Мечта Одина

Первой взбунтовалась Валькирия, изрядно уставшая постоянно придумывать и создавать. Едва только сошел лед с озера под радужным мостом, как Валентина обратилась к пирующим дружинникам:

– Хватит бездельничать, храбрые воины! Пора добывать себе славу и победу, а страже врат мертвых – дрова и жратву! Вперед, братство Одина. Спускайтесь вниз и беритесь за оружие. Нужно запастись новыми припасами!

Особого восторга ее предложение не встретило – однако плохое настроение богини смерти подпортило и весь ее мир. В Валгалле потянуло сыростью и холодом, небеса потемнели, луга завяли, а стада оленей разбежались. В залах Асгарда стало сумрачно, а на столах пусто.

Хочешь не хочешь, но живым и мертвым дружинникам пришлось-таки потянуться вниз, во двор острога, дабы привыкать обратно к миру реальности. Они проверяли корпуса ладей и снасти, перетягивали такелаж, грузили опустевшие бочки и мешки, готовя их для новых сокровищ. Старые, сваленные в загородке одного из домов, тем временем осматривали великий Один и Валькирия.

– Ну, и на хрена оно нам надо? – почесал в затылке Викентий, кисло глядя на золотые россыпи. – Столько бесполезной тяжести с места на место перетаскали!

– Это же золото, Вик! – пнула его локтем в бок девушка. – Килограммы золота! Его тут, наверное, на миллиарды!

– И на хрена? – повторил свой вопрос бог войны.

– Сокровища! – напомнила Валентина.

– На хрена?

– Ну, купить чего-нибудь понадо…

– Если мне что-то понадобится, – мрачно сообщил великий Один, – я пойду и возьму. На копье. На хрена мне золото?

– Ну… За работу заплатить.

– В моей дружине все сражаются ради славы и веселья. Мои люди не нуждаются в оплате. На хрена мне золото?

– Девки меж дружинников какие-то бегают. Можно заплатить им.

– Если ты хочешь избавиться от девок, – сказал ей бог войны, – ты можешь их продать. И получить за них еще пару золотых висюлек. Но только на хрена нам нужно золото?!

– Ты можешь сделать из него балласт для кораблей! – не выдержала Валя.

– Разве что, – согласился великий Один. – Но даже для этого золото нужно переплавлять. Ладно, давай накроем его рогожами и будем отчаливать.

Отвыкшие от работы дружинники неуклюже сносили ладьи на воду, медленно рассаживались, долго разбирались с веслами. Только к вечеру флот оказался готов к походу, но выдвигаться в море так поздно уже не имело никакого смысла.

И лишь новым солнечным утром над пенными волнами наконец-то распустились паруса с огромными красными крестами, знаменуя долгожданный приход весны в холодные северные воды. Широко развернувшись в подобие журавлиного клина, корабли переваливались с волны на волну, двигаясь туда, куда дул свежий ветер.

– И куда мы плывем, мой бог? – спросила Викентия девушка.

Могучий Один посмотрел ей в глаза, усмехнулся и хлопнул в ладоши:

– Ритуальный поединок!

– Великие боги войны и смерти! – покачала головой Валентина. – Я уже начала забывать, как все это происходит. Что, прямо здесь?

– Нам нужен путь!

– Тогда сделайте нам над трюмным люком что-то похожее на палатку, – распорядилась девушка и, не глядя, вытянула указательный палец в сторону столпившихся дружинников, отчаянно пытающихся привлечь внимание Валькирии.

Повезло юнцу – темноволосому, плосколицему, с большими синими глазами. И совершенно неопытному. Все, что он смог, получив власть над богиней, – так это старательно дергаться, облизывая ей плечо и грудь, пока со сладким стоном не отмучился.

– Надеюсь, тебя не убьют, – на прощание пожелала ему Валентина, выходя на палубу.

Не оглядываясь, она вышла на самый нос и раскинула руки. Позади послышались крики и стук оружия, ее ноздрей коснулся парной аромат крови, одновременно с которым накатила блаженная легкость – и Валькирия воспарила.

Взглянув из-под облаков на волны, Валентина с задорным смехом закувыркалась, закружилась, устремилась вперед, промчавшись над морем и вскоре достигнув лесов, похожих с высоты на густую вздыбленную шерсть. Наслаждаясь безмятежным ощущением полета, богиня смерти помчалась змейкой, широко раскачиваясь из стороны в сторону. Наконец, заметила вдали дымки, свернула туда и вскоре опустилась под стенами небольшой крепости всего в три десятка метров в ширину. Вдоль сливающихся рек, понятно, тянулся частокол, на просторной прогалине перед твердыней полтора десятка женщин ковыряли землю тяжелыми тяпками. Тяжелыми из-за плоских камней с обколотым на острие краем. Однако надо отдать должное, в грунт камни впивались легко и глубоко, никакие корни и глинистые комья их не останавливали.

Селение для нынешних времен могло считаться крупным – однако стояло в стороне от торных путей. Видимо, когда-то давным-давно первопоселенцы заныкались подальше от большой реки, от посторонних глаз, от любопытных варягов, дабы избегнуть лишних опасностей. И с тех пор изрядно разрослись числом, а их мирок – размерами.

Может, потому благополучно и разрослись?

И тут Валентина спохватилась, что рассматривает твердыню из-за густого куста бузины. Увлекшись оценкой найденной добычи, Валькирия утратила ощущение полета и воплотилась в обычном теле.

– Вот проклятье! – негромко ругнулась она.

С одной стороны, беда была невелика. Когда дружина Одина вступит в бой, она обязательно превратится в призрака и примчится к ним. Ведь она – богиня смерти и всегда приходит за своими людьми, где бы те ни находились. Может быть – даже на другую планету или в другую галактику. С другой – рассказать богу войны о находке она никак не могла. И это было обидно.

Вода всплеснулась, из нее вышла обнаженная крупная женщина, приблизилась к Валькирии.

– Ты можешь просто помолиться Одину. Он бог, он тебя услышит, – сказала Фригг.

– Ты уже здесь? – Вот теперь Валя изумилась по-настоящему. – Я ведь только-только поняла, что застряла!

– Будущего не изменить. Так зачем ждать? – пожала плечами русалка.

– Ты провидица! – догадалась богиня войны.

– Я сказала супругу идти с попутным ветром. Ладьи сами принесут его сюда, – ответила женщина.

– Получается, про эту крепость ты тоже знала?

– Я знаю про все поселения у воды, – ответила Фригг.

– Тогда почему не рассказала?

– О чем?

– Про крепость!

– Про какую из крепостей?

Валя тяжело вздохнула. Все же с мозгами русалки что-то было не так.

И тут с грядок к бузине бодро подбежала девка лет двадцати, присела, раскинув юбки. Увидела женщин и, испуганно взвизгнув, вскочила:

– Вы кто?!

– Беги отсюда, дура, – искренне посоветовала Валькирия. – В самую глухую чащу и в самый тайный схрон. Скоро здесь будет бойня.

– А-а-а-а!!! – С пронзительным воем девка помчалась обратно к крепости.

– Смертные глупы и самоуверенны, – сказала Фригг. – Никогда не слушаются.

Корабли великого Одина добрались до сей глухомани только через три дня, заставив Валентину изрядно проголодаться. Но когда узкие речушки запрудились от множества огромных ладей, а на луговине стало тесно от высадившихся четырех сотен воинов… Здешняя девка, наверное, сильно пожалела, что не последовала совету незнакомок.

Викентий, пренебрежительно окинув взглядом крохотную твердыню, вышел вперед на расстояние полета стрелы:

– Слушайте меня, горожане! Я Один, бог войны! Привык веселиться в потехах ратных, пирах бурных да ласках девичьих! И потому предлагаю вам, горожане, выйти в поле чистое да сразиться со мной и дружиной моей в честной битве! Либо я сам войду в ваш город и повеселюсь так, как бойцу заскучавшему полагается! А коли добра хотите, так устройте нам пир загульный, дайте медов хмельных, девок для баловства и припасов в дорогу – и клянусь, я не трону ваших стен!

В селении обитали разве что полста жителей, из них мужчин только половина. А держать оружие по возрасту мог от силы десяток. Десять против четырехсот. Поэтому ответа великий Один ждал с огромным интересом. Внезапно из-за края стены появились аккурат с десяток мужчин и с оглушительным воем ринулись через грядки на врага, размахивая копьями и топориками.

– Славя-яне! – одобрительно хмыкнул бог войны. – Никогда не сдаются.

Задумка горстки храбрецов прослеживалась без труда: убить вражеского вождя! А там, коли повезет, то и войско пришлое развалится. Поэтому Викентий громко распорядился:

– Не мешайте! Это ко мне… – и перекинул щит из-за спины в руку.

Мужчины, приблизившись, натянули луки – и стрелы часто застучали по деревянному диску. А следом последовало два тяжелых удара, заставивших щит содрогнуться.

Копья! Значит, противник уже совсем близко.

Великий Один чуть сдвинул деревянный диск, выглядывая, и взревел от боли! Прилетевшая последней короткая пика с костяным зазубренным наконечником пронзила бедро насквозь и засела в нем серединой древка.

Вытащить этот гарпун бог войны не успел – славяне заносили палицы и топоры уже в паре шагов.

– А-а-а! – Викентий прикрылся от ударов слева щитом, подставил молот под кремниевый наконечник еще одного копья, разбивая хрупкий камень в крошку, откинул голову и принял скользящий удар палицы на кожаную кирасу, зарабатывая на ней еще одну глубокую борозду. Тут же ударил излишне сблизившегося врага в висок, опять толкнул щитом влево, молотом ударил вправо вниз. И в тот же миг в горло, над верхним краем панциря, глубоко вонзилась стрела. Бог войны припал на колено – и это спасло его от второй стрелы, направленной точно в глаз. Мальчишка-стрелок уже накладывал новую стрелу. Похоже, именно он был здесь самым опасным противником. А потому великий Один от души метнул топор именно в него.

Это был миг смерти бога войны. Он стоял на колене с пронзенной ногой, без оружия, без возможности двигаться. В таком состоянии пятеро смертных без труда забили бы его топорами, порубили на куски и раскидали в разные стороны. Но славяне не ударили врага в спину. Они побежали дальше, на всю огромную армию пришельцев – и мгновение удачи было упущено.

Дружинники помнили приказ Одина «не мешать» и не стали начинать схватку. Просто закрылись – и горожане бессильно ударились в плотную, без единой щелочки, стену щитов. А бог войны, зацепившись зубьями гарпуна за штаны оглушенного врага, поймал вернувшийся боевой молот и громко напомнил:

– Ку-ку! А я здесь.

Славяне развернулись. Викентий взревел, поворачиваясь и вставая, и зацепившийся гарпун вырвался из раны, освобождая ногу. Но бог войны не остановился, продолжая раскручиваться, и с разгона врезал окантовкой своего щита в щит ближнего врага. Обе деревяшки разлетелись в щепу, горожанин опрокинулся, увлекая товарища. Один прыгнул на следующего мужчину, не позволяя ему размахнуться, ударил прямым в челюсть, метнул молот в живот дальнего врага, отклонился от палицы ближнего, ткнул его лбом в переносицу, поймал вернувшееся оружие, указал им на опрокинутых горожан:

– Лежать!

Мужчины подчинились.

Это значило, что схватка закончилась. Все горожане лежали. Крохотная местная армия оказалась повержена в считаные минуты. Бог войны окинул взглядом поле брани и опустил боевой молот в петлю на поясе. Затем, прихрамывая, прошел через поле, встал над хрипящим и кашляющим кровью мальчишкой. Выдернул из горла стрелу и кинул ему на грудь:

– Ты хороший боец, парень. Верный глаз, твердая рука, холодная воля. Такие лучники мне пригодятся. Иди ко мне в дружину! Славу заслужишь, мир посмотришь, как сыр в масле кататься станешь!

– Что б ты… сдох… – прохрипел юный лучник.

– Посмотри на меня, парень! – потребовал Викентий. – Я есмь великий Один, бог войны! Я покровитель воинов! Ты отличный воин, мальчик. Значит, я твой бог. Назови свое имя!

– Меня зовут Гаути… – соизволил ответить юнец.

– Твое место среди правителей, а не рыбаков, Гаути! Подумай над этим. Если тебе понадобится моя помощь, вознеси мне молитву! Может статься, я и откликнусь. Но не думай слишком долго, я могу забыть твое имя.

