Глава 7. Черная полоса

Вряд ли кому-нибудь придет в голову опровергать утверждение о том, что жизнь представляет собой чередование белых и черных полос. Вероятно, это один из фундаментальных законов Вселенной и отменить его не в силах никто. Единственное, что тут возможно – смягчить последствия очередной черной полосы.

Но о смягчении пока не могло быть и речи – у капитана Линса Макнери, служащего Космофлота, черная полоса только началась. Первым ее признаком послужило известие об очередном новшестве в конкурирующей компании – Звездофлоте. Мало того что на их кораблях постоянно выступали с концертами всякие популярные певцы и певицы, а на «Звездном ковчеге» играл на рояле классику знаменитый Серж Коре. Теперь к нему добавилась рыжая бледноликая красавица Криста Мермес – руководитель и дирижер неповторимого детского хора из Ковхара, что на Полани! И пусть только на время школьных каникул, но, судя по темпам продажи билетов на летние рейсы, этот тандем – Коре и Мермес – даст Звездофлоту возможность значительно поднять свои доходы. Несмотря на то, что цена на билеты возросла в полтора раза, их раскупали со скоростью света!

Руководство Космофлота пока не знало, как отреагировать на этот шаг конкурентов. Точнее, слухи уже ходили, и слухи эти радовать капитана Макнери не могли. Да и не только его. Дабы не сдавать позиции, было уже вроде бы подготовлено решение об удешевлении билетов на лайнеры Космофлота. А чтобы это не отразилось на прибыли, второй пункт этого решения урезал или и вовсе отменял все надбавки персоналу Космофлота. В том числе и сменному капитану дальнолета «Нэн Короткая Рубашка» Линсу Макнери. Если же учесть, что от операций с космическими бабочками пришлось отказаться, то для финансового положения капитана наступали тяжелые времена.

И это было не все. Очередной рейс с посещением двадцати восьми планет Северо-Западного шарового сектора Галактики не заладился еще до своего начала. Старт «Пузатика» с Лабеи, из туратренского космопорта «Прибрежный», был отложен из-за неполадок с оборудованием старт-финишной платформы. Любой из членов команды любого судна знает, что задержка вылета – верная примета дальнейших проблем.

Единственным, кому эта заминка помогла, был техник-курьер Джамшут Махмудов. В день старта он на свое рабочее место в рубке управления не явился, и все предполетные мероприятия проводились без его участия. На вызов по комму чернявый коротышка не отвечал, и капитан Макнери решил, что причина отсутствия техника все та же самая, занимающая первое место среди других причин: злоупотребление спиртными напитками. Уже не раз бывало, что членов экипажа приходилось выискивать в туратренских кабаках и доставлять на корабль. Но перед последними рейсами такого не случалось, и капитан тихо радовался, полагая, что его воспитательная работа принесла плоды. И теперь ему больно было признать, что радовался он преждевременно. Эта боль породила негодование, и Макнери впервые в своей практике принял решение проучить нарушителя трудовой дисциплины и ударить по нему статьей за прогулы и наказать материально. «Никаких поисков! – сурово и жестко ответил он на вопрос помощника по персоналу. – Если что – уйдем без него».

Да, отсрочка рейса просто спасла непутевого Джамшута. Желтый шарик портового летунца доставил к платформе его шатающееся тело через три минуты после указанного в расписании времени старта, но «Пузатик» еще не отправился в путь. Макнери не хотел пускать Махмудова на борт, но за него горой встали рубочные операторы, которым он помогал устранять мелкие неполадки: мол, нашел же в себе силы продрать глаза, проявил все свои морально-волевые качества, чтобы добраться до космопорта, а значит – не потерян для общества, и коллектив должен поддержать, а не отвергать своего члена. Капитан к мнению коллектива прислушался – за это его и уважали в экипаже – и распорядился открыть люк и помочь Джамшуту добраться до рубки управления. Выслушав лепет опухшего коротышки о некачественном соке, которым он запил один-единственный бокал некачественного же шампанского и незазвонившем, тоже некачественном будильнике, он коротко и сухо скомандовал: «Занять рабочее место!» Проводил суровым взглядом Джамшута, упавшего на свой табурет в углу рубки, уселся в капитанское кресло и жестко добавил: «На берег ни в одном порту не сойдешь!» Достал из кармана кителя комм и принялся нервно выяснять у портовых наладчиков, сколько они еще будут возиться с платформой. Всем своим нутром, пропитанным коньяком и огромным опытом, Линс Макнери чуял: это только начало больших неприятностей, всего лишь надводная часть айсберга, первый выстрел, один коготь многолапого чудища из детских сказок…

И матерый космический волк не ошибся. Из высокой болотной травы, хоть и с некоторой задержкой для усыпления бдительности, показался и другой когтище. Случилось это, когда позади уже остались и Селеби, и Яблочко, и лайнер устремился к Дыре в системе Яблони, чтобы переместиться к очередному пункту следования – планете Шавьерия. Настроение у капитана было совсем неважное и поднять его не мог даже коньяк «Арарат» – ведь из-за проблем с уходом в рейс срок пребывания на Яблочке, в хорошо запомнившемся капитану космопорте «Ньютон», пришлось максимально сократить. И поэтому сорвалась давно запланированная экскурсия в уже открывшуюся после ремонта портовую таверну «Наливное яблочко». С каждым глотком коньяка в Макнери словно вливалась новая порция злости, а при подходе к КПП у Дыры эта злость чуть не хлынула через край. Оказалось, что дыротехники, не послав никакого уведомления, затеяли профилактические работы, и в окрестностях светящегося красно-желтого шара Дыры образовалась целая очередь из самых разнообразных космических транспортных средств, намеревающихся покинуть систему Яблони.

