Смерть больше его не пугала. Он знал, что с каждым днем она подходит все ближе и ближе, но не боялся, а готовился к ней как к самому ответственному экзамену в своей жизни. Он должен выйти победителем, потому что прав.

Из снов Александр Иванович знал каждый шаг своего убийцы, Дамианоса. Тот тоже тщательно готовился и был уверен в своей правоте. Чем-то это напоминало тренировку перед боем двух знаменитых боксеров, а чем-то расчет возможных ходов противника у шахматистов. Силы у них одинаковы: Дамианос и он – это две равные половины одной души. Равные, но противоположные. Обе погибнут, но останется третье – частица вечности. Человек – треугольник. В этом и состоит несчастье. Противоречивая человеческая суть и мешает ему обрести гармонию. А пока не будет гармонии в нем и в каждом индивидууме, невозможна гармония мира. Так было всегда, так больше не будет, если он выйдет победителем в схватке с Дамианосом, если узнает то, что пока ему одному известно – число абсолютной гармонии. Узнает и провозгласит – и бросит вызов Богу. Человек станет Вечностью, а не лишь ее частицей. Мир превратится в чистую, ничем не замутненную истину – и наступит блаженство. Он знает, он видел во сне.

Но нужно победить Дамианоса.

Кротоне – вот как называется этот город, который ему являлся во снах. Теперь, за шаг до смерти, все проясняется, все высвечивается и становится на свои места. Битва состоится завтра. Сегодня, в двенадцать дня, Дамианос выехал из Кротоне в Рим. Билет на самолет уже куплен. Ну что ж, он готов.

Александр Иванович прочертил последнюю линию на своем графике Событий, который начал две недели назад, вернувшись с дачи Молчанова. Положил маркер на стол. Остается дождаться утра. Не лечь ли пораньше? Ему нужны силы. Снов, конечно, больше не будет – все, что можно было узнать, он узнал. А главное откроется завтра.

Он поужинал, пусть и совсем не хотелось есть, и лег спать. Но уснуть никак не удавалось. Тогда Александр Иванович решил встать и обдумать завтрашнее еще раз, но и встать не получилось. Он находился где-то между – между сном и бодрствованием, между Кротоном и городом, в котором прожил всю свою жизнь. Ему представлялась зловеще-пугающая улыбка Дамианоса, а в следующую минуту он сам был Дамианосом, и его, Дамианоса, ужасно пугала улыбка Александра. И возникал некто третий, чье числовое значение равнялось сумме Александра и Дамианоса. Этот третий пытался их примирить, он пытался примириться с ними двоими, но где-то вспыхивал пожар, едкий дым раздражал глаза, дышать становилось трудно, чьи-то громкие крики – отчаяния, ярости, ужаса – заглушали слова – и примирение не получалось. Вот то ли Дамианос, то ли он сам – да кто такой сам? – просит стюардессу запомнить число. Число расчленяется, расползается, прилипает к рукам, как шерсть больного животного.

Духота давит на грудь, нет никакой возможности от нее избавиться. Встать, открыть форточку? Не поможет. В липкой ладони горячая ручка орудия смерти. Чья эта липкая ладонь? Запах гари и крови. Встать и пойти, и открыть… Чужое тело не поддается его усилиям. Чужое тело, чужая душа… Ночь забирает все силы.

Рассвет встает над Кротоне. Рассвет окрашивает красным его окно. Ночь разжимает тиски, отпускает. Александр Иванович поднимается, медленно, стариковской походкой идет в ванную. Последние в его жизни омовения. В зеркале все еще он – тот человек из далекого города и этот. Побриться? Не стоит.

Закипающий чайник звучит необычно, совсем не так, как всегда. Вкус у кофе тоже какой-то странный. Где сейчас Дамианос? Что он делает в эту минуту? Тоже пьет кофе в аэропортовском буфете? Или уже поднимается по лестнице и вот сейчас позвонит в дверь?

