Рубрика «Аномалии» выполнила свою миссию, показав, что в сфере экономики существует множество фактов, не вписывающихся в традиционную теоретическую модель. Мои заметки помогли заложить основу для перехода на новый способ экономических исследований, в центре внимания которых были просто Люди, а не Рационалы. Все же экономика как дисциплина очень обширна, а я был всего лишь одиноким ленивым исследователем. Чтобы создать новое направление, требовалась команда. Как я мог привлечь других к этой затее? Я не знал ни одного справочника, который бы мне подсказал, как осуществить эту идею.
Конечно, новые направления появляются постоянно, и обычно это происходит без какой-либо специальной координации. Кто-то пишет статью на новую тему, открывающую еще не знакомые направления исследования, такие, например, как теория игр в 1940-х. Вскоре другие читают об этом, думают, что тема вроде бы интересная, решают попытаться сделать свой собственный вклад. Если все идет хорошо, то вскоре набирается достаточное количество людей, работающих в этой области, чтобы начать проводить конференции по этой теме, и в конечном итоге возникает журнал, посвященный этой конкретной теме. Но это очень долгий процесс, и мне отчаянно нужны были единомышленники помимо Амоса и Дэнни. В конце 1980-х было всего трое экономистов помимо меня, которые считали себя бихевиористами. Одним из них был Джордж Левенштейн: о его работе я рассказывал в разделе про самоконтроль. Вторым был Роберт Шиллер, которого я также уже упоминал и который будет главным действующим лицом в следующем разделе книги. А третьим был Колин Камерер.
Я встретил Колина, когда он искал работу в академической сфере. В тот момент он выбрал программу MBA и почти закончил диссертацию в университете Чикаго, хотя ему еще не исполнилось двадцати одного. Колин сделал немало важных открытий в области поведенческой экономики. Два из них стоит отметить. Во-первых, можно сказать, он изобрел область под названием «поведенческая теория игр», занимающаяся изучением того, как люди действительно играют в игры в отличие от стандартной теории игр, которая изучает, как Рационалы играют в игры, если все другие играющие – тоже Рационалы. Совсем недавно он стал одним из ведущих исследователей в области нейроэкономики, где используются такие методы, как визуализация мозга, чтобы понять, как люди принимают решения.
У Колина множество талантов. Когда он был еще подростком и учился в школе, то основал звукозаписывающую компанию и приложил руку к раскручиванию известной сатирической панк-группы под названием «Мертвый молочник». Одним из их хитов была композиция «Как умирает Скотти». Колин был также талантливым пародистом. Особенно удачно ему удавались пародии на Джина Фама и Чарли Плотта. Лично я считаю, что пародия на Талера у него выходила так себе.
Хотя привлечение Камерера, Левенштейна и Шиллера в область поведенческой экономики было важным промежуточным достижением, я понимал, что поведенческая экономика как научное предприятие не выгорит, если не привлечь критическую массу исследователей с самыми разнообразными исследовательскими навыками. К счастью, был кое-кто еще, у кого была та же самая цель и кто вдобавок располагал некоторыми ресурсами. Этим человеком был Эрик Ваннер.
Эрик Ваннер был координатором программ в фонде Альфреда Слоуна, когда заинтересовался связью психологии и экономики. По образованию Эрик – психолог, но я думаю, что по призванию он скорее экономист, поэтому он был рад получить возможность проверить, было ли что-то общее у этих двух научных направлений. Он обратился за советом к Амосу и Дэнни, спрашивая, как можно объединить психологию и экономику. Дэнни, который гордится тем, что он пессимист, вспоминает, как говорил Эрику о том, что «не представляет, как можно честно потратить деньги на это предприятие», но они оба – и Амос и Дэнни – посоветовали Эрику встретиться со мной. После нашей с Эриком встречи в Нью-Йорке в Фонде А. Слоуна Эрик убедил Фонд предоставить финансирование для поддержки моей исследовательской стажировки в Ванкувере и совместной работы с Дэнни.
