, которую хотелось сорвать с головы и хлопнуть оземь. Увы, приходилось терпеть – если уж решил побывать в тайных крысиных местах, то не жалуйся на то, что они мало подходят для человека.

С крысюками у Кобылина были прекрасные отношения, он не трогал их, а они его. При этом обе стороны знали о существовании друг друга и не испытывали от этого неудобств. Вчера вечером Алексей навестил одно из переговорных мест крысюков – очередную темную комнату в подземелье с круглой дырой в стене. В полной тишине охотник прошептал свою просьбу и лишь через пять минут услышал в ответ едва различимое шипение – приходи. Все. Куда, когда, зачем – все это не требовало объяснений. Крысюки рассуждали так: если просит, значит, знает. Кобылин действительно знал. Именно поэтому он пробирался темными лабиринтами в один широкий подземный коридор, где, по слухам, крысюки с южной стороны города принимали гостей. В том, что его просьбу передадут по адресу, Алексей не сомневался. А уж придет на встречу его старый знакомый или нет – вопрос.

Внезапно темные стены раздались в стороны, и Кобылин медленно выпрямился. Тусклый луч фонарика заплясал в темноте, проваливаясь то в одну дыру, то в другую. Туннель. Большой, старый, с высокими потолками. Значит, он на месте.

Потянув носом, Кобылин довольно хмыкнул – пахло гарью. Вот и ответ на вопрос. Вадим пришел. Только он мог запалить тут открытый огонь – прочие обитатели темных подземелий и близко бы не подошли к самому маленькому костерку.

Охотник выключил фонарик и постоял пару минут в темноте, давая глазам возможность отдохнуть. Вскоре он стал разбирать зыбкие очертания стен и понял, что прямо перед ним большой поворот. А там, за углом, судя по отблескам, прячется маленький костерок.

Поправив сумку на плече, Кобылин решительно захлюпал по лужам, уже не сомневаясь в том, что его ждут. И оказался прав – прямо за поворотом на полу едва тлел костер, сложенный между двумя кирпичами. Рядом виднелся темный силуэт человека, что сидел прямо на мокром полу и что-то сосредоточенно писал в маленький блокнот.

– Вадим! – позвал Кобылин, подходя ближе. – Эй!

Темный силуэт дрогнул, потянулся вверх, и костерок озарил высокую человеческую фигуру. Алексей остановился, с трудом подавив желание схватиться за пистолет.

Это был Вадим. Но выглядел он… немного не таким, каким помнился Кобылину. Этот Вадим стал чуть выше и сильно раздался в плечах. Низкий лоб зарос черными волосами, чуб наползал на густые мохнатые брови. Лицо заострилось, глубоко запавшие глаза тускло сверкали, а острый подбородок весь зарос щетиной. В этом лице было больше звериного, чем человеческого, и знакомые черты угадывались в нем с большим трудом.

– Пррривет, – прорычал бывший проводник. – Кобылин! Так и знал, что это ты. Прррисаживайся.

Алексей мягко проскользнул к костру и очень осторожно сел на пятки, с таким расчетом, чтобы моментально вскочить на ноги. Если понадобится.

– Ты уж прости, – развел руками Вадим, садясь обратно на пол. – Я немного не в форме. Тебе еще повезло – пару дней назад я и говорить толком не мог.

– Приступы продолжаются? – осторожно спросил Алексей, разобравший далеко не все слова.

– Они и не заканчивались, – Вадим вздохнул. – Нет от этого лекарства, Алексей. В принципе нет.

Говорил проводник вполне сносно, вот только слишком сильно нажимал на букву «р», как будто так до конца и не сбросил с себя волчье обличье.

– А я слышал, что тебе стало лучше.

– Стало, – не стал отпираться проводник. – Если бы не подземники, я навсегда бы остался лохматым зверем. А так, если вовремя принимать их тошнотворные микстуры, все ограничивается одной неделей в месяц.

– Неплохо, – сдержанно отозвался Кобылин. – Значит, ты все же не превратился в оборотня?

– Почти, – с печалью в голосе отозвался Вадим. – Все же и одна неделя в месяц это слишком много. Я уже не могу вернуться наверх. Отсиживаюсь тут, помогаю подземникам чем могу. Для оборотней я недобитая добыча, для людей чудовище, для охотников… для охотников очередная дичь.

– Ой, да ладно, – бросил Кобылин. – Какие охотники, ты что. Кто ж на тебя охотиться будет!

– Найдутся любители, не сомневайся, – мрачно отозвался Вадим, сверкнув глазами. – Это я не про тебя. Но ты не единственный охотник в этом городе, Кобылин. Разные типы встречаются. Некоторых я знал раньше, и, честное слово, многие из них даже обрадуются, если застанут меня где-нибудь в укромном уголке.

Кобылин нахмурился. Не то чтобы он не верил Вадиму, нет. И все же мысль о том, что охотники могут застрелить бывшего товарища, была страшно неуютной. Но не такой уж невероятной – стоит вспомнить приснопамятную бригаду «Два Нуля», чтобы поверить в эту возможность.

– Да, точно, – продолжил Вадим, словно прочитав мысли собеседника. – Ты не типичный охотник, Алексей. Не равняй всех по себе. Ты герой-одиночка. Не успел вываляться в этом дерьме, набраться всякой дряни от других. Паладин, так сказать, в сверкающих доспехах, идейный. А среди охотников-то всякие встречаются, все больше инквизиторы, а не благородные воители. Понимаешь, о чем я?

– В принципе, понимаю, – отозвался Кобылин. – Но как-то это в голове не укладывается. Неправильно это.

– Вот и я о том, – печально произнес Вадим. – Не такой ты. К счастью, не единственный.