Великий Один повернулся к своей дружине и провозгласил:

– Храбрые мужи, честная схватка, чистая победа! Эти люди достойны жить на своей земле. Поищите в этой деревне хотя бы пару бочек пива! Вечером выпьем, завтра дальше отправимся. – Викентий потрогал рану на шее. Она уже запеклась и больше не пачкалась, но изрядное количество крови успело натечь за ворот. – Проклятье… Пора искать новую одежду.

Между тем в захваченной крепости никакой добычи дружина не взяла. Нельзя же считать таковой две бочки браги да десяток корзин с вяленой рыбой! Победителям даже ни одной девки не досталось – пока мужчины дрались с пришельцами, все женщины через заднюю калитку ушли за реку. То ли на лодках, то ли вброд, но ушли, прихватив с собой все самое ценное, от детей до тяпок.

И во время нового ритуала Валькирия больше уже не отвлекалась на мелочи, на маленькие нищие поселки, выискивая настоящую цель, достойную великой армии. Однако северные Царьграды богине отчего-то не попадались. Она парила над лесами, болотами, реками почти половину дня, прежде чем заметила одну странность. Возле иных зеленых холмов на берегах рек и озер суетились смертные, стояли причалы, раскачивались лодки. Причем и количество причалов, и утоптанность дорог – все приметы подсказывали, что где-то здесь имелось весьма и весьма крупное поселение. Вот только невероятно ловко спрятанное от «авиации».

Валентина вспомнила Одина, оказалась рядом с ним, небрежно отряхнула куртку, словно к ней прилипли ошметки облаков.

– Ну как? Что? – Вся дружина бога войны замерла в ожидании.

– Что я нашла, Фригг? – неожиданно для всех повернулась к супруге правителя девушка.

– Один из городов детей, – пожала та плечами.

– Настоящих детей? – Теперь взгляды мужчин устремились к ней.

– Тамошние смертные поклоняются изначальному народу, – поведала женщина. – Они чтят желания русалок, и большинство их мужчин – это дети хозяек воды.

– Они богаты? – задали главный вопрос воины.

– И многочисленны, – зачем-то добавила Фриг.

Впрочем, для городов это всегда было одним и тем же.

– Ты не рассердишься, если мы проверим сих детей на прочность? – с надеждой взял жену за руку бог войны.

– С ними не случится беды, – ответила русалка.

– Ты даруешь нам попутный ветер?

– Ты всегда получишь попутный ветер, супруг мой, – пообещала Фриг, взяла мужа за подбородок и легонько поцеловала в губы.

– Тогда отчаливаем! – хлопнул в ладони великий Один. – Ладьи на воду! Все по местам! Поднять паруса!

Почти весь день корабли протискивались по узкой речушке, к вечеру выбравшись на более просторную. Здесь, дабы в темноте не застрять на излучинах и отмелях, дружина заночевала, с рассветом тронувшись дальше. До полудня флотилия выступила в море и повернула на запад, торопливо рассекая дубовыми носами серые покатые волны. Новым утром снова вошла в устье довольно широкой протоки. Попутный ветер позволил кораблям великого Одина уже после полудня добраться до затона, в который выходило полтора десятка добротных причалов. Возле пирсов стояли несколько ладей, отличавшихся от пришедших только резными головами волков на носах, и три большие плоскодонки, явно рыбацкие. Прочие местные лодки, наверное, отправились на промысел – и потому большая часть причалов оказались пустыми.

Споро и привычно воины бога войны причалили, высадились на странный берег – весь истоптанный, со следами активной жизни, с разбросанными тут и там мешками, корзинами, кулями и волокушами, приставленными к деревьям носилками – однако без всяких признаков жилья! После того как разбежались застигнутые на лодках рыбаки, место вообще показалось безжизненным.

– Вот черт! – прошелся по пыльной желтой площади великий Один, глядя по сторонам.

Близкий ольховник с березняком, густые ивовые заросли на пологом холме, расходящиеся в стороны утоптанные тропы.

Все!

Возле причалов не было даже простенького амбара!

– Вроде дымком откуда-то пахнет? – неуверенно произнесла Валя.

Пока пришельцы размышляли, что делать и куда идти, в зарослях послышался топот, и сразу со всех сторон, по всем дорожкам на берег выбежали много десятков мужчин. Они умело и быстро сомкнули строй, выставили щиты и копья. И замерли, пристально глядя на пришельцев. Пока все шло мирно, начинать схватку первыми местные жители не спешили.

Здешние славяне мало отличались от гостей. Те же меховые плащи и куртки, те же замшевые штаны и толстые сапоги, те же шлемы, сшитые мехом внутрь и усиленные сверху костяными накладками и кругляшками распиленных копыт. Кремниевые и медные наконечники копий, несколько железных топориков. Единственным отличием было то, что вместо палиц с каменным навершием местные воины предпочитали дубинки: черные, покрытые лаком, похожие у кого на крикетный молоток, а у кого – на кий с приклеенным к нему бильярдным шаром.

– Слушайте все и не говорите, что не слышали! – вскинул руку глава дружины. – Я есмь Один, бог войны! Живу ради потех ратных, пиров бурных да ради славы от побед в походах дальних! И потому предлагаю вам, мужам здешним, выйти в поле чистое да сразиться с дружиной моей в честной битве! Ради славы воинской, ради чести мужской, ради потехи настоящей! Пусть победитель получит честь и славу, да щедрое угощение от проигравшего! Ну, а коли не принимаете вы веселья ратного и чести мужской, так устройте нам пир загульный, дайте медов хмельных, девок для баловства и припасов в дорогу, и клянусь, я уплыву дальше, не причинив вам никакого урона!

Викентий улыбнулся и вопросительно вскинул брови.

– Тебе отвечаю я, Ронан, сын воды из Толленза! – вышел к нему навстречу крепкий рыжий мужчина лет тридцати, ростом почти с Одина, в рысьем плаще и замшевом костюме, украшенном десятками, если не сотнями, нашитых тут и там мелких костяных шариков. Глаза воина были зелеными, а подбородок гладко выбритым. В руке его покачивалась черная дубинка, навершие которой венчала умело вырезанная голова лысого веселого негритенка. – Твое предложение очень заманчиво! Дай нам время подумать, великий Один, посоветоваться с друидами, вознести молитвы предкам.

– Думайте сколько угодно, – разрешил Викентий. – Хоть целый час!

Он повернулся к дружине, и та опустила оружие, разомкнула строй, разошлась, разминаясь после долгого сидения и лежания на палубах, проверяя еще раз оружие, подтягивая пояса. Местные мужчины тоже несколько расслабились, поставив щиты на землю и опершись двумя руками на ратовища пик, поднятые наконечниками к небу.

– Они дурят тебя, Вик, – подошла к богу войны девушка. – К местным со всех сторон мужики сбегаются. Похоже, они всех, кто есть, по тревоге собирают. Кто в лес пописать пошел, кто на рыбалку отлучился, кто бабу в кусты сманил. Через час их тут уже вдвое больше накопится.

– Так и хорошо, – пожал плечами молодой человек. – Чем больше народу, тем круче драка.

– Тем меньше шансов на победу, – ответила Валя. – Числом задавят.

– Так мы ж не за победу, мы ради веселья! – толкнул ее плечом бог войны. – Помнишь, как в старину на Руси? «Размахнись рука, развернись плечо!». И – стенка на стенку. Ты не думай, Валькирия, мы без злобы. Я сейчас словно оказался дома. У нас на реконструкторских ристалищах все точно так же было. Время битвы назначено, народ разошелся и лясы друг с другом точит. Потом собрались в строй – и айда друг друга мечами и алебардами наотмашь лупить! Сражение кончилось – все вместе пиво пить отправились.

– Ты забываешь, что вот это, здешнее, баловство – оно насмерть! И мне скоро не один десяток душ в свою походную колонну прибрать придется.

– Ты просто не понимаешь! – рассмеялся великий Один. – Когда насмерть, в этом и есть весь смак, самый адреналин! Иначе не война, а онанизм какой-то получается. Оп-па! А это что?

От местных жителей отделилась троица хорошо одетых мужчин в возрасте, с Ронаном во главе, и направились они прямехонько к Фригг, безразлично созерцающей заводь.

– Дозволь обратиться, хозяйка воды, – склонил голову перед невозмутимой женщиной Ронан. – Мы прогневали тебя? Ты желаешь нас покарать? Ты желаешь что-то истребовать?

– Нет, что ты, дитя, – шевельнула губами Фригг, словно пытаясь изобразить улыбку. – Все сие – лишь невинные игры смертных. Как супруга великого Одина, давшая клятву во всем ему помогать, я привела мужа сюда. Но у меня нет вражды к здешним сестрам. Я не намерена ничего менять в вашей жизни. Пусть течет, как заведено издревле.

– Благодарю, матушка, – приложил ладонь к груди мужчина и повернулся к Викентию: – Мы согласны на твое предложение, воин! Начнем битву по сигналу рога!

– Вот это мне нравится! – встрепенулся бог войны и вскинул молот: – Стройся, удальцы! Повеселимся!

За минувший час местные жители успели собрать под три сотни воинов и добавить в свою армию еще копий и топоров. Теперь разница в силах уже не выглядела столь разительной, как вначале, и если считать, что родная земля помогает, то преимущество гостей исчезло совсем. Сомкнув щиты, дружинники и славяне замерли против друг друга на расстоянии трех десятков шагов, разглядывая будущих смертных врагов, выбирая себе жертву. Один встал в трех шагах перед строем, Ронан – позади. Наверное, это было мудрее. Но как-то – неправильно.

Внезапно низко и протяжно затрубил рог – мужчины взревели, вскинули щиты и ринулись друг на друга, а Валькирия воспарила, со смехом распростерши руки над будущими героями Валгаллы.

На поле брызнула первая кровь – при сшибке часть прошедших над щитами копий достала наконечниками лица, головы, шеи, разрывая кожу. Двух славян выбил из рати Один, метнув свой молот и тут же прикрывшись щитом. Но к тому моменту, когда оружие вернулось в руку, с одной стороны в его деревянный диск уперлись наконечники местных, с другой – поджали спину щиты дружины, и бог войны оказался намертво расплюснут между двумя живыми стенами.

На довольно долгое время в сражении возникло равновесие – из-за щитов и в давке достать друг друга, уколоть или ударить противники не могли. И противостояние свелось к упорному упрямому пыхтению – кто кого выпихнет с середины площади. Даже мелькающие над полем боя короткие копья и метательные палицы ничего не могли изменить. Иногда они попадали по головам или в плечи воинов. Но что могли изменить несколько оглушенных мужчин, если давку устроили больше полутысячи здоровых бугаев?

Две армии пыхтели, давили; давили и пыхтели, очень медленно смещаясь к холму. И тут случилось неожиданное. На правом краю дружины кто-то то ли споткнулся, то ли получил сильный удар копья, то ли там имелась неизвестная приезжим яма – но сразу несколько щитов опустилось, воины начали падать. В образовавшуюся брешь с торжествующими воплями кинулись славяне, моментально разорвали строй врага пополам, оторвав от товарищей почти треть дружинников, навалились – и погнали, погнали к заводи, лупя палицами и забрасывая копьями.

Строй покачнулся – в наступление, предвкушая победу, рванула почти половина местных мужчин. Дружинники на левом краю несколько растерялись и попятились, давление в центре сражения тоже ослабло – и великий Один наконец-то смог вздохнуть и развернуться:

– По-о-оберегись!!!

Для начала он просто крутанулся на месте, раскидывая ближних воинов – своих и чужих, – тут же метнул молот в спины славян, атакующих его товарищей, поймал, закрылся щитом от слитно ударивших копейщиков, толкнул деревянный диск наверх, поднимая наконечники, сам нырнул вниз, подкатываясь, широкими взмахами молота переломал с десяток ног, поднялся, запрыгнул на падающих врагов, кинулся вперед, давя плечом на щит и напирая всей массой:

– По-оберегись!

Слева в щит вонзались и ощутимо обламывались наконечники, справа Одина лупили черными деревянными дубинками, не причиняющими никакого вреда кирасе, но он ломился и ломился вперед, раскалывая боевым молотом щиты и головы, ломая древки и руки, попеременно нанося удары то окантовкой щита, то своей кувалдой. А когда славяне сбивались для отпора – подныривал вниз и сносил врагам ноги.

В считаные мгновения бог войны проломился через местное войско, оставив за собой широкую просеку из тел. Славяне повернулись лицом к новой опасности – и дружинники воспрянули духом, навалились. Тем более что на левом краю их осталось ощутимо больше. И местные вдруг стали торопливо отступать.