Александр Иванович заволновался. Допил в два глотка обжигающий кофе, вымыл чашку, поставил на место и вдруг понял, что совершенно не подготовился к встрече с Дамианосом. Нужно какое-нибудь оружие. Во сне ему всегда представлялся нож. Но где же взять подходящий?

Он открыл ящик стола, осмотрел все свои ножи – ни один из них не тянул на оружие. Что же делать? Чем еще можно убить человека? Застрелить, подсыпать яд, задушить… Нет, все это не годится. Во сне был именно нож.

Нож… Мысли спутались, какая-то сонная муть поплыла перед глазами. Он забыл, о чем думал минуту назад, отошел к окну, не задвинув назад ящик, сел у стола с другой стороны. Улица тоже плыла, плыла – темно-серая, с редкими белыми пятнами улица. Снег больше не выпадал с тех пор. И новую группу он не стал набирать, да и вообще почти не выходил из дома. Да, Дамианос! Нужно все-таки что-то найти, какое-нибудь…

Он уснул сидя за столом. А когда часа через три проснулся, ничего не изменилось: Дамианос так и не появился, а за окном был тот же тускло-серый, неуютный свет.

Солнце выглянуло во второй половине дня, залило кухню – и сразу все изменилось: каждая вещь предстала в новом свете, а за окном зазвучали голоса и шаги людей. Александр Иванович поднялся, потянулся – от долгого сидения в неудобной позе затекла спина, он огляделся вокруг и ощутил невероятный прилив сил, здоровья и непонятную радость. Все, что мучило его столько дней, показалось абсолютно неважным, какой-то несерьезной игрой, в которую он был насильственно втянут. Но теперь болезнь его отпустила – конечно, это была только болезнь! – и он может жить дальше.

Звонок в дверь прозвучал так обыденно, так по-будничному, что совершенно не испугал. Да и чего бояться, неужели он мог всерьез думать, что к нему явится Дамианос? Нет никакого Дамианоса! Дамианос – лишь фантомная боль перенесенной болезни. Это наверняка сосед снизу, он иногда заходит за какой-нибудь мелочью. Как же сейчас он кстати! Как хорошо, что пришел! Разговор с обычным живым человеком – вот что ему нужно. Если сосед согласится, он пригласит его посидеть. У него даже есть коньяк…

Александр Иванович кинулся к двери. Только бы успеть, только бы тот не ушел. Руки дрожали и не справлялись с замками. Он крикнул через дверь, что сейчас откроет. Ему ничего не ответили, но и шагов, спускающихся вниз по лестнице, Александр Иванович не услышал. Значит, ждет. Ну, вот, наконец, справился с неподатливым замком, рывком дернул дверь на себя.

На площадке стоял совсем не сосед. Чужой, незнакомый человек. Посторонний. В чертах лица этого чужого человека, очевидно, позвонившего в его дверь по ошибке, Александр Иванович не узнал тех, других, страшно знакомых черт. Да и как бы он мог узнать? Мужчина, стоящий на лестничной площадке, выглядел вполне обычно. Не так, как… Никакой угрозы от него не исходило, и улыбка добродушно-застенчивая.

– Позволите? – неуверенно спросил пришедший и робко протиснулся в узкую дверь. И застыл на пороге прихожей.

– Да, да, пройдемте в комнату. Пальто можно повесить в шкаф, – пробормотал Александр Иванович и протянул руку. – Давайте, я вам помогу раздеться.

– Не стоит. – Мужчина опять неуверенно улыбнулся. И тут Александр Иванович заметил, что правый карман его пальто тревожно и опасно оттопыривается. Вошедший перехватил его взгляд, усмехнулся уже без всякой робости и с каким-то пока непонятным значением назвал ряд цифр.