– Ладно, – сказал Алексей, решив, что разговор о житье-бытье охотников подождет до следующего раза. – Ты сам-то как?

– Вот глупее вопроса не слышал, – с раздражением бросил проводник, сверкнув глазами. – Как сам думаешь? Живу как бомж, в подземелье, стал уже забывать, какая она – настоящая жизнь.

– Да, бывает, – со знанием дела протянул Алексей, сам недавно обретавшийся в подвалах. – Но на поверхность все же выходишь?

– А как же, – отозвался Вадим. – В периоды просветления еще как. В принципе, три недели могу спокойно бродить по улицам, а прятаться лишь на семь дней. Понимаешь, я же не оборотень. Они могут по своему желанию перекидываться, когда захотят. Но… Некуда мне податься, понимаешь? Ни семьи, ни друзей. Ничего. Так что хожу в магазины для крысюков. Покупаю им нашу жратву да всякую мелочовку. Помогаю им в подземных работах, когда зовут. Порой работаю и на пару старых знакомых, когда надо кого-то выследить.

– Выследить? – насторожился Кобылин. – Это как?

Вадим раздраженно мотнул головой, словно злясь на себя за то, что ляпнул лишнее.

– Говорю же, ты не единственный, – буркнул он. – Есть еще пара ребят, которым, бывает, я помогаю в охоте. Но это редко.

– Например? – не отставал Кобылин.

– Ну вот Гриша в прошлом месяце просил кое-что разнюхать для него на одной из станций метро. Я туда пробрался ночью, на пару с Трешем, ну и нашли гнездо дикого упыря около самого входа. Там как раз выход был на поверхность, к одной из наземных станций, и…

Вадим махнул рукой, показывая, что не хочет продолжать этот разговор, и внезапно смерил Кобылина долгим взглядом.

– А ты? – спросил он. – Ты не за этим пришел? Не за помощью?

– Ну, можно и так сказать, – Алексей пожал плечами. – Вообще-то мне информация нужна. По одному вопросу, в котором ты разбираешься лучше остальных.

– Дай угадаю, – бывший проводник нахмурил густые брови, глянул исподлобья. – Где искать оборотней?

Кобылин, окинув знакомого долгим взглядом, задумался и непроизвольно почесал кончик носа. Поймав себя на этом глупом жесте, отдернул руку.

– Немного не так, – сказал он наконец. – Да, меня интересуют оборотни. Хочу знать, как они живут. Чем. И зачем.

Вадим вскинул брови и расплылся в улыбке, подозрительно напоминавшей волчий оскал.

– Зачем? – переспросил он. – Зачем?! Знаешь, Алексей, ты конкретно не такой, как все. Кажется, все о тебе знаешь. А ты вдруг подкидываешь такую тему, что мурашки по спине. Ты что же, хочешь узнать, в чем заключается смысл жизни?

– Да, – спокойно ответил Алексей, ничуть не задетый тирадой бывшего проводника. – Но, хочу отметить, не всей. Меня интересует конкретно смысл жизни оборотней.

– Найду такой смысл – обязательно расскажу, – мрачно пообещал Вадим.

Подняв с пола длинную щепку, он пошевелил угольки в маленьком костре, что уже покрылись слоем пепла. Потревоженный огонек вспыхнул ярче и тут же жадно ухватился за край щепки. Кобылин сел ровно, обхватил колени руками и уставился на собеседника, не желая его торопить или подталкивать. Вадим с мрачным видом поковырял щепкой угли, отложил обгоревшую деревяшку в сторону. Разгоревшиеся угли бросали на его странное и немного уродливое лицо алые отблески, отражались в глазах красными пятнами. Бывший проводник о чем-то размышлял, и Алексей терпеливо ждал, что тот ответит. Тут нельзя иначе, надавишь чуть сильнее – и прощай. Никто никому ничего не должен.

– Ладно, – буркнул наконец Вадим. – Спрашивай. Но на многое не рассчитывай. Я не оборотень, что бы там ни думали бывшие охотники.

– Как живут оборотни? – тут же спросил Кобылин. – Откуда они берутся? Чего хотят?

– Нормально живут, – нехотя отозвался бывший проводник. – Есть семьи, похожие на людские. Но по натуре они больше одиночки, и часто семьи распадаются, когда подрастут дети. Не думай, что они похожи на собак. Нет, они похожи на людей, у которых есть тяжелая болезнь. И большинство к тому же жуткие эгоисты, ставящие собственные интересы выше других. Опять же все как у людей – есть очень разные оборотни. Кто-то наслаждается своими возможностями, считает себя королем мира… За такими обычно ты и гоняешься. А другие считают себя тяжело больными и живут тихо, стараясь причинять как можно меньше неудобств и окружающим, и родным.

– Субкультура? – деловито осведомился Кобылин. – Живут вместе, но не смешиваются?

– Скорее, эмигранты, – отозвался Вадим. – Представь себе, что в город приехала большая группа из… из другой страны. У них свои законы, свои обычаи. Они, конечно, приспособились к нашим, но сохраняют свою культуру. Заключают браки только со своими, поддерживают друг друга, протаскивают на теплые места родственников. Среди них есть и полные отморозки, а есть и гении.

– Например? – перебил Кобылин, искренне удивившись.

– Ну, скажем, парочка самых гениальных ветеринаров страны, – бросил Вадим. – Которые специализируются на семействе собачьих. Они никогда не попадут в поле твоего зрения, Алексей, понимаешь, о чем я? Ну, если только сами не станут жертвой.

– Понятно, – протянул Кобылин. – Значит, маленькая Италия и все такое? Так откуда они приехали?