Возле заводи в эти же минуты дружинники, местами уже по колено загнанные в воду, развернулись, сомкнулись, твердо встали в оборону. Их оказалось втрое меньше славян – однако опыт давал о себе знать, и разбить закрывшийся щитами строй местным мужчинам никак не удавалось. Вот туда, им за спины, и погнали скифы со сварожичами левого крыла своих врагов. Предвкушавшие победу славяне внезапно для себя оказались в окружении.

– Сюда иди, я здесь! – Ронан скинул плащ, взмахнул своей роскошной дубинкой с резным навершием, подобрал стоящий у ног щит.

– Один на один? – удивился Викентий. – Давай!

Легкая деревянная дубинка Ронана оказалась на удивление быстрой. Настолько стремительной, что даже бог, наголову опережающий смертных в своей реакции, быстро пропустил три хлестких удара – в колено, в правый локоть, в лоб. Обычный человек тут бы и рухнул, но кости бога куда прочнее обычных. Великий Один только поморщился от боли, приглядываясь к врагу. Щитом тот действовал куда медленнее.

– Х-ха! – демонстративно размахнулся молотом Викентий, откровенно подставляя грудь дубинке. Славянский вождь быстро щелкнул его в подбородок, закрылся…

Бог войны со всего размаха ударил его прямо в щит, проламывая тополиные доски, пухлый меховой доспех и кости под ним. Ронан отлетел на пару шагов и распластался на спине, потеряв оружие. А великий Один осторожно потрогал челюсть, пошевелил из стороны в сторону:

– Больно-то как! Чуть не сломал, гаденыш! – и подступил к врагу, посмотрел на того сверху вниз.

Ронан в отчаянии закрутил головой: щит в лохмотьях, дубинка в стороне. Да и проку-то в ней? Рука лежала неподвижно из-за перелома ключицы и пары ребер под ней.

Великий Один глянул на вражеского вождя, потом на поле битвы.

Возле гавани славяне оказались уже окончательно заключены в кольцо и обречены, хотя и продолжали сопротивляться. Дружинники напирали на врага и из воды, и со стороны холма. Даже окажись местные воины трусами – бежать им было просто некуда.

Бог войны довольно усмехнулся, ударил молотом в щит и громко провозгласил:

– Прекратите бой! Остановите сражение! Есть время для битвы, есть время для пира! Мы пришли сюда не за вашими жизнями, славяне, а за славой и весельем! Хватит драться! Вы доказали, что есть истинные воины и достойные мужи! Можете больше не продолжать! Но вы проиграли схватку, и пиво причитается с вас. А если кто-то из вас считает, что я не прав, пусть идет сюда и попытается доказать свою правоту в открытом поединке!

– Я бы принял твой вызов, муж хозяйки вод, – простонал с земли переломанный вождь. – Но законы гостеприимства запрещают нам убивать путников, постучавших в наши двери. Дабы не нарушать традиций, я лучше угощу тебя и твоих побратимов настоящим толлензским пиром! Щедрым, сытным и хмельным.

– Вот это ответ настоящего воина! – рассмеялся Викентий и протянул руку лежащему мужчине. – Достойные дети достойной земли!

– Дети воды… – поправил Ронан и принял его помощь.

Однако прежде чем предаваться веселью, первым делом воины позаботились о раненых, спрятав переломы в лубки и перевязав порезы, собрали погибших. Как обычно, убитых оказалось немного – пятеро славян и четверо дружинников.

Даже в самых ярых здешних схватках палицы и топоры ломали только кости, но редко повреждали внутренние органы. Проломить череп, особенно защищенный шлемом с плотной меховой подложкой, – дело тоже непростое. Тут со всего замаха надо бить, а в тесной драке место и время для этого редко когда находятся. В битве самое опасное оружие – стрела. Она в тело глубоко входит, способна и до сердца, и до печени добраться, легкие порвать. Даже копьем подобную рану и то редко нанести получается. Но в битве у причалов лучники отчего-то не появились. Повезло.

– Дозволь обратиться, хозяйка вод, – подошел к Фригг славянский вождь, правая рука которого уже висела на перевязи. – Не проводишь ли ты в последнюю постель своих храбрых детей?

– Да, дитя, – степенно кивнула супруга великого Одина.

– Вы упокоите своих мужей рядом с нашими? – снова спросил он.

– Разумеется, – вместо нее ответила Валентина.

Все четверо погибших дружинников Одина уже стояли рядом с ней, в светлых замшевых одеждах, с собольими плащами на плечах и нефритовыми топорами в руках. И коли души павших уже заняли свое место в рядах храбрецов Валгаллы – какая разница, что случится с их телами?

Местные мужчины принесли откуда-то лосиные шкуры, переложили тела на них – и траурная процессия двинулась через плотный и на удивление ровный ольховник с деревьями примерно одного возраста. Путь оказался долгим, не менее двух часов. Наконец лес расступился и впереди раскрылось обширное коричневое болото с зелеными пятнами из ряски и редкими невысокими деревцами. Славяне вышли на широкий, почти в три шага, помост, направились через топь. Гать оказалась недлинной, через две минуты закончилась. Прямо с помоста воины взрезали копьями тонкий плавучий дерн, открыв окна в черную трясину. Поправили тела погибших, придав им позы спящих людей, осторожно опустили в вечную темноту.

– Сберегите, всесильные праматери, крепкий сон детей ваших, – печально склонил голову Ронан. – Любовь ваша их породила, любовь ваша их сохранит и убаюкает.

– Да будет так! – простерла свою руку могучая Фригг, и вода мелко забурлила, а дерн неспешно сомкнулся над телами.

Живые воины повернули обратно, но за помостом Ронан пошел не прямо, а повернул влево, вдоль берега, затем вправо, в старый-старый березняк. Полчаса быстрого шага по тропе, впереди показался очередной взгорок, заросший лебедой и осокой, а в нем…

– О-о, черт! – охнула Валентина. – Вы что, живете в холмах?

– Коли изначальные народы, нам свое покровительство дарующие, в домах подземных обитают, то и нам надлежит их примеру следовать… – витиевато ответил вождь местных славян и посторонился, жестом приглашая гостей входить в широкую, двустворчатую дверь, прорезанную в склоне пригорка.

– Да останутся чисты ваши помыслы, под кров наш входящие! – встретил их за дверью старик с пахнущей прогорклым жиром курительницей. – Да будет сон ваш крепок, живот полон, а душа покойна!

Внутри холм оказался не просто домом – а целым огромным городом, не уступающим размерами Смоленску или Чердыню. Подсвеченные многими кострами вдаль уходили могучие каменные столбы, держащие обширную кровлю. Пологи, плетеные стены, камышовые циновки отделяли углы от общего пространства, сверху свисали длинные ветки, сучья, на которых там и сям покачивались масляные светильники; где-то плакали дети, где-то смеялись девки, но везде, от стены до стены – все пропитывал запах жареного мяса. Похоже, славяне уже вовсю готовили обещанное пиршество.

Когда первый шок от уведенного прошел, великий Один прикинул, что отстроились местные жители достаточно разумно. Ибо только тот, кто ни разу не входил жарким летом в морозный погреб, не знает, что нет лучшей теплоизоляции, нежели полуметровый слой земли над головой. Ну а коли на полтора метра зароешься – можно и атомную зиму безопасно пережить. В зной здесь наверняка прохладно, в самые лютые морозы – тепло. Дров для обогрева нужно немного, места много. И маскировка на пять с плюсом. А то, что окон нет, так стеклопакеты аж через три тысячи лет появятся. В чумах, юртах, длинных домах люди тоже без окон живут – и особо не парятся. Окна на самом деле – блажь барская. Ее разве что боги себе позволяют. Да и то лишь самые могучие из могучих.

Удивило только одно.

– Скажи, Ронан, – тронул вождя за здоровое плечо Викентий. – Почему вы столбы опорные из камня делаете? Почему не деревянные?

– Как ты не понимаешь, Один? – даже удивился славянин. – Смотри сам. Дым костров наверх идет, оттого крыша деревянная завсегда сухая и прокопченная, не сгниет. Стены тоже сухие, сносу нет. Столбы же в землю вкопаны. А земля, как ты ни топи, завсегда сырая. Пять лет, десять пройдет – и сгниет дерево, столб покосится, а потом и упадет, коли не поменяешь. Камень же – он навсегда. Вечен. Один раз помучаешься, привезешь, поднимешь, вкопаешь. Но потом и дети, и внуки, и правнуки, и праправнуки пользоваться смогут и тебя словом добрым вспоминать.

– На сто поколений вперед, – пробормотал бог войны.

– И на сто поколений хватит! – согласился местный вождь.

Тут и там в «подземном» городе потрескивали костры, нужные скорее для света, нежели для тепла. Дым уходил вверх и исчезал в каких-то невидимых волоконных оконцах.

Грубо говоря – обычный славянский большой дом. Только с земляной обваловкой.

Но невероятно большой!

Пока бог войны осматривался, хозяева закончили хлопоты и позвали гостей на пир.

Большой и тяжелый, из полутеса, стол оказался накрыт только для правителей – великого Одина, Валькирии, Ронана и еще нескольких друидов и вождей, имена которых Валя пропустила мимо ушей. И конечно же – для Фригг, к которой смертные относились с особым, даже приторным уважением. На деревянных блюдах имелось мясо и рыба, копченые и запеченные над углями; репа, огурцы, грибы и яблоки – разумеется, из прошлогодних заготовок. И вдобавок к этому – вино в кувшинах. Настоящее душистое виноградное вино!

Простые воины получили угощение в виде выставленных бочек с вином, кадок с квашениями и сластями и мяса – шкворчащие, обтекающие жиром, румяные туши уже вертелись над очагами. Разница в отношении, понятно, была разительной – однако никто не обижался. Все понимали, что столов и блюд на всех никогда не хватит, и потому каждый угощается по своему уровню. Хочешь за стол? Тогда начни, как Один: возьми щит, палицу и встань перед строем в одиночку против всей атакующей армии. Или организуй попутный ветер. Или сотвори счастливый мир для мертвых душ. Если же не готов заменить собою одним сотню простых смертных – тогда завидуй молча и издалека.

Впрочем, дружинники и горожане о таких проблемах вовсе не задумывались. Они шутили, обнимались, пускали ковши по кругу, хлопали друг друга по плечам, вспоминая минувшую схватку. Всего несколько часов назад многие из этих людей ощущали неизбежную скорую погибель, другие – высадились с пустыми животами и имея пустые трюмы на кораблях. И вдруг – у всех все стало хорошо. Они были живы, здоровы, сыты и пьяны. Немудрено, что жизнь заиграла для всех новыми красками и всем сейчас хотелось обниматься и хохотать, а не обливаться кровью в новых драках.

Между тем славяне старательно наливали Фригг вино, подвигали ей миски с фруктовыми пастилками и яблочными ломтиками в меду. Это заискивание перед гостьей начало раздражать забытую кавалерами Валентину, и она громко спросила:

– Я так слышала, Ронан, вы почитаете первородные народы, всяких леших, русалок, болотниц, берегинь и травников как своих покровителей? Верно? Но ведь они не нуждаются в людях и сторонятся мирских хлопот! На смертных им и вовсе наплевать. Как же вы с ними общаетесь?

– Это великое искусство, девочка! – охотно отозвался один из стариков. Он солидно распрямился, вскинул подбородок с тощей седой бородкой. – Мы удаляемся в леса, мы проводим сложные обряды, привлекающие внимание первородных, мы убеждаем их услышать наши вопросы и дать на них ответы. Это искусство, постичь которое не по силам простым смертным. Поэтому я не стану утомлять твой ум множеством требований и обя…

– Будь сдержаннее, Онгхус, – внезапно предупредила Фригг. – Еще три пренебрежительных слова, и Валькирия заберет твою душу одним взглядом. И развеет ее еще до того, как ты успеешь вспомнить про кроны вечного дуба. Мертвый друид испортит настроение всему пиру.

– Супруга нашего храброго Одина великая провидица, мудрый Онгхус, – глядя старику в глаза, криво усмехнулась Валя. – Если она так сказала, значит, именно это я и сделаю.

Друид вдруг натужно закашлялся, выпятил глаза. Привстал, хватая ртом воздух.

Над столом повисла напряженная тишина.

– Да стукните, наконец, кто-нибудь его по спине! – не выдержала Валя. – Он еще не сказал три последних слова своей жизни!

