Хрустальные замки Валгаллы
За несколько дней острог великого Одина приобрел окончательно обжитой вид. Дымили волоконные оконца, бегали из дома в дом воины и девки, стучали топоры, летели за забор кости и объедки. Дружина ощущала себя вполне уютно и спокойно. Припасов в кладовых на три зимы, дров – на полторы, вино есть, пиво сварить недолго, а на крайний случай и бражку можно поставить. Крыша над головой имеется. Чего еще человеку для счастья надобно?
Пребывала в беспокойстве только та часть непобедимой рати, коей не видел никто из смертных. Никто, кроме Валентины.
Для избранницы кречета настало время узнать: достойна она звания богини или как была ведьмой, так ею и осталась?
Девушка оттягивала час испытания, как могла, но невозможно обманывать себя и доверившиеся ей души бесконечно.
– Как обереги смертных, почтенная Фригг? – столкнувшись однажды с супругой Одина, спросила Валя. – Они уже за меня или остановят мои старания?
– Не беспокойся, Валькирия, – кивнула женщина. – Я давно накрыла всех своим обережным заклинанием. Ты внутри заговора. Он тебя не заметит.
– Благодарю, Фригг, – кивнула девушка.
Русалка, как всегда, не ответила.
Валя облачилась в свой рабочий наряд – сапоги, шорты, куртку, – накинула на плечи меховой плащ Ковыльника, имеющий размеры трехместной палатки, и вышла из острога; за пару часов забралась на ближние скалы правой горной гряды, села на краю обрыва.
Вид отсюда открывался великолепный. Голубые озера под ногами, серые, черные и красные каменные развалины вокруг, насколько хватало глаз, отдельные кустики дрожащей на ветру травы, белые черточки далеких чаек и просвеченные солнцем насквозь изумрудно-переливчатые ледники на макушках гор.
– Хорошо… – Валентина набрала полные легкие морозного воздуха, приопустила веки и попыталась представить себе мир, в котором хотелось бы остаться навсегда, провести вечность.
Огромные суровые горы, поросшие густыми сосновыми борами, острые сахарные вершины и долины между ними, полные густой и сочной зеленой травы; бездонные голубые озера, кипящие из-за плещущейся рыбы, и дуги бесчисленных радуг над реками. Представила себе мощенные желтым кирпичом дороги и выгнутые каменные мосты, парящих в зените птиц и пасущихся на полях бизонов, черепичные крыши деревенек, шары дубовых крон, неспешно вращающиеся крылья мельниц. Но главное – представила себе замки на неприступных склонах, с острыми шатрами на башнях и готическими окнами, с просторными залами под арочными сводами внутри, с тронами, пиршественными столами и скамьями, с флагами, мозаикой, трубачами и хрустальными колоннами, и… и…
На этом ее фантазия иссякла, равно как запас воздуха в легких, и всемогущая Валькирия вскинула руки, выдыхая фантазию в небеса.
– Д-да! Да! Да! – это оказалось единственное заклинание, которое девушка смогла из себя выдавить.
В зените возникло марево, и созданный в сознании Валентины мир перетек туда, закачался, обретая плоть и твердость, и замер над ущельем, опираясь краями на вершины гор.
Душа девушки взорвалась от бешеного восторга. Она качнула руками вперед – и сорок две души павших воинов, собранные ею за время похода, прошли туда, в сказочную красоту мира мертвых. А следом за ними шагнула и Валя. Прямо через пропасть – но что такое пропасть для богини смерти?! Она пошла по густой хрусткой траве, она вдохнула медовый запах цветов, она толкнула ветер, и тот послушно покатился через долину.
Мир мертвых! Созданный ею мир, послушный любому и каждому ее капризу! Ее собственная, вселенная Валькирии!
Валя вспомнила про дружину, посмотрела вниз, под ноги, под дымящий окнами острог. Усмехнулась, щелкнула пальцами – и от ее ступней на середину двора протянулся трехполосный лилово-сине-розовый мост. Храбрые воины, стукнув палицами о щиты, заняли место за спиной властительницы, и во главе личных телохранителей богиня смерти спустилась вниз, одним только взглядом распахнув набранную из полутеса тяжелую дверь.
