Глава четырнадцатая
1
Почернел лицом Лев Николаевич, постарел сразу на десяток лет. Лавров поразился вмиг происшедшей с директором ГПО перемене.
– Как же вы недоглядели?..
Лавров молчал, понимая, что сейчас любые объяснения бессмысленны.
– Баталовых брать немедля! – резко распорядился Бельский. – Из старшего всю душу вытрясти о Самойлове и тех, кто был с этими субчиками на хребте! Самойлова – искать! Днём и ночью! Хватит игрища-антимонии разводить! Собираем всех! Для главаря оставим только одну лазейку – Цупко. Организуй с Павликом нашим срочную встречу, проинструктируй детально… Давай действуй!
Бельский сдернул трубку телефона, постучал по рычагу дежурному. Когда тот вырос на пороге, приказал:
– Сейчас же доставить ко мне из арестного Бурдинского!
Опухший от выпитого накануне, с трясущимися руками, бывший партизанский орёл в угрюмой понурости опустился на стул.
Бельский был официален:
– Бурдинский Георгий Ильич, тысяча восемьсот девяностого года рождения, русский. Урожденный села Маккавеево Маккавеевской волости Читинского уезда. Так?
Допрашиваемый молча кивнул.
– Не кивать, а отвечать, как положено!
– Бурдинский… Из Маккавеево… Точно так…
– По профессии столяр, образование – ремесленное училище… Когда это, интересно, успели?
– Дык…
– Напустил туману! Так-с… В эркапэбэ с двадцать первого года… Примазался, гад, благополучия дождавшись!
Бельский не смог сдержать нахлынувшего гнева, но тут же взял себя в руки. Бурдинский ещё ниже склонил голову.
– Отвечайте на вопросы, арестованный. Что вы знаете о Косте Ленкове как предводителе шайки бандитов?
Бурдинский вздрогнул, поёрзал на стуле, с готовностью ответил:
– Костю Ленкова я знаю, как партизана и как анархиста. Знаю его лично очень хорошо, а также его местожительство знаю…
– Нынешнее?
– Нынче он по хазам ночует, а ранешне жил в Куке… Вот, про Куку это я…
– Знали ли вы, что Ленков – уголовный преступник, которого разыскивают для предания суду?
Бурдинский вытер рукавом пот, крупными каплями выступающий у него на лбу.
– Мне об этом товарищ Аносов… буквально-таки… вот рассказал… Мол, Костя, то есть, стало быть, бандит Ленков, причастность имеет к убийству товарищей Анохина и Крылова…
– Какую причастность?
– Слушок, дескать, такой ходит… – развёл руками Бурдинский. – Ну-де, он, Ленков, продавал оружие, принадлежавшее Анохину и Крылову. А до этого я Костю Ленкова считал, как анархиста, своим парнем…
– Неужели вам, Бурдинский, не приходилось слышать о знаменитом и неуловимом бандите, ужасе для жителей Читы и её окрестностей?
Бельский с презрительной усмешкой оглядел обильно потеющую, неопрятную фигуру, сгорбившуюся на стуле.
– Что же, вы о бандитских похождениях этого, как вы говорите, «своего парня» ничего не слышали ни в этом, ни прошлом году? Газет не читаете, от знакомых не слышали?! Прямо, в пустыне живете!
– Так я в Чите и двух месяцев не нахожусь-то. До этого был всё время на границах Дэвээр. А газет я, каюсь, совсем не читал и не читаю. И со знакомыми на эти темы не приходилось беседовать… До вчерашнего дня, когда Аносов… Я Костю последний раз только и видел в начале двадцать первого года, а в этом годе ни разу и не встречал… Знал, конешно, что Ленков в городе свободно живёт…
– Откуда вы знали, что Ленков свободно живёт в городе Чите?
– Так это… Когда я ездил вверх по Ингоде, по сбору госпродналога, то встречался с председателем сельского комитета села Новая Кука, который мне и сказал, что Костя проживает в Чите. Плохого о Косте Ленкове он мне ничего не сообчил…
Почти два часа длился допрос Бурдинского. Смахивая крупные капли пота с больших залысин и облизывая сухие губы, тяжко страдающий с похмелья Гоха выглядел жалко.
Но похмелье и страх перед грозным ведомством, в котором он очутился, не мешали ему продолжать наполненные детской наивностью попытки махом убить двух зайцев. И себя выгородить, и перед директором ГПО бандитским пособником не выступить.