– Три тысячи комет им в задницы, этим дыркачам! – взревел Макнери, когда ему доложили о ситуации. – Чтоб у них дырки забились, и слабительного не было под рукой! Что хотят, то и творят! А ты потом ускоряйся, гробь технику, чтобы из расписания не выбиться! Ну что за бардак!!!

– Можно воспользоваться Дырой Звездофлота, – неосмотрительно предложил Элвис Коста.

Капитан взглянул на него с такой яростью, что первому помощнику тут же захотелось испариться из рубки.

Этого только и не хватало для полного счастья – идти на поклон к конкурентам, да еще и платить им за проход через Дыру!

– Ты готов выложить свои деньги? – процедил капитан, обеими пятернями впившись в подлокотники кресла.

Коста опустил голову и промолчал. По нему было видно, что он не готов.

– А если пролезть без очереди? – подал голос из своего угла давным-давно протрезвевший Джамшут. – Перепрыгнуть через вон ту амисарскую посудину, силовым отпихнуть вон то корытце, сунуть дюзы под нос вон той барже – сама отвернет, сесть на голову вон той цистерне – дескать, вас тут не стояло… и опаньки!..

Макнери перевел сумрачный взгляд на техника-курьера:

– Послушай, мыслитель-комбинатор, а тебе твоя работа не надоела?

– Ну… как сказать…

– А мне моя – не надоела! И я не хочу, чтобы из-за таких фокусов меня списали на берег!

В общем, в систему звезды Метталио «Пузатик» прибыл с большим запозданием, и к Шавьерии пришлось мчаться на всех парах, нещадно эксплуатируя двигатели и прочие системы. Космические яхты только и успевали отпрыгивать с дороги разогнавшегося дальнолета…

Вот тут-то дал о себе знать и третий коготь.

Линс Макнери сидел в своей каюте и без всякого удовольствия прихлебывал коньячок – просто ради следования традиции. Одновременно он пытался вникнуть в хитросплетения словес монографии коллектива авторов из Квамосского университета имени Химаила Монолоса. Монография имела причудливое название: «Дискурсы и нарративы: логоцентризм и герменевтика с позиции симулякров и эпистемологических категорий в свете нейтрализации и имплозии. Некоторые аспекты». Элку Макнери читал тоже без всякого удовольствия – только для поддержания на должной высоте своего интеллектуального уровня. И чтобы было о чем поговорить в застольной компании. Заковыристые термины в сочетании с коньяком «Арарат» воспринимались как-то странно, представляясь капитану заклинаниями на каком-то неведомом языке. Он изо всех сил старался расшифровать эти заклинания – и только когда затрезвонил настольный комм, понял, что успел заснуть. Элка валялась на полу, а вот рюмку с коньяком Макнери из руки не выпустил – такого он себе не простил бы.

При виде появившейся на экране иссиня-темной круглой встревоженной физиономии старшего палубного пятой палубы Тонго Кулибали капитан ощутил озноб, прокатившийся от макушки до пяток и зацепивший даже бороду. Никакой палубный, будь он хоть трижды старший, не станет выходить прямо на первое лицо в экипаже – основания для этого требовались такие, какие Макнери и представить себе боялся. В голове у него невольно промелькнула история с исчезновением двух пассажиров.

– У нас проблема, капитан, – замогильным тоном сообщил Кулибали, выпучив глаза с и без того огромными белками. И напряженно замолчал.

– Какая? – прогнозируемо просипел космический волк.

– Специфическая, – столь же коротко ответил палубный.

– Конкретней, Тонго! – вновь обретя голос, рявкнул Макнери.

– У нас конкретная специфическая проблема, – отчеканил Кулибали. И так шмыгнул широким приплюснутым носом, что затряслись разом все мелкие косички на его широколобой голове.

Капитану редко приходилось общаться с этим членом экипажа, и теперь он пересмотрел свое мнение о старшем палубном.

– В чем она заключается? – стараясь дышать ровно, задал новый вопрос Макнери.

Кулибали вытаращился еще больше:

– Он сказал, что он юрист, и он нас засудит. Так он сказал.

– Кто – «он»? – спросил капитан, чувствуя, как забухало в висках, задергался глаз и напряглась борода.

– Юрист, – ответил Кулибали.

– Та-ак… – Макнери с силой потер ладонями лицо и очень мягко поинтересовался: – Ты о каком-то пассажире?

– А о ком же еще? – удивился Кулибали. – Только он юрист, и он сказал, что всех нас за…

– Он чем-то недоволен? – не дослушал старшего палубного капитан.

– Ну да, – кивнул Кулибали. – Ругается, кричит, что всех нас засудит!

– За что?

– За то что мы создали ему проблему.

– Какую проблему?

– Специфическую!

– А конкрет… – Макнери осекся, вспомнив, что уже задавал такой вопрос. И сменил тактику: – Пусть он сам мне позвонит.

– Дык он же не может! – округлил глаза Кулибали, хотя они и так были круглыми. – Он только ругаться может и кричать, что всех засудит!

– Почему не может?

– Дык у него же руки прилипли к унитазу!

– Ага… – после паузы сказал Макнери. – Вот такая вот конкретная специфическая проблема.

– Ну да, – подтвердил палубный. – И руки, и задница, и ноги… Он руками схватился, чтобы подняться, задницу и ноги оторвать от унитаза, вот руки и прилипли. Намертво!

– Кто-то над ним подшутил, над этим юристом?

– Да сам унитаз и подшутил! Сначала размягчился, как… э-э… кисель какой-нибудь, а потом – р-раз! – и затвердел! И прихватил намертво.

– Послушай, Тонго, а ты сам, часом, никакого киселя не хлебнул недавно? Спиртосодержащего?