Хмельные мужчины повернули головы на звук, изумленно зашевелились:
– Ватар, Углич, Смоланыш! Откуда вы здесь? Володей, Грач… Радовей! Ты же погиб еще на триере!
– Вы ждете особого приглашения, храбрые воины? – спросила богиня смерти. – Врата Валгаллы открыты! Входите и веселитесь!
Дружинники высыпали во двор. Зашумели, увидев радужный мост. Валентина положила ладонь на плечо выскочившего вместе со всеми бога войны.
– Я хочу, чтобы здесь постоянно горели костры и постоянно пировали крепкие воины, Вик, – шепнула она в самое ухо великого Одина. – Места здесь безлюдные, но мало ли что? Вход в Валгаллу нуждается в охране. Если наш личный мир мертвых равно доступен и для живых, следует проявлять осторожность.
* * *
Правительница Вологды мало кого допускала в личные покои. Пожалуй что, и вовсе никого, кроме мужа да вострух. Но вострухи не в счет – их людские правила мало беспокоят. В любых домах – где хотят, там и возникают. Посему приглашение великой богини войти за эту заветную дверь Светлана восприняла как особую честь, признак высшего доверия всемогущей.
До опочивальни они с хозяйкой, понятно, не дошли – да и чего там посторонним делать-то? Однако в опричной горнице богини, направо от входа, тоже имелось на что посмотреть.
Комнатка примерно пять на пять метров с двумя забранными слюдой оконцами под потолком имела тесовый потолок, раскрашенный под небесную синь, расписанный облаками и птицами, а стены закрывали ряды полок, заставленных горшочками, туесками, корзинками, лубочными и берестяными коробами. Перед полками висели пучки сушеных трав и корней, чему Светлана даже не удивилась.
В общем – истинное ведьмино гнездо.
Похоже, во многих магических ритуалах всемогущая богиня не особо полагалась на помощь знахарок и волхвов из святилища и предпочитала сама творить нужные чары. А может статься, о неких обрядах посторонним и вовсе знать не полагалось. Ведь далеко не каждый поступок властителя понятен простому смертному!
Место под окнами занимал массивный тесовый стол, покрытый пятнами и подпалинами, а в холодную погоду хозяйку согревали три низкие глиняные жаровни – ныне задвинутые в угол.
– Ты смотришь в воду, светлая богиня? – спросила великая Макошь, указывая на полуведерную деревянную миску, стоящую на столе.
– Когда просят смертные, великая, – уважительно ответила Света.
– Наверное, у тебя дар, – признала хозяйка Вологды. – У меня сие получается плохо. Даже если плоть, добытую для чародейства, использую…
Взгляд женщины скользнул по полкам, и гостье мгновенно стало ясно, что именно хранится в большинстве коробок.
Плоть человеческая – самый простой и надежный путь к жертве для порчи, морока или иного заклинания. Волосы, пот, кровь – это словно ключ, позволяющий колдуну точно и быстро добраться до конкретной цели. Похоже, истинная правительница славянских земель собирала свой архив очень давно, подбирая потерянный волос или вытирая капнувшую каплю крови, припрятывая грязную одежду за каждым из переодевшихся гостей. Ведь оно как бывает? Сегодня товарищ и родич – завтра чужак и недруг. Как, к примеру, ныне произошло с Одином.
– Коли на месте человек пребывает, то справляюсь при старании, – продолжала сетовать великая Макошь. – Коли носится с места на место, как бог войны в походе, то и не уследить.
– И где он сейчас, интересно? – вспомнила сотоварища гостья из будущего.
– Великий Один ныне как раз на месте осел, – ответила богиня. – Со своей товаркой он личную навию, мир мертвых, в Скандии, в земле скал, сотворил. Девчушка никчемная аккурат самой могучей средь сварожичей оказалась, не ошибся в ней кречет Волоса. Всемогущая богиня смерти. Жаль, дар ее нам совершенно ни к чему. Пусть своей волей живет. Ее навия в дикой Скандии нам не мешает.
– «Скандия-Навия»… Знакомые названия, – улыбнулась чему-то, непонятному Макоше, девушка. Но хозяйку Вологды беспокоило совсем другое.
– На воду посмотри, светлая богиня, – указала на стол она.