Рыжий вождь со шрамом через плечо вскочил и с такой силой врезал старику между лопаток, что изо рта друида вылетел какой-то комочек и стрелой умчался в темноту зала. Старец сглотнул и тяжело рухнул на скамью, отчего-то став на голову ниже ростом.

– У меня есть мечта! – Великий Один поднял ковш, полный вина. Он явно спешил разрядить обстановку. – Я хочу разорить Египет! Тамошние сказители так много написали о страшных народах моря, несущих смерть и разрушения, что кто-то просто обязан им это самое морское нашествие реально показать! И почему бы вам, храбрым мужам, доказавшим отвагу, умение и стойкость, не принять участие в этом развлечении?!

От прозвучавших слов город на каменных столбах оживленно загудел. Воины, цокая языками и многозначительно вскидывая брови, принялись черпать вино, женщины у дальних стен города громко зашептались. Бог войны жадно осушил свой ковш, стукнул им по столу, отер запястьем губы:

– Так что скажете, вожди славного народа?

– В Египет? – Мужи за столом переглянулись.

– Ничего сложного, – наколол кончиком ножа кусок мяса Викентий. – В верховьях этой реки должен быть волок до Дуная. Они тут почти от всех крупных рек к нему имелись. По Дунаю скатываемся вниз по течению, там пара переходов по морю, проливы, и далее на юг вдоль берега. Через двадцать дней будем у пирамид! Ну, или через тридцать. Так что, развлечемся?

– Ты умеешь вызывать интерес, великий Один, – переглянувшись с вождями, признал Ронан. – Я очень прошу, дай нам время подумать.

– У-у-у-у-у… – потянулся от костра к костру вздох разочарования.

Воин нахмурился, поправил повязку, выпил вина. Снова переглянулся с вождями.

– Дозволь обратиться, великая, – отвлек Валькирию друид в островерхой шапочке и с длинным ожерельем костяных и деревянных амулетов на шее. Выглядел он заметно моложе своих товарищей, а бороду явно чем-то высветлял, ибо корни волос выглядели заметно темнее остального «хвоста». – Наш брат Онгхус очень хотел бы попросить прощения за дерзость, но боится, что трех слов ему не хватит.

– Мне всегда не хватало магической мудрости, друид, – почесала подбородок успевшая слегка захмелеть девушка. – Не повезло с образованием. А ваш брат Онгхус выглядит таким умным… Пожалуй, я прощу его… В обмен на согласие после смерти стать моим советником по колдовским вопросам.

– Это больше похоже на награду, а не на наказание, прекрасная богиня, – вскинул брови друид. – А можно сделать так, чтобы прощение получил Онгхус, а его награду я?

– Ты хитер… и сообразителен… – рассмеялась Валя. – Как твое имя?

– Калдер, богиня.

– Посмотри мне в глаза, друид Калдер, – повернула к нему лицо девушка. – Отныне я твоя смерть. И когда прервется нить твоей судьбы, за твоей душой приду я.

– Да, богиня, – поклонился друид. – И я стану твоим советником.

– И еще… – Девушка положила ладонь ему на грудь. Но вдруг передумала и слегка толкнула, мотнула головой: – Нет! Гуляй. Сегодня меня на бородатых мужиков чего-то не тянет.

Пир шел своим чередом, полное отсутствие окон лишало смысла понятия вечера, ночи или даже утра. Люди ели, пока не уставали, уходили в какое-нибудь тихое место, устраивались там спать. А проснувшись – опять возвращались в компанию.

Само собой, хозяйке воды места искать не пришлось. Ее и бога войны хозяева города проводили к ивовой загородке, украшенной циновками и несколькими корзинами с цветами. В отдельном помещении гостей ждала на удивление мягкая постель и большое покрывало из овчины. И спалось супругам здесь уютно и сладко, как на руках любящей мамочки.

Проснулся великий Один от ощущения, что на него смотрят. Бог войны открыл глаза, приподнялся.

У загородки ждали пробуждения гостей Ронан и два друида.

– Что? – спросил Викентий, дотягиваясь до одежды.

– Наш дом – ваш дом, храбрый воин, – приложил здоровую руку к груди вождь славян.

– Ты это к чему?

– Дай нам еще пять дней на размышление, – попросил Ронан. – Мы разослали посыльных в соседние селения и ждем их ответа. Два дня хода к самому дальнему, два на возвращение, один на обдумывание.

– Хорошо, – не стал упрямиться Викентий. – Но на шестой день мы уходим. С вами или без.

– Да будет так, великий Один, – склонились друиды.

Бог войны зевнул, рассматривая одежду. Правая штанина пробита гарпуном, залита кровью и имеет еще несколько старых дыр. На левой – только следы стрел. И кровь. У куртки в нескольких местах располосован рукав, на груди кровавое пятно, на спине – черные разводы непонятного происхождения.

И в памяти Викентия неожиданно шевельнулось теплое воспоминание…

– Мы встаем, супруг мой? – спросила его Фригг.

– Скажи, милая, ты знаешь селение Сарвож?

– Знаю, – кивнула русалка.

– Я могу туда как-нибудь добраться?

– Пойдем…

Женщина поднялась, быстро пересекла полутемный город. Викентий помчался следом.

Фригг вышла на улицу, на которой царил парящий полдень, обогнула холм, опустилась на колено у заводи, положила на воду что-то похожее на сухой древесный лист, подула – и тот обратился в маленькую лодчонку с мачтой и парусом.

– Садись в нее, – предложила русалка. – Лодка довезет.

– А как я вернусь?

– Сядешь в лодку, – пожала плечами женщина. – Она довезет.

– Хорошо, – бог войны перешагнул борт. – А весла тут…

Договорить он не успел. Утлая лодчонка сорвалась с места и исчезла где-то внизу по течению, оставив лишь слабые колебания на воде.

Фригг развернулась, направилась к дому и на полпути наткнулась на сонную, постанывающую Валентину в порядком растрепанной одежде. Девушка держалась ладонью за голову и морщилась от света.

– Хорошего тебе дня, премудрая, – хрипло поздоровалась богиня смерти. – Почему ты одна? Где потерялся наш великий Один?

– Он отплыл в Сарвож, – сообщила Фригг.

– Сарвож, Сарвож… – нахмурилась Валькирия. – Знакомое название.

– У Одина там женщина, которая через зиму родит ему сына по имени Тор.

– Й-о-о… – От такого известия с Валентины даже похмелье слетело. – Вик уплыл к любовнице? А как же ты?!

– Я рожу Бальдра, Хеда и Вермода.

– Но… – вконец растерялась девушка. – Ты же его жена! Как, зачем ты его отпустила?!

– Ему хотелось. Он мой супруг, я обещала во всем ему помогать.

Валентина сглотнула и одними губами произнесла:

– Полоумная русалка… – Но вслух уточнила: – Да-да, само собой. Разумеется. Я понимаю. Супружеский долг.

– Ты не могла бы мне помочь, любезная Валькирия?

– В чем?

Фригг не спеша разделась, протянула одежду Валентине:

– Подержи, сделай милость.

Затем подошла к заводи, вышла на свободный причал, плашмя упала на воду. И исчезла, без всплеска и брызг.

– Кажется, я точно перепила, – сглотнула богиня смерти. – Пойду-ка просплюсь. Потом глазки открою, а все уже хорошо…

Она взвесила в руках платье и кожаные тапочки подруги, пожала плечами – и потопала в город.

* * *

Великий Один отплыл от Толленза в жаркий полдень, а возле Сарвожа, спустя считаные минуты, причалил уже ближе к вечеру. Едва он ступил на берег – лодка вдруг съежилась в размерах до небольшой щепочки. Молодой человек удивился и торопливо подхватил ее – еще унесет, чего доброго. Спрятал в поясную сумку, поднялся по берегу, вошел в ворота крепости.

С момента его отъезда город изменился не сильно. Славяне заметно обжили возведенные вдоль реки стены. Судя по волоконным оконцам, одна из стен теперь была жилой. Значит, местным обитателям стало просторнее и комфортнее. Пора детишек новых рожать и дальше расширяться. Но загоны для свиней остались на месте, навес для лосей на месте, даже стог сена – и тот возвышался там же, где и в прошлый раз.

– Великий Один, великий Один вернулся! – заметался по селению радостный шепоток.

В дружбе сарвожцев Викентий ничуть не сомневался. Ведь это он, бог войны, защитил селение от набега оборотней, это он выстроил в крепости две стены из трех. И он возвел единственное угловое укрепление. А потомки славного народа никогда не были замечены в черной неблагодарности.

– Один, Один… – В возвышающейся над мысом одинокой башне распахнулась дверца, через двор промчалась голубоглазая девушка в легком замшевом платье с нитяной вышивкой и с разбега повисла у бога войны на шее, осыпая лицо поцелуями. – Мой бог!!! Мой любимый бог! Ты вернулся!

Викентий подхватил ее на руки, крутанулся и понес в личные покои избранницы Одина.

Здесь тоже ничего не изменилось. Выстеленный старыми шкурами пол, большая, с толстыми стенками, глиняная печь в углу, постель из мягкого свежего сена. Кошма на стенах.

Кошму, кстати, он не помнил…

– Мой бог, ты вернулся! Ты останешься со мной? – продолжала целовать его лицо Уряда.

– Останусь… Но ненадолго, – признался гость. – А что такое с печью? Смотрю, совсем запыленная стоит, паутина в топке.

– Прости, мой бог, – виновато понурила голову девушка. – Дрова… Но я уж так, под шкурами. В мехах тепло.

– Вот, черт! Дрова! – нахмурился великий Один.

Его не было здесь почти полтора года. Само собой, все сделанные им запасы топлива для маленькой личной печурки закончились, а девице-красавице своими изящными тонкими ручками много не заготовить. Ей разве только хворост по силам собирать. Но откуда хворост в лесу возле большого селения?

– Мне и помогли бы люди с радостью, – похвалила жителей Сарвожа Уряда, – да токмо их поленья в мой очаг не влезают.

Это тоже было правдой. Для общего очага дрова рубились чурбаками в рост человека длиной. Оно и легче – меньше топором махать, – и горят толстые чурки дольше, и углей от них больше…

– Ничего, мы это поправим, – пообещал, поднимаясь, бог войны. – Четыре дня у меня есть, поленницу тебе наберу.

– Не уходи, любый! – испугалась Уряда. – Ну его, очаг этот. Со мной лучше останься…

Она мягко, ненавязчиво, повалила его на спину, продолжая целовать шею, щеки, скользнула ладонью под ворот куртки.

– И правда, поздно уже, – согласился великий Один и сорвал с себя одежду.

Все едино порчена, под замену. Чего ее жалеть?

Ночь была долгой и сладкой. А утром, переодевшись в один из сшитых Урядой за минувшие месяцы меховых костюмов, бог войны, оставив свой боевой молот в руках любимой, вышел во двор и громко спросил:

– Эй, славяне! Пяток топоров у вас найдется? И это… Не подсобите на халтурке заслуженному лесорубу, дети славного народа?

– Слава Одину!!! – восторженно отозвались мужчины. – Всегда с тобой, великий!

Работать с Викентием местным селянам нравилось. Ведь он был богом и силой заметно превосходил любого матерого лося. К тому же его не требовалось впрягать, навьючивать, не надо им управлять. А когда великий рубил деревья – щепы на десятки шагов во все стороны летели. Только успевай лезвия железных топоров, смятые тяжелыми ударами, править.

Долгожданный гость валил старые, двух-трехохватные березы, разделывал на три-четыре куска и относил в крепость. Целовал счастливую Уряду, выпивал из ее рук ковш ледяной воды – и снова уходил в чащу. А когда солнце начинало катиться к закату – уже во дворе кромсал стволы на чурбаки для очагов. Сарвожцы едва успевали калабахи оттаскивать да топоры могучему работнику на острые менять.

Трудился великий Один как бы на общее дело – но поленница у башни его красавицы стремительно росла. Туда шли порубленные на куски ветки – тяжелые, в руку толщиной, и щепа, каковая у бога тоже получалась в два-три кулака размером. Когда же становилось совсем темно – все селение собиралось у костра и неспешно ужинало, пуская по кругу вместительный ковш с шипучим хмельным медом, закусывая его запеченными в глине голубями и куропатками.

Разумеется, самое почетное место – напротив очага, под главной стеной – доставалось богу войны и прижимающейся к его плечу Уряде. Когда же пламя костра оседало и обращалось в низкие синие язычки – они вместе уходили в башню и закрывали за собой дверь.