– Это люди приехали, – мрачно отозвался Вадим. – Насколько я знаю, оборотни если не древнее самого человеческого рода, то уж точно одногодки. Еще вопрос, у кого быстрее появился разум – у обезьян или у таинственного вымершего племени киноидных.

– Почему же тогда они не развивались наравне с обычными людьми? – удивился Кобылин. – Если бы дело обстояло именно так, то сейчас они не были бы персонажами мифов и легенд.

– Ага, легенд, – мрачно отозвался Вадим. – Я, конечно, не историк, подробностей не знаю. Ты слыхал о неандертальцах и кроманьонцах? Как один вид уничтожил другой, потом частично смешался с остатками истребленных?

– Да, слышал о такой теории, – признался охотник. – Много натяжек, пожалуй.

– Ну, вот тебе без натяжки, – раздраженно бросил Вадим. – Человек не терпел и не терпит конкуренции. Немного отличаешься от доминирующего вида, получаешь пару тысяч лет истребления и – добро пожаловать либо в мифы, либо на страницы истории. Еще немного, и я тоже стану персонажем мифов.

– Идею понял, – сухо отозвался Кобылин. – Ладно. А сейчас? Как они размножаются?

– Как все млекопитающие, – хмыкнул Вадим. – Приводит еж ежиху, и это…

Увидев округлившиеся глаза охотника, бывший проводник снова ухмыльнулся.

– А, вижу, что не читал. Была такая книжка – «Как размножаются ежики». Ладно, проехали. В общем, размножаются так же, как люди. Свободно скрещиваются, но ген оборотня проявляется далеко не во всех потомках. Вообще, как я слышал, у потомка оборотня и человека потомство будет, скорее всего, именно человечьим. Так что при бесконтрольном скрещивании оборотней ждет вымирание. Потому они и предпочитают своих – пытаются сохранить вид. Что не мешает, конечно, развлекаться на стороне.

– А ты? – спросил Кобылин. – О, прости. Я в том смысле, что ты-то…

– Да, ладно, – Вадим махнул рукой. – Такие, как я. Да. Злая шутка природы или Творца. Да, оборотни могут укусом заражать свои жертвы. Видимо, это тоже когда-то было одним из механизмов размножения для поддержания численности вида. Но вот незадача – мы не настоящие оборотни. Я должен был стать обезумевшим зверем, без способности оборачиваться обратно в человека. И скорее всего, я через пару дней погиб бы под колесами машины или меня бы пристрелили постовые. То, во что я превратился, – аномалия. Я мутант даже по меркам оборотней. Выродок.

Кобылин заметил подозрительный блеск в глазах собеседника и удержался от следующего вопроса. Эту тему, пожалуй, не стоило затрагивать.

– Ты знаешь, почему я редко показываюсь на поверхности? – спросил вдруг Вадим.

Застигнутый врасплох, Алексей не сразу сообразил, что ответить, и замялся.

– Потому что это непрерывный процесс, который я не могу контролировать, – выдохнул Вадим. – Настоящие, природные оборотни, с которыми ты не раз сталкивался, могут перекидываться по своему желанию. В любой момент. Понимаешь? А у меня этот процесс непрерывный. Я меняюсь каждый день – чуточку, но меняюсь. И лишь в одну неделю, когда выходит полная луна, процесс движется очень быстро. Туда и обратно. Вот сейчас ты видишь меня после приступа. Через неделю у меня станет прежнее человеческое лицо, перестанут расти ногти и зубы, я стану ниже и слабее. Неделя перерыва, а потом опять все сначала. Ты знаешь, что это значит для меня?

Кобылин недоуменно взглянул на немного вытянутое лицо Вадима, что, конечно, напоминало морду какого-то зверя, но не так чтобы очень. В метро побираются персонажи и пострашнее. Но потом вдруг понял. Это боль. Непрерывный ад из боли.

– О черт, – выдохнул он. – Серьезно? Каждый день? Как ты с ума не сошел!

– Да, – мрачно отозвался Вадим. – Каждый день. Мое тело меняется, и этот процесс сопровождается болью. У настоящего оборотня это занимает долю секунды. Да, боль чудовищная, но всего доля секунды… А у меня – недели. Если бы не препараты подземников, я бы сошел с ума. А так… Ну, можешь считать меня наркоманом, подсевшим на обезболивающее. Вот такие дела, Алексей. Так что я даже не могу вести жизнь обычного оборотня, если ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – Кобылин кивнул. – А ты не думал… Ну, может, тогда уж превратиться окончательно в оборотня? Жил бы, как они.

– Не мой случай, – бывший проводник покачал головой. – Я же говорил. Если перестать принимать микстуры, тормозящие процесс, я превращусь в животное. Если я хочу сохранить рассудок, придется и дальше мучиться.

– Вот это жопа, – с чувством произнес Кобылин.

Свои терзания теперь казались ему мелкими, не заслуживающими особого внимания. Что там у него – легкие угрызения совести и размышления о смысле жизни. Ерунда – по сравнению с реальной жизнью бывшего проводника. Которого, по-хорошему, именно Кобылин и не уберег от такой судьбы.

– Давай замнем, – попросил Вадим. – Не хочу говорить об этом. Сам себя жалею и еще больше расклеиваюсь. Зато есть плюсы.

– Зато я нюхаю и слышу хорошо, – процитировал вслух Кобылин и тут же заткнулся, мысленно дав самому себе подзатыльник.

Но Вадим вдруг заухмылялся, растянул рот в широкой улыбке, показав длинные зубы, походящие на клыки.

– Да, точно, – сказал он. – Подходящий стишок.

– Прости, – буркнул Кобылин. – Что-то я сегодня весь в раздрае…

– Ничего, бывает. Так что там у тебя с этой девицей?