Вскоре после того, как я вернулся в Корнелл, Эрик ушел со своей работы в Фонде Слоуна и занял пост президента в Фонде Рассела Сейджа, также базировавшемся в Нью-Йорке. Хотя поведенческая экономика не входила в число приоритетных направлений работы Фонда – который занимался вопросами социальной политики, связанными с бедностью и иммиграцией, – совет директоров был настолько заинтересован в том, чтобы Эрик у них работал, что согласился позволить ему внести в список основных направлений деятельности Фонда еще и поведенческую экономику. Естественно, Эрик не больше моего имел представление о том, каким образом развивать эту новую область, но мы объединили усилия и попытались придумать, как поставить ее на рельсы.
Первая идея, которая пришла нам тогда в голову, казалась подходящей. Поскольку цель состояла в том, чтобы объединить экономику и психологию, мы решили организовать серию совместных встреч психологов и экономистов в надежде, что между ними пробежит искра. Мы пригласили три группы исследователей: известных психологов, которые были готовы провести день в дискуссиях с экономистами, несколько выдающихся экономистов, которые не имели предубеждений в отношении использования новых подходов в экономических исследованиях, а также еще нескольких матерых ученых, которые занимались исследованиями.
Эрик обладал даром убеждения, и в результате его обаяния и настойчивых уговоров уже на первую встречу нам удалось собрать настоящую плеяду психологов. Мы, конечно, пригласили Амоса и Дэнни, но кроме этого были еще Уолтер Мишел, прославившийся экспериментом с печеньями и зефиром, Леон Фестингер, который сформулировал концепцию когнитивного диссонанса, а также Стэнли Шахтер, один из пионеров в области изучения эмоций. В совокупности это была просто команда мечты из психологов. Некоторые дружелюбно настроенные экономисты, которые согласились принять участие, также были звездами: Джордж Акерлоф, Уильям Баумол, Том Шеллинг, Ричард Зекхаузер. В команду матерых исследователей входили Колин, Джордж, Боб и я. Эрик также пригласил Ларри Саммерса на открытие, но Ларри не смог приехать и вместо себя предложил пригласить одного из своих недавних студентов, Андрея Шлейфера. Именно на той встрече я впервые встретился с Андреем, который позднее стал моим соавтором. Джон Элстер, эклектичный норвежский философ, который, кажется, интеллектуально подкован практически во всех областях, завершал наш список звездных гостей.
При всей звездности состава двусторонние встречи, которые мы провели, не увенчались успехом. У меня сохранились два ярких воспоминания. Первое связано с Леоном Фестингером, который делал едкие замечания, прерываясь только на перекур во дворе. Второе – это просьба, прозвучавшая из уст Уильяма Баумола, заняться чем-то еще помимо поиска аномалий. Он считал, что наше копание в аномалиях, как он это называл, уже выполнило свою миссию и что пришло время двигаться дальше, к более конструктивной исследовательской программе. Но сам он не мог предложить идеи относительно того, какой должна быть эта конструктивная исследовательская программа.
Думаю, настоящая проблема, с которой мы столкнулись, носила общий характер, это понимание пришло ко мне с опытом. Междисциплинарные встречи, особенно те, которые посвящены глобальным проблемам (борьба с бедностью, потепление климата) обычно оказываются мало результативными, даже в том случае, когда участники – все сплошь светила науки. Это случается потому, что ученые не любят вести абстрактные разговоры, их интересуют конкретные научные результаты. Однако если исследователи из одной научной области начинают представлять результаты своей работы так, как они делают это обычно для своих коллег, то исследователи из другой области вскоре оказываются под лавиной технических подробностей, которые им непонятны, и устают от скучных теоретических выкладок, которые им кажутся бессмысленными.
Независимо от того, насколько верны мои неутешительные выводы о междисциплинарных конференциях, присутствие и активное участие звездной команды психологов на этих встречах, организованные в офисе Фонда Рассела Сейджа в Нью-Йорке, приносили вдохновение и вместе с тем внушали ложные ожидания относительно будущего этой области науки: вдохновение потому, что научные светила тратили свое время, чтобы приехать, и, следовательно, полагали, что эта затея в целом разумная и стоящая; ложные ожидания, потому что эти встречи убеждали нас в том, что успешное будущее поведенческой экономики зависит от междисциплинарных усилий со стороны психологов и экономистов, которые должны работать вместе. Для Амоса, Дэнни и меня думать так было совершенно естественно, поскольку мы многому научились друг у друга и начали проводить совместные исследования.