Наконец, окончательно запутавшись в своих показаниях, когда дело коснулось ночного похода на квартиру Аносова, Бурдинский поднял на Бельского глубоко посаженные точечки мутных глаз и взмолился:
– Гражданин Бельский! Христом Богом заверяю – в сговоре ни с кем не был! С пьяных глаз бес, – язви его в корень! – попутал! Ещё поначалу, кады у Фильки-Медведя стакан хватил – голова колесом пошла, ничего не помню… Память, охо-хо, апосля застолья совсем смутная… Вроде ещё в подвале пили… Со всей партизанской совестью клянусь!..
– Совесть свою давно вы пропили, Бурдинский! И партизанскую, и человеческую! И ответственное поручение сорвали! Замечательный человек из-за вас погиб! – ударил кулаком по столу директор ГПО.
– Неужто мы Аносова… по пьяному делу?! – вскочил со стула Бурдинский.
– Не переигрывайте, Бурдинский… Ишь, руки-то заломил! Только на сцене и выступать! – Лев Николаевич выругался, зло глядя на обросшего седой щетиной, неопрятного увальня. – Если бы не Аносов, ещё неизвестно каких дел вы бы натворили, пьянчуги хреновы!
Бельский снова выругался, отчего Бурдинского затрясло ещё больше, но уже не столь с перепоя, сколько от явного, выплеснувшегося наружу панического страха.
– От руки Ленкова сегодня ночью погиб начальник угрозыска товарищ Фоменко!
У Бурдинского подкосились ноги, он рухнул на стул и закрыл лицо руками.
Бельский не оговорился. У чекистов, да и у самого директора ГПО, не было и тени сомнений, что с чердака дома Гроховского стрелял не один Мишка Самойлов. Бельский был убеждён, что вряд ли бандит-одиночка мог действовать столь отчаянно и нагло. Из показаний уже арестованных ленковцев следовало, что Самойлов приближён к главарю, предан ему. И где гарантия, что в суматохе перестрелки с чердака юркнул в темноту только Мишка? На чердаке поутру, во время обыска дома, чекисты обнаружили стреляные гильзы от маузера. А не Коська Баталов ли говорил Ронскому, что маузер Анохина «снял с продажи» и забрал себе Ленков? И не потому ли так отчаянно вел себя Самойлов, что отвлекал внимание от главаря. Конечно! Ускользнул в суматохе сам Ленков!
И много после, чуть ли не до наших дней, останется немало сомневающихся в том, что ночью в доме Гроховского маузером в одиночку орудовал Самойлов.
– Сейчас вас отведут в камеру, – нарушил гнетущую тишину Бельский. – Хорошенько подумайте, Бурдинский! В такое вы дерьмо вляпались, что трудно сказать, отмоетесь ли. Сегодня или завтра с вас снимет официальный допрос товарищ Колесниченко, следователь по особо важным делам Высшего Кассационного суда… Ну а там поглядим…
– Дайте мне ещё одну возможность! Прошу! – очнулся Бурдинский, умоляюще прижимая скрещенные руки к груди. – Ещё одну! Достану змеюку!..
– Уведите арестованного!
2
С распоряжением Лаврову директор ГПО опоздал. Ещё утром уголовным розыском Коська Баталов был арестован. Сразу же сознался в убийстве на 33-й версте Витимского тракта, назвал своих сообщников – Михаила Самойлова, Якова Бердникова и Михаила Крылова. Удалось быстро взять Бердникова, который тоже в молчанку играть не стал. Всего в течение дня 19 мая угрозыском было арестовано семнадцать бандитов. Конечно, не все они были ленковцами, но попались тоже не за здорово живёшь. Однако Самойлова и Крылова обнаружить пока не удалось.
– Меня только девятнадцатого марта из тюрьмы освободили, – плакался в угрозыске Баталов. – Помыкался, работу ища! Две недели на ломовой бирже в работниках пробыл, но отказали… Потом мы с братом Спиридоном занялись лодочным перевозом людей через Читинку. Проработали эдак недели три, пока в Кузнечных у нас не проложили мостки. Снова пошёл искать работу, но не нашел…
– Ты нам про свою горькую долю тут не чеши! Рассказывай, с кем, когда и как на убийство сговаривался?
– Так, а чо тут… Наводку дал Николай, который живет на сорок седьмой версте Витимского тракта…
– Фамилия наводчика?
– Костиненко-Косточкин. Он и предложил золотых купцов и спекулянтов на тракте штопорить… А энти-то ехали с кучером на тележке. Вот Мишка и сказал нам, мол, это едет какой-то крупный спекулянт…
– Ты не перескакивай, рассказывай все по порядку!