– Какой девицей? – Кобылин вскинулся.

– Из оборотней, – Вадим снова ухмыльнулся. – Да ладно, чего напрягся. Запал на какую-нибудь рыжую стерву, а?

– Нет никакой девицы, – сердито отозвался Кобылин и чуть не прикусил себе язык. – В смысле есть, но я не запал… Тьфу на тебя. Чего скалишься?

– Радуюсь, как ловко ты меня на тему размножения оборотней вывел, – продолжая нагло ухмыляться, отозвался Вадим. – Ты что, думаешь, ты один такой? Где встретил?

Алексей нахмурился и собрался разразиться гневной речью, но потом вдруг сник.

– Все не так, – тихо сказал он. – Я чуть не всадил пулю между глаз обычной девчонке из бара. Понимаешь? Да, она была оборотнем. Или оборотницей? Как их называют?

– Суками, – отозвался проводник, подавшись вперед. – А еще зайками, рыбками, стервами, козами и телками. В зависимости от обстоятельств.

– А, – буркнул Кобылин. – Не надо этой глупой иронии. Я понял, что ты хотел сказать – что у них такие же имена, как у нас.

– Так что, – перебил его Вадим. – Не всадил пулю? Красивая?

– Красивая, – не стал отпираться Кобылин. – Но я вдруг подумал… Подумал, что ничего не знаю о них. Понимаешь? Вот вижу – красивая девчонка. Сидим, перекинулись парой слов. И вдруг она превращается для меня просто в мишень, в кусок мяса, в который я без колебания готов всадить пулю. Доля секунды все изменила. Понимаешь?

– Вообще-то, не очень, – признался проводник. – Ничего не понимаю. Но, кажется, догадываюсь. Ты ищешь ту грань, что отделяет красивую девчонку от оборотня-убийцы?

– Нет, – мрачно бросил Кобылин. – Я ищу ту грань, что отделяет охотника от серийного убийцы-маньяка.

Вадим вытаращил глаза – на его странноватом лице это выглядело немного комично, как в кино, но никакого желания смеяться у Кобылина не возникло.

– А, – тихо произнес бывший проводник. – Вот ты о чем.

– Что обо мне думают оборотни? – выпалил Кобылин, жадно вглядываясь в лицо Вадима. – Ты знаешь?

– Ну, о тебе вообще много говорят. В наших кругах, как ты понимаешь, – дипломатично отозвался Вадим и, кажется, даже немного смутился.

– Обо мне? И что говорят?

– Ну, всякое, – Вадим подобрал щепочку и снова поворошил угли. – Кто что. И хорошее, и плохое.

– Мной что, правда пугают детей? – хриплым голосом осведомился Кобылин, чувствуя, как у него начинают пылать уши. – Оборотни? Крысюки? Вампиры?

– Эй, постой, – Вадим возмущенно вскинул руки. – Ты так говоришь, как будто я каждые недели посещаю светские рауты упырей или вращаюсь в салонах оборотней. Алекс, я в подземелье сижу. Тут у меня не так уж много собеседников, сечешь?

– Ладно, – бросил Кобылин, успокаиваясь. – Прости. Накипело.

– Я встречался с некоторыми оборотнями, – осторожно, будто пробуя тонкий лед, признался Вадим. – Знаешь, узнать насчет своей болезни, то да се. Ну, не каждый день. И с лучшими представителями, не с отморозками. Но слухами земля полнится.

– Ну, – буркнул Кобылин. – Выкладывай, не стесняйся. Я уже в норме.

– Отношение к тебе колеблется, – признался Вадим. – Некоторые видят в тебе слишком удачливого человечка, досадную помеху. Которую, пожалуй, лишний раз не стоит раздражать, чтобы не заработать себе проблем.

– Неплохо, – Кобылин кивнул. – Правильно. Пусть ведут себя поскромнее, а не устраивают кровавых пиршеств.

– А другие видят в тебе ожившую машину смерти, – нехотя произнес проводник. – Такой оживший механизм, руку судьбы, косу жнеца.

– Инструмент, – с горечью вымолвил Кобылин, борясь с желанием стукнуть кулаком по земле, чтобы боль привела его в чувство.

– Ну, это как посмотреть, – Вадим поджал губы. – Знаешь, отморозки за это тебя как бы уважают. За то, что ты сильнее и опаснее, чем они. Вроде вожака враждебной стаи. В некотором смысле легенда. Ведь на самом деле о тебе мало что известно – даже людям-охотникам. Появился ниоткуда, самоучка, никакого прошлого. Побывал в сотне передряг, из которых вышел живым и невредимым. Провернул кучу невозможных дел, выжил там, где другие горят как свечи, и всегда добивался того, чего хотел. Это, знаешь ли, способствует созданию… Ну, легенды. Если бы ты каждый день терся среди охотников или среди оборотней, не было бы никакой легенды. Ты стал бы одним из охотников, просто парнем с большой пушкой. Тебе бы придумали постоянное прозвище и, может быть, и забыли бы.

– Легенда? – с недоверием переспросил Кобылин. – Какая, на хрен, легенда?

– Да вот, самая свеженькая, – бодро отозвался Вадим. – Про закрытую комнату. Говорят, Кобылин попал в классическую коробочку – дом, который мстительный дух закупорил изнутри. И когда дух, в соответствии с правилами, устроил внутри кровавую мясорубку, удачливый Кобылин не только уцелел, а еще и разобрался с духом, раскрыл коробочку и спас кучу людей. При этом, как особо подчеркивают, не сделал ни единого выстрела.

– Ну, там было два духа, – буркнул Кобылин. – И все равно жертв было много, я не всех спас.

Бывший проводник уронил щепку в костер, и в темноту прыснули алые искры.