– Я не пью, капитан! Мне моя религия не позволяет. Великий Кааа зачал своего третьего сына Шааа в нетрезвом виде, хотя Великая Мааа была против. А от Шааа и пошли все беды. Поэтому я не употребляю спиртного. От слова «совсем».

– Это хорошо, – пробормотал Макнери, недоверчиво поглядывая на палубного и предвкушая, как устроит разнос помощнику по персоналу Риу Ниу, который при оформлении Кулибали на работу не заметил справочки из психбольницы. – Унитаз, говоришь, подшутил над пассажиром?

– Он самый, видит Великая Мааа! – закивал палубный. – Вероятно, дефект какой-то. Помню, был случай, еще когда я на «Южном рейсовом» ходил – так там унитаз вдруг начал вообще в обратную сторону функционировать, не поглощать, а извергать! Прямо в обличность!

«Ага, – отметил Макнери, – ты и на «Южном рейсовом» ходил? И почему-то уволился… Или тебя уволили?»

– Тонго, ты уверен, что это не… м-м… не симулякр? – вспомнив мудреную книжку, поинтересовался капитан.

– Я не то что уверен, я убежден! – с достоинством ответил Кулибали. – Что я, стимуляторов не видел, что ли? Дискурсом им по нарративу, как завещал Великий Кааа!

У капитана глаза полезли на лоб и сама собой вздыбилась рыжая борода.

– Воду-то ему спустили, – продолжал палубный, – только встать он не может. И ругается, грозится всех под суд… Я, мол, юрист, его, мол, на Тинабуро клиент ждет, а как он явится, мол, к клиенту – вместе с унитазом и при спущенных штанах?

На мгновение Макнери предположил, что продолжает спать и вся эта хрень ему снится. Но в следующее мгновение вспомнил, что случилось с прибором «ХПРК-22» после того, как лайнер «Нэн Короткая Рубашка» побывал в космовороте. Ведь совсем же изменился прибор! А что, если…

– Какая каюта? – спросил он.

– Три пятерки, – ответил Кулибали. – И число-то какое хорошее, с сильными вибрациями – и вдруг такой афронт! Это все равно как Великая Мааа пошла когда-то в сад нарвать цветов, а там…

– Я сейчас туда приду, – не дал ему договорить Макнери и выключил комм.

На душе у него было нехорошо.

…Никаких симулякров, дискурсов и нарративов в «трех пятерках» не было, а был там Хироси Маруяма, юрист, сидящий на унитазе. В каюте и ее окрестностях толпились растерянные стюарды и палубные. Маруяма встретил капитана потоком брани, но голос его звучал нетвердо – видно было, что пассажир уже устал ругаться. Недолго думая, Макнери обхватил его поперек груди и изо всех сил дернул вверх, пытаясь оторвать от унитаза. Маруяма закричал, белоснежное санитарно-техническое приспособление отделилось от пола, и капитан поспешно разжал руки. Пассажир вместе с унитазом совершил твердую посадку, и если бы его кисти не были впечатаны в бока «белого друга», Макнери вряд ли избежал бы затрещины. Его извинения затерялись среди россыпи статей уголовного кодекса, которыми так и сыпал попавший в передрягу юрист.

Капитан задумчиво поскреб бороду и распорядился вызвать парочку специалистов из ремонтной мастерской.

– Они аккуратненько вас выпилят, – пояснил он Маруяме, – а потом обработают напильничками до кожи. Не волнуйтесь, эти парни свое дело знают. И вы вправе предъявить претензии нашей компании, – уныло добавил Макнери.

– Напильничками?! До кожи?! – Хироси Маруяма чуть не задохнулся от возмущения. – Вы в своем уме?

– Да уж не в чужом, – угрюмо проронил Макнери.

– Я не хочу, чтобы меня напильничками до кожи! – вскричал с унитаза несчастный пассажир.

– Не волнуйтесь, господин Маруяма, – повторил капитан. – Руки у них золотые. Они этими руками не то что вас с унитаза сковырнуть способны, они, поверьте, такое могут вытворять…

– Да хоть алмазные! – взорвался пассажир. – Пусть эти ваши виртуозы себя напильничками шлифуют!

– Им это ни к чему, – резонно заметил Макнери.

– Ах вот как вы заговорили! – на желтоватом лице юриста проступили багровые пятна. – Вы из меня посмешище делаете?!

Негодующий пассажир в очередной раз попытался встать… и это ему удалось! Унитаз отпустил его так внезапно, что Маруяма упал под ноги капитану, животом на пол, демонстрируя свои сухощавые ягодицы. К которым, кстати, не пристало ни кусочка материала, из которого был сделан унитаз. Все остальные участки тела, соприкасавшиеся с сантехническим изделием, тоже оказались в полном порядке, и само изделие выглядело как новенькое.

– Ну вот, – миролюбиво сказал Макнери, – инцидент исчерпан. Еще раз от имени Космофлота приношу вам извинения, господин Маруяма, и советую подать иск на производителя оборудования для санузлов. К сведению, этим производителем является не наша компания. А чтобы возместить моральный ущерб, предлагаю вам бесплатное питание в течение всего времени вашего пребывания на борту нашего лайнера.

Юрист уже поднялся на ноги и натягивал штаны. Последние слова капитана заставили его замереть.

– В бесплатное питание входят также алкогольные напитки, – вкрадчиво добавил Макнери, наблюдая за пассажиром. – Причем их выбор зависит от вашего желания, господин Маруяма. Ну и, само собой, от наших возможностей.

– Сакэ! – выпалил юрист. – У вас есть сакэ?

– Я уточню, – ответил капитан, потому что не знал такого напитка. – Но даже если вдруг не окажется, я предложу вам кое-что получше.

– Лучше сакэ? – в голосе Маруямы слились недоверие и ирония. – Разве в мире есть напиток лучше сакэ?!

– Есть! – торжественно заявил Макнери. – Коньяк «Арарат»!

