Книга: Грендель
Назад: Глава 8. Болт с резьбой
Дальше: Глава 10. Кривые пути

Глава 9. Тайна винного погреба

Это вам не тили-тили,
Это вам не трали-вали —
У зловредной тети Цили
Вздохи слышатся в подвале!

Из песни Темных веков
– Ну что, накатим по паре капель? – минут через сорок пять бодро предложил капитан «Пузатика». – За встречу и успешное разруливание ситуации.
– Да мы вроде как в командировке, – сделал не очень уверенную попытку возразить Аллатон.
– Ха! А когда же пить, как не в командировке да на рыбалке? – без труда нашел весомый аргумент Макнери.
– Я тоже в командировке, но не пью, – сказал Тумберг, копаясь в своей сумке в поисках гасителя – таблеток, нейтрализующих действие алкоголя. Хотя принимать его нужно было бы гораздо раньше, и не один раз.
– Это ваши проблемы, Шерлок, – вновь парировал капитан.
– По паре капель не помешает, – авторитетно заявил Хорригор. – Как раз то что надо для расширения сосудов.
– Да, от Арисиной пексаревки любые сосуды расширяются, – подтвердил капитан. – Даже вот такие, – он кивнул на заварочный чайник, который Люжная уже вытащила из-под сарафана и поставила на стол. – Огонь, а не пойло!
– Не пойло, а настойка, – с легкой обидой произнесла хозяйка таверны. – У меня пойла не бывает.
– Ты меня неправильно поняла, Ариса, – улыбнулся Макнери. – В данном случае я употребил это слово как синоним к словам «питье» и «напиток». Без отрицательного смысла.
– Ну, мля, то один профессор тут распинался, теперь другой нашелся! – грохотнула Люжная. – Скажи спасибо уважаемым господам магам и господам полицейским, а то я бы уже вытурила вас отсюда и делом занялась!
– Голос твой – мне отрада, – еще шире улыбнулся капитан. – К тебе в тоске я стремился. Ты жадное сердце вновь – благо, благо тебе! – мне любовью жжешь.
– Пексаревка сердце тебе жжет, а не что-то другое, – сердито сказала тавернщица, но было видно, что ей по нраву слова Макнери. Впрочем, капитан не импровизировал, а не совсем точно цитировал Сафо Митиленскую – поэтессу эпохи Темных веков.
Он понимал: Ариса ведет себя с ним так задиристо, чтобы не показать свои истинные чувства.
Протокол был уже составлен и подписан, полицейские покинули таверну, Юрри Урбанта увез автозак, и жизнь на привокзальной площади возвратилась в привычное русло. Когда маги приблизились к таверне, их окликнул вышедший на крыльцо Шерлок Тумберг, и Аллатон с Хорригором присоединились к компании, которая устроилась в питейном зале. Помимо этих троих, за сдвинутыми столами расположились дальнолетчики, майор Хабибрахманов, Станис Дасаль и хозяйка «Трех пексарей». Магам рассказали о том, что привело сюда капитана Макнери с сопровождающими, почему тут находятся два следователя и какие события совсем недавно происходили на площади и в зале таверны. Маги, в свою очередь, поведали о причине своего появления в космопорте «Зааха»: о командировке на Грендель по линии Академии наук и необходимости установить наводчик на их транспортное средство.
Специалисты местного завода «Точприбор» прибыли в космопорт еще до посадки транспортника и теперь возились с монтажом и регулированием наводчика в рубке управления. Поскольку процесс этот должен был занять немало времени, маги решили размять ноги прогулкой и подышать здешним воздухом – близость хвойных лесов делала его весьма полезным для здоровья. Дарий же и Тангейзер, а уж тем более Бенедикт Спиноза остались на транспортнике, с удовольствием наблюдая за наладкой очень важного прибора.
Хорригор сообщил о пробуждении Изандорры, чем порадовал тех, кто был в курсе, капитан Макнери посетовал на черную полосу, Шерлок Тумберг немного порассуждал на тему о том, как тесен мир. А Дасаль, отвечая на невысказанный вопрос магов, заявил о своей ведущей роли в поимке расхитителя общесоюзных ценностей. И добавил, что гуляет тут сам по себе, и правоохранительные органы не имеют к нему никаких претензий. «Чистая совесть – вот залог полнокровного существования», – изрек он, глядя на магов честными-пречестными глазами.
И вот после всего этого насыщенного информационного обмена капитан «Пузатика» предложил отдать должное пексаревке.
Хоть Ариса Люжная и благосклонного отнеслась к чуть переиначенным капитаном строкам древней земной поэтессы, разговор она повела совсем не в ту сторону, куда хотелось бы Макнери.