– Я и говорю… Дело дал Николай Косточкин. Пойти на Витимский тракт грабить проезжающих там торговцев. По тракту-де проезжает много как русских, так и китайских купцов, провозящих с приисков золото, так што можно при удаче взять фунтов пять золота. А для того, штоб идти на это дело, сказал, што нужно собраться человекам четырем-пяти. Самойлов согласился… Ну и я… Ещё сказал, мол, могу взять с собою Кешку Крылова, с им мы с детства знаемся. Ну, ещё Яха Бердников… Мишки Самойлова сосед, цыган. Идти на тракт мы собрались, стало быть, девятого мая… Все собрались у меня… Все с оружьем – винтовками военного образца, только вот у Кехи винтовки не было. Он своей не имел, а достать нигде не мог… – монотонно рассказывал Баталов, покашливая и почесываясь.
– …Провизии с собою взял только один Кешка, то есть Крылов, а остальной хлеб, около пуда, мы передали Косточкину. Штоб, стало быть, на горбе не переть. Николай нам его должен был доставить назавтра, стало быть, десятого мая, прямо на тракт…
– …Косточкин, как наводчик, был в курсе наших сговоров и сборов, – уточнил после некоторой паузы Коська и на равнодушной ноте продолжил:
– …Как стемнело, отправились в дорогу. Эта, значит, троица – Крылов, Самойлов и Бердников – ушли вперёд, а я за ними через полчаса. А собрались все вместе уже за поскотиной Караваевской заимки. Здеся отдохнувши, пошли по тракту. Дошли до двадцать шестой версты и на рассвете устроили привал, попили чаю, отдохнули и пошли дальше. На тридцатой версте опять попили чаю и пошли до тридцать первой версты. Там просидели часов до двух дня. Сидели в стороне от дороги в кустах, чаю не пили, потому как хлеба у нас больше не было…
– Горазды вы пожрать да чаю попить! – не удержался присутствующий на допросе старший агент Габидулла Гарифулин, на которого тут же сердито цыкнул Баташёв. Но реплика Коську не смутила и монотонности его страшного рассказа не убавила.
– …Кады мы, стало быть, там в кустах сидели, то увидели проезжающих по тракту крестьян на нескольких подводах. Они по сено ехали. Мы остановили их… Отобрали у них хлеба и картошки.
– Не боялись, что запомнят ваши рожи?
– Хе… Так мы лица-то платками закрыли… Ну и вот… Отпустили потом энтих крестьян, вернулись в кусты и стали закусывать. Закусили и дальше прошли версты две, кады по пути нас обогнал Карболай. Мы, кады ево увидали, враз свернули в сторону. Штобы, стало быть, он нас не узнал…
– Кто такой этот Карболай?
– Карболай-то? Сосед наш. Всех нас знат в лицо. Живет Карболай тоже в Кузнечных, содержит ломовую биржу и баню. И он знаком с Косточкиным, так как Косточкин, кады в город приезжат, то завсегда у Карболая останавливатся, а он, Карболай, проезжая по тракту, останавливатся на постой у Косточкина.
– Увидел вас Карболай?
– Увидеть-то, конечно, увидел, но признал ли – это вряд ли. Мы жа враз свернули в лес. Разве што спины… Ну и вот… Проехал он, стало быть… А за ним, саженях в двустах, ехал следом Косточкин. Кады он поравнялся с нами, мы с Мишкой Самойловым вышли к нему из кустов и спросили: «Где хлеб?» Он сказал, што положил его на тридцатой версте в том месте, где условливались. Мы ещё спросили его, не слышно ли там про нас чего-нибудь. Он сказал, што нет, и рассказал нам, што сейчас сзади его едет китайский обоз с мукой и мануфактурой, подводы две или три. Остановите, говорит, и берите побольше муки. Мука, мол, в пудовых мешочках, брать удобно… Потом сам он ударил по лошади и поехал дальше…
Баталов замолк, обвел глазами кабинет, остановив взгляд на графине. Гарифулин налил ему в кружку воды. Вылакав воду гулко булькающими глотками, Коська, не утирая бороды, повёл свой рассказ дальше, следя исподлобья, как старший агент Васин строчит вслед за ним по бумаге.
– …Косточкин, стало быть, уехал. А мы отошли вновь в кусты, сидим, закусываем. Это уже, стало быть, было на тридцать третьей версте, саженях в пятнадцати – двадцати от дороги. Вот в энто время один из нас заметил, што в город по тракту едет лошадь с тележкой, в которой три человека… Мишка предложил штопорить проезжающих, мы с им согласилися. Тока они с нами поровнялися, как мы выскочили на дорогу и крикнули: «Стой!» И сразу же по нам раздалися выстрелы! Яшка Бердников, как бывший к имя ближе других, с ходу дал по имя выстрел. Мы выстрелили по имя тоже. Насколь припоминаю, двое из едущих сразу свалились в канаву, а кучер соскочил с тележки и пустился бежать в сторону, в лес…
– Значит, первым выстрелил Бердников, потом вы с Самойловым?