Ради сохранения имиджа родного Космофлота капитан был готов пойти на такую жертву – поделиться с пассажиром самым дорогим.

– Я все-таки предпочел бы сакэ, – сказал Маруяма. Пятна уже исчезли с его лица, однако на унитаз он поглядывал с опаской. – Помните, как у Рёкана?

– Ну как же, как же! – энергично закивал капитан, хотя эти строки слышал впервые. – У костра, да с чаркой – лучше и не бывает. Разве что – перед унивизором с бутылкой «Арарата». Обещаю, будет вам сакэ! Даже если не найдется на судне, отыщем в ближайшем порту!

На том и расстались.

Но легче на душе у капитана Макнери не стало. Он был почти абсолютно уверен: в странных повадках унитаза нет вины производителя. Дело было не в производителе, а в метаморфозах, вызванных пребыванием дальнолета в том космовороте, который несколько месяцев назад забросил корабль из системы Беланды в систему Можая. Да, разумеется, после этого все системы лайнера были тщательно обследованы специалистами, многие приборы и прочее оборудование пришлось заменить. Но, во-первых, если заменять все, то проще пустить «Пузатик» на переплавку. А во-вторых, этот унитаз ничем необычным себя не проявлял – до поры до времени. Значит, речь шла о каком-то отложенном эффекте, и это было самое страшное. Кто знает, как через час поведет себя его, Линса Макнери, кресло в рубке управления и во что может превратиться, например, квинтатурбокомплекс… По-хорошему, нужно было, добравшись до Шавьерии, прервать рейс, высадить всех пассажиров и остаться на якоре. А там пусть руководство решает, что делать дальше. Собственно, уже сейчас, после случая с Хироси Маруямой, следовало глушить двигатели и пересаживать пассажиров на попутные суда. Или вызывать какой-то транспорт. Капитан все это прекрасно понимал – но! Очередное происшествие с лайнером Космофлота может так ударить по компании, что ему, Линсу Макнери, придется искать другую работу…

Кроме того, утешал себя капитан, ничего особо страшного не произошло. Более того, «инфицированный» унитаз вернулся в прежнее состояние. Может, не стоит принимать радикальные меры?

Линс Макнери давно работал в Космофлоте и многое знал в этой жизни. В частности, он знал, как отреагируют боссы на его сообщение о проблеме. «На ваше усмотрение, капитан», – ответят ему и сделают его крайним. При любом варианте. Он примет решение продолжать рейс, двигатели превратятся в какие-нибудь бетономешалки – и он будет виноват. Он примет решение ложиться в дрейф, а с кораблем ничего не случится – и его обвинят в срыве рейса. И потребуют возместить убытки.

«Куда ни кинь, всюду клин», – зазудело в голове какое-то древнее выражение, непонятное по содержанию, но с вполне понятным смыслом.

Капитан сгорбился под грузом неожиданно возникшей проблемы и побрел в свою каюту, не обращая внимания ни на пассажиров, ни на попадающихся на его пути членах экипажа. Заперев дверь, он достал из шкафа новую бутылку коньяка, содрал зубами пробку и присосался к горлышку. Сделал короткую передышку – и возобновил процесс поглощения замечательной жидкости, которая должна была обязательно помочь ему в принятии единственно правильного решения. Душу все сильнее и больнее продолжали царапать какие-то когтистые существа, на грудь словно поставили палубный бом-трансформатор, и черная полоса заслонила от капитана весь мир…

Но чудесный коньяк «Арарат» все-таки сделал свое доброе дело! Опьяненные им, мертвецким сном уснули когтистые, свалился с груди и укатился, кувыркаясь, громоздкий бом-трансформатор, и хоть полоса и не стала светлее, Линс Макнери отчетливо увидел свой дальнейший путь. Решение пришло, как мистическое озарение, и капитан ухватился за него. Вытащив себя из кресла, он достаточно уверенно приблизился к столу и включил комм.

– Слушаю, капитан! – бодро произнес появившийся на экране Элвис Коста.

– У нас все в порядке? – с некоторым усилием ворочая языком, спросил Макнери.

– Э-э… Да как будто бы, – ответил первый помощник. – А что, не должно? Ну, из машинного двадцать три минуты назад доложили, что задний клапан на разгоннике постукивает, но ведь и скоростишка-то… Прем, как в кабак перед закрытием.

– Грамотно отрегурлир… отрергу… отрегулированный клапан постукивать не имеет права, – веско, хоть и с заминками, изрек Макнери, и эта его фраза явно тянула на афоризм. – А неграмотно отрегулированный будет стучать и при нуле, – выдал он вторую часть афоризма. – Кроме клапана, что-то еще есть? Я имею в виду – экстаордин… экстраодрин… Тьфу! Чрезвычайное что-то есть?

– Чрезвычайного ничего нет, – помотал головой Коста, одновременно недоуменно пожимая плечами. О случае с Маруямой он пока не знал. – Все штатно, в пределах нормы. Да и запас надежности у нас, вы же в курсе, вполне приличный.

– Спасибо, что напомнил, – с тонкой иронией сказал Макнери. – А то я мог и запамятовать.

– Капитан, я ничего такого не имел в виду! – встрепенулся первый помощник. – Это я просто неудачно выразился.

– Значит, так, – Макнери принял еще более деловитый вид. – Дай команду всем руководителям служб немедленно докладывать мне обо всех происшествиях. Обо всех, Элвис! И быть постоянно начеку!

– Будет сделано, капитан! – отчеканил Коста. И спросил, понизив голос: – Есть какие-то основания?

Все-таки случай с унитазом мог и не быть последствием пребывания грузопассажирника в космовороте, поэтому Макнери решил не нагнетать обстановку.