– Кому-то пексаревка сердце жжет, а кому-то нужно вилки считать, – сказала она.
– Я же обещал: поможем! – воскликнул космический волк. – Только попозже. Понимаешь, Ариса, с соплом в любой момент могут закончить. Позвонят – и нам придется возвращаться на борт, так и не отведав твоего замечательного напитка. И господ магов могут вскорости на старт позвать. Не томи, а?
Тавернщица, кажется, не уловила всей противоречивости слов капитана. А возможно, не хотела создавать неблагоприятное впечатление о себе у могущественных магов и сотрудников полиции. Как вскоре выяснилось, были у нее и еще кое-какие соображения на этот счет.
– Ладно, – сказала она, – все равно рабочий день мне перекроили с этими бомбами. Но персоналу я сегодня устроила выходной, так что разносолов не будет. Может, хлеб какой-то и найдется или бублики…
– Да нам главное не бублики, а пексаревка твоя расчудесная! – встрепенулся Макнери. – А рукавом нам занюхивать впервой, что ли?
– Кому-то будет и впервой, – тихонько сказал Шерлок Тумберг, покосившись на сидящего рядом Ильмира Хабибрахманова.
– А мне приходилось, – так же тихо произнес коллега. – Сугубо в интересах дела, разумеется.
Между тем тавернщица поднялась со стула:
– Тогда мне нужны помощники, как минимум два. Я же не вьючное животное.
– Араф, Хули, подсобите кормилице! – мигом распорядился капитан Макнери.
– Поилице, мля! – усмехнулась Люжная и поплыла из зала.
Старший техник и стюард поспешили следом за ней.
– Фемина-а! – пропел Макнери, провожая ее восхищенным взглядом. – Люжная – жемчужная! Строгая, но справедливая… Как она его чайником звезданула!
– А мы его по морде чайником, и самоваром, и паяльником! – весело вставил Коста.
– Ты тоже молодец, Элвис! – похвалил капитан своего первого помощника. – Все мы молодцы, почти синхронно сработали, обезвредили нарушителя закона. Кстати, а что там такое с твоей «фляжкой»? Она включилась, что ли?
Элвис Коста полез в карман и достал дядюшкин подарок. Как только Умелец увидел эту диковинку, в его глазах вспыхнули огоньки, как до этого у Юрри Урбанта – опытный специалист по раритетам сразу оценил уникальность вещицы.
– Уже выключилась, – сказал Коста. – Но теперь я знаю, что это не простой кусок металла или чего-то там еще.
– А что это за приспособление? – заинтересовался Аллатон. – Узор какой-то знакомый… Погоди-ка, погоди-ка… А! Почти такой же был на шкатулке моей мамы. С детства помню эту шкатулку, а потом мама ее куда-то подевала, не знаю… Или просто я подрос, и такие вещи потеряли для меня всю свою привлекательность.
– Это мне подарил мой дядя на день рождения, – объяснил Коста.
Он начал рассказывать историю, случившуюся в конце октября, но тут вернулась тавернщица с сопровождающими. Люжная шла налегке, а Хули и Араф несли подносы с высокими кувшинами и изящными розовыми фарфоровыми стаканчиками.
– Именно из такой посуды надлежит употреблять настойку «Пексарская», – авторитетно сказала Ариса, расставляя красивые маленькие сосуды.
– Странно… – поднял брови Макнери. – Не припомню, чтобы я когда-нибудь пивал здесь из таких емкостей. У тебя же гранчаки в ходу!
– Правильно! – кивнула хозяйка таверны. – На вас же, пьяных растяп и буянов, фарфора не напасешься. Да и метать гранчаки гораздо эффективней. Но по всем правилам, настойка «Пексарская» подается в фарфоровых стопках, и запивать ее рекомендуется двумя маленькими глотками сока из свежевыжатого сельдерея. Но где ты у нас найдешь сельдерей? Да и цена подскочит втрое.
– Не нужен нам никакой сельдерей! – махнул рукой капитан и потянулся к кувшину с настойкой. – Это пусть «лисы» пьют с сельдереем, а мы по-простому, по-рабочему…
– Закуски нет, – проинформировала тавернщица. – Вернее, есть, но настойку «Пексарская» хлебом с луком не закусывают. Настойку «Пексарская», по всем правилам, следует закусывать корнишонами, но они нынче дороги.
– Да ладно тебе, Ариса! – Макнери уже подносил ко рту наполненный до краев стаканчик. – За встречу! А вторая будет за успешное разруливание.
Все выпили, даже Аллатон – правда, пандигий сделал всего глоток. Люжная, опустошив сосудик, тут же деловито спросила:
– Как насчет оплаты?