– Яха целую обойму высадил и заложил вторую… А я при стрельбе выстрелил два патрона. Сколь выстрелил Самойлов, не знаю, а Крылов Кешка не стрелял. Я жа говорю, у него винтаря не было. Он потом схватил коня, который при стрельбе бросился в сторону. А кады он коня завернул, мы посмотрели в тележку и увидели много убитой дичи. Поняли, конешно, что убили охотников, а не спекулянтов…
«Нет, не знали они, точно, не знали, кто в тележке едет! Если Баталов и врет, то только в деталях. – Баташёв горько вздохнул. – Прав был Дмитрий Иванович, царствие ему небесное… Чистая всё это уголовщина…»
– …Подбежали к свалившимся, видим, один из их жив… точно не помню какой. Яха подошел к нему вплотную и дострелил. В руках у добиваемого ещё карабин был, а лежал он на боку, видимо, готовый для стрельбы, но настолько был тяжело ранен, што не в силах был стрелять… Добив раненого, мы обыскали убитых. Я взял брауниг, Мишка взял маузера, у убитого толстого из кармана… А ещё у энтого деньги были… Пятнадцать рублёв золотом и два рубля серебром. Другие робята забрали оружие убитых, лежавшее завернутым в тележке… Потом мы быстро поехали от места убивства дальше, на хребет, а через версту, можа, полторы, свернули вправо от тракта. Отъехали в сторону с версту и стали смотреть всё лежавшее в тележке…
– Где другое оружие убитых?
– Взятое оружье мы отнесли в сторону и спрятали под колодами…
– Сможешь указать?
– Так, смогу, однако…
– Что делали дальше?
– А дальше што делали… Лошадь прогнали ещё с полверсты, распрягли и оставили на произвол судьбы. После чего, стало быть, возвернулись домой в город через сопку. Из найденного документа, как это… во! – удостоверения, которое прочитал Мишка Самойлов, оказалось, што убили каких-то политических деятелей… Понятно, нам энто ни к чаму, испужались. Не доходя до города, взятый у убитых карабин и свои винтовки мы спрятали в лесу, в пади Сенной, тока револьверты убитых и сапоги с ботинками взяли с собой в город. Ботинки унёс к себе Кешка Крылов, сапоги – Бердников, брауниг унес я, а маузера – Мишка. Назавтра Мишка мне сказал, что маузера и брауниг нужно продать. Мол, я, говорит, скажу Ленкову, и он их продаст. Я ему сказал: «Скажи, если ты с ним знаком». В тот же день, под вечер, Мишка сообчил, мол, Ленков предлагал револьверты в каку-то пекарню, но там не купили. Тады я пошел к своему брату Спиридону за советом, нащёт продажи револьвертов, хотя бы «браунига»…
Остальное Баташев в подробностях знал от Володи Ронского, «квантиранта» Спиридона Баталова.
– И последний вопрос, Баталов. Где может скрываться Бердников?
– А чёрт ево знат! Душа цыганская, перекати-поле… В городе он по Кузнечным шарится, но теперя куды там сунешься!.. Вы ж там всё начисто спалили! Пойдёт к знакомому на первую Читу или на Хитрый остров, к Петрову…
Бердников после убийства ушёл в деревню Кадахту, к теще Барбичихе, прожил там три дня и отправился в Могзон за женой, но узнал, что она у знакомого китайца в Яблочной, так чаще называли станцию Яблоновую. Отправился туда, забрал жену. На поезде поехали в Читу, но на станции Ингода парочку высадили, как безбилетников.
С оказией до Читы все-таки добрались. Вначале остановились у старого знакомца, Василия Линкова, на первой Чите, а потом перебрались на Хитрый остров в дом другого знакомого – Петрова, где Яшка-цыган и был 19 мая арестован угрозыском.
Узнав об этом на очередном допросе, Коська Баталов перестал давать показания, впал в угрюмую нервную сумрачность – куда монотонное равнодушие и многословие делись! Поначалу ещё повторял, что только в деле на Витимском тракте замешан, не более оного, но вскоре и от этого стал отнекиваться.