Оказалось, мы ошибались. Хотя некоторые психологи и экономисты успешно сотрудничали на протяжении многих лет, например Дражен Прелеч и Эльдар Шафир как отличная иллюстрация, поведенческая экономика оказалась целиком областью, в которой экономисты рассказывают о своей работе психологам, а затем идут восвояси проводить исследование самостоятельно. Яркий пример тому – один из постоянных участников наших совместных конференций Стэнли Шэхтер. Он пробовал делать исследования в области психологии рынка ценных бумаг, но был вскоре разочарован реакцией, которую он получил от рецензентов из ведущих финансовых и экономических журналов, так что в конце концов забросил эту исследовательскую программу.
Есть несколько возможных причин, по которым психологи так и не примкнули к экономистам. Во-первых, хотя мало кто из психологов испытывает привязанность к теории рационального выбора, все же изучение исходных положений этой теории не представляется им интересным. Обычно они реагируют так: «Разумеется, люди обращают внимание на невозвратные издержки! Разве кто-то думает иначе?» Во-вторых, те наработки в области психологии, которые в конечном итоге стали использовать экономисты-бихевиористы, самими психологами не считаются последними достижениями в этой области. Если бы психологи стали использовать кривые спроса и предложения в своих статьях, экономисты бы не поняли, что в этом столь увлекательного. И, наконец, по какой-то причине изучение «прикладных» проблем в психологии традиционно считалось не самым престижным занятием. Изучение причин того, почему люди оказываются в долгах или их исключают из школы, – просто не те темы, которые приносят психологам научную славу и известность, за исключением Роберта Чалдини.
Кроме того, мы, экономисты-бихевиористы, не особенно преуспели в том, чтобы сделать вклад в психологию со своей стороны, что могло бы поддержать своего рода взаимное научное обогащение, на которое мы изначально рассчитывали. Наш вклад в область психологии состоял преимущественно в том, чтобы понять, каким образом модифицировать экономический инструментарий для изучения не только Рационалов, но и просто Людей, при этом мы не стремились внести что-то новое в область исследования именно поведения. Из сформировавшейся группы экономистов, которые стали лидерами в новой области, только Джордж Левенштейн действительно внес вклад в психологию. Будучи по образованию экономистом, Джордж также является талантливым психологом, возможно, этим он обязан частично своим генам. Его второе имя начинается с буквы Ф, что означает Фрейд; Зигмунд был его прапрадедушкой.
Несмотря на то что эта попытка объединить экономистов и психологов в рамках новой дисциплины не увенчалась успехом, Эрик Ванндер продолжал помогать развивать это новое направление, даже если в этом направлении оставались только экономисты. Небольшой размер Фонда Расселла Сейджа означал, что он не может выступать основным источником финансирования исследований в случае, если новое направление разрастется за пределы небольшой группы инициаторов, поэтому Эрик убедил совет директоров продолжить поддержку поведенческой экономики в ограниченном масштабе, но чрезвычайно необычным способом. В отличие от первой попытки, эта оказалась чрезвычайно успешной.
Вот что придумал Эрик. В 1992 году Фонд собрал группу исследователей и назвал ее «Круглый стол экономистов-бихевиористов», предоставил им скромный бюджет и поставил цель ускорить развитие направления. Первыми членами Круглого стола были Джордж Акерлоф, Алан Блайндер, Колин Камерер, Джон Элстер, Дэнни Канеман, Джордж Левенштейн, Том Шеллинг, Боб Шиллер, Амос Тверски и я. В пределах разумного мы могли тратить выделенные нам средства по своему усмотрению.