– Не волнуйся, рассчитаемся, – заверил ее Макнери, жестом показывая, чтобы все наливали по второй. – Народ мы солидный, никто не уйдет как бы в туалет и с концами. А если и уйдет, то когда-нибудь сюда вернется. А если и не вернется, на других отыграешься… Шутка! – последнее слово капитан добавил, увидев, что Люжная нервно передернула плечами. – Но первая-то была за счет заведения, правильно?
– За счет заведения бывает, когда заведение работает, – ответила тавернщица. – А сегодня переучет.
– Ладно, Ариса, все оплатим. Даже то, что ты сама выпьешь. – Капитан вновь поднял стаканчик; настойки там было налито чуть ли не с горкой. – За победу над злодеем! Третья, разумеется, будет за великолепную чайникометательницу.
И снова все выпили. Аллатон на этот раз выцедил стаканчик до дна. Дасаль, у которого пексаревка наложилась на недавний ликер «Иорданские струи», тихо икнул и деланно закашлялся.
– Вот есть же на свете хорошие напитки, – изрек Макнери, повозив под носом рукавом комбинезона. – Я сейчас не говорю о коньяках, это другая категория, я о пексаревке. Да, олдевка тоже хороша, согласен, Элвис? Но…
– Олдевка порезче будет, – высказал свое мнение первый помощик.
– Ну просто с языка снял! – воскликнул капитан. – Я к тому и вел! Да, олдевка у Бронни Гро замечательная… Кстати, – он повернулся к Люжной, – у тебя «Три пексаря», а у нее, на Шавьерии, «Три хорька»! Э-э, о чем я? А! Замечательная, говорю, олдевка, но Элвис очень точно подметил: резковатая! Словно тебя по черепу изнутри топором хряснули! Пексаревка же – штука потоньше, я бы даже сказал, поаристократичней. Есть в ней нечто бархатистое, этакая нежность щеки ребенка, трепет пойманной рыбы, но есть и мощь двигателя, неотвратимость финиша, крепость силового поля. Мягкий огонь, и существо твое плавится, и размягчаются мозги… в хорошем, разумеется, смысле… И нисходит на тебя вдохновение, и ты витаешь в этаких сферах, и язык твой превращается в звучный колокол, и глаголом жжешь ты сердца и почки людей, и все вокруг предстает в ином, прелестном свете… а потому, господа, нужно выпить еще, пока есть такая возможность! Так наполним же стаканы и содвинем их разом, как любит говорить один мой приятель. А выпьем мы, как я уже анонсировал, за владелицу этого прекрасного пункта общественного питания, неустанно заботящуюся о поднятии духа экипажей и пассажиров космических транспортных средств, а также местного населения, с удовольствием посещающего этот самый пункт, несмотря на его удаленность от столицы! Хороших тебе клиентов типа нас, Ариса, и да не переводится у тебя эта замечательная настойка, весть о которой мы, присутствующие здесь, разнесем по всем мирам! Мы говорим – Ариса, подразумеваем – настойка, мы говорим – настойка, подразумеваем – Ариса! За тебя, хозяйка «Трех пексарей»!
И опять все выпили, хотя бы для того, чтобы прочувствовать всю справедливость слов Линса Макнери насчет прелестных качеств настойки «Пексарская».
А потом Аллатон попросил Элвиса Косту продолжить повествование о подаренном ему непонятном предмете. И Элвис все рассказал, причем язык у него слегка заплетался.
– Ну что ж, налицо очередная тайна, – задумчиво произнес Хорригор после того, как эту историю запили пексаревкой. – Данное приспособление вполне могло болтаться в космосе с наших с Алом времен. Среда неагрессивная, трения нет, износ не грозит. Коль она включилась, значит, находится в рабочем состоянии…
– Но тут же и выключилась, – заметил Коста.
– И тем не менее, – воздел палец к потолку Хорригор.
– А если попробовать ее опять включить? – предложил Хули Гули. – Шандарахнуть об пол…
– Это же раритет! – подскочил на стуле Дасаль. – С раритетами нужно аккуратно, в натуре!
– Тем более с неизвестными, – поддержал его Аллатон. – Где гарантия, что это не какое-нибудь средство поражения? Кроме того, нельзя исключать, что эта «фляжка», по терминологии господина Макнери, может содержать магический элемент. К сожалению, действие столь высокохудожественно воспетого господином Макнери напитка не позволит нам с Хором выяснить это прямо сейчас. Вот если бы мы могли взять ее с собой и хорошенько поработать с ней во время полета…
– Да я не возражаю, – сказал Элвис Коста. – Мне и самому интересно знать, что же это все-таки такое.
Он достал «фляжку» из кармана и передал Аллатону.