Верная помощница Макоши послушно заглянула в вырезанную из липы миску, до краев полную воды. Никаких заклинаний творить не стала. Раз не упредили – значит, не надо.
Она оказалась права. За верхней гладью Света, словно через круглое окошко, разглядела ладного всадника, мчащегося во весь опор через сухие ковыли и обнимающего светловолосую стройняшку, сидящую перед ним в седле. Девица прильнула к кавалеру, не оторвать, он же походил на летящего над землей орла: плечи развернуты, грудь колесом, взор с надеждою в горизонт устремляется…
– Что ты видишь, светлая? – жадно спросила женщина.
– Молодец-красавец любимую куда-то мчит, – сказала Светлана. – Славная пара. Вот токмо у девушки на лице… Изюм, что ли? И ноги странно выглядят.
– Да ты глумишься надо мною! – Глаза Макоши расширились, голос стал ледяным и мертвым.
– Великая?! – непонимающе развела руками девушка.
Однако богиня, вскинув кулак к виску, внезапно резко разжала пальцы и склонила голову, усмиряя гнев:
– Прости, светлая… Я совсем забыла, что ты никого из них не застала. Сей юноша есть мой сын, великий Орей, могучий потомок великого Сварога. Девка с ним – это малолетняя Ящера. Дочь змееногой Табити, праматери скифов. Вот уже много дней, как я сотворила заклинание на детские волосы сына и наблюдаю за его пребыванием в храме скифских богинь. Добровольном, заметь, обитании! Его не то что не запирают или не связывают, но и стражи никакой не приставлено.
– Я вижу, великая, – согласилась Света, вспомнив случившийся после исчезновения Орея разговор.
– Да посмотри же на них, светлая! Ты ведь богиня любви! Смотри внимательно! Что сотворила эта уродина с моим сыном?! Как, чем она его приворожила? Что это за колдовство? У нее же морда вся пятнистая, в чешуе змеиной! Тушка малокровная, ножки загребают, а Орей к ней ластится, как телок к мамке! Может, это морок? Может, он ее за Репку свою принимает? Или на кольцо ивовое навет? Чем она его взяла, он же бог?! Светлая, они каждый день сношаются! А в иные дни и по три раза! С этим страшилищем! Что происходит?
Светлана попыталась дотянуться до смеющейся парочки через колдовское окно, ощутить их состояние… И не заметила ничего, кроме радости. Никаких странностей. Двум молодым людям просто хорошо.
– Невозможно выстроить счастья ни на привороте, ни на мороке, – озвучила прописную истину богиня любви и согласия. – Рано или поздно любые чары рассеиваются, любая магия теряет силу. И остаются на месте ложной любви только две сломанные судьбы…
– Да плевать, светлая! – буквально взорвалась правительница славянского мира. – Пока чары рухнут, она успеет забеременеть! Если Ящера понесет, ее ребенок унаследует все таланты сварожичей и змееногих баб! Он сможет ходить через зеркала и через огонь, сможет превращать взглядом в камень и делить душу, у него появится мощь тысячи смертных и магия бескрайних степей. И это будет не наш, славянский, а скифский бог!
– Богам трудно зачать ребенка, – осторожно возразила Светлана. – Это невероятная редкость.
– Это когда хочется, тогда редкость! – огрызнулась великая Макошь. – А когда не ко времени, так даже мяукнуть не успеешь. Репка, вон, чуть не с первой встречи от Орея понесла. А если и с уродиной так же случится?
Светлана еще раз посмотрела в воду и покачала головой: она не ощущала меж молодыми людьми никакого приворота, наговора или иного признака магии. Однако сказать это в лицо взбешенной правительницы не рискнула и предпочла другие слова:
– Их связь крепка, великая. Ее не удастся разрушить.
– Ну, это мы еще посмотрим… – прорычала богиня. – Все, ступай, горе-помощница. Толку с тебя…
Макошь еще раз, мельком, заглянула в миску, потом отступила к полкам, пробежала пальцами по коробам, сняла один.
– Молочные зубки, кровь детская, кровь взрослая, волосы, пот… Вот он, милый, наш первый детский след!