– Кобылин! – взревел он. – Ты что, открыл кровавую коробочку изнутри? Без стрельбы? И вывел людей из здания, замурованного духами? И усмирил злого духа?

– Э, ну да, – Алексей поднял удивленный взгляд на Вадима. – Да, ты же сам только что сказал. Правда, не я духа усмирил, мне помогли.

– Кто? – хрипло осведомился бывший проводник.

– Тут такое дело, – замялся Кобылин, – понимаешь, вроде как за ним явилась смерть. Я просто ее позвал.

– Прости, – осторожно произнес Вадим. – Ты хочешь сказать, что ты призвал… Как бы это сказать… Некое явление, которого опасаются все живые, и оно, как бы это сказать, сожрало враждебного тебе духа? Ты не подумай, я верю, просто хочу уточнить.

– Ну да, – не стал отпираться Кобылин. – Только не по моей просьбе, понимаешь, там все сложнее, там такие запутанные отношения…

Вадим громко выматерился, а потом заржал в полный голос, немного порыкивая. Эхо его голоса волной прокатилось по темным коридорам, заставив замереть всех мелких тварей, копошившихся в стенах.

– Ты сам слышишь, что говоришь? – задыхаясь от смеха, спросил Вадим. – Господи, Кобылин! Я же рассказал тебе враки об очередных похождениях самого шизанутого охотника. А ты говоришь, ну да, но все было немного сложнее… Легенда! И ты удивляешься, что о тебе рассказывают легенды? Ты так хорошо прячешься, что скоро все будут воспринимать тебя как выдуманный персонаж. Как собирательный образ.

– Шиза какая-то, – в сердцах бросил Алексей. – Я не образ. Я человек. Гриша говорит, что я просто немного зациклен на охоте и мне надо немного отвлечься.

– Немного очеловечиться, пока не забронзовел, – подхватил Вадим. – Он прав. Леша, прости, ничего, что я так запросто? Леша, я тебе расскажу все, что угодно. Теперь я понимаю, откуда у тебя такие вопросы. А то я уж грешным делом подумал, что ты хочешь открыть большую охоту на оборотней – или уже открыл.

– Охоту? – Кобылин нахмурился. – Нет. Не открывал. С чего ты взял?

– Знаешь, – Вадим откашлялся. – Тут начали пропадать оборотни. Трое ребят уже пропали, бесследно. Никаких трупов, как при работе охотников, никаких ошметков, как при драке с вампирами. А остальным они не по зубам. Ну и кое-кто стал грешить на тебя. Вроде как ты у нас такой весь загадочный и легендарный, с тебя станется работать так идеально, что никаких следов.

– Нет, – Кобылин помотал головой. – Это не я. Я трупы прятать не умею. Это к Бороде. Слушай, Вадим, огромное тебе спасибо, что встретился со мной и рассказал столько интересного. Но мне сейчас нужно идти. Жизненно необходимо найти одного бородатого забронзовевшего героя эпоса и ухватить его за эту самую эпическую бороду.

Алексей рывком поднялся на ноги, подхватил с пола легкую сумку, забросил на плечо. Старая потрепанная курточка, которую он надел для путешествия под землю, грела плохо, и Кобылин чувствовал, что замерзает. Почти негнущимися пальцами он вытащил из кармашка сумки спичечный коробок и карандаш. Нацарапал свой телефон и кинул спички в руки Вадима.

– Вот, – сказал охотник. – Мой телефон. Позвони мне, когда сможешь, ладно? У меня куча вопросов еще. Надо пообщаться.

– Передавай от меня привет своему бородатому герою, – Вадим ухмыльнулся. – И постарайся сильно его не бить. Ей-богу, эту историю я не от него услышал. Зуб даю.

– Ничего, ничего, – выпутываясь из ремня сумки, буркнул Кобылин. – Я ему другую историю припомню. Сдается мне, знаю я, кто из меня легенду делает. Ишь, нашелся, биограф хренов. Доктор Ватсон, мать его ети. Ну все, жду звонка!

Развернувшись, Кобылин бросился в темноту, все ускоряя шаг. Вслед ему донеслось:

– Кобылин! Так она рыжая?

– Рыжая, – рявкнул Алексей на ходу, чувствуя, как к щекам приливает кровь. – Рыжая и волосатая!

Вслед ему по темному туннелю понеслись раскаты грубого смеха, напоминавшего рычание большого зверя. Кобылин отчетливо понимал, что сейчас здесь родилась еще одна частица легенды – о том, как охотник влюбился в жертву и пощадил ее. И отчаянно боролся с желанием вернуться и выжечь весь туннель напалмом – чтобы спалить ту сотню маленьких крысиных ушей, что подслушивали разговор некого волосатого мутанта с кровавым маньяком.

Ему было так тошно, что даже предстоящий разговор с Гришей не радовал.

* * *

Старое продавленное кресло, ютившееся в комнате Кобылина между диваном и входной дверью, было не слишком велико. О размерах кожаных монстров из банковских офисов ему приходилось только мечтать. Нет, размер у старого скрипучего кресла, вышедшего с советской фабрики лет тридцать назад, был вполне обыкновенным. И все же огромный Григорий умудрился не просто втиснуться в него, но и сжаться в такой компактный бородатый шар, что самое обычное кресло стало ему велико.

– Ты, Лех, того, – прогудел Борода, прикрывая левую половину лица широкой, словно совковая лопата, ладонью. – Ты уж совсем.