– Мы ее вам обязательно вернем, – пообещал пандигий. – Свидетелей более чем достаточно.
– Я во франты не подписывался, – тут же заявил Станис Дасаль. – А то потом затаскают… – он покосился на следователей.
– Тайны, тайны… – все так же задумчиво произнес Хорригор, никого уже не слушая. Он откинулся на спинку стула, сцепив руки за головой, и эта поза говорила о том, что крепкий напиток оказал воздействие на организм древнего мага-мутанта. – Кто-то когда-то бросил пустую бутылку за борт, и подхватили ее космические течения и ветры, и понесли, понесли… А через миллион лет выловили эту бутылку и ломают голову: что же это такое?
– Да, тайны имеют-таки место быть, – поддержал тему капитан, наливая себе еще настойки. – То фраза какая-то непонятная звучит по дальсвязи с разных направлений, то чей-то голос в доме раздается и требует найти серебряный палец… – это он вспомнил коньячные посиделки на Можае с участием постсержанта полиции Дунго Коваржека и профессора Карце. – То музыка в пустой каюте звучит…
– А если вспомнить «Святую Елисавету»? – подключился Шерлок Тумберг. – Танкер на ходу, а экипажа и след простыл. И это не в глубоком космосе, а между Землей и Марсом, куда, можно сказать, детишек без присмотра гулять отпускают!
– А вот это неправильно, – осуждающе мотнул головой Ильмир Хабибрахманов. – У нас такие детишки на пятом километре чуть весь лес не сожгли.
– Ребята еще рассказывали, – присоединился к беседе раскрасневшийся Хули Гули, – как в системе то ли Ану, то ли… в общем, не помню уже, бригада ремонтников к ретранслятору пошла. На своем баркасе. И тоже – баркас торчит, пришвартованный, все чин-чинарем, а бригады нет. И на ретрансляторе тоже нет. И космос вокруг пустой, как вот эта емкость, – он потряс своим стаканчиком. – Никаких сигналов не подавали, ничего… Всю систему прочесали – ноль!
– Только потом двое все же отыскались, – вставил Араф и жестом не очень трезвого человека без надобности провел рукой по бритой голове. – Причем на разных планетах.
– Трое, – уточнил Коста. – И ни один не мог объяснить, как там очутился.
– Ретранслировались, – усмехнулся Дасаль. – Или горбатого лепят. Все на свете можно объяснить… ну, придумать объяснение. Почему мясца в баланде нет? А потому что вчера вечером дождь зарядил!
– Что-то в ваших словах есть, – оценил Аллатон. – Хотя далеко не все так однозначно. Вернее, отнюдь не однозначно. Но это отдельный разговор.
– Вот вы все про космос да про космос, – вмешалась Ариса Люжная, блестя слегка разъезжающимися глазами. – Мол, где-то там, в какой-то там тридевятой системе, в тридесятой подсистеме… А у меня прямо тут тайна! Прямо тут! – она стукнула по полу ногой в черной туфле. – Вон вас сколько тут собралось, специалистов всяких… и маги, и полицейские… Может, попробуете разобраться? Тогда я и деньги за выпивку брать не буду!
– А в чем дело-то? – насторожился Хабибрахманов. – У вас есть какое-то заявление?
– Заявления у меня нет, у меня тайна есть, – ответила тавернщица и перевела взгляд на капитана. – Ты вот хорошо пожелал, Линс, насчет настойки, чтобы она не переводилась… Но тут такое творится, такое творится! Ужас!
– Вы можете конкретно изложить проблему? – деловито спросил Шерлок Тумберг.
– Могу! – размашисто кивнула Ариса Люжная, налила себе полстаканчика и выпила залпом.
Отдышалась – и приглушенным голосом начала излагать свою таинственную историю, обводя затаивших дыхание слушателей скорбным взглядом.