Четыре дня и пять ночей промелькнули, как единый сладкий миг. На четвертый вечер великий Один еще раз обнял и поцеловал свою любимую, вышел из ворот, спустился к воде и кинул на нее какую-то щепку. На глазах изумленных горожан щепка тут же превратилась в парусную лодку. Бог войны шагнул через борт и не успел даже присесть, как лодка сорвалась с места и исчезла, оставив на воде лишь легкий пенистый след.

* * *

Настоящие провидицы всегда умеют появляться именно там, где нужно, и именно в самый важный миг. Стоило лодке великого Одина коснуться берега заводи – как вода вспенилась и зашипела, и из нее вышла суровая Фригг, чтобы ступить на траву одновременно с мужем.

– Ты опять без одежды, моя возлюбленная супруга? – Викентий поднял ее ладони к лицу и нежно поцеловал.

– Зачем мне одежда там, где нет тебя? – пожала плечами русалка.

– Но ведь теперь я здесь? – Бог войны присел, поднял с воды щепку, в которую обратилась лодка, и протянул супруге. – Вот, возьми. Я очень тебе благодарен.

– Оставь себе, – разрешила женщина. – Это мой тебе подарок, возлюбленный супруг.

– Ты всегда восхищаешь меня, возлюбленная Фригг. – Викентий спрятал щепку в поясную сумку и подал жене руку, дабы дальше идти вместе с нею.

Стоящие на берегу и причалах рыбаки и воины попадали перед супругами на колени и склоняли головы.

Впрочем, после увиденного – их можно было понять.

Рыжий Ронан, запыхавшийся и потный, встретил супругов в входа в город, низко поклонился:

– Вы вернулись!

– Да, друг мой, – кивнул Викентий. – Завтра я отправляюсь в поход. Разве ты забыл?

– Да, великий Один!

– Ты отправляешься со мной?

– Да, великий Один… – Тут вождь замялся.

– Но?

– Лето коротко, а работ много. Надобно заготовить дрова, подремонтировать дом, запасти припасы, поставить вино. Если все мужчины уйдут на лето в поход…

– Вы отказываетесь?

– Вожди оказались не готовы к столь щедрому твоему предложению, великий, друиды неспособны получить совет…

– Не беспокойся, Ронан, я управлюсь сам, – вскинул руку Викентий, останавливая бессвязный словесный поток.

– Я хочу предложить путь лучше!!! – выкрикнул рыжий вождь.

– Я не глухой, – ответил ему бог войны.

– Наш город с радостью поддержит твой поход двадцатью пятью воинами и новенькой вместительной ладьей! – хлопнул себя левой ладонью по груди Ронан. – Но наш город не один! Если ты пойдешь на Египет не рекой, а морем, вдоль северного берега обитаемых земель, мы посетим многие и многие города славного народа. Головой ручаюсь, каждый из них сможет и пожелает поступить точно так же! Два-три десятка скучающих в страже храбрых воинов и ладью способно дать любое богатое селение!

– И много на северном побережье городов славного народа?

– Два, три десятка… – уже не так уверенно ответил рыжий вождь. – Вдоль берега по своим, совершенно безопасным водам мы дойдем до пролива, повернем во внутреннее море. Там почти сразу начинаются владения могучей Исиды. Ты найдешь желаемое гораздо быстрее, чем путем по Дунаю, великий Один! И нигде на твоем пути не встретится никаких чужих владений! Твоему путешествию не сможет помешать никто и ничто!

Викентий умножил в уме двадцать пять воинов на тридцать городов – и больше не колебался ни секунды.

– Если ты ручаешься головой, мой храбрый брат, то быть по сему, – кивнул бог войны. – Завтра мы отправляемся по избранному тобой пути. Назначаю тебя главным кормчим великого египетского похода. Командуй!

* * *

Рыжий Ронан оказался прав. Медленно продвигаясь на запад вдоль европейского побережья, раз за разом ныряя в устья рек и поднимаясь по ним немного вверх, останавливаясь возле городов-холмов, флотилия постепенно разрасталась.

Крытые дерном селения были разными – круглыми и прямоугольными, овальными и вытянутыми в линию. Большими, за триста шагов в ширину, и маленькими, размером с избу-пятистенок. В паре мест города оказались такими, что их стоило назвать уже не холмами, а целыми плоскогорьями: под километр длиной и сотню метров в ширину, с населением в тысячи жителей.

Чем они все питались в такой толкучке, чем занимались – великий Один спросить не рискнул. Зато получил до полусотни мужчин и три ладьи с каждого «мегаполиса».

Крытые дерном селения были разными, но принять участие в походе – хоть десятком воинов, хоть одной ладьей – пожелало каждое. Так что очень скоро дружина великого Одина набрала достаточную численность, чтобы иметь право называться настоящей армией.

Единственная беда – продвижение получалось очень медленным, и караван, уже невероятно огромный, в сотню парусов, достиг Гибралтара лишь в середине лета. Вошел в пролив и остановился, еще в виду покинутого континента, в просторной африканской бухте, полной причалов, под каменными стенами большого и богатого города.

– Обалдеть! – пригладила волосы Валентина. – Я уже и забыла, как выглядят настоящие города. Стены, крыши, башни, ворота. Вик, ты посмотри, зубчики!

– Что за город, каковым богам принадлежит? – деловито поинтересовался бог войны. – Будем брать сразу или спросим выкуп?

– Зачем брать? – не понял Ронан. – Это же Танжер! Здесь обитают люди славного народа из рода амазахов! Наши родичи, почитающие первородных предков. Мы к ним не с войной, а за подкреплением. Живут амазахи здесь издревле и лучше всех знают своих соседей, их обычаи, правила, пути, погоду… В общем, все. Так что поговорить с сими славянами будет зело полезно.

– Негры-славяне?! – заржала Валентина.

– Кто такие «негры»? – не понял рыжий вождь.

– Сейчас увидишь! – пообещала девушка.

Однако, подойдя к воротам, онемела от изумления именно она, а не Ронан – ибо распахнутую створку сторожил курносый и круглолицый, русоволосый белокожий паренек, откровенно нижегородского облика. Напротив него стоял воин более солидный, лет под сорок, остроносый, черноусый, с бритым подбородком. Но тоже однозначно «бледнолицый».

По улицам ходили тоже белые мужчины, в большинстве русые, и нос картошкой; и белокожие женщины с чуть более тонкими чертами лица и темными волосами. Мало того – у них и наряды были типично скобарского покроя, и украшения такие же! Височные кольца, перламутровые резные серьги, жемчужные бусы. И сарафаны, как положено, перехвачены пояском не на поясе, а выше, под грудью.

– Хорошего вам дня, дорогие гости… – Из светлой, яркой улочки возник друид, отличный от европейских лишь тем, что его одеяние было из тонкого коричневого материала, похожего на очень тонкую кошму, а островерхая шапочка имела опадающие на плечи поля. В остальном – тонкая седая борода, морщинистое белое лицо и четки на запястье – он выглядел в точности, как жрец Толленза. – Надеюсь, вы не утомились в дороге. Достопочтенный Кевенкен, отец Танжера, ждет вас.

– Вы знаете, кто мы? – удивился Ронан, поправляя повязку.

– По большой просьбе меня удостоила беседы одна из дочерей воды. Мы знаем о вашем появлении, о ваших желаниях и ваших планах. И знаем о тебе, высокочтимая Фригг! – Друид склонился в персональном поклоне. – Прошу за мной.

Вскоре они сидели на каменных скамьях, посреди скромного и одновременно очень богатого дворика, размером с половину теннисного корта. Крышу здесь заменяла виноградная лоза, густо вьющаяся по решетке, в центре имелся небольшой прудик, в котором плавали несколько рыб, похожих на карпов. Пол выстилала плотно подогнанная мраморная плитка. Такое мог позволить себе только человек не бедный. Однако никаких излишеств, никаких украшений и признаков роскоши тут не имелось, так что некая скромность во властителе Танжера все же просматривалась.

Вскоре послышалось тяжелое пыхтение, и четверо слуг, придерживая под руки, завели во дворик толстяка невероятных размеров. Одетый в какое-то несуразное одеяло, тот был похож на кое-как склеенные куски сала, присыпанного солью и перцем. Сверху этой груды выглядывали глазки, снизу мелькали сандалии.

И конечно же – он тоже был белокожим.

– Я прошу прощения за свой внешний вид, почтенные путники, – просипел толстяк. – Я пытался не есть, я пытался не пить, но я все равно становлюсь только толще и толще! Друид сказывает, это порча от калабарского колдуна, коего я не пустил в город, отобрав у него амулеты и бросив в море с обрыва. Проклятый сглаз никому не удается снять! Я бы давно бросился с обрыва сам, однако же горожане твердят, что без меня город захиреет, а порча рано или поздно выдохнется сама, так что нужно просто подождать.

– Даже хозяйки воды не ведают, как можно исцелить достопочтенного Кевенкена! – втиснулся в разговор жрец. Видимо, побоялся выглядеть перед иноземцами недоучкой.

– Где угощение для гостей? – возмутился хозяин дома, коего слуги пытались пристроить прямо на полу, подпирая со всех сторон подушками.

Вскоре во двор вынесли столик, плетенный из ивы, быстро расставили на нем золотые, с чеканкой, миски, полные свежих фруктов и каких-то сахарных пластинок. Еще через пару мгновений к угощению добавились три потных, холодных кувшина с вином.

– Я долго мыслил над вашим предложением, храбрые воины славного народа, – покачался на седалище правитель города. – И решил от него отказаться. Царствие всемогущей Исиды лежит рядом с нами, а она очень опасный и жестокий враг. Скажу прямо, она многократно превосходит могуществом все, что способны собрать амазахи со всех своих городов и селений. Многие века меж нами царит мир. Царит мир и лежит огромная мертвая пустыня. Если хоть кто-то из амазахов вступит в ваше войско, то Исида, несомненно, сочтет сие плохим поступком. Кто знает, вдруг царствие египетское уцелеет и ей захочется отомстить? Вы далеко, Танжер рядом. Ни мы, ни египтяне никогда не желали воевать за пустыню и через пустыню. Но жажда мести – очень сильное чувство…

– Не стану попрекать тебя за осторожность, достопочтенный Кевенкен, – кивнул Викентий и потянулся к вину. – Ты отвечаешь за свой город, за свою землю и своих смертных. Если ты неспособен защитить их оружием, нужно искать иные способы. Поверь мне, мы тоже не хотим, чтобы кто-то из мирных славян подвергался излишней опасности. Давай сделаем так. Едва мы выйдем из твоего дома, ты немедленно уведомишь богиню Исиду, что твой город посетили чужаки, желающие разорить ее царство. Расскажешь ей, как старательно ты пытался нас задержать… Но, увы, не смог. В этом случае, как бы буйно мы ни развлеклись в египетских землях, лично тебя и род амазахов Исида не станет считать враждебным. Скорее, наоборот.

Во дворике повисла мертвая тишина, и даже друид в изумлении высунулся из-за спины хозяина.

– Вас что-то беспокоит? – обвел взглядом присутствующих бог войны. – Напрасно. После первого же нашего нападения на любой порубежный поселок наш поход станет секретом полишинеля. Это случится уже совсем скоро, так что великая Исида все равно уже ничего не успеет предпринять. Даже если получит предупреждение прямо сейчас. Ты ведь способен это сделать, достопочтенный Кевенкен?

– Я могу ей помолиться… – пробормотал толстяк.

– Вот и помолись. Нам от того не выйдет ни малейшего урона, зато от тебя будут отведены все подозрения. Пожалуй, египтяне даже сочтут тебя верным союзником! – улыбнулся Викентий, прихлебывая вино. – Только не забудь, друг мой! Предупреди лично могучую Исиду, а не пограничные силы египтян! Пока она сообщит своим воякам, пока они подумают, верить или не верить, пока решат поверить, пока тревожное известие доберется на заставы из центра… Большое царствие, большая бюрократия. Мы уж точно успеем первыми. Кстати, у соседей много сил в порубежье?

– Почти нет, великий, – задумчиво ответил местный правитель. – Никто не ждет от нас опасности. Крупных сил тут никто не держит.

– Это мы удачно зашли, – улыбнулся великий Один. – Кто есть бог войны в Египте?

– Богиня, – поправил гостя друид. – Могучая Сехмет по прозвищу «танцующая в крови», громадная львица с некоторыми признаками женщины. Она ужасающа и непобедима! Но она пребывает с госпожой в храмах возле Нила, в сердце царства, и вряд ли снизойдет до наших окраин. Тебя встретят разве что Аш, властитель пустыни, или Монти, телохранитель смертного фараона. Оба они с головами сокола, а Монти еще и летать умеет.