Великая Макошь достала свернутую из бересты берендейку размером с большой палец, сунула лыковый короб обратно, стала перебирать сокровища дальше:
– Клык волчий, разрыв-трава, полынь горькая, жабий пот, корень можжевельника. И да, конечно, прядь волос нашей любвеобильной Репушки. Вот и пригодились!
Богиня вытащила одну из жаровень на середину комнаты, набросала из корзинки несколько угольков, плеснула на них чуток топленого утиного жира, открыла трутницу, раздула хранящиеся там искорки, от одной запалила тонкую берестяную полоску, перенесла пламя на угли. Подождала, пока они разгорятся, добавила кусочек жира нетопленого и вытянула руку, накрывая ладонью струйку взметнувшегося с треском дыма:
– Заклинаю волей материнской, корнем Свароговым, землей отчей, небом детским, водой родниковой, светом чистым! Ты проснись, очнись, душа Ореева, скинь наветы черные, скинь путы колдовские, скинь мороки черные! Ты, разрыв-трава, разорви чары любовные! Ты, клык волчий, порви облик ложный, на деву-Репу похожий, ты полынь-трава, горькотой своей пробуди взор истинный Орея-молодца! Ты, жабий пот, теки к ведьме, порчу наведшей, отрави ее ядом болотным! Ты, можжевельник колючий, награди ее зудом нестерпимым! В том заклинаю и повелеваю волею своею я, всесильная богиня Макошь!
По мере начитки заклятия чародейка все добавляла и добавляла на жаровню заготовленные составляющие. Они трещали, обугливались, загорались и превращались в дым, клубящийся под потолком.
– На ветрах быстрых, в небесах чистых, через леса и реки ты лети, слово мое материнское, лети, дым очищающий, юношу пробуждающий. Лети, дым целительный, ищи кровинушку мою ненаглядную, ищи Орея-молодца, ищи по следу его первому, путь его долгий начавшему…
Богиня положила на угли берендейку с собранным когда-то первым следом своего ребенка, а когда береста полыхнула – открыла одно из окошек. Собравшийся дым развернулся в тонкую сизую струйку и скользнул на свободу.
– Два заговора, – пробормотала великая Макошь. – На дым и на след. Найдет сына отчитка. Обязательно найдет.
* * *
Тяжело дышащая Ящера с трудом сдержала крик от горячей волны разлившегося по телу наслаждения. Дала себе несколько мгновений отдыха, потом откатилась в сторону и перебралась Орею за голову, приподняла ее, уложив себе на колени. Тихо предупредила:
– Не оборачивайся… – и сняла с его глаз повязку, удержала за щеки, не давая повернуться. Потом нащупала и крепко сжала ладонь юноши. – Смотри на море. Она еще здесь, твоя ладушка. Думай о ней, только о ней. Ей здесь нравится. Ты прискачешь сюда с нею еще не один раз. И вам будет так же хорошо, как сейчас.
Девушка дала сварожичу еще немного побыть в ложном одиночестве, потом осторожно отодвинулась, поднялась и оделась. Выпрямилась на краю обрыва, наблюдая, как приходящие из-за горизонта пенные волны разбиваются вдребезги о скалы далеко внизу. В лицо богини дул бодрящий ветер, поющий о бурях и просторах, остро пахла покрывающая обрыв полынь. Во всем этом была какая-то своя, суровая красота. Но вовсе не такая великая, как этого ожидала наследница Табити, судя по рассказам подруг. Похоже, всем им нравилось в поездках на самый дальний мыс что-то другое… Сама же Ящера оказалась здесь впервые.
Девушка ощутила спиной тепло и повернулась:
– Орей, я хочу домой!
– Ты слишком легко оделась для такого места. – Сварожич накинул ей на плечи свою куртку и поднял на плечо. Отнес к стреноженному коню, опустил, затянул подпруги, освободил копыта, поднялся в седло, посадил спутницу перед собой и дал шпоры скакуну.
И опять в лицо ударил ветер, колюче пробираясь под одежду.
– Осень… – зябко прошептала девушка.
Ящера отогрелась только в святилище, у священного огня. Отогрелась, и ей стало неудобно. Сперва сама сманила, что-то наговорила, потом недовольна осталась. Она подумала, поколебалась и отправилась к пологам. Без спросу нырнула к сварожичу, то ли все еще одетому, то ли уже обнаженному по пояс. Но извиняться не стала – подобралась к юноше и положила ладони ему на грудь:
– Ты, наверное, продрог насквозь! – И тут же спохватилась: – Закрой глаза! Не смотри!