Случилось это, по ее словам, в начале года, одним вьюжным холодным вечером. Из-за густейшего снегопада многие прибывшие пассажиры не рискнули добираться до столицы, поэтому все питейные заведения космопорта были переполнены. Таверна «Три пексаря», конечно же, не составляла исключения. Кроме прибывшего на Боагенго разношерстного люда, там пережидали разгул стихии и закончившие смену портовые работники. Среди них – докер Вольдемар Пуринашвили, личность, известная в своем кругу пристрастием к алкоголесодержащим напиткам и непредсказуемым поступкам, вызванным этим самым пристрастием. Собственно, в тот ненастный вечер Пуринашвили уже не являлся докером космопорта «Зааха» – завершившаяся рабочая смена была финальным этапом отработки после написанного им заявление об увольнении по собственному желанию. И он это увольнение отмечал вместе с бывшими коллегами. Причем отмечание осуществлялось столь интенсивно, что часа через два после начала застолья Вольдемар, судя по его поведению и невнятным высказываниям, весьма неотчетливо осознавал и себя, и окружающее. Компаньоны от него не очень отставали, и в конце концов потеряли друг друга в битком набитой народом таверне. Кто-то ушел в туалет, а потом прибился к другой шатии-братии, кто-то поперся через заваленную снегом площадь в здание вокзала поискать приключений в других кабаках… В общем, за составленными столами осталось человек пять из бригады докеров, и Вольдемара Пуринашвили среди них не было. Никого его исчезновение не обеспокоило – в такой стадии обычно уже ничто не беспокоит, да ведь и не раз уже случалось подобное. Пьянка-гулянка продолжалась, и те, кто принимал в ней участие, давно забыли, по какому поводу они тут собрались.
Ариса Люжная в тот сумасшедший вечер трудилась наравне с официантками, разнося напитки и закуску. Она хоть и запарилась, но пребывала в приподнятом настроении – выручка обещала побить все рекорды. Компанию докеров она тоже обслуживала, но причина застолья была ей неизвестна. Да ее никакие причины и не интересовали – пьют люди, ну и пусть себе пьют, лишь бы платили, не буянили да мебель не портили. В какой-то момент оказалось, что запасы спиртного в разливочной иссякли, и надо спускаться в подвал. Тавернщица сама взялась за это дело и, прихватив два ведра, направилась в подземные закрома.
Винный погреб располагался не только под зданием таверны, но и тянулся метров на двадцать от нее, вглубь прилегающего к привокзальной площади сквера. Его местонахождение обозначали торчащие там, среди кустов, дефлекторы на оголовках вентиляционных труб. В этом подземном зале хранилось в бочках множество вин и других алкогольных напитков, включая гордость Арисы Люжной – настойку «Пексарская». Сама настойка производилась на предприятии в одном из пригородов Заахи.
Открывшая с порога подвала картина настолько поразила тавернщицу, что ведра выпали из ее вмиг ослабших рук. Из крана ближайшей бочки тонкой струйкой лилась на пол пексаревка. В образовавшейся луже лежал на боку Вольдемар Пуринашвили. Глаза его были закрыты, на лице блуждала блаженная улыбка. За те секунды, пока ошеломленная женщина стояла столбом, экс-докер успел пару раз поводить языком в луже, с хлюпаньем втянуть порцию настойки и громко почмокать. Причем ясно было, что делает он это не сознательно, а чисто рефлекторно, во сне. И можно было только гадать, что ему видится, какие образы плавают в его пропитанных алкоголем мозгах. Судя по физиономии Пуринашвили, собственные видения ему очень нравились.
Когда остолбенение прошло, разгневанная Ариса Люжная принялась действовать. Метнувшись к бочке, она закрыла кран и буквально одним рывком поставила на ноги перепившего клиента, позволившего себе такую неслыханную наглость, как вторжение в святая святых таверны – винный погреб! Подобных случаев тут не бывало. Не успел Пуринашвили прийти в себя, как тавернщица с громкой руганью пинками погнала его из погреба. Вольдемар пытался упасть, спотыкаясь на ступенях, но бывшая гандболистка придерживала его одной рукой за шиворот, а другой подталкивала в спину, продолжая пускать в ход и ноги. Усилия тавернщицы привели к тому, что Пуринашвили начал что-то соображать и даже попытался сопротивляться. Однако ничем хорошим для него это не кончилось: путь по коридору завершился у двери служебного входа. Наглый клиент, получив финальный удар, вылетел в метель, а вслед ему продолжали нестись проклятия. «И чтоб ноги твоей больше тут не было!» – кричала рассвирепевшая Люжная. Пуринашвили постоял по колено в снегу и побрел, пошатываясь, в сторону ведущего к Заахе шоссе…
А тавернщица, чуть остыв, принялась корить себя за то, что не потребовала немедленного возмещения убытков. Но бросаться вдогонку за клиентом в снежную сумятицу все-таки не стала. Она вернулась в погреб и тщательно вымакала пахучую алкогольную лужу, раз за разом выкручивая тряпку в ведро. Добавила туда настойки из бочки, наполнила второе ведро и понесла в зал.
Белое неистовство прекратилось лишь к утру, и Люжная наконец объявила о закрытии таверны. Почти до полудня она отсыпалась на диване в своем кабинете, а на территории порта вовсю работали снегоуборочные машины. Собственно, ничего из ряда вон выходящего не произошло. Сообщение со столицей было вскоре восстановлено, а разные космические суда стартовали и финишировали независимо от капризов погоды. Таверна вновь открыла свои объятия сменявшим друг друга посетителям. В тот же день Люжная поставила другой замок на двери, ведущей в винный погреб, и еще раз помянула недобрым словом вконец оборзевшего клиента.