– Значит, придется почаще смотреть вверх, – кивнул бог войны. – Какой египетский город будет первым? С какого можно начинать веселье?

– Тлемсен… Город вина и оливок, – на этот раз с тяжелым пыханьем ответил Кевенкен. – Но он стоит не у берега. Полдня пути от моря.

– Укрепления?

– Все города у моря похожи один на другой, великий Один, – сказал толстяк. – У нас мало дерева и много камня, у нас яркое солнце и не бывает холодов, у нас ровная земля, и ворота никуда не спрятать. Приходится ставить их посреди стены и защищать башнями. Все города на твоем пути похожи на мой Танжер и отличаются только размерами и числом ворот.

– Какие города?

– Варан, Картена, Тенес, Типаза, Сус, Утика…

Бог войны задавал вопросы, быстрые и конкретные. Правитель Кевенкена старательно и незамедлительно отвечал, явно стараясь загладить будущее предательство. Ведь донос, даже разрешенный, – это все равно донос.

Наконец любопытство главного гостя иссякло. Викентий допил налитое в чашу вино и поднялся:

– Рад был познакомиться с тобой, досточтимый Кевенкен! Надеюсь, вскоре тебе станет лучше и мы еще порезвимся на кровавом пиршестве бранных полей!

Толстяк сглотнул. То ли согласился, то ли усомнился в нужности таких развлечений.

– Прости! Рад бы побеседовать еще, но у меня простаивает сотня кораблей и скучает тысяча воинов. Приходится считать каждую минуту… – Великий Один приложил руку к груди и первым покинул дворик.

Спустя час флотилия подняла якоря, вышла из бухты и повернула на восток, разгоняясь на стремительном морском течении.

– Проклятье! – завертела головой Валя. – Откуда такая скорость? Вик, ты знал, что это почти водопад? Нам же обратно в океан даже с попутным ветром никогда не выбраться!

– А ты что, собралась отступать, богиня смерти? – криво усмехнулся молодой человек. – Все концы обрублены, Валька. Теперь вперед и только вперед!

Полтора дня понадобилось кораблям, чтобы дойти до приметной крепостицы с башней и, обогнув мыс за ней, приткнуться там носами к обширному пляжу.

– Слушайте меня, братья-славяне! – вскинул руку великий Один. – Сейчас мы двинемся на юг и будем идти остаток дня и большую часть ночи, дабы добраться до Тлемсена за пару часов до рассвета, когда сон обывателей особенно сладок и крепок. Там я выбью ворота, и мы войдем в город. Если не хотите увязнуть в кровавой каше, стража не должна поднять тревогу раньше, чем треснут ворота! Поэтому, когда впереди покажутся стены, на дорогу не высовываться! Красться под заборами, под кронами садов, по канавам и арыкам… В общем, где угодно, но придерживаясь тени! И прикрывайтесь плащами, чтобы зубы и глазки в лунном свете не блеснули. Все поняли?! Если кто-то выдаст наше появление раньше времени, самолично шею сверну! Вопросы есть?

– Слушайте меня, братья-славяне! – встала рядом с ним Валентина. – Все вы воины. Все знаете, что жизнь не вечна. Сегодняшний день для любого может оказаться последним. Посмотрите на меня! Если вы не хотите, чтобы душа ваша застряла в вечном кругообороте, возвращаясь к матери-природе, а затем в новое тело, если хотите, чтобы она проводила вечность в пирах и поединках… То ваша богиня – я! Посмотрите на меня, воины. Если в свой последний час вы вспомните обо мне, я приду и подам вам руку, дабы поднять к новым сражениям!

– А приласкаешь, глазастенькая?! – задорно спросил кто-то из толпы.

– Умри в битве, поговорим! – указала пальцем в его сторону Валькирия.

Воины повеселели, и бог войны приказал:

– Выступаем.

От моря в глубь африканских равнин уходила хорошо натоптанная дорога, по сторонам зеленели оливковые рощи, тянулись виноградники. Завоевателей провожали любопытными взглядами работающие в полях женщины, им махали руками мальчишки. Мужчины смотрели более хмуро. Но селян никто не трогал – и они тоже не беспокоились, бить в набат не бежали. К сумеркам поля опустели, с яркого звездного неба на землю опустилась прохлада – и стало совсем хорошо.

В таких курортных условиях марш прошел даже быстрее, чем рассчитывал Викентий, – стена и башня с зубчиками появились на фоне неба уже после полуночи. Бог войны даже чуть присел от неожиданности и замахал руками, жестом приказывая воинам рассредоточиться, сам первым ушел с желтой дороги в тень каких-то пальм, накинул плащ на руку и приподнял, скрывая голову, размазывая среди стволов, теней и крон свой силуэт. Медленно и осторожно, оценивая каждый шаг, подобрался к стенам на расстояние полета стрелы.

Город спал. В нескольких местах над зубчиками покачивались копья, время от времени возникал сухой стук, метался из стороны в сторону, подобно эху в ущелье, и снова затихал. Сигнальные колотушки. Стража доказывала, что она не спит.

Великий Один выпрямился и осмотрелся. Воины его армии вели себя старательно – даже зная о многих сотнях мужчин, бог войны скорее ощутил их присутствие, нежели заметил. Одобрительно кивнул и вышел на дорогу.

Беспокойства у караульных его появление не вызвало – мало ли какой одинокий бродяга не ко времени к городу притащился? Пусть теперь сидит под стенами, ждет рассвета.

Но поздний путник перекинул плащ на левое плечо, размахнулся – и надвратная башня содрогнулась от сильнейшего удара. Потом еще раз, и еще.

Стражники забегали, засуетились. Стремительный молот в ночном полумраке был почти неразличим, да и не связывал никто тяжелые удары, содрогавшие створки, заставлявшие трещать древесину, с одиноким человеком в удалении. На него привратники уже вообще не смотрели, пытаясь разобраться с непонятной бедой. Разжигали факелы, несли свет, смотрели на подпрыгивающие подпятники – но тревогу все еще не поднимали.

Ведь нет никого поблизости?!

– Х-ха!!! – Великий Один швырнул боевой молот еще раз, и подпятник лопнул. Створка подпрыгнула и покосилась.

Колыхнулись тени под загородками и навесами, в ямах и у крон – дрогнули и быстро потекли вперед, к воротам, словно поток непроглядного ночного мрака.

– Х-ха!!! – Следующий бросок предназначался верхней опоре. И без того перекосившаяся, от первого же удара она вылетела с посадочного места, встала боком и застряла, полуоткрыв проход. И в эту щель тут же устремились невесть откуда взявшиеся чужаки, одетые в меха и кожу, с топорами, палицами и щитами в руках. Словно дурной сон в глубокую душную ночь.

Поток растекался по улицам, бодро вышибал двери, затекал в дома, заполнял площади, выискивая себе новые ходы. А стража так и осталась у ворот с прогоревшими факелами, с отставленными в стороны копьями и оставшимися в поясных петлях топорами. Кидаться впятером на бесчисленных врагов привратники не решились, а остальные караульные в бессилии смотрели за происходящим с высоты стен.

Теперь городу оставалось уповать только на милость победителя…

– Скучно, – вздохнул великий Один, созерцая перекосившуюся створку. – Пришел, увидел, победил. Даже не поговорили. Разве это война? А ты чего тут делаешь, Валька?

– Сам видишь, – развела руками Валькирия. – Не взлетается. Крови нет.

Армия гуляла в покоренном Тлемсене два дня, на удивление никого не убив и даже не покалечив. Взятая добыча оказалась почти целиком выпита и сожрана на месте – за исключением всяких мелочей, которые помещаются в поясной сумке или наплечном мешке. Так что главным успехом стало отличное настроение войска, изрядно утомленного нудным и затянувшимся морским переходом. Теперь вернувшиеся на берег храбрецы поднимались по сходням уже совсем с другим настроением, всей душой стремясь к новым приключениям.

К городу Варану гости издалека подошли рано утром. Поставили часть кораблей поперек выхода из бухты, дабы не выпустить полтора десятка спящих у причалов пузатых «торговцев», подвалили в берегам сразу с запада и востока от порта, споро высадились, разминаясь перед новой веселухой, сбиваясь в отряды по дружбе и родству.

– Ронан! – распорядился бог войны. – Выбери полсотни молодых бойцов и встань перед южными воротами! Мужчин не впускать. Женщин, особенно красивых, можно. Не выпускать никого!

– Я не хочу в сторожа! – возмутился рыжий воин. – Я хочу в битву!

– У тебя всего полторы руки, дружище, и звание кормчего, – рассмеялся Викентий, охваченный предвкушением хорошей схватки. – А кормчие в драки не суются. Да не грусти, хватит и на твою долю сражений!

Он похлопал смертного по плечу и повернулся к новому приключению.

Город был хорош! Стены из серого известняка высотой с пятиэтажный дом, чуть выступающие вперед зубцы, бойницы на среднем уровне, две могучие башни, перед обитыми медью широкими воротами. На солнце они отливали желтизной и казались огромной цельнозолотой отливкой. Сверху уже вовсю шла оборонительная суета: подносились многопудовые кувшины с маслом и пучки стрел, разбирались копья, добавлялись в груды окатые валуны и куски колотого гранита, расставлялись жаровни, вымачивались в смоле факелы.

Размерами Варан уступал Царьграду всего вдвое, однако выглядел крепче и богаче. Одних только вымпелов разноцветных на стенах и в бойницах с полсотни, да шлемы стражников тут и там мелькали золотые. То ли из добротной бронзы, то ли щедро украшенные клепками или шитьем. Подходы к воротам – мощеные, дабы путники не пылили, чуть в стороне – низкие каменные скамеечки. Для отдыха, коли на въезде пробка образовалась. Или просто старикам за беседой посидеть.

В общем – город Викентию понравился.

– Сдавайтесь! – для очистки совести крикнул египтянам бог войны.

В ответ послышался заразительный хохот.

– Вот и хорошо, – облегченно перевел дух великий Один. – Значит, поиграем!

Он вытянул топор, хорошенько раскрутил и метнул в правый подпятник…

Ворота варанцы сшили добротные, прочим укреплениям под стать, и держались они долго – не меньше четверти часа. Однако мерно прилетающий, стремительный полупудовый подарок в конце концов сделал свое дело. Упоры подломились, и обитые медью створки, связанные прочными затворами, повалились внутрь. Славяне, восторженно взревев, плотным потоком кинулись в атаку. С башен в них полился поток стрел, копий, вынуждая закрываться щитами, а поперек дороги, прямо поверх створок, быстро составился ратный строй из прямоугольных плетеных щитов, поверх которых опустились копья с медными и каменными наконечниками.

– Х-ха! – Великий Один метнул в копейщиков молот, проложив сквозную просеку, потом еще раз. Но просека неизменно зарастала, а сверху на атакующих посыпались камни, сминая щиты и оглушая воинов, рухнули несколько кувшинов, растеклось масло. От полетевших следом факелов взревело пламя. Однако азарт атакующих был столь велик, что, несмотря ни на какие опасности, невзирая на боль от ожогов и синяки от камней, они ударили в египетский строй с такой скоростью, с таким напором, что тот сразу пополз назад, открывая завоевателям проход на белые и узкие улочки Варана.

Послышался оглушительный рев, славяне стали падать один за другим от бронзовых дротиков, пронзающих насквозь и щиты, и тела, и в схватку буквально ворвался черный воин в полтора роста высотой, с плечами шириной в половину ворот и птичьей головой с птичьим клювом. Растратив запас дротиков, египтянин обнажил нефритовые секиры с лезвиями длиной в рост человека и, широко размахивая ими, стал вышвыривать врагов наружу, кого-то разрубая, кого-то просто пиная.

Великого Одина отбросило толпой разбегающихся в ужасе воинов, и потому он встретил врага уже снаружи, за воротами, метнув боевой молот, едва среди отступающих открылся достаточный просвет.

От удара в клюв великан всего лишь дернул головой, но соизволил обратить на человечка внимание, шагнул к нему, занес над головой сразу обе секиры, обрушил вниз. Бог войны кинулся вперед, спасаясь от неминуемой смерти, что есть силы врезал окантовкой щита врагу между ног, поймал вернувшийся молот, снизу вверх метнул его в раскрытый клюв взревевшего от боли великана, ударил окантовкой по ступне и что есть силы оттолкнулся, с кувырком откатываясь на десяток шагов в сторону. Он опередил противника всего на долю секунды – и могучий пинок чернокожего пришелся в пустоту.