Девушка нашла повязку, закрыла ею лицо Орея и стала целовать его шею и ключицы, лаская ладонями живот. Юноша не сопротивлялся, по мере возможностей помогая согревающим стараниям гостьи – целуя ее руки, приглаживая волосы, пытаясь поймать губами покатые плечи.
Как бывало обычно, сняв после любовной схватки повязку, Орей никого в своей светелке не нашел. Перекатившись на середину постели и подбив под голову скомканную овчину, сварожич закрыл глаза, почти сразу провалившись в глубокий сон, – и снова помчался через степь на стремительном скакуне, снова задышал морским воздухом, затем как-то оказался в лодке, но без весла, долго искал шест, который точно должен лежать где-то рядом, но запропастился, а потом…
Потом под своды храма проникла тонкая струйка дыма, опустилась в отгороженную кошмой спаленку и нырнула спящему юноше прямо в нос.
– А-а-а!!! – Орей закашлялся, просыпаясь, выпучил глаза и захрипел, в то время как пред глазами мелькали, сливаясь в невыносимую мешанину, образы Репы и Вологды, Ящеры и Макоши. Легкие резануло болью, а голову словно пронзила холодная игла, рот наполнился невыносимой горечью.
Сварожич выкатился со своего жилища, во всю силу захрипел:
– Ящера!!! Ящера, воск и воду!
По счастью, объяснять ничего не пришлось. Обладающая даром, хорошо знающая колдовство дщерь столь же мудрой и опытной богини, Ящера понимала, зачем нужны воск и вода. Самый быстрый и простой способ избавиться от порчи – это вылить ее через воск. Поэтому к священному огню девушка выбралась уже с медным ковшиком, сунула его в пламя. Почти сразу прикатилась и всемогущая Табити, опустила перед гостем котелок с водой.
Орей встал на колени, глядя перед собой, Ящера пустила из ковша струйку воска. Юноша вперился в нее взглядом, а затем сделал в нее же плавный, спокойный выдох. Струйка задрожала, а сварожич, размякнув, свалился на бок.
– Орей, ты жив?! – встревожилась девушка.
– Теперь да, – пробормотал юноша. – Но это оказалось таким сильным. На подобную мощь способна только моя матушка. И я ощутил ее присутствие в сем сглазе.
– Ага… – Убедившись, что гость цел, хозяйка степей торопливо достала из воды отливку, перевернула. Смытая порча оставляет на воске свой след, и ее бывает несложно определить.
– Срамной уд, – сразу хмыкнула Ящера. – Больной? Щели какие-то, ежик. Глаза лягушачьи.
– Порча любовная, – перевела ее догадки на обычную речь праматерь скифов. – Проще говоря, обычный, но очень злой и сильный отворот. Из тебя любовь к некой девице выбить зело хотели, добрый молодец. Как полагаешь, к какой?
– Когда началось, образ Репы мелькал, – вспомнил юноша. – Вот проклятье! Даже здесь матушка в покое не оставляет!
Он приподнялся, глянул на хозяйку степей, резко вздрогнул и отвернулся.
Обнаженная женщина со змеями вместо ног – зрелище весьма и весьма яркое.
– Мне очень жаль сие говорить, мой мальчик, – сообщила всемогущая Табити, – однако, похоже, в выборе из двух возможностей вариант «смириться» тебе придется вычеркнуть. Но торопить тебя с ответом я, конечно же, не стану…
В ее голосе прозвучала откровенная насмешка.
– Ох, матушка-матушка, – распрямляясь, посетовал юноша и повернулся к богине лицом. Твердо спросил: – Сколько воинов ты готова мне дать, великая Табити?
– Сколько угодно, великий Орей! Хоть три сотни! Даже четыре!
– Они понадобятся мне будущей поздней осенью.
– Поздней осенью? – удивилась богиня. – Кто же начинает походы под зиму?! На врага испокон веков отправляются весной!
– И каковы успехи? – склонил голову набок юноша.