И только дня через два-три она из чьего-то разговора узнала о том, что в ту безумную ночь на дороге, соединяющей порт со столицей, утонул в снегу и насмерть замерз какой-то мужчина. Вольдемар Пуринашвили в таверне больше не появлялся, и было ясно, что речь идет именно о нем…
Особых угрызений совести Ариса не ощущала – ведь она же не заставляла Пуринашвили переться сквозь вьюгу пешком в столицу, словно мало вокруг было мест, где можно продолжить возлияния или поспать. Но некий дискомфорт в душе образовался.
Впрочем, каждый день приносил свои заботы, и все это не то что забылось, а затерялось где-то на задворках памяти. Правда, не навсегда, а до весны. Как-то раз, в апрельский, пропахший свежей зеленью вечер, Ариса Люжная в очередной раз посетила винный погреб. И вновь застыла на пороге под грохот выпавших из рук ведер. Нет, не текли по полу потоки вина, и никто не лежал у бочек, пьяно бормоча и пуская пузыри. Просто в тот момент, когда тавернщица шагнула через порог, по подвалу пронесся явственно слышный тяжелый вздох. Этот вздох перешел в приглушенный стон, леденящий кровь. Стонал явно мужчина. Тавернщица аж присела и уже собиралась броситься прочь из подземелья. Но тут ее наметанный глаз зацепился за ближайшую бочку. Вернее, за шкалу уровня жидкости. Судя по этой шкале, из бочки неведомо каким образом исчезли ни много ни мало девять с лишним литров настойки «Пексарская»! Забыв о странных вздохах и стонах, Люжная осмотрела все бочки с настойкой – картина была такой же.
Не теряя времени, хозяйка «Трех пексарей» стала разбираться с видеокамерами – и ничего необычного в их записях не обнаружила. Официанты уносили из погреба настойки не более, чем потом продавалось клиентам, и не позволяли себе наполнить не то что лишнее ведро, но и лишнюю рюмку. А никого постороннего камеры не зафиксировали. Что характерно, непонятное убывание содержимого касалось только бочек с пексаревкой. Во всех остальных объемистых деревянных вместилищах было именно столько алкогольных напитков, сколько и должно быть. Получалось, что из погреба неведомо каким образом исчезла чуть ли не сотня литров очень недешевой настойки «Пексарская». И это, разумеется, внушительно било по карману хозяйки питейного заведения. При тщательном обследовании бочек никаких дырок не обнаружилось, да и бочки были совсем новыми. И на испарение это исчезновение списать не получалось – в подвале поддерживался надлежащий температурный режим.
Несмотря на все свое неверие в разного рода чудеса и прочие аномальные явления, Ариса Люжная склонилась к мнению о том, что зловещие вздохи, стоны и исчезновение настойки каким-то непостижимым образом связаны с замерзшим зимней ночью Вольдемаром Пуринашвили, которого она изгнала из таверны. «Месть мертвеца» – так это можно было назвать. Конечно, от такого названия разило древними малобюджетными фильмами, но факт оставался фактом: странности начались после трагической смерти клиента. Пожалуй, самым печальным для тавернщицы было то, что дело не обошлось единичным случаем. Еще не раз и она, и посланные ею в подвал официантки слышали те же вздохи и стоны и констатировали примерно одинаковое по объему убывание настойки. Так продолжалось и до сих пор.
Преисполненная невольного страха перед этим феноменом, Люжная никому не рассказывала о том, что творится в винном погребе, и строго-настрого запретила своим подчиненным болтать о происходящем.
– Вот такие тут у меня непонятки, аж мороз по коже! – закончила тавернщица и хватанула еще стаканчик пексаревки. – Я бы, может, и дальше молчала, но коль уж тут собрались профессионалы…
– Интересно кызки пляшут… – задумчиво протянул майор Хабибрахманов. – Только вы зря заявление не подавали. Может, мы уже и разобрались бы.
– Ага, – недоверчиво повела на него глазом Люжная. – Разобрались бы или нет – неизвестно, а вот лавочку мою прикрыли бы точно. На всякий случай. Знаю я вас!
– Не мешало бы обследовать подвал на предмет магического воздействия, – сказал Аллатон, – но тут проблема та же, что и с «фляжкой»: мы с Хором пока не в состоянии этим заняться. Но можем попробовать по возвращении с Гренделя.
– Это кто-то из ваших ханку качает, зуб даю! – заявил Станис Дасаль. – Кто-то вас конкретно динамит, а косит под хрень всякую мистическую.