Кобылин, яростно шагавший по старому паласу из одного угла комнаты в другой, замер перед креслом. Волосы у него торчали в разные стороны, как растрепанная грива, рубашка распахнулась до пупка, явив миру мускулистый торс. На впалых небритых щеках горели пятна румянца. Глаза смотрели зло, с вызовом. При этом он был невелик ростом и довольно жилист, но ухитрялся нависать над грузным другом, как здоровенный амбал.

– Что «того»? – грозно осведомился он. – А кто? Кто, я тебя спрашиваю?

Борода крякнул, отнял ладонь от лица. Под левым глазом набухал темный фингал, выглядевший вполне свежим.

– Не я, – отрезал Борода, рубанув воздух рукой. – Нефиг на меня напраслину возводить!

– «Не я», – передразнил Кобылин. – А кто тогда? Я только с тобой общаюсь! Я, знаешь ли, не выкладываю в Одноклассники фотки с охоты. Ты разболтал, от тебя эти дурацкие легенды пошли.

– Да я, – задохнулся от несправедливого обвинения Борода, – да я – никому!

– Прямо-таки никому? – грозно выдохнул Кобылин, упирая жилистые руки в бока и нависая над другом.

– Ну, – Гриша смущенно стрельнул глазами в угол. – Ну, паре ребят похвастался удачными делами. Тихо, тихо! Леха, зуб даю, я же в общих чертах! Без подробностей! Даже имени твоего не называл!

– Без имени, – процедил Кобылин, отступая на шаг. – Еще скажи, что никто не знает, что ты работаешь со мной.

– Может, и знают, – буркнул Борода. – Но я тоже, знаешь ли, в бложике отчетов не пишу.

Кобылин ожесточенно махнул рукой, отошел в сторону, сел на пол, прямо на потертый палас, и взъерошил пятерней отросший чуб.

Борода осторожно потрогал толстым пальцем левый глаз. Оттянул веко, моргнул. С досадой цыкнул зубом, укоризненно воззрился на товарища.

– Злой, ты, Кобылин, – упрекнул он. – Я, главное, даже сделать ничего не успел, только вошел, слушай…

Алексей зло глянул на друга, но ничего не сказал. Отвернулся, демонстративно уставившись на старый сервант, на прозрачные стеклянные дверцы, залапанные отпечатками детских ладошек.

– Ой, да ладно тебе, – Гриша всплеснул огромными ручищами. – Ну подумаешь, какие-то слухи о тебе пошли. Еще бы не пошли, ты вообще так начал, что сразу же в легенды записали. Забыл про стройку и вампира?

Кобылин мотнул головой, не отрывая взгляда от серванта.

– Это даже хорошо, – продолжил Борода, хлопая по карманам своего огромного жилета. – Помогает в работе. Лишний раз не будут лезть в твои дела.

– А что, могут? – хрипло осведомился Кобылин.

– Бывает, – отозвался Гриша, выуживая из внутреннего кармана длинный жестяной цилиндр с отвинчивающейся крышечкой. – Пересекаются ребята на охоте. Столкновение интересов и все такое.

– Кто они? – спросил Кобылин. – Кто эти ребята? Как вообще сейчас охотники живут? Их много? Они организованы?

– Я смотрю, – протянул Борода, откручивая крышечку и запуская в цилиндр толстый палец, – ты снова начал интересоваться окружающим миром. Это хорошо.

Кобылин не ответил. Он повернулся и теперь внимательно наблюдал за тем, как бородатый охотник пытается извлечь сигару из упаковки. Гриша, вытащив палец из тубы, заглянул в нее, обреченно вздохнул, постучал чехольчиком о широкую ладонь. Цилиндрик жалобно хрустнул, из него на ладонь выпал окурок сигары – толстая коричневая колбаска, изрядно пожеванная. Комнату тут же наполнил мерзкий запах жженой резины, и Алексей нахмурился.

– Ты бы уж определился, куришь или нет, – сказал он. – То бросишь, то опять дымишь. То самокрутки, то трубку… Вот до сигар добрался. Все уже перепробовал.

– Еще кальян остался, – бросил Гриша, извлекая из кармана необычно длинный коробок спичек. – Это на десерт. Когда сигара надоест.

Борода зажег спичку, прикурил сигару и тут же окутался клубами сизого дыма. Кобылин тяжело вздохнул, встал с дивана и открыл форточку.

– Ты стрелки не переводи, – бросил он, вдыхая холодный весенний воздух, хлынувший в комнату. – Что там с охотниками?

– Содом и Гоморра, – сокрушенно произнес Борода и, поймав удивленный взгляд обернувшегося Кобылина, поправился: – В переносном смысле, конечно. Не подумай чего.

– От вас, свиней, всего можно ожидать, – буркнул Кобылин, припомнив старый анекдот.

– Ну вот зря ты так, – обиделся Борода. – Не все охотники свиньи. Хотя бывают такие сволочи…

– Так что там у вас за тусовка? Не тяни, Гриш, выкладывай как есть.

– Да нет никакой особой тусовки. – Борода выдохнул в потолок клуб дыма и задумался. – Хаос и анархия. Бегают по городу полсотни долбогребов с оружием и отстреливают все, что движется в неправильном направлении. Когда Олег замутил команду «Два Нуля», тоже так было. Ну, с командой дело пошло хорошо. Вроде какая-то организация наметилась, контроль появился. Согласованность в действиях, понимаешь? Крыша какая-то появилась, уверенность в завтрашнем дне. Даже самые конченые одиночки, что презирали Олега, и то стали себя вести ровнее. Старались не нарываться, не лезли на рожон, стали работать аккуратнее, прибирать за собой. А когда всю боевую группу перебили… Все как-то растерялись. Там же много народу было задействовано, просто не все с пушками бегали. Аналитики, что прочесывали сеть и каналы связи, информаторы, финансисты всякие. Все при деле были. Когда команду охотников уничтожили, все подумали, что ты на себя возьмешь руководство. Встанешь на место Олега. Ты вроде как в авторитеты быстро выбился. А ты ушел.