Сегодняшнее число, месяц, год – вот что означали эти цифры, догадался Александр Иванович, спустя минуту, – дата его смерти. А в следующий момент понял, что разговор между ним и этим человеком ведется по-итальянски. С момента его прихода ни слова не было сказано по-русски. То, что это Дамианос, а в кармане у него нож, стало совершенно очевидно, но Александр Иванович продолжал на что-то надеяться. Нервно рассмеявшись, он опять указал на пальто своего гостя и предложил раздеться, но тот решительно отказался.

Так вот откуда взялся нож, подумал Александр Иванович, его принес с собой Дамианос. Но как же ему удалось пронести его в самолет? Или приобрел здесь? Потому и задержался?

Они прошли в комнату. Дамианос хотел задернуть шторы, но, сообразив, что пятый этаж, и с улицы не видно, что делается в комнате, передумал. Солнце налилось оранжевым соком, раздулось и превратилось в неприятный жирный шар. При ярком свете лицо Дамианоса выглядело старым. Взгляд его окончательно утратил неуверенность, теперь он смотрел на Александра Ивановича точно так, как в снах – с ненавистью и страхом. Чего он боится, если нож у него, и, значит, сила на его стороне?

– Присаживайтесь, – Александр Иванович кивнул на кресло, делая вид, что ничего страшного не происходит.

– И это тоже не стоит. – Дамианос усмехнулся. – Не будем терять времени. Вы ведь понимаете, зачем я пришел?

Ну, еще бы не понимать! Вот только понять бы, чего он все-таки боится. Взгляд Дамианоса соскользнул и забегал по комнате.

– Конечно, понимаю, – изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сорваться и не закричать, спокойно проговорил Александр Иванович. – Вы пришли меня убить.

– Убить? – Дамианос поморщился. – Не стоит так ставить вопрос. Я пришел, чтобы положить конец. Я ведь и сам, в известной степени, приговоренный.

Приговоренный… Нет, он убийца – убийца Числа. Потому что зачатие уже совершилось. Он хочет разрушить то, что ему не принадлежит.

Дамианос – безумная сторона души Пифагора. Но он, Александр, вторая его сторона, та, что жаждет гармонии. Значит, он должен спасти Число. Узнать его и…

– Последнее предсмертное желание, – проговорил Александр Иванович по возможности мягко, усыпляя бдительность, и исподтишка поймал взгляд Дамианоса.

– Нет! – категорически отказал тот.

– Но вы ведь не знаете, о чем пойдет речь.

– Знаю. Вы его не получите! Его вообще нельзя произносить вслух.

– Значит, вы понимаете, что я не знаю Числа? Чем же тогда я опасен? – Усыпить бдительность, отвлечь разговором, не отрывать взгляда от его глаз и незаметно к нему приближаться – медленно, шаг за шагом.

Солнце слепило глаза, с улицы доносились живые, реальные звуки – все это делало ситуацию совсем нереальной, неправдоподобной. Это просто очередной сон, сказал себе Александр Иванович, осторожно приближаясь к Дамианосу. Ведь не может же этот итальянский грек так просто взять и убить его.

– Вы знаете все, чтобы самостоятельно его вычислить, весь расклад.

– Нет, я не смогу! Я очень не силен в мате-матике!

– Это не имеет никакого значения, поскольку вы и я – одно целое.

– Но почему, почему вы от него отреклись? Ведь вы ему посвятили всю свою жизнь. – Александр Иванович сделал последний шаг, обхватил Дамианоса руками за плечи, развернул к себе. Но тот угадал его уловку, улыбнулся проницательно и зажмурился.

– По глазам хотите прочитать? Не стоит, вы и так знаете достаточно. К сожалению, весь ход моих вычислений у вас в голове. – Улыбка его зазмеилась, как улицы Кротона, он резко вывернулся, быстрым движением достал нож из кармана.

Александр Иванович отскочил в сторону, попытался убежать. Ноги заскользили по паркету, жуткая боль пронзила, казалось, все тело. Он упал на спину, Дамианос склонился над ним. Теперь в его глазах были только горечь и сожаление.