– И как же такое проделывать удается? – недоверчиво вскинул брови Элвис Коста. – Тут без техники никак, но разве ее утаишь?
– Тонкий мир, – многозначительно изрек Араф. – Это такая тонкая штука, что тоньше и не бывает. Вот так же на «Непобедимом», парни рассказывали, цистерна испарилась. Вместе со спиртом, между прочим.
– Да, слыхал такое, – кивнул Хули Гули. – Только не на «Непобедимом», а на «Дерзком», и не цистерна, а канистра, и не со спиртом, а с растворителем, и не испарилась, а вылили ее по ошибке в тормозную систему. А так все верно.
– Давайте прямо сейчас спустимся в подвал и посмотрим на месте, – предложил Шерлок Тумберг. – И у меня к вам будет несколько вопросов, госпожа Люжная.
– Вот это хороший подход, – сказала тавернщица и встала. – Тогда за мной!
Все поднялись со стульев и потянулись через зал в сторону всяких других помещений, причем капитан Макнери не забыл прихватить со стола один из недопитых кувшинов с настойкой. Прошли длинным коридором и спустились по ступеням к винному погребу. Хозяйка таверны отперла дверь – и в подвале сразу вспыхнул свет. От входного пятачка в разные стороны тянулись ряды бочек из темного дерева. Кое-где в сводчатом потолке виднелись отверстия вентиляционных труб, а на стенах поблескивали глазки видеокамер. В подвале было прохладно и как-то мрачновато, несмотря на яркий свет – возможно, из-за обилия темных бочек с темными же кранами. Да и пол был выложен коричневыми плитками.
– Да-а, трюм у вас солидный, – уважительно сказал Макнери. – Пить тут не перепить…
– Вот здесь он и лежал, – Люжная указала на ближайшую бочку.
– А как он сюда проник без ключа? – спросил майор Хабибрахманов.
– Наверное, дверь забыли запереть, – ответила тавернщица. – Я не выясняла.
Оба мага неторопливо осматривались, и ноздри Хорригора раздувались, словно он к чему-то принюхивался, хотя воздух в погребе был вполне нейтральным. Араф и Хули Гули подошли к облюбованной когда-то Вольдемаром Пуринашвили бочке и принялись с умным видом обстукивать ее костяшками пальцев. Дасаль, сунув руки в карманы коротких брюк, отправился прогуливаться между рядами, присматриваясь к сработанным под старину кранам. Элвис Коста позевывал и почесывал подбородок. Капитан Макнери совершил полный оборот на месте, подумал – и приложился к кувшину с настойкой. А Шерлок Тумберг сделал несколько шагов к ближайшей вентиляционной трубе, запрокинул голову и заглянул туда. Немного постоял так, потом подошел к бочке, возле которой крутились Араф и Хули, и провел пальцем по ее выпуклому боку. Вновь взглянул на отверстие в потолке, повернулся к тавернщице и задал вопрос:
– Это, насколько я понимаю, гурейский дуб?
– Он самый, – подтвердила хозяйка питейного заведения. – Дорогущий, зараза, но для «Пексарской» лучше не придумать. Специалисты подсказали.
– Да, ценная порода, – кивнул Шерлок. – Вы говорили, что бочки новые. А старые тоже были из гурейского дуба?
– Нет, – мотнула головой Ариса. – Я же говорю, дорогущие бочки получились. Хотя прежние тоже были не из дешевых.
– А когда вы бочки заменили? – продолжал допытываться Тумберг.
– Весной, – ответила тавернщица. – В апреле.
– А охи-вздохи эти уже при новых бочках начались? – не уставал подкидывать все новые вопросы Тумберг.
Люжная задумалась, приставив палец ко лбу.
– Кажется, да… Точно, при новых! – Она недоуменно посмотрела на Шерлока: – Но бочки-то тут при чем? Это они, что ли, стонут и «Пексарскую» выпивают?
– А даты исчезновения настойки из бочек назвать можете? – проигнорировал этот вопрос Тумберг. – Число и время.
– Да я как-то не запоминала… – растерянно развела руками тавернщица. – Бывало и днем, бывало и вечером…
– Но есть же записи камер, – Хабибрахманов повел рукой на стену. – Шкалы уровня жидкости в зоне их обзора.
– Верно! Сейчас посмотрю в архиве.
Люжная открыла щиток возле двери и вывела на экран архив. Все подошли поближе, только Умелец продолжал расхаживать где-то среди бочек.