Участники круглого стола решили, что лучший способ использовать наш ограниченный бюджет (вначале он составлял 100 000 $ в год) – это воспитать и привлечь в наши ряды молодых ученых. Чтобы это сделать, мы организовали двухнедельные летние интенсивные тренинги для выпускников. На тот момент ни один университет не преподавал курса по поведенческой экономике, поэтому такая программа стала бы способом для студентов со всего мира узнать об этом новом направлении. Эти двухнедельные программы официально назывались Летний институт Фонда Рассела Сейджа по поведенческой экономике, но с самого начала все называли их летними лагерями Рассела Сейджа.
Первый летний лагерь мы провели в Беркли летом 1594 года. Колин, Дэнни и я выступили в роли организаторов, еще несколько членов круглого стола присоединялись на несколько дней в качестве преподавателей. Мы также пригласили несколько докладчиков в качестве гостей, таких как Кен Эрроу, Ли Росс (социальный психолог) и Чарли Плотт. Чтобы заинтересовать молодых исследователей и привлечь их к нашей работе, мы также пригласили двух экономистов, недавно получивших ученые степени: Эрнста Фера и Мэтью Рабина. Оба независимо друг от друга приняли решение строить свою профессиональную карьеру в области поведенческой экономики.
Эрнст Фер – это экономист, которому, на мой взгляд, больше всех повезло с именем. Если описать его одним прилагательным, то этим прилагательным будет «честный» (earnest по-англ.), а тема, которая интересовала его больше всего, была справедливость (fairness по-англ.). Эрнст был австрийцем по рождению, он стал ключевой фигурой в движении по развитию поведенческой экономики в Европе, штаб-квартира которого базировалась в Университете Цюриха в Швейцарии. Как и Колин, он также стал известным практиком в области нейроэкономики.
Первая статья Фера, на которую мы обратили внимание, описывала результаты исследования с применением экспериментального метода. Он и его соавторы показали, что в условиях лаборатории «организации», которые делали выбор в пользу выплаты зарплаты выше минимального уровня, были вознаграждены тем, что их сотрудники проявляли большее усердие. Этот результат совпадал с тем, что когда-то предположил Джордж Акерлоф, а именно, что трудовые контракты можно рассматривать частично как обмен подарками. Гипотеза состоит в том, что если работодатель относится к своим сотрудникам хорошо в смысле заработной платы и условий труда, то подарок, который он получит взамен, это большее усердие работников и меньшая текучесть кадров. Таким образом, выплата заработной платы выше среднего уровня по рынку является экономически выгодной.
В отличие от этого исследования первая работа Мэтью Рабина в области поведенческой экономики была теоретической, и на тот момент она стала наиболее важной теоретической работой в области экономики со времен «Теории перспектив». Его работа стала первой серьезной попыткой развить теорию, которая объясняла бы кажущееся противоречивое поведение, наблюдаемое в ситуациях, похожих на игры «Ультиматум» и «Диктатор». Противоречие состояло в том, что в игре «Диктатор» участники вели себя как альтруисты, отдавая деньги анонимному незнакомцу, но при этом в игре «Ультиматум» проявляли враждебность по отношению к тем, кто считал их поступок несправедливым. Таким образом, возникает вопрос: делает нас счастье другого счастливее или несчастнее, скажем, из-за зависти? Ответ, который предложил Рабин, основан на эффекте взаимности. Мы проявляем благосклонность к тем, кто относится к нам хорошо, и ведем себя плохо по отношению к тому, кто относится плохо к нам. Выше мы уже обсуждали похожий вывод о том, что что люди действуют как «условные кооператоры»: этот вывод совпадает с моделью Рабина.
Мэтью – тоже примечательный персонаж. Обычно он одет в выцветшую футболку, которых у него, кажется, бессчетное количество. Еще он очень веселый. Я был одним из рецензентов, которых попросили сделать отзыв на его статью про справедливость, когда он подал ее для публикации в журнал «Америкэн экономик ревью».