– Ага, – буркнул Кобылин. – Я еще и виноват.

– Я не в том смысле…

– Ладно, проехали. Дальше что?

– А дальше все скатилось в первобытное состояние. Аналитики взялись за пушки, пара финансистов попробовала организовать другие «Два Нуля»… Появилось несколько мелких групп. Настоящие охотники-одиночки даже и не думали к ним идти, поэтому многих самоделкиных сожрали. В прямом смысле. Те, кто остался, моментально переругались и разбежались в разные стороны. Кто выжил – стали одиночками, такими же, как все. Ну, кое-кто работает с напарником, кое-кто – как мы с тобой. Иногда народ пересекается, общается. Но все больше в кабаках. Серьезные ребята, еще из старой гвардии, обычно и не высовываются, они, как ты, – все по щелям прячутся. А молодежь, бывает, гудит в кабаках. Разных. Хвастаются подвигами, слухи друг другу передают.

– Ага, – веско сказал Кобылин. – Вот, значит, как оно.

– Именно так, – не стал отпираться Борода. – Я, бывает, тоже потрусь то тут, то там. Информация штука полезная. Там заказ подберу денежный, а в другом месте нужного человечка встречу. Ты не представляешь, как трудно нынче найти патроны для дробовика ручной набивки. С серебром. Я на своем станочке кое-что делаю сам, но… Даже для твоего «макарова» девятый калибр нынче не достать. Когда Олег всем заправлял, ему-то прям сверху присылали. Хорошо еще, сейчас тиры появились стрелковые. Кое-что можно по старой памяти там перехватить. Ай, ладно.

– В общем, ты все же вращаешься в этих кругах, – пробормотал Кобылин, садясь на подоконник. – Какое-то движение есть. Субкультура маньяков и убийц.

– Не так все плохо, – отозвался Гриша, махнув сигарой. – Бардак, конечно, страшенный. Кто в лес, кто по дрова. Но, в принципе, дело делается. Ребята город подчищают.

Кобылин сполз с подоконника, подошел к дивану, сел поближе к Грише, но так, чтобы до него не доходили клубы сизого вонючего дыма.

– А про меня что говорят? – спросил он. – Правда, что ли, косточки перемывают?

– Еще как, – хмыкнул Борода. – Это тебе Вадим про легенды напел? Это он может. Сам редко где бывает, но слух у него хороший. В общем, тобой частенько интересуются. А то, что ты не бываешь на виду, еще больше подогревает интерес. Слухи о тебе всякие ходят. Чуть где какая заварушка непонятная – это Кобылина работа. Разборка, в которой мясо клочьями – Кобылин постарался. Десяток трупов вампиров в одном подвале и никаких свидетелей – ну, ясное дело, опять Стройбат шалит.

– Э, – перебил его Алексей. – Что, так и говорят – Стройбат?

– Да у тебя уже кличек десяток, – хмыкнул Борода. – Бывает, до драки доходит, когда вспоминают, кто именно рядом с тобой стоял, а кто в кустах отсиживался.

– Кто стоял, те полегли, – мрачно бросил Алекс. – Глупости это все.

– Без этого никак, – отозвался Григорий. – Охотники, они же как дети малые, без игрушек не могут. Только у них одна игра, опасная, смертельная. И нельзя ни с кем обсудить ее правила. Только с такими же ненормальными, как ты сам. Вот они и цепляются друг за друга, отводят душу. Обрастают своими шутками, ритуалами, легендами. Это нужно, без этого они будут…

Борода закашлялся, подавившись сигарным дымом, но Кобылин, уловив ход мысли, кивнул.

– Машинами для убийств, – продолжил он с горечью в голосе. – Маньяками. Не людьми, занятыми важным делом, а просто инструментами.

– Эк тебя заклинило-то, – буркнул Борода, засовывая окурок сигары обратно в жестяной цилиндр. – Ты какой-то сам не свой в последние дни.

– А какой я – свой? – с тоской спросил Кобылин. – Какой я настоящий? Когда бухал без просыпа десять лет подряд? Или когда стрелял навскидку по темным силуэтам, даже не успевая подумать о том, что я делаю? Что не так, Гриша? Когда я зациклился на этой работе?

– Ты сейчас, дорогой друг, зациклился на том, что тебя зациклило на твоей работе, – веско уронил Борода. – Оно неудивительно. Сильные эмоциональные потрясения, недоедание, постоянные физические нагрузки, стрессы. Опасная работенка.

– Знаешь, – тихо произнес Кобылин, словно не услышав тирады товарища. – Я словно проснулся. Очнулся вдруг и не могу понять – что со мной. Эти грязные подвалы, вечный страх, отсутствие мыслей… Я был как робот. А теперь вдруг проснулся.

– Это нормально, – отозвался Борода, тайком потирая подбитый глаз. – Крепко тебя жизнь приложила, и ты вроде как впал в такое состояние… Ну, вроде спящего режима. Чтобы не перегореть. А теперь – оттаял.

– Да, наверно так, – согласился Кобылин. – Просто… Я другой жизни и не знал – сначала в квартире просидел полжизни. Потом все по чердакам да подвалам. А теперь думаю – может быть, надо по-другому? Можно?

– Можно, – согласился Борода. – Мир большой, Леха. И быть охотником не значит сидеть в подвале, грязным, небритым, сжимая в руках обрез. То есть бывает и так. Но можно и по-другому.

– Как? – жадно спросил Кобылин. – Как, Гриш?