Один разжал ладонь – молот вернулся в нее.

Египетский гигант взревел от боли и ярости, вырвал секиры из земли, кинулся на человечка, попеременно рубя то с левой, то с правой руки. Но теперь не сверху вниз, а поперек, вынуждая великого бога войны прыгать, словно заяц. Чуть зазевайся – располовинят аккурат по талии.

– Аш! Аш! Аш! – скандировали, как на трибунах, египтяне на стенах.

– О-дин! О-дин! – пытались перекричать их славяне.

Ворота стояли распахнутые и беззащитные, но никому не приходило в голову воспользоваться шансом и стремительно ударить в проход, ворваться в крепость.

– Дебилы, блин… – выдохнул Викентий и, вместо того чтобы прыгать, – распластался.

Полированное зеленое лезвие скользнуло над телом, он приподнялся и почти в упор метнул молот в черное колено. Аш рухнул, словно подрубленный дуб, оперся руками на землю, собираясь встать, но Викентий тут же ударил его окантовкой по запястьям. Левое смялось, как тряпка, но и щит раскололся, обвиснув на рукояти бесполезными кусками. Египетский бог пустыни резко изогнулся, и сцапал голову великого Одина в клюв, сжал с такой силой, что потемнело в глазах, и затряс, явно намереваясь оторвать. Викентий, ощущая, как явственно трещат его шейные позвонки, крепко обнял сжимающий его клюв, что есть силы оттолкнулся от земли и кувыркнулся вперед…

И хватка внезапно ослабла.

Великий Один чуть отполз, уселся на твердую, словно камень, землю, мотнул головой. Он чувствовал себя так, словно только что побывал в гидравлическом прессе, зачем-то совмещенном с мясорубкой. А могучий египетский бог Аш, властелин пустынь, лежал на груди, клювом в небо, у его ног.

– Интересно, он оживет? – пробормотал молодой человек, ощупывая уши и шею. – Если бог, то должен быть неубиваем.

– Любые боги, Вик, это всего лишь удачный апгрейд смертных, – подошла Валентина. – Апгрейд, мозги и немного везения. Не всякого человека завалит даже бог, не всякому богу удается жить вечно. Если его хорошенько поломать, то любой монстр становится беззащитней бабочки. И тогда…

Она положила ладонь на грудь бога с вывернутой головой, собрала кулак, перевернула, открыла, дунула на ладонь и развела руками.

– Ты почему здесь?! – спохватился великий Один.

– Так ведь мир! – усмехнулась девушка.

– Идиоты! – Бог войны, пошатываясь, поднялся, указал прославляющим его славянам в сторону забытых всеми ворот в Варан.

Воины слегка изменились в лице, словно возвращаясь из сказки в реальность, вспоминая смысл путешествия и цель сражения. Взялись за щиты и копья, кинулись по дороге. Египтяне тем временем тоже очнулись, выстроили стену щитов. С башен полетели копья и стрелы, позвав Валькирию в чарующий сакральный полет.

Набежавшие славяне с ходу врезались в египетский строй, хорошенько нажали… Варанцы дрогнули, попятились, но непрерывно сыплющиеся сверху тяжеленные валуны быстро и жестоко проредили ряды атакующих, а после падения десятка кувшинов с маслом подступы превратились в натуральную топку с высоким ревущим пламенем, сжирающим щиты, оружие и одежду уже павших воинов. Нестерпимый жар вынудил попятиться даже славян – гости из-за моря отступили, отбежали на безопасное расстояние, куда не долетали стрелы защитников.

– Вы что, хотите жить вечно?! – грозно взревел великий Один, более-менее пришедший в себя после жестокой схватки. – Не давайте им передышки! Навалят баррикаду – вообще не пройти будет. Дайте щит! За мной!!!

Грозно зарычав, Викентий кинулся в атаку, увлекая за собой воинов, вскинул щит, метнул вперед молот, потом еще раз и еще, разбивая египетский строй. Щит громыхал и трясся, в нескольких местах стрелы и дротики пробили его насквозь, и наконечники торчали наружу, но до тела не доставали.

– По-о-оберегись!!! – Бог войны пробежал под градом камней и врезался в копейщиков, отважно ринувшихся навстречу. Отвел щитом наконечник одного, ударил в ответ молотом, уклонился от выпада, отомстил окантовкой по пальцам на ратовище; присел, пропустил бросок палицы, подловил высунувшегося удальца на плечо, толчком зашвырнул в глубину улиц…

Здесь становилось все жарче и жарче – масло лилось сверху водопадом, ревело огнем, заставляло трещать и закручиваться волосы, морщиться кожаную одежду, не позволяло сделать ни вздоха.

Бог войны вдруг понял, что остался один – против огня и сыплющихся валунов, против копейщиков в воротах и торопливых, хотя и неточных, лучников. Все смертные уже разбежались, не выдержав боли и напряжения.

Наверное, великий Один все же смог бы победить, прорваться, войти в Варан – но только какой прок от единственного воина славного народа на все улицы города? Даже если этот воин – бог?

Викентий отбросил вовсю полыхающий щит и зашагал прочь под торжествующее улюлюканье египтян. Вышел за круг смерти, очерченный самыми дальними из египетских стрел, грозно рыкнул на уставших бойцов:

– Вы что, хотите жить вечно?! Какого лешего отступаете?! Дадите местным передышку, они закроют ворота снова! Поднимут, завалят, укрепят, стену каменную сложат. Вы хотите войти в город или нет? Масло и камни не бесконечны! Не давайте египтянам спуску, и боеприпасы у них закончатся! Ну же, ну, славяне!!! Вы хотели побед и славы?! Ничто не дается просто так! Победа и почет достигаются отвагой и кровью! Так идите и заслужите их! Дайте целый щит, и за мной!

Бог войны, закопченный и грязный, залитый кровью, ударил молотом по щиту и повел храбрецов в новую атаку.

Но тут в небе мелькнула тень – и ряды дружинников наполнились стонами и криками боли. Еще движение – и новая болезненная ругань.

Со стен донеслись радостные вопли:

– Монти! Всемогущий Монти! Непобедимый Монти! Всесильный Монти! Монти нас спасет!

Бог войны поднял голову. В ослепительно синем небе завершал широкий вираж краснокожий крылатый великан с золотым, а скорее – бронзовым копьем в руках. Человекоптица соскользнул в пике и промчался над славянскими отрядами, быстро-быстро стуча копьем вниз, прокалывая плечи, тела, вскинутые руки, пробивая щиты и головы. Скользнул, начал набирать высоту. Великий Один в два оборота раскрутил молот, метнул следом. Полпуда железа угодили летуну в бедро, и тот, закувыркавшись в воздухе, разбрасывая огромные разноцветные перья, рухнул вниз. Крылатый муж грохнулся о землю, пару раз подлетел и упал снова, но поднялся, расправил радужные многоцветные крылья, подпрыгнул, явно намереваясь взлететь. Однако прилетевший боевой молот врезался ему в грудь и снова опрокинул в пыль.

– Русская ПВО, козел! – прорычал бог войны, неторопливо приближаясь. Поймал вернувшийся молот и швырнул его снова, не позволяя египетскому гиганту прийти в себя. Поймал – швырнул.

После пятого попадания могучий Монти, привстав на колено, вдруг резко двинул рукой – и его сверкающее оружие, мелькнув стремительной молнией, вонзилось Викентию в живот, пройдя сквозь тело и застряв в животе рукоятью.

Бог войны ругнулся, тоже припал на колено, но молот метнул. Приподнялся, сделал еще несколько шагов, метнул. Подошел еще на несколько шагов, метнул…

Египетский бог войны уже не пытался встать, лишь вздрагивал после попаданий. Великий Один добрел вплотную, взял его за клюв, рывком повернул вниз и сильным ударом по затылку вколотил почти по самые ноздри. Устало сел сверху.

– Прошу прощения, коллега. Но сегодня выдался необычайно тяжелый день.

– Один! Великий Один! – со всех сторон сбегались воины славного народа. – Всемогущий! Непобедимый!

Славяне окружили раненого бога, и тот с усилием, болезненно морщась, встал.

– Ну-ка, мужики, взялись все за ратовище, – скомандовал он. – Теперь дружно, одним рывком, выдергивайте. И-и, р-раз!

Воины выполнили приказ и мигом извлекли египетское оружие из раны.

– Классное копьишко, – оценил окровавленный трофей победитель. – Нравится! Нужно будет его прибрать. В хозяйстве пригодится.

– Великий Один! Великий Один! – продолжали причитать собравшиеся уже в изрядную толпу добровольцы из Западной Европы. – О, наш бог!

– Они уверены, что ты умрешь, Вик, – объяснила Валентина, присаживаясь на сраженного великана.

– Я? От такого пустяка? – расправил плечи великий Один. – Я бог, дуремары!!! Мне это, как палец поцарапать! Завтра бегать буду, послезавтра в любой битве драться. А вы должны до ночи взять эти чертовы ворота! Где моя дружина? Чурила! Бастаран! Переслав! Покажите этим малахольным, каковы в деле настоящие воины!

– Не дело, Вик, посылать смертных в топку, которую способен вынести не всякий бог, – попыталась успокоить его Валькирия. – И время уже к вечеру. Людям нужно поесть и отдышаться. Ты тоже расслабься, отдохни. Не будь упрямым бараном. Утро вечера мудренее. К утру чего-нибудь придумаем.

– К утру они ворота заделают, тараном не пробьешь!

– В городе есть другие.

– Но эти уже вскрыты! – мотнул головой бог войны. – Если они не дураки, то вторые изнутри уже чем-то укрепили, чтобы мне уловку повторить не удалось. Ладно, сделаем так… Переслав, собери всех лучников, что есть, и стреляйте в каждого, кто появится в воротах.

– Сделаем, великий!

– Выставьте дозоры, секреты. Не дайте горожанам за ночь разбежаться. Я не хочу получить вместо вкусного орешка пустую скорлупку.

– Сделаем, великий.

– Не позволяйте им восстановить ворота. Тревожьте при каждом шевелении, стреляйте из луков, начинайте атаковать. Пусть бросаются камнями и льют свое масло. Тогда им будет не до строительства.

– Будет сделано, великий.

– Готовьтесь к утреннему штурму. Я буду на ладье. Возникнет нужда, зовите.

Великий Один сделал шаг вперед, охнул от боли и упал на колено, опершись руками о землю.

– Вик! – кинулась к нему Валькирия.

– Все хорошо! – выдохнул бог войны. – До завтра оклемаюсь.

– До завтра, может, и оживешь, – согласилась девушка. – Но сегодня точно не ходок. Мальчики, хватит хлопать глазами! Бегите на корабли, несите кошму и подстилки сюда, зовите Фригг. Великий Один назначает свою ставку здесь, на этом самом месте! И это… Ужин тоже будет здесь. Так что жратву тоже тащите…

Вскоре суровая женщина с хмурым видом опустилась рядом с мужем, склонила голову набок:

– Как ты себя чувствуешь, супруг мой?

– Все будет нормально, оклемаюсь.

– Знаю, через три дня ты исцелишься полностью, – согласилась провидица. – Как ты себя чувствуешь?

– Да хреново ему, как бабочке с булавочки, – не выдержала Валентина. – Вон, дырища какая в брюхе. На тракторе проехать можно! Думаю, желудком ему сегодня лучше не пользоваться.

– К утру заснешь, мой возлюбленный супруг, – пообещала женщина.

Про трактор, кстати, ничего не спросила. Похоже, провидица знала, что за большая рычащая и вонючая штуковина появится через тридцать веков.

– К утру я должен быть на ногах, жена моя, – взял руку русалки в свою великий Один.

– Не будешь, – с той же нежностью ответила супруга.

– Но город! Пока уходит время, плоды наших сегодняшних стараний утекают!

– Не утекут, великий Один, – успокоила его женщина. – Завтра утром город захватит твоя верная Валькирия.

– Я не смогу, Фригг, – покачала головой девушка. – Пока египтяне защищены амулетами, я бессильна.

– Знаю, – лаконично согласилась русалка.