Бердников же показал, что Самойлов может скрываться в Кадахте у цыган или в Бальзое, а в бега с ним ударилась и сожительница – Ленка Курносая. О Кешке-Крылёнке – Иннокентии Крылове, четвертом участнике убийства – Яшка ничего сказать не мог, не знал, где тот может затаиться.
Показания Якова Бердникова отличались ещё большим цинизмом, чем у Баталова. Ничего не скрывал, себя не обелял, на других вину не сваливал, полностью подтвердив показания Коськи и ранее опрошенных свидетелей.
В отличие от двух убийц наводчик и подстрекатель Костиненко-Косточкин врал и изворачивался, как умел, но, припертый уликами и свидетельствами против него к стенке, с истерикой, слезами и соплями сознался во всём.
На очной ставке со Станиславом Козером трясся осиновым листом.
– Насколько подл этот человечишка, – брезгливо сказал после допросов Косточкина Лев Николаевич Бельский. – Сам навёл убийц, а потом уцелевшему Козеру давай помогать искать охотников на озерах. Ахал и охал, сочувствовал, переживал! Истинный Каин!
К сожалению, признания Костиненко-Косточкина мало пролили света на возможные адреса нынешних тайных убежищ Самойлова, Крылова и главаря – Константина Ленкова.
– А давайте, братцы, потрясем старого Бизина! – предложил на вечерней планерке товарищам Иван Иванович Бойцов, которого ещё покойный Фоменко посоветовал Бельскому и Проминскому привлечь к расследованию по ленковской шайке – допросам арестованных бандитов.
Так и было сделано, как ни воротил нос нынешний важный следователь Высшего Кассацсуда Колесниченко. Удивительно, думалось иногда Баташёву, это как же надо было суметь оборотню Лукьянову закомпостировать мозги большому милицейскому начальству, что до сих пор на полезнейшего человека тень наведена! Впрочем, кто Бойцова знал, тому никакой тени не представлялось.
Иван Иванович предлагал потрясти Бизина не только из-за прямой связи с бандитами и самим главарём. На днях старец выкинул совершенно непонятный фортель.
3
Из Общества потребителей службы Читинской железной дороги 16 мая поступило в уголовный розыск заявление о краже лошади. Разбирательство «по горячим следам» привело на Новые места к дому Барановского, где проживал… Бизин!
Доказательства были неоспоримы. Старого прохиндея доставили в отделение уголовного розыска к Баташёву. После опроса в порядке дознания объявили Бизину постановление по обвинению в краже лошади и, отобрав от него подписку о «неотлучке из гор. Читы», отпустили.
Но 19 мая, после гибели Дмитрия Ивановича, Бизин, по настоянию Бойцова, оказался за решёткой. Показания о его тесной связи с Ленковым дал на очной ставке с бывшим купчиной Багров, рассказавший, что только с Ленковым бывал у Бизина раз семь и по поручению атамана несколько раз заходил, передавая свертки и условные словечки.
После такой информации дедка начали трясти целенаправленно. Много к нему накопилось вопросов, чрезвычайно много. Подключились к допросам и сотрудники ГПО.
У последних – интерес известный. Пришлось Бизину подробно, в деталях, вспомнить автобиографию. Сквозь зубы рассказывал о своём купеческом размахе при царе-батюшке, о бакалейной торговле в Чите, магазинах и публичном доме в Харбине (насчет последнего Бизин упорно отрицал), о шансоньетке Островской и её двоюродной сестре, полюбовнице, а потом и кратковременной супруге атамана Семёнова – Маше-цыганке.
В ответах же на вопросы о Ленкове Бизин стал окончательно скуп на слова. Выдавил из себя осторожно, что Ленкова в лицо знает, но последний раз встречался он ему год назад на базаре, а познакомились они, дескать, случайно, три года назад, когда простой кукинский крестьянин Костя Ленков продал и доставил Бизину подводу сена. Только и всего. Что Ленков занимается грабежами и ведать не ведал!.. Больше ничего от старикана не добились ни в угрозыске, ни в ГПО, куда был передан арестованный.
– Знаешь, Миша, – говорил после Бойцов Баташёву, – мне кажется, что Бизин и есть главная фигура в шайке. Понятно, что верховодил всеми этими гавриками в налетах Ленков, но вряд ли у него вот так организовать шайку да такую конспирацию устроить ума хватило. А Бизин, посмотри, – он же единственный высокограмотный в этом сборище. Такими делами, Миша, ворочал наш незабвенный Алексей Андреевич в прошлом, а нынче лошадку будет красть! Не вяжется всё это!