– Ох, грехи мои тяжкие, – пробормотал Борода. – Послал мне господь трудного подростка на старости лет. Лех, оторвись маленько! Сходи в казино, сними пару девок. Пройдись по магазинам, купи себе… Ну там крутую тачку. Дорогую гитару. Просто впусти в свою жизнь охотника немного окружающей среды. Сечешь? Только по-настоящему, для себя. А не так, как ты обычно играешь роль, чтобы охота удалась.

– Я попробую, – хрипло сказал Кобылин. – Только ты давай это самое. Заканчивай обсуждения меня с другими охотниками. Не нужно этого.

– Все, замяли. – Гриша замахал руками, разгоняя клубы дыма. – Но ты пойми – чем больше ты скрываешься, тем больше о тебе слухов будет. И все равно тебе придется когда-то столкнуться с другими охотниками. Ой, ладно. Не думай об этом. Ты просто пока поживи. Без охоты, да?

– Без охоты, – буркнул Кобылин. – Поживешь тут, как же. Она меня сама находит, а не я ее.

– Ты про бар, что ли? – с подозрением осведомился Борода. – Подумаешь, случайно наткнулся. Это ж не охота была. Все чинно, благородно. Э!

Кобылин быстро отвернулся, но тут же понял, что Борода заметил румянец на его щеках.

– Ого! – воскликнул Борода. – Да, проняла тебя та волчица! Слушай, Кобылин, ты прям комок нервов. У тебя давно подруги-то не было?

– Подруги, – мрачно буркнул Кобылин. – Какие подруги при такой жизни.

– Ну, не подруги, – Борода замялся. – Что-то ты такой растревоженный, что прямо не знаю, что и думать. Давно у тебя были эти, как их, романтические отношения?

– Давно, – не стал отпираться Кобылин. – Но это к делу отношения не имеет. Никакого.

– Еще как имеет, – рассмеялся Борода. – Нельзя вечно букой быть, душа ссохнется и зачерствеет. Девчонок любить надо, тепла и ласки искать. А то точно озвереешь. Чувства должны быть, понимаешь? Тогда и живым себя будешь ощущать.

– Чувств у меня хватает, – запальчиво бросил Кобылин. – Просто подходящих подруг нет. Вот если бы та осталась…

Он запнулся, отвел взгляд от лучившегося радостью Григория и снова уставился в шкаф.

– Ну-ка, ну-ка, – довольным тоном пропел Борода. – Кажется, у нашего железного Феликса образовалась дама сердца? Признавайся, когда это было? Кто она?

– Недавно, – с досадой буркнул Кобылин. – Встретил одну… подругу. Но ничего не вышло. Все.

– Где встретил? – не отставал Борода, позабыв про подбитый глаз. – Ну, признавайся!

– В том отеле, – отрезал Кобылин. – В коробочке.

Григорий замер. Взгляд его потух, он тяжело осел обратно в кресло, жалобно скрипнувшее под его весом.

– А, – глухо произнес он. – Вот ты о чем. Винишь себя, что не смог уберечь?

– Я? – искренне удивился Кобылин, оборачиваясь к другу. – Это-то тут при чем?

– Э, разве она не первая жертва? – осторожно осведомился Борода.

– Вовсе нет, – возмутился Кобылин. – Она умерла много лет назад и вернулась как дух. Вселилась в одну девчонку местную и помогла мне разобраться со всей этой чертовщиной. Решительная такая, с характером. Но потом… Потом ей пришлось уйти. Вот и все.

Борода выпучил свои маленькие глазки, неверящим взглядом смерил своего собеседника, а потом нерешительно и довольно нервно хихикнул.

– То есть та, что тебе понравилась, была духом умершей и охотилась вместе с тобой на другого духа?

Кобылин кивнул.

– Знаешь, Леха, – сказал Борода. – Ты, конечно, прости, но, как бы сказать, со стороны это кажется, ну, не совсем нормальным.

– А что у меня вообще есть нормального? – с печалью в голосе осведомился Кобылин. – Все через…

– Вот что, – сказал Гриша, поднимаясь на ноги. – Я, пожалуй, пойду. А ты выспись хорошенько. И чтобы к завтрашнему вечеру был как огурчик.

– Это зачем? – с подозрением осведомился Кобылин.

– Оденешься поприличней и пойдешь в тот самый бар. Найдешь ту рыжую и потреплешься с ней.

– Да ты чего, – изумился Кобылин. – Она же оборотень!

– Для тебя, после шумного духа в чужом теле, в самый раз будет, – бросил Григорий. – И не спорь! За тобой должок! Сделай это для меня, понял?

Борода демонстративно потрогал фингал под глазом и сурово воззрился на Кобылина. Тот хмыкнул и покачал головой.

– Да она так на меня рычала, – протянул он. – Никакого разговора не получится.

– Если сразу голову не откусила, значит, шанс на мирные переговоры есть, – рассудительно произнес Борода. – Ты же не свататься пойдешь. Просто поболтать. Почувствуй себя обычным человеком. Мужиком в баре и все такое.

– Это с оборотнем-то? – осведомился Кобылин. – Ага, нормальнее некуда.

– Для тебя, легенды, сойдет, – буркнул Борода. – Будем постепенно понижать градус. Там, глядишь, и до Машки-буфетчицы дойдешь. Будет сто процентов по шкале нормальности.

– Иди уж, – Кобылин в шутку замахнулся на друга. – Пока второй глаз цел. Кутузов!

– Я тебе еще припомню, – пообещал Борода, боком перемещаясь в коридор. – Отработаешь по полной, замаливая свои грехи. Верь мне.

Кобылин лишь тяжело вздохнул и пошел следом – закрывать за другом дверь.

Назад: Отель «Калифорния»

Дальше: Дикая охота