В закатных лучах над бухтой торгового города Варана появилась легкая дымка. К сумеркам она сгустилась в плотный туман, в начале ночи оторвавшийся от моря и тяжело поднявшийся на высоту привратных башен. Покачавшись над морем, туман медленно переполз на город и заплакал очень мелким и холодным морящим дождем. Капли падали на крыши и стены, затекали в двери зданий и окна дворов, смачивали иероглифы, стекали по древним охранным знакам, смывали краски надписей. Они обнимали лица египтян прохладой, пропитывали их одежду, увлажняли обереги и талисманы, заговоренные знаки на оружии. Задолго до рассвета Варан пропитался влагой насквозь, а с первыми солнечными лучами часть воды стекла обратно в море, а часть просто испарилась, унося свою добычу в звенящие небеса.

Все это время в воротах продолжалась вялая, но непрерывная война. Лучники захватчиков под прикрытием щитов подобрались к башням на полсотни шагов – на длину копейного броска – и метали стрелы в любого, кто появлялся в створе. Несколько раз египтяне пытались выдвинуть вперед стражу и прикрыть щитами горожан, пришедших собрать сброшенные за день со стен валуны. Однако славяне тут же делали рывок и вступали с ними в схватку, пытаясь прорваться на улицы «на плечах» – когда стрелки на стенах неспособны помочь своим, потому что в плотной мешанине слишком просто изувечить камнем друга, а не врага. А уж лить горящее масло – себе дороже.

Стражники пятились, составляли правильный строй, пытались спрятаться под арку ворот, оставив врагов под огнем. Однако наученные за день славяне в ловушку не лезли, тоже быстро отступали с опасного места, и все оставалось как прежде: варанцы теснились за упавшими воротами, пришельцы снаружи, а на ничейной земле лежали груды обгоревших мертвых тел и столь нужных защитникам камней.

В пасмурной непроглядной ночи разобраться, кто свой, кто чужой, стало и вовсе не возможно. По факельщикам стреляли сразу несколько славянских лучников, на любой шорох во мраке – били и бросали копья.

К рассвету воины вымотались так, что стрелки не то что тетивы натянуть – даже лук поднять не могли; а их прикрытие опиралось на щиты, ако на костыли. Но под светлым небом все они – и стража, и дружинники – сменились на свежих, отдохнувших мужчин, готовых продолжать кровавую игру еще хоть целые сутки. И вот тут на залитую ярким утренним солнцем дорогу вышла невероятная обликом девушка. Стройная, словно кипарис; с непокрытой, коротко остриженной головой. В ушах сверкали серьги с радужными самоцветиками, и еще две – в левой ноздре. Тонкие черты лица, лебединая шея, вырастающая из высокого ворота темного облегающего платья, поблескивающего жемчужной россыпью по всей груди и местами на юбке. Сама юбка имела сбоку длиннющий разрез, из которого с нахальным бесстыдством проглядывала белая изящная ножка. Пояса на платье не имелось вовсе, а в руках девушка держала розу. С большим, с кулак, темно-красным бутоном и на длинном, сочном, ослепительно-зеленом стебле.

Девушка задорно поглядывала на город, чуть раскачивая головой, и было в ее поведении что-то безумно-завораживающее. А из оливкового сада у дороги десяток за десятком выходили цепочкой крупные, одинаково снаряженные воины: медный шлем с алым гребешком, красный плащ с бронзовой фибулой на плече, сверкающая кираса, большой квадратный щит, короткое копье с длинным бронзовым наконечником. Воины выстраивались ровными, как по линеечке, рядами за спиной девушки и начинали постукивать копьями по щитам. Точно в такт покачиваниям темной головы с короткой стрижкой.

Рядов становилось все больше, стук нарастал, наползая на город липкой жуткой несуразицей. А когда число сих воинов достигло полутора сотен, девушка качнула розой – и свежая армия захватчиков вслед за ней двинулась вперед: нога в ногу, шаг в шаг, словно единый нечеловеческий механизм.

Ближе, ближе, ближе…

Варанцы тревожно закричали, начали стрелять, а потом и метать дротики.

Девушка рассмеялась, вскинула цветок вверх, и ее армия, низко и утробно взревев, сорвалась с места на бег, кинувшись в ворота. Стройная красавица побежала вместе с ними, а когда с левой башни обрушился поток горящего масла – раскинула руки, встречая огонь на шею и грудь.

Пламя обрушилось прямо на нее, угрожая обратить в воющую от боли головешку, но в последний миг предчувствие близкой смерти – ее, Валентины, смерти! – обратило живую плоть в парящий дух, и Валькирия с восторженным хохотом влетела в пылающий поток, пронзила его и взметнулась ввысь, раскрываясь над городом.

Ее воины с грозными воплями лезли на щиты египтян, защищающих город, кололи их, били, толкали, протискивались вперед, на улицы. Копейщики яростно оборонялись. И очень скоро осознали неладное: они не могли причинить вреда врагу! Равно и нападающие красавчики не нанесли никому ни единой раны, не сдвинули ряды щитов ни на шаг. И если они наступали – то лишь потому, что проходили сквозь первых врагов, чтобы обрушиться на следующих.

Однако всего этого не видели на башнях. Привратники отчаянно пытались сдержать нападение, торопливо закидывая врага камнями, выливая на него горящее масло, сбрасывая кувшины с горючей жидкостью целиком – там разобьются. И если медноголовые терпят, не отступают, не разбегаются – значит, камней и огня нужно больше, больше, еще больше!

Изувечить их всех, смять, сжечь, испепелить!

Однако бог войны был прав: запасы камней и огня на стенах не могут быть бесконечными. И когда потоки масла и ливень камней стали заметно ослабевать, Переслав дал отмашку, и дружина Одина – опытная, слаженная, не боящаяся смерти, состоящая из непобедимых скифов и могучих воложан, – бросилась вперед, промчалась две сотни шагов открытого пространства и, пройдя сквозь призраки своих павших товарищей, неожиданно слитно врезалась в щиты растерянных перед происходящим египтян.

Половина защитников так ничего и не поняла, когда вместо призрачных наконечников им в шеи ударили настоящие, кремниевые и сланцевые. Другую половину неожиданный напор просто опрокинул, и заливающий улицы поток чужих воинов прошел по их животам.

Варан пал…

* * *

Картена открылась путникам на второе утро после выхода из Варана. Это тоже был порт возле уютной бухты, готовой дать мореходам безопасный приют в любой шторм. Те же каменные стены, те же зеленые сады окрест, те же надвратные башни. Судя по ним, ворот в Картене было даже три – хотя размерами он заметно уступал Варану. А в остальном…

Не Царьград, конечно, но смысл остановиться был.

– У нас есть два варианта, братья мои! – громко произнес великий Один, на широко расставленных ногах наблюдающий за приближением берега. – Кровавый, но быстрый – или мирный и рискованный. В первом – я выбиваю ворота сразу после высадки, едва только их захлопнут. Во втором – моя возлюбленная Фригг к завтрашнему рассвету лишает силы все здешние обереги, а потом наша отважная Валькирия насылает на защитников призраков, под прикрытием которых мы пробираемся внутрь. Опасность одна: до рассвета египтяне успеют завалить изнутри ворота до самого верха и расковыривать их придется очень долго и трудно. Если сюда уже дополз слух о нашей тактике в прежних набегах, то именно так картенцы и сделают, можете быть уверены. После чего снести стену окажется проще, чем открыть врата.

Ближние воины склонили головы, но ничего не ответили. Ведь на самом деле это был не вопрос, а объяснение. Объяснение тому, зачем бог войны поведет под огонь, копья и камни именно их, живых людей, а не призраков.

Дубовые кили со зловещим шипением вспороли песок, пришельцы споро повыпрыгивали на берег и, не тратя время на установку сходен, поспешили к крепости.

Там шла испуганная суета – местные жители со всех ног бежали к воротам, загоняли в них осликов и коз. Некоторые прыснули к причалам под стенами, другие рванули округ – дальние ворота показались им более безопасными. Створки начали медленно смыкаться, и щель между ними исчезла как раз к тому мигу, когда нежданный гость с десятками возбужденных спутников приблизился на расстояние броска.

– Х-ха! – жалобно треснул правый подпятник, пока стражники спешно бежали с улиц на башню.

– Х-ха! – снова хруст, и караульный начал торопливо высекать искры в жаровню.

– Х-ха! – еще удар! А жаровня еще не горела, и опечатанные номархом кувшины с маслом продолжали прятаться в тени оружейного склада.

– Х-ха! – стражники наконец-то поднялись на башню, и наверху сразу стало тесно и шумно.

– Х-ха! – воины, поправляя шапки из просоленного полотна, торопливо разбирали луки и дротики, выходя к краю стены, несколько крепких мужчин потащили за ручки тяжелые кувшины, поставили их над аркой. Хотя ломать печати правителя никто пока не рисковал.

– Х-ха! – наконец-то полыхнула солома на жаровне. Караульный быстро подгреб угли, и все облегченно вздохнули.

– Х-ха! – треск стал оглушительным, башня ощутимо дрогнула. Радостно завопили пришельцы и кинулись вперед.

– Бей их! – Стража принялась торопливо метать вниз все, что попадалось под руку: копья, дротики, камни. Однако пришедшие с моря чужаки закрывались плотными и тяжелыми деревянными щитами, и нанести им заметный урон никак не удавалось.

– Масло! – Печать наконец-то сорвали, подняли и опрокинули кувшин. Кто-то сунул в густую струю льющегося масла догорающий пучок соломы, и поток тут же превратился в текучее пламя. Однако чужаки бежали и бежали – отбрасывая загоревшиеся щиты, шагая в самый огонь, перепрыгивая полыхающие лужи. Похоже, толстая меховая одежда позволяла им не бояться жара, смертоносного для всего живого.

Вниз полетели валуны, потом еще два кувшина, опять камни. А внизу слышался стук палиц и топоров, треск ломаемых щитов, крики ярости и ужаса, предсмертные стоны.

Отбегая за очередным кувшином масла, один из мужчин глянул через край вниз. Замер.

– Что там?! – окликнули его сразу несколько голосов.

– Они прорвались! – Воин повернул к товарищам побелевшее лицо. – Поднимаются сюда!

Стражники переглянулись. Если отряд внизу разгромлен, защищать ворота смысла больше нет. Они все равно открыты для врагов… которые скоро ворвутся в дома, к их женам и детям. Однако дальние ворота еще свободны, до них люди моря пока не добрались.

Можно успеть!

Мужчины сорвались с места и помчались вдоль стены к средней лестнице.

Когда великий Один поднялся наверх – на башне уже было пусто. Викентий посмотрел с высоты на берег, потом пересек боевую площадку и бросил взгляд на город.

Отряды победителей быстро двигались по улицам, заглядывая в дома. И так до тех пор, пока не находилось еще нетронутое жилище. Тогда воины вышибали дверь – и исчезали. Их маленькая война заканчивалась.

Увы, но с дисциплиной в этом мире дела обстояли ничуть не лучше, чем с квантовой физикой.

Однако в этот раз Викентия махновщина в собственной дружине ничуть не обеспокоила. Преимущество большой армии в том, что ее хватает на все. Вот так, не спеша, занимая дом за домом, отряды будут катиться вперед до тех пор, пока не упрутся в дальнюю крепостную стену и самые восточные ворота. И город смирится пред волей пришельцев.

В щеку дохнул холодок, и рядом сгустилась Валентина, в своих безумных сапогах и шортиках, вызывающих у всех здешних жителей нечто похожее на паралич. Как только увидят одетую таким образом девушку – так сразу и столбенеют. Причем совершенно голые дамы подобной реакции ни у кого не вызывают. Уж он-то знает!

Паралич проходил, только если зевакам говорили, что пред ними богиня смерти. Тогда в мозгу несчастных все сразу становилось на свои места. Боги – не люди, богам можно все. Даже носить птичью голову и змеиные ноги.

– Скучаешь, Вик? – наклонилась чуть вперед девушка.

– Любуюсь.

– Еще один твой город?

– Нет, не мой. Зачем мне подобная обуза? – пожал плечами великий Один. – Зато воины теперь – мои. Чем больше у них побед, славы и добычи, тем больше преданности. Теперь именно я их повелитель. Они отзовутся на мой любой призыв без колебаний.

– Они там, ты здесь. Завидно, наверное, Вик? – Богиня смерти ехидно подмигнула приятелю: – Ох, Вик, трудно быть женатым, правда? Пока жена рядом, особо не погуляешь. Весь город занимается любовью, и только ты тоскуешь в одиночестве.

– Ты кое о чем забыла, Валькирия, – безмятежно улыбнулся девушке Викентий. – Здесь, на башне, у меня есть все, что нужно для счастья. Ведь я бог войны, а вовсе не любви.

Назад: Хрустальные замки Валгаллы

Дальше: Лучшая из лучших