– Так они же все шкурники, Иван Иванович, ничем не брезгуют…
– Э, нет, Миша! Это кто слаще морковки ничего не видел – тому любая добыча за счастье, а Бизин так размениваться не станет. Слушай, а не пытается ли Бизин за таким пустяковым делом укрыться? Вот привлекают его за кражу лошади. Дело простое, до суда доведут быстро… И проходит наш дедок жалким конокрадишкой, совершенно в стороне от ленковской шайки. Сам по себе! Мелкий воришка! Каково, а?
– Думаешь? – озадаченно протянул Баташёв.
– Думаю, думаю! – с жаром продолжил Бойцов. – Старикан-то, Миша, ой как себе на уме! Далеко вперёд смотрит! И через проницательность свою понял, что спета песенка всей ленковской шатии-братии, как и самого атамана. Чего же за них держаться? Наоборот, самое время подальше в сторону уйти… Видимо, когда узнал, что убийство товарищей Анохина и Крылова – дело рук шайки, тут-то и зашевелил мозгами. Это злодеяние, Миша, громкий резонанс имеет. Сам знаешь, кто к нему хотя бы боком причастен – под расстрельной статьёй ходит. Вот Бизин и решил от разоблачения спрятаться… в тюрьме! Старику за лошадь много не дадут!
– А что, может, и так! Ничего… В гэпэо его ещё, думаю, на многое расколят! Вон, как взялись – за Самойловым целый конный отряд вверх по Ингоде послали!..
– Так… А здесь у нас кто? – Рассуждения Баташёва прервал заглянувший в кабинет новый начальник отделения Домбровский.
Назначен он был только вчера, 20 мая. Весь день провёл в Главном управлении милиции, поэтому с сотрудниками начал знакомиться сегодня.
4
Молодой, неполных двадцати шести лет, энергичный и решительный в суждениях до своенравности, Леонид Ильич Домбровский прибыл в Читу с Дальнего Востока. Там он приобрёл определенный опыт сыскной работы, но более был замечен именно своей кипучей энергией, независимостью суждений, смелыми оценками всего, с чем сталкивался, открытым критическим анализом ситуаций борьбы с уголовщиной.
Это очень нравилось в нём Моисею Яковлевичу Воскобойникову, который практически был ровесником Домбровского – два года разницы – и тоже прибыл в Читу недавно, временно пока занимая должность помощника заведывающего административным отделом МВД ДВР.
Правительство рассматривало вопрос о назначении Воскобойникова Главным правительственным инспектором Народной милиции. Леониду Ивановичу Проминскому предложили исполнять обязанности заместителя – помощника Главного правительственного инспектора милиции. Воскобойников долго не задержится в милиции – в декабре 1922 года будет назначен комиссаром финансового отдела Дальревкома и должность свою обратно сдаст Проминскому. В общем, Моисей Яковлевич представлял собою яркий образец только что нарождавшейся партийной номенклатуры – куда пошлёт партия, там и будем руководить… Его протеже Домбровский шефа боготворил.
– Здравствуйте, товарищи! Кто из вас товарищ Баташёв Михаил Степанович? – спросил Домбровский.
– Здравия желаю, Леонид Ильич! – с дружеской улыбкой ответил Михаил. – Очень приятно познакомиться. Баташёв – это я.
– Здравствуйте, – кивнул одновременно и Бойцов.
– А вы кто будете, товарищ? – строго посмотрел Домбровский на Ивана Ивановича.
– Старший милиционер уездной милиции Бойцов…
– Он, Леонид Ильич, раньше тоже в угрозыске… – попытался внести ясность Баташёв, но Домбровский не слушал.
– А… Это вас привлекали к допросам? Теперь, как понимаю, с передачей всего расследования в Госполитохрану, необходимость в этом отпала. Попрошу, товарищ Бойцов, отбыть сегодня же к месту службы.
Ошарашенные столь быстрым решением, друзья молчали. Домбровский же скользнул быстрым взглядом по кабинету и повернулся к дверям. Уже с порога приказал Баташеву:
– Проводите товарища Бойцова к выходу, а потом зайдите ко мне.
– Вот так «новая метла»… – только и проговорил Баташев, когда двери за Домбровским закрылись.
Бойцов молча нацепил мятую фуражку, пожал Михаилу руку и, ни слова и не говоря, шагнул к выходу. Хотел его окликнуть Баташёв, да что сказать… Такая обида…
– Слушаю тебя, Леонид Ильич, – хмурясь, появился перед столом начальника Михаил.
– Давайте, товарищ Баташёв, сразу условимся. И вас, и через вас всех сотрудников, хочу предупредить – называть меня нужно на «вы». Мы – люди служилые. И делимся на начальников и подчинённых. Надеюсь, это понятно. Присаживайтесь. Делопроизводитель мне сказал, что ключи от сейфа начальника у вас. Почему?