– Ты прав, – после краткой заминки ответила прародительница скифов. – Успехов никаких. Прости, великий, я более с тобой не спорю. Как скажешь, так и будет. Ты ведешь поход, и ты принимаешь решения.
– Еще мне нужно четыреста женщин.
– Как ты один всеми ими овладеешь?! – опять не выдержала богиня.
– Две женщины за два дня сжинают серпами столько травы, сколько лось съедает за один раз, – терпеливо ответил сварожич. – Лошади едят, понятно, меньше. Но ведь и скифы, как я слышал, ездят самое меньшее на двух?
– Тебе нужны работницы, – поняла Табити. – Ты их получишь.
– И двадцать больших лодок выше днепровских порогов. Или десять ладей. Больших.
– Когда?
– К середине лета.
– Они там будут.
– Тогда… Тогда ты получишь свою победу, – пообещал сварожич.
– Надеюсь на твою мудрость, великий Орей. Жду тебя в святилище сегодня в полдень.
– Хорошо.
– Ты даже не спрашиваешь, зачем?
– Я доверяю тебе, великая Табити.
– Рада слышать сие, великий Орей, – голос богини заметно потеплел. – К полудню я подготовлю для тебя амулеты от беды, от крови, от порчи и навета, от дурного глаза. Все необходимые для спокойной жизни обереги. Ранее мы не хотели сего делать, дабы ты не подумал, что на тебя накладываются связывающие заклинания, наводятся мороки или иные чары. Но ныне ты сделал свой свободный выбор. К тому же тебе явно угрожает опасность. Следует проявить осторожность. Ты не против, сварожич? Может статься, ты желаешь сделать все это сам?
– Положусь на твой опыт, всемогущая.
– Прекрасно. Тогда встретимся в полдень.
В полдень нового дня великая Макошь в ярости швырнула в стену липовую миску с водой. Мало того что ее заговор на снятие приворота не сработал – так она еще и перестала видеть своего сына!
* * *
В обитаемый мир потихоньку пришла зима. Пробежалась по лугам и лужам первыми пугливыми заморозками, присыпала землю белой пылью, опушила ветки тонким инеем. Отступила, подумала – и накатила еще раз, прихватив ледяной коркой озера и ручьи, превратив землю в камень, накрыв ее снежным покрывалом. Отгрызла у дня еще немного светлого времени и взялась за дело всерьез, заковывая в ледяной панцирь реки, укутывая деревья в шубы, а землю накрывая пушистым одеялом. А дальше – развеселилась, закружила, загуляла, раскалывая деревья трескучими морозами, заваливая тропы сугробами непролазными, промораживая озера до самого дна, забивая глаза неосторожным путникам вьюгами и поземками, отмораживая уши, кусая за щеки.
И затихла жизнь на земле, словно и не стало вовсе. По стойлам мялись сохатые, спали в берлогах медведи, таились под сугробами лесные звери, спрятались в чумах лесовики, затаились в длинных домах славяне, греясь у жарких общих очагов, перешивая в свете огня одежду, строгая доски для бочек и баклуши для ложек, щипая палочки для стрел и обкалывая кремниевые валуны на ножи и наконечники. И только стремительные невесомые оборотни иногда проносились сквозь чащи по своим неведомым делам.
В дикой Скандии-Навии воины Одина вусмерть напивались на пирах в Асгарде, а потом выходили на поля Валгаллы, чтобы сразиться с неведомыми чудовищами, умереть, воскреснуть и снова напиться. Валентина уже устала придумывать им врагов, сотворяя то ледяных великанов, то огненных драконов, то могучих троллей, то изящных амазонок. Она уже и сама перестала понимать, кто из людей настоящий, а кто порождение ее фантазии, едят воины реальную еду или сказочную, вино на столах настоящее али мифическое?
Впрочем, хмелели все и от всего совершенно одинаково.
Варяги варили соль, черпая из моря неисчерпаемый источник богатства и выливая его в котлы над горящими круглые сутки очагами. В их огромных домах всегда было жарко, а стена леса вокруг обещала, что дрова не кончатся никогда в жизни.
В степях измученные стада и табуны рыли из-под снега траву, в то время как скифы грелись под толстыми пологами шатров, и только на самом далеком юге мира, в храме Девы, двое молодых людей находили время говорить о любви.
Остальным миром правила зима.