– Основание одно: наше пребывание в космической среде, которая может оказать пагубное влияние на работу систем, машин и механизмов транспортного средства! – это изречение претендовало на то, чтобы войти в учебники. – Давай, ставь всех в известность. И пусть с клапаном разберутся!

– Будет сделано, капитан, – озадаченно повторил первый помощник.

Выключив комм, Макнери допил бутылку и уставился в потолок. Коньяк весело струился по жилам, наполняя организм бодростью и уверенностью в его, организма, силах. Капитан на то и капитан, говорил себе матерый космический волк, чтобы принимать решения и не перекладывать ответственность на других. Все будет хорошо, он, Линс Макнери, готов к любым неожиданностям! Разве он не справится, да еще с такой-то квалифицированной командой? Справится! Не ударили в грязь лицом в системе Можая, не ударят и тут! Главное – поддерживать в себе эту уверенность, и тут поможет коньяк. Благо в шкафу его еще много…

…До Шавьерии добрались без происшествий, до Велозии тоже. Но капитан не позволял себе расслабляться и лично ежедневно обходил весь корабль, всматриваясь, вслушиваясь, внюхиваясь в окружающее и ощупывая все, до чего можно было дотянуться и что вообще поддавалось ощупыванию.

Черная полоса вновь дала о себе знать, когда «Пузатик» покинул Цинтию и направился к Дыре, чтобы совершить переход в систему Лалы, к Бурдужанге. О происшествии в ремонтной мастерской Линсу Макнери доложили незамедлительно, и он, оставив рюмку недопитой, ринулся в подпалубные пространства – там, рядом с трюмами, находилось хозяйство ремонтников.

Вся бригада во главе с коренастым и большеносым ветераном Гошем Баталом собралась у верстака слева от входа, зажав в углу явно ошеломленного и столь же явно нетрезвого мужчину средних лет. У мужчины была волосатая грудь и зеленый шарик озонатора в пупке – дань моде тридцатилетней, если не больше, давности. Макнери, пройдя мимо расступившихся ремонтников, увидел все эти подробности не потому, что обладал уникальным зрением – просто на мужчине не было ничего, кроме трусов и шлепанцев.

– Вот, вылез оттуда, – трубно сказал начальник ремонтной службы, показывая рукой под верстак. – Но он там никак не мог очутиться! У нас же дверь со служебным кодом, а это пассажир!

– Да и не было его там, – подал голос кто-то из толпы. – Я же там работал, и под верстак заглядывал, доставал оттуда… м-м… в общем, вода там у меня питьевая, только в пивной бутылке. Я только на минутку отошел, молоток другой взять… а тут нате вам, здрасьте!

Мужчину сильно качало, и если бы он не держался за закрепленные на верстаке большие тиски, то непременно упал бы. Время от времени он икал, тряс головой и пытался что-то сказать. Но у него не получалось.

– Как вы здесь оказались? – строго спросил Макнери.

– Э-э… ик! – ответил пассажир. Если это можно было считать ответом.

Чутким своим многоопытным носом капитан определил, что мужчина пил только клюквенную настойку и мятный ликер. Такая сравнительно легкая смесь давала надежду на то, что пассажир все-таки не вырубится и сумеет объяснить, как ему удалось проникнуть в ремонтную мастерскую. Хотя нехорошее предчувствие у Макнери не только возникло, но и стремительно нарастало.

– Ик! – повторил мужчина. – Э-э…

Капитан присел на корточки и заглянул под верстак. Никакой дыры в переборке он не обнаружил, а обнаружил большую полупустую бутылку с этикеткой: «Пиво пенное». Проверять, пиво ли там или действительно вода, как утверждал ремонтник, он не стал – сейчас было не до того. Выпрямившись во весь свой немалый рост, Линс Макнери навис над пассажиром – тот продолжал шататься, но уже с меньшей амплитудой – и задал новый вопрос, стараясь придать своему голосу предельную жесткость:

– Из какой вы каюты?

– Ик! – сказал пассажир. Сделал глубокий вдох, задержал дыхание и сосредоточился.

Капитан ждал.

Пассажир отнял руку от тисков, растопырил пятерню и добавил к ней указательный и средний палец другой руки. Потом продемонстрировал один палец. И еще три. Чуть не упал на Макнери и вновь ухватился за тиски.

– Семьсот тринадцатая, – сообразил капитан. – Седьмая палуба! И как же вас занесло на нуль?

Пассажир опять набрал воздуха в волосатую грудь, тут же выдохнул и заговорил почти внятно:

– Что у вас тут з-за бардак? Вы зачем с-санузел переместили?

При слове «санузел» нехорошее предчувствие начало трансформироваться у капитана в грустную уверенность.

– Вы з-знаете, кто я? – продолжал пассажир, одной рукой цепко держась за тиски, а другой тыча себя в волосатую грудь. – Я Пр-рохор Моруа-Ламондуа! Настр-ройщик р-роялей из Туханей!

– Етить-колотить! – с ироничным видом протрубил Гош Батал. – Аж из самих Туханей! Какая, мля, честь для нашей лоханки…

А Линсу Макнери сразу вспомнился Серж Коре и дорогущий «Стейнвей», с помощью которого знаменитый пианист ублажал слух пассажиров конкурента-Звездофлота. Может, этот Прохор Ларуа-Момондуа – или как его там? – и настраивал концертный рояль на «Звездном ковчеге»?

– Да, из самих Туханей! – между тем подтвердил настройщик, размашисто кивнув и вновь чуть не упав на капитана. – Вы не знаете, что такое Тухани? О жалкие, ничтожные люди! Да ведь там работал на уборке картошки сам Алькор! И мемориальная доска есть! Вы хоть это понимаете? Или вы бесконечно далеки от нетленного, вечного?

Об Алькоре капитан Макнери слышал. Стихи этого литератора Темных веков декламировала в капитанской каюте Маркасса Диони.