– Очень всё просто. Мне умирающий Дмитрий Иванович приказал их забрать. Наказал, чтобы я всё, что в сейфе было: денег немного, личные вещи Дмитрия Ивановича и его личная переписка… Так, вот… Чтобы я всё это отдал его жене, Зинаиде Васильевне. Что я и сделал, выполняя его последнюю просьбу.
– А по какому праву единолично вскрыли сейф начальника?
– Единолично не вскрывал, а вскрывал в присутствии понятых, о чём составил акт.
Баташёв встал, вынул из бокового кармана бриджей связку ключей, подошел к сейфу и, сорвав печать, открыл замок. На средней полке металлического хранилища лежал лист бумаги. Его вместе с ключами и положил перед новым начугро.
– Это не акт, а филькина грамота! – пробежал строчки Домбровский. – А где секретные дела по личной агентуре Фоменко?
– У Дмитрия Ивановича всё было тут, – постучал себя по лбу Михаил. – Ему вести агентурный дневник не требовалось. Он вообще всю агентуру держал в уме. И был, между прочим, строгим, но очень тактичным начальником…
Домбровский пристально посмотрел на Михаила и, ничего не говоря, схватил трубку телефона.
– Дайте мне пятьдесят восьмой номер. Проминского! … Жду… Леонид Иванович? Здравствуйте! Домбровский беспокоит… Что? Так я только дела принимаю… Нет, теперь всё в Госполитохране, вы же знаете… Нет… Настроение? Настроение, Леонид Иванович, боевое, но многое просто отбивает руки!.. Дела запущены – вот что доложу. Куда не кинь – всюду клин! Разгребать много чего придется – полнейший завал! Что?.. Конечно, конечно! Совершенно с вами согласен!.. Да… Да… А что он мог один сделать! Сами же знаете! Вот и вчерашний приговор Нарполитсуда по Сметанину и Дружинину… С такими помощниками наработаешь…
Баташёву был понятен смысл телефонного разговора. Вчера, 20 мая, после долгого следствия, был вынесен приговор Политического народно-революционного суда Забайкальской области по делу бывшего помощника начальника уголовного розыска Сметанина и старшего агента угро Дружинина, которые обвинялись в проведении самочинного обыска у китайских торговцах и их избиении. Сметанину дали три года общественно принудительных работ без содержания под стражей, а Дружинину – год того же.
«А новый начальничек, оказывается, завалы пришел разгребать! – с горькой усмешкой подумал Михаил. – Как же, мы ж тут всю работу запустили! Ну-ну…»
Домбровский продолжал возмущаться в трубку.
– …Можете, Леонид Иванович, представить степень ответственности, не рядового сотрудника, нет, – помощника начальника отделения! Забрал у смертельно раненного Фоменко ключи от сейфа, самочинно вскрыл, и всё, что там было, унёс жене погибшего прямо домой!.. Нет, не знаю… Там могли быть служебные записи и секретные документы!.. Конечно!.. Что думаю? Полагаю, что надо провести расследование специально назначенной комиссией! Поэтому прошу, товарищ Проминский, такую комиссию обозначить. Да… Безусловно!.. Спасибо… Как говорите, Мартьянов Александр Николаевич? Буду ждать, Леонид Иванович, спасибо… До свидания! Всего хорошего!
Домбровский бухнул трубку на рычаги и насмешливо глянул на Баташёва.
– Вот так дела делаются, молодой человек! За своевольство придётся держать ответ перед комиссией Главупра!
– Так не дела делаются, – тихо, но твёрдо проговорил Баташёв. – Так делишки фабрикуются…
– Но-но! Не забывайтесь, Баташёв! И впрямь вы тут все распустились! – прикрикнул новый начальник, но тут же добавил спокойно, по-командирски: – Можете быть свободны!
«Дальне-Восточный Телеграф»
№ 233. Чита. Суббота, 20 мая 1922 года:
«Управление и сотрудники отделения уголовного розыска Читинской Городской Милиции, Главного Управления нармилиции, друзья и товарищи с прискорбием извещают о понесенной тяжелой утрате в лице погибшего от руки преступника при исполнении служебных обязанностей Начальника Уголовного Розыска отделения Читинской Городской Милиции
ДМИТРИЯ ИВАНОВИЧА ФОМЕНКО.
Вынос тела из Уголовного Розыска Отделения (Енисейская улица, дом Беркович) в воскресенье 21-го сего мая в 11 часов утра по новому времени».