Я написал восторженный отзыв, рекомендуя принять статью для публикации, но добавил, не конкретизируя, что автор, к сожалению, пропустил важную сноску, которая была включена в предыдущую версию статьи. Сноска относилась к игре, которую экономисты называли «цыпленок», где проигравшим считался тот, кто уступал другому. Вот эта сноска, которую он восстановил в опубликованные версии статьи: «Когда я использовал обычное название этой игры, я обратил внимание, что это название – видовая дискриминация кур: нет никаких доказательств тому, что куры более трусливы, чем люди или чем другие животные».
Итак, мы собрали звездный состав преподавателей для нашего летнего лагеря, плюс к нам присоединились молодые исследователи – Фер и Рабин. Поскольку мы никогда раньше ничего подобного не организовывали, то не знали, захочет ли кто-то принять участие. Мы разослали объявления на кафедры ведущих экономических факультетов по всему миру, надеясь, что кто-то захочет приехать. К счастью, мы получили заявки более чем от 100 студентов, отобрали 30 из них, которые впоследствии стали заметными фигурами в области поведенческой экономики.
С тех пор мы проводим такие летние лагеря каждые два года. Когда Дэнни и я стали слишком заняты/устали/состарились/обленились для того, чтобы организовывать и принимать участие в лагере на протяжении всей двухнедельной программы, мы передали наши полномочия молодому поколению. Некоторое время организаторами были Колин и Джордж, Дэвид Лейбсон и Мэтью Рабин также выступали организаторами нескольких последних лагерей.
Одним из показателей успеха этих летних лагерей является тот факт, что Дэвид когда-то был студентом на первом лагере, так что наша группа стала самовоспроизводиться. Многие из других членов нынешнего преподавательского состава – также бывшие выпускники лагеря. Не хочу сказать, что это мы превращаем молодых исследователей в научных звезд. Например, Дэвид Лейбсон уже был выпускником Массачусетского технологического университета и работал в Гарварде еще до того, как приехал в качестве участника в наш летний лагерь. Другие также успешно продвигались в научной карьере. Скорее главным достижением наших летних лагерей было то, что они смогли повысить вероятность того, что некоторые из лучших выпускников университетов по всему миру могли всерьез задуматься о профессиональной стезе в области поведенческой экономики и включиться в сообщество единомышленников, с которыми они могли бы общаться.
О высоком уровне одаренности участников нашего первого лагеря можно судить по тому числу выпускников, которые впоследствии прославились. Одним из них был Сендхил Муллайнатан, который тогда только что окончил первый год учебы в Гарварде. Я познакомился с Сендхилом, когда он был выпускником университета Корнелл; он получил степени в области экономики, математики и компьютерных наук за три года. Было несложно распознать, что у него талант практически в любой области, и я пытался сделать все от меня зависящее, чтобы заинтересовать его психологией и экономикой. К счастью, мои усилия принесли плоды, ведь именно его зарождающийся интерес к поведенческой экономике заставил его отказаться от компьютерных наук в пользу экономики в качестве основного направления для продолжения обучения. Помимо прочих достижений Сендхил основал первую некоммерческую исследовательскую организацию в области поведенческой экономики, которую назвал ideas42. Он, Мэтью и Колин также стали обладателями «гранта для гениев», присуждаемого Фондом МакАртуров.
Среди других заметных участников нашего первого лагеря были также Терри Один, который, по сути, основал исследовательское направление по изучению поведения индивидуального инвестора, а также Чип Хит, который вместе со своим братом Дэном опубликовал три успешные книги в области менеджмента, и два моих будущих соавтора, которые вскоре появятся в этой книге: Линда Бэбкок и Кристин Джоллз.
Летом 2014 года мы провели 10-й летний лагерь, и я еще ни одного не пропустил. К тому моменту у нас уже было 300 выпускников, многие из которых работали в ведущих университетах по всему миру. Главным образом благодаря исследованиям, проведенным участниками лагеря во время летней сессии, поведенческая экономика превратилась из эксцентричного увлечения узкого круга экономистов в активно развивающуюся область традиционной экономики. Все наши выпускники должны благодарить Эрика Ваннера за ту помощь, которую он оказал им на самом старте. Он был настоящим отцом-спонсором поведенческой экономики.