– Почему вы решили, что кто-то переместил ваш санузел? – спросил он, пользуясь тем, что пассажир, кажется, стал вполне вменяемым.

Прохор Моруа-Ламондуа вскинул голову и сердито уставился на Макнери.

– Да потому что я пошел отлить, а когда вышел из туалета, то оказался не в своей каюте, а здесь! Туалет с функцией лифта – это, конечно, замечательно, но при чем тут я? Я настройщик роялей!

Монолог был произнесен чуть ли не на одном дыхании, с полной концентрацией сил, и на большее настройщика не хватило. Он завалился на верстак, поелозил руками и ногами, устраиваясь поудобнее и распихивая всякие недоремонтированные детали, закрыл глаза и затих. Задетый пупочный шарик выплеснул в пропахшее смазкой и прочими веществами пространство мастерской освежающую волну озона.

– Настройщик роялей, а нализался, как генер какой-нибудь, – осуждающе сказали в толпе.

Так ремонтники называли специалистов из отсека генераторов силового поля и, наверное, имели для этого какие-то основания. Хотя сами далеко не ограничивались питьевой водой, это Макнери знал точно.

«Хорошо, что он вырубился, – тоскливо подумал капитан. – Перенесут в каюту, проснется и подумает, что это ему приснилось».

Ему вдруг очень захотелось глотнуть коньяка. Даже если бы туалет в семьсот тринадцатой каюте действительно представлял собой кабину лифта, эта кабина никак не могла опуститься в ремонтную мастерскую. Потому что семьсот тринадцатая находилась над трюмом, и кабину сейчас отделяло бы от мастерской метров двести по горизонтали, а то и больше. Нет, дело тут было в каком-то изменении свойств самого лайнера, побывавшего в космовороте.

– А ведь дело-то тут нечисто, – чуть ли не шепотом произнес обладатель самого зычного среди ремонтников голоса Гош Батал, отдавший космосу не меньше лет, чем Макнери. И проницательно добавил: – Что-то неладное с нашей машиной, а, капитан?

Линс Макнери только молча поскреб бороду. И подумал о том, что в происшествии опять фигурирует санузел. Два случая – это уже закономерность или еще нет?

…Возможный ответ на этот вопрос капитан получил через трое суток, когда грузопассажирник серии «Кюндай» был на подходе к Луисии. Причем ответ пришел лично ему, Линсу Макнери.

Вот как было дело. Движимый все тем же беспокойством, Макнери совершал очередной обход лайнера. Не подозревающие ничего плохого пассажиры, как всегда, пили-ели-развлекались в многочисленных пунктах общепита и прочих заведениях. В коридорах тоже было людно, а дети даже умудрялись играть в футбол. Капитан прошел по кругу всю десятую палубу и свернул в боковой коридор, ведущий к служебным помещениям. Коридор был сравнительно узкий, не манил дверями увеселительных заведений, поэтому тут царили тишина и покой. Макнери сделал всего несколько шагов, когда на полу перед ним вдруг возникло нечто неправильной формы, сероватое, похожее на лужу. Капитан едва успел остановиться у самой кромки этого невесть откуда взявшегося странного образования и ощутил прилив привычной уже тревоги.

«Что – опять?» – обреченно подумал он, глядя на свое нечеткое отражение в лужеподобном феномене.

В следующий миг отражение исчезло, и в глубине лужи словно открылась круглая дверца. За дверцей было светло, и капитан через пару секунд сообразил, куда она ведет. Это был как бы вид сверху на служебную каюту стюардов. Причем на каюту, которая находилась, судя по присутствующим там личностям, на второй палубе. То есть на восемь палуб ниже того уровня, где стоял сейчас Линс Макнери. Впрочем, после случая с настройщиком роялей, этот фокус его почти не удивил. Как и тот факт, что в действительности каюта находилась не перпендикулярно под ним (как показывала «лужа»), а по диагонали. Или по гипотенузе. Тело корабля явно претерпело некие метаморфозы. К счастью, пока не опасные. Пока?…

Да, такой фокус капитан воспринял почти спокойно. И то, чем в рабочее время занимались четверо стюардов в своем служебном помещении, его тоже не слишком удивило. Но расстроило и разозлило. Потому что эти специалисты по обслуживанию пассажиров занимались, если верить тому, что показывала «лужа», обслуживанием самих себя. Причем обслуживанием спиртными напитками. И хоть бутылки с портвейном стюарды прятали под столом и пили из кофейных чашек, но уж капитана-то им было не провести. Впрочем, они, судя по всему, и не подозревали, что руководитель трудового коллектива видит, чем они занимаются. А через несколько секунд оказалось, что он еще и слышит их разговор!

– Все-таки надо было не «Семьдесят второй» брать, а «Агдам», – с видом специалиста изрек рыжеволосый стюард по имени Чиген. А вот фамилии его Макнери не помнил.

– Ва, это чем же «Агдам» лучше? – прищурился сидящий напротив носатый севан Ога Заназа, автохтон Мхитара. – Тем, что белый, а не розовый?

– Градусов в нем больше, окраина, при том же объеме, – снисходительно пояснил Чиген. – Восемнадцать и девятнадцать – есть разница или как? И сахарочку, опять же.

– Тогда уж лучше вообще коньяка накатить, как наш Биг-Мак, – заметил третий участник безобразной попойки в рабочее время по фамилии Штыря. А вот имени его капитан не помнил. – «Арарат», сорок два градуса. Не бормотуха какая-нибудь! Вася из ремонтной рассказывал: чинил что-то у Биг-Мака в каюте, так пять пустых бутылок за креслом стояло! Пять, парни! Вот где прорва!