«Дальне-Восточный Телеграф»
№ 234. Чита. Воскресенье, 21 мая 1922 года:
«Убитая горем, жена извещает товарищей и друзей о кончине дорогого Дмитрия Ивановича Фоменко, погибшего от руки бандита в ночь с 18 на 19 мая с. г.
Вынос тела из Уголовного Розыска отделения в воскресенье 21 мая в 11 ч. утра».
«Дальне-Восточный путь»
№ 139. Чита. Вторник, 23 мая 1922 года:
«ПОХОРОНЫ ФОМЕНКО
В воскресенье, 21 мая, состоялись похороны погибшего при поимке бандитов начальника уголовно-розыскного отделения Д. И. Фоменко. В похоронах приняли участие сотрудники нармилиции, минвнудел и др. учреждений и организаций, а также большое число граждан. Печальная процессия продефилировала по Иркутской и Александровской улицам.
На могиле были произнесены речи членом правительства тов. Бородиным, бывшим правительственным инспектором Колесниченко и др. Выступившие ораторы в своих речах оттенили преданность убитого тому делу, во главе которого он стоял, и заслуги убитого в борьбе с бандитизмом и уголовщиной. Не мало бандитов и преступников, разрушающих организм нашей молодой государственности, было обнаружено покойным и представлено перед лицом закона.
Черные силы, на пути преступной деятельности которых стоял Д. И. Фоменко, сделали свое гнусное дело и свели его в могилу. Благополучие граждан и интересы республики требуют напряжения всех сил для уничтожения этого бандитизма, вырывающего из рядов честных работников государства лучших людей.
Обращал на себя внимание огромный плакат с надписью: „Борьба с бандитизмом до полного его искоренения“».
«А К Т № 1
1922 года 26-го мая в гор. Чите комиссия по ревизии Читинского Уголовного Розыска, учрежденная приказом Гл. Пр. Инспектора № 30 от 24 мая 1922 года в составе Председателя комиссии Ревизора-Инструктора Управления Нармилиции МВД Мартьянова А. М., Помощника начальника Читинской городской милиции Соловьева И. М. и Представителя Комячейки Читинской Инструкторской Милицейской Школы гр. Горячко.
Приступив сего числа к ревизии денежных сумм и секретных документов, приняла заявление от вновь назначенного Начальника Уголовного розыска гр. Домбровского о том, что никаких денежных сумм и секретных документов при вступлении его в исполнение служебных обязанностей ему передано не было.
В следствии изложенного заявления Комиссия, приступив к выяснению указанного факта допросила Помощника Начальника Читинского Уголовного розыска гр. Баташева, который дал показания следующего содержания:
19 мая с.г. в 4 часа утра был ранен при исполнении служебных обязанностей Начальник Уголовного розыска гр. Фоменко, который передал Баташеву ключи от служебного кабинета с тем, чтобы он принял в свое ведение хранившиеся в кабинете деньги, документы и вещи. Вследствие этого поручения им, гр. Баташевым, был открыт служебный кабинет, причем в столе и сейфе было обнаружено 60 руб. мелким серебром, авансовые денежные документы, портфель и личная переписка гр. Фоменко. Указанное было передано им жене гр. Фоменко – Зинаиде Васильевне Фоменко. Передача была произведена им на основании того же упомянутого выше распоряжения гр. Фоменко. При открытии кабинета, изъятии и передаче денег и документов присутствовал в качестве понятого гр. Попов Андрей Васильевич, сотрудник Министерства Народного Хозяйства, который был привлечен им, Баташевым, как частное лицо, оказавшееся в тот момент в уголовном розыске. О произведенных им действиях был составлен соответствующий акт, каковой он и предъявляет для приобщения к делу.
Комиссия, выслушав изложенные выше объяснения Помощника Начальника Уголовного розыска гр. Баташова, ПОСТАНОВИЛА:
Настоящий акт с приложением к нему копии акта, составленного гр. Баташевым об изъятии денег и документов из служебного кабинета Начальника Читинского Уголовного розыска представить ГЛАВНОМУ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОМУ ИНСПЕКТОРУ НАРМИЛИЦИИ ДВР и в копии препроводить Начальнику Читинской городской Народной Милиции.
Председатель комиссии – Мартьянов
Члены: Соловьев, Горячко».
На копии акта – чернильная резолюция: «Начальнику гормилиции. Подвергнуть дисциплинарному взысканию помощника нач. уголрозыска Баташева за самовольную передачу документов и денег. 26/V – 1922 Л. Проминский».
Больно из жестких прутьев оказалась новая метла!