– Прощай, брат, – проникновенно произнес он и вышел из комнаты. Дверь тихо, почти бесшумно закрылась.

Александр Иванович хотел приподняться, но не смог. Пифагор в обгорелых одеждах вышел из хижины и неслышной, призрачной походкой прошел мимо, в сторону Кротона, туда, где все еще бушевал пожар. Эту схватку они проиграли.

Комната залита красным светом – это закат, умирающее зимнее солнце, окрасило ее в такой жуткий, тревожный цвет. Перед смертью все окончательно проясняется, открываются все тайны, только теперь это уже и не важно. На каком языке они говорили с Дамианосом, когда перешли в комнату и все тайные покровы спали? Не на русском уж точно! Но и не на итальянском! Ну да, как только они переступили черту человеческих отношений, возник совершенно другой, нечеловеческий язык. Язык богов, язык чисел. Он открылся Александру Ивановичу, стал понятен, как и любой другой. Цифры – буквы, числа – слова, предложения и целые периоды речи. Все очень просто, и странно, как же он раньше этого не мог понять. Только во снах. Во снах, где Дамианос, вопреки своей воле, открывал ему самые сокровенные тайны. И эти числа в его голове – истории жизней, повороты судеб тех, кто связан с Числом. Число тоже может ему открыться, весь расклад в его голове, так сказал Дамианос, стоит только довести вычисления до конца. Стоит только… Не успеть, силы вытекают из него вместе с кровью. Ему не успеть собрать числа в горсть! Дамианос спешит в обратный путь, ему нужно попасть в Кротон, пока сегодняшний день не закончился. Трудно успеть. Но разница в часовых поясах поможет.

Умирание длится мучительно долго. Но пусть оно продлится еще немного. Числа трясутся, как дрожащие руки, и не попадают в замочную скважину… Он должен, просто обязан вывести их. Кто из тех, что связан?.. Не даются числа, хоть и смысл их совершенно понятен. Числа как разбегающиеся мысли. Сосредоточиться, унять дрожь. Эти семеро оставшихся погибнут при любом раскладе. Любой вариант их судьбы рано или поздно приводит к смерти. Но те четверо… Он приведет их в Кротон, он был не прав, когда думал, что схватка проиграна. Еще есть надежда…

Но времени осталось слишком мало. Числа вытекают из него, образуя на полу красную бесформенную лужу, ее невозможно будет восстановить в единое целое, и тогда Число затеряется в потоке.

Лица его учеников. Смерти толкаются локтями. Смерти мешают понять… Смерти накладываются одна на другую: черные обугленные руки Маши и искореженное тело Вероники, извлеченное спасателями из-под обломков вагона, пробитая голова Михаила и… Степан, он просто выпадет из окна, это не самоубийство, как посчитают потом, а неизбежность естественного хода событий. Но останутся четверо, они и спасут. Алина Купцова, Иван Молчанов, Артур и Василий. Они донесут, и тогда… Алина… Почему же она не приходит? Времени совсем не остается.

Красная страшная комната заполняется запахом гари. Значит, Дамианос успел, значит, он уже дома. И еще одна тайна открылась. Он не сразу смог понять, почему Дамианос не убил его, а смертельно ранил. Вот, оказывается, зачем: чтобы они умерли вместе, одновременно. Чтобы в них обоих разом умерло Число. Закрыть глаза, чтобы не так раздражал красный свет. Закрыть глаза, чтобы не резал дым…

Шаги, легкие, осторожные. Наконец-то! Лицо испуганного ангела. Бедная, бедная, какой тяжкий груз ей придется нести! Но сейчас главное – успеть: ему продиктовать, ей – записать, запомнить.

Шепот срывается, рвется, словно старый, старый пергамент. Жизнь перетекает в числа, красная комната, как колыбель…