Линс Макнери даже зашипел от возмущения. Эти молокососы… точнее, портвейнососы даже не понимали, что он, капитан, пьет, в отличие от них, в силу производственной необходимости!

– Ты Биг-Мака не цепляй, паря, – сурово сказал четвертый стюард, широколицый и скуластый, с характерными для енидиев прямыми сросшимися бровями. Звали его – это капитан помнил хорошо – Хули Гули, и на «Пузатике» он ходил уже лет пять. – Ты сначала оттруби столько, сколько он, вот тогда тоже сможешь коньяк себе позволить… если организм согласится. Пять бутылок, говоришь? А восемь не хочешь? А банку айяуаски на конечной, в Брайсе, на Джаджедже? Одним махом! Да запить литром чангаа – заметь, настоящего чангаа, с аккумуляторной кислотой и жидкостью для бальзамирования, а не той хрени, что рекламируют на Троглонии. Полирнуть все это черным даррайским пивом, дополнить «Кубанской» пополам с «Зубровкой» и после всего этого, вернувшись из кабака, принять личное участие – личное, Штыря! – в настройке трехлинейного стоп-сигналлера. Ты можешь такое себе представить? Я не говорю: «Сделать». Я говорю: «Представить!»

– Да-а, сильно! – уважительно покивал Штыря. – Зачет!

– Вот то-то и оно, – назидательно наставил на него палец Хули Гули. – Потому он и капитан, а ты – нет. Не каждому дано.

– Но стремиться надо, – заметил рыжий Чиген и наполнил чашки новыми порциями портвейна. – Будем считать, что мы на правильном пути. Пока потренируемся «Семьдесят вторым» – хотя я все-таки за «Агдам», – потом будем переходить на новый уровень. Не говорю, что достигнем уровня Биг-Мака… насчет аккумуляторной кислоты и прочего – но хотя бы до уровня коньяка должны добраться.

– Во всяком случае, пример Биг-Мака нас будет вдохновлять! – воодушевленно воскликнул Ога Заназа. – Вот что значит старая школа!

Слушая все это, капитан едва сдерживал слезы умиления. Эти славные парни вовсе не ломали перед ним комедию – они и не подозревали о том, что их видят и слышат, и никто из них ни разу не поднял глаза к потолку. Они действительно уважали его, Линса Макнери, «Биг-Мака», они восхищались им, они хотели стать такими же, как он! Да, это долгий и трудный путь, но ведь ему же удалость пройти его – возможно, удастся и этим ребятам…

Стюарды опустошили чашки, но это был отнюдь не финальный аккорд, потому что под столом стояли еще три бутылки. Точнее, три бутылки находились в поле зрения Макнери, а там могло быть и больше. Хотя капитан верил в то, что эти замечательные парни не позволят себе выпить много в рабочее время. По бутылке на брата будет в самый раз. Он был готов бесконечно слушать рассказы о себе и надеялся на то, что разговор продолжится именно в этом направлении. Но каюта стюардов вдруг исчезла, словно там выключили свет – а вслед за ней пропала и удивительная лужа на полу. Капитан стоял посреди пустынного, как и раньше, коридора и вглядывался в пол. Но феномен больше не давал о себе знать.

После всего услышанного о себе было бы как-то неправильно спускаться на вторую палубу и устраивать разнос нарушителям трудовой дисциплины. Но идти было нужно – дабы удостовериться, что все это не галлюцинация или какой-то иной перекос психики, а самая настоящая объективная реальность, существующая, как сказал кто-то из древних мыслителей, независимо от нас. И Макнери, развернувшись, быстро зашагал к лифтам.

Вторая палуба встретила его громкой песней, льющейся из ближайшего бара.

Робеть Макнери не собирался, но отдавал себе отчет в том, что рейс может закончиться очень печально.

Подойдя к служебной каюте стюардов, он достал свой капитанский жетон, поднес к двери и отпер ее. И сразу убедился в том, что загадочная лужа показывала реальную картину. За столом сидели четверо стюардов: Чиген, Ога Заназа, Штыря и Хули Гули. Перед ними стояли в очередной раз наполненные чашки, и в каюте витал специфический запашок «Портвейна 72». Прятать чашки стюарды не пытались – было уже поздно. Они молча таращились на капитана, понимая, что влипли. Хотя нет – сумевший сохранить самообладание Хули Гули взял свою чашку и медленно отпил из нее. Всем своим видом он демонстрировал, что пьет именно то, что и принято пить из кофейных чашек – кофе.

«Молодец», – оценил Макнери находчивость стюарда.

Чтобы не заставлять этих чудесных малых чересчур волноваться, капитан не стал к ним приближаться – могли ведь и бутылки задеть ногами и уронить, – и вполне дружелюбным тоном сказал с порога:

– Привет, хлопцы! Я, собственно, просто мимо проходил и решил заглянуть. Хочу дать вам один совет, и очень настоятельный: если уж решили тренироваться, то постарайтесь заниматься этим во внерабочее время. Сами понимаете – нажалуется на вас кто-нибудь из пассажиров, а скорее – пассажирок, и будут неприятности. А зачем притягивать неприятности, если они и так приходят, когда не ждут? Мотайте на ус, хлопцы!

Стюарды изображали немую сцену и даже, кажется, не дышали. Макнери в воспитательных целях обвел их строгим взглядом и развернулся, намереваясь покинуть каюту. И на прощание добавил через плечо:

– А один компонент ты не упомянул, Хули: не просто черное даррайское пиво, а пополам с чачей. С забористой чачей!

Капитан оставил дверь каюты открытой и направился назад. За спиной у него было очень тихо. Понятное дело, стюарды решат, что в каюте без их ведома установили камеры наблюдения. Что ж, это, возможно, удержит их от новых нарушений трудовой дисциплины.

… Переходы от Луисии до Тинабуро, а оттуда до Амисара состоялись без происшествий, и Макнери уже начал думать, что «космоворотная болезнь» прошла. Однако на пути к Монтайке случилась очередная неожиданность. На этот раз она была связана с отсеком скафандров высокой защиты четвертой палубы. Как доложили капитану, кто-то проник туда, забрался в скафандр и кругами бродит по коридору четвертой палубы, шатаясь, размахивая манипуляторами и пугая пассажиров. Конечно, случай был из ряда вон выходящим, но в нем трудно было усмотреть проявление все того же «космоворотного недуга». Пассажиры вряд ли смогли бы открыть запертый отсек, значит, эту затею устроил кто-то из членов экипажа. Однако чутье бывалого космического волчары подсказывало капитану: не все тут так просто.

И чутье в очередной раз не подвело. Когда Макнери добрался до четвертой палубы, объемистая конструкция, предназначенная для изоляции живых существ от внешней среды, уже не колобродила, а стояла посреди коридора на четвереньках, опустив шлем. Вокруг нее толпились стюарды, палубные и специалисты из технического отдела. Пассажиров разогнали, но они выглядывали из кают, баров и из-за углов. По словам очевидцев, некто, залезший в скафандр, утратил активность сам собой, а не по причине чьих-либо действий.

– Наверное, вырубился, – сказал капитану заместитель начальника техотдела Золтан Чаупок.

– Почему не открываете? – осведомился Макнери, обойдя вокруг массивного скафандра, и щелкнул пальцем по кружку наспинного замка.

– Заблокирован изнутри, – пояснил Чаупок.

– Вскрывайте! – бросил Макнери. – Возмещение ущерба за счет шутника. Уволю и высажу на Монтайке!

Чаупок сделал знак своим специалистам, и те, поковырявшись в замке нужными штуковинами, справились с задачей. И вот тут-то и обнаружилось, что в скафандре никого нет. Ни-ко-го! В заблокированном изнутри (!) скафандре! Из одной его ступни была извлечена пустая бутылка коньяка «Арарат», а из второй – еще одна. В ней осталось на полпальца столь любимого капитаном напитка.

Именно в эти мгновения Линсу Макнери стало по-настоящему страшно. Наказав Чаупоку разобраться с тем, как скафандр сумел сам собой расхаживать по коридорам, капитан устремился в свою каюту. Открыл заветный шкаф, пересчитал наличествующие там бутылки с драгоценным содержимым – и едва сумел удержаться на ногах. Оказалось, что бутылок ровно на две меньше, чем должно было быть. Коварный Космос нанес удар ниже пояса, покусившись на самое святое! Причем сделал это уже во второй раз – ведь случалось уже такое, что коньяк потерял свой вкус. Правда, тот удар не стал роковым. И вот – опять… Капитан не сомневался в том, что разбирательство со скафандром ни к чему не приведет. Никто не пил там коньяк и не бродил по кораблю в этом специфическом наряде – это опять давала о себе знать «космоворотная болезнь». И более всего на свете Макнери хотел бы получить ответ на вот такой вопрос: куда подевался коньяк из бутылок? Однако он знал, что в этом вряд ли под силу было бы разобраться не только ему, но и полиции со всеми ее Шерлоками Тумбергами и прочими кадрами… Оставалось надеяться только на то, что подобное не повторится.

После этого случая капитан ежедневно пересчитывал свои коньячные запасы. Бутылок не становилось меньше… но в системе звезды Крилис приключилась новая напасть. И напасть эта была, пожалуй, пострашней всех предыдущих – не считая, конечно, исчезновения двух бутылок коньяка из заветного шкафа. Едва «Пузатик», вынырнув из подпространства, начал набирать ход, как в сопле главного двигателя обнаружилась трещина. Возможно, «космоворотная болезнь» и не имела никакого отношения к ее появлению, но капитану от этого было не легче. Пришлось в срочном порядке глушить главный двигатель и переключаться на вспомогательные движки. Ремонтная бригада залепила трещину пластырем, и касательно своевременного прибытия на Боагенго проблем не было. Проблема была в другом – грузопассажирник не сможет продолжать рейс до тех пор, пока специалисты в космопорте Заахи не проведут тщательное обследование пострадавшего сопла и не дадут заключение: нужно ли его менять или нет. А значит, пребывание на Боагенго могло затянуться на кто его знает какой срок.

Черная полоса продолжалась, и удрученный донельзя Линс Макнери дал себе твердое слово: пока будет идти проверка, он обязательно посетит портовый кабак. Нет, не для того чтобы напиться – просто развеяться, хоть на время отвлечься от неприглядной действительности, столь щедро раздающей оплеухи, пинки и подзатыльники. В последнее время боги Космоса изменили свое отношение к нему, Линсу Макнери, причем в худшую сторону. Неужели намекали: «Пора на пенсию, ветеран звездных дорог, пора…»?

«Врешь, не возьмешь! – стиснув зубы, сердито подумал капитан и открыл очередную бутылку коньяка. Эти слова он адресовал боссу всех космических богов, если таковой имелся. – Не получится списать меня на берег! Мы еще повоюем, зададим жару, покажем и Кузькину мать, и где раки зимуют, и почем сотня гребешков!»

Да, поход в кабак был просто необходим. Иначе психика могла дать такую трещину, с которой не справится никакой пластырь…

Но, учитывая ситуацию, этот поход не следовало превращать в коллективное мероприятие. Число собутыльни… то есть участников тематического культпохода «Особенности заахской кухни» должно было находиться в интервале от двух до четырех, не больше.

«Не дождетесь! – теперь Макнери имел в виду всех космических богов. – Ничто нас в жизни не может вышибить из седла! До тех пор, пока в шкафу стоит хотя бы одна бутылка «Арарата», я буду летать!»

Так решил капитан.

И немедленно выпил.