– Вот, семнадцатое апреля, двадцать ноль семь, – тавернщица ткнула пальцем в экран. – Объем настойки в той бочке: четыреста шестьдесят три и восемь… почти четыреста шестьдесят четыре литра. Двадцать ноль восемь: четыреста пятьдесят четыре с половиной. Минус девять и три. И по другим бочкам то же самое…
Шерлок достал из сумки комм, включил блокнот и направил аппарат на экран, записывая все названные тавернщицей числа. Хабибрахманов незамедлительно последовал его примеру.
– Двадцать восьмое апреля, пятнадцать сорок одна – еще один минус… Седьмое мая, тринадцать сорок четыре. Такой же минус… Двадцать первое… – Люжная продолжала находить все новые подтверждения исчезновения настойки.
– Пока не вижу никаких закономерностей, – тихонько сказал Хорригору Аллатон.
Бывший глава иргариев только пожал плечами, жестом попросил у Макнери кувшин и хлебнул настойки.
Судя по сосредоточенному лицу Хабибрахманова, он тоже занимался вычислениями и тоже не улавливал какой-либо системы. Настойка из бочек исчезала в разные дни недели и в разное время суток, и временные отрезки между этими исчезновениями тоже были разными.
– Фигней страдаем, – заявила тавернщица, закончив с показаниями видеокамер. – Он приходит, когда ему вздумается… когда ему выпить захочется.
– Кто приходит? – полюбопытствовал Хорригор.
– Мертвец, кто же еще? – пояснила Ариса. – Приходит, нажирается с охами да стонами, а камеры его не видят.
– Тонкий мир, – повторил свою версию Араф. – Нематериальный мир духов, парни рассказывали.
– А зачем нематериальному духу материальная настойка? – присоединился к разговору Хули Гули. – Каким образом он ее сможет употребить?
– Ну вот каким-то смог же, – не замедлил с ответом Араф. – Тонкий мир – дело тонкое. Какое-то преобразование происходит, переход на другой план. Эфирные вихри, всякие там астральные косинусы… Тонко это все, не для наших грубых органов чувств. Тончайше, я бы сказал.
Капитан чуть не поперхнулся очередным глотком настойки. Старший техник открывался с такой стороны, о которой капитан и не подозревал. Может, другие члены экипажа и вообще устраивали в недрах дальнолета какие-нибудь тайные сборища, поклоняясь неведомым богам?
– Вот мы сейчас тут разговариваем, – между тем продолжал Араф, – а он находится рядом, слушает да посмеивается.
– Кто слушает? – насторожился Хорригор. Под влиянием пексаревки он присел на корточки, прислонившись спиной к стене погреба.
– Дух, – лаконично ответил Араф.
Хули Гули поежился, словно ему вдруг стало холодно. Элвис Коста завертел головой. Аллатон начал втягивать носом воздух, как недавно это делал Хорригор. Люжная издала тяжелый и безнадежный вздох, словно копируя охи неведомой сущности, которая повадилась истреблять настойку в подвале «Трех пексарей». Хабибрахманов продолжал заниматься расчетами. Макнери прислушивался к тому, как пексаревка взаимодействует с его организмом. А Тумберг что-то там изучал в своем комме. Умелец же по-прежнему не показывался – возможно, он заблудился в винном погребе. Или же потихоньку дегустировал разные вина.
– А это правда, что тут когда-то битва была? – вдруг задал вопрос непонятно кому Элвис Коста.
Все посмотрели на Арису Люжную, и та ответила:
– Какие-то упоминания вроде где-то есть, но фотографий точно никто не делал. Говорят, было что-то… В общем, не знаю.
– Вот! – воскликнул первый помощник капитана. – Тут убитые лежали, понимаете? На этом самом месте! – он топнул ногой. – Наверное, их не погребли как следует или не предали огню – не знаю, какие в этих краях были обычаи. И теперь они бродят здесь, неупокоенные!
– А чего ж раньше не бродили? – спросил Хули Гули.
– Наверное, были какие-то причины, – без заминки нашелся Элвис Коста. – Может, должно было сколько-то там лет пройти.
«И этот туда же! – оторопело подумал капитан Макнери. – Не экипаж, а сборище каких-то… – он даже не смог подобрать определения. – Нужно будет работой их загружать до упора!»
– Умершие уходят в Авалон и больше не выходят оттуда, – заявил Аллатон.
– Только по вашим воззрениям, – не преминул сделать уточнение Хорригор. – Это проблема запутанная, спорная, и с доказательствами туговато. Точнее, ни одно из них нельзя признать абсолютно убедительным. Но если бы неупокоенные и вправду вытворяли подобные фокусы, СМИ рассказывали бы об этом ежедневно, да и мы сами постоянно сталкивались бы с такими непонятками. Я склонен считать, что сейчас мы имеем дело не с каким-то там тонким миром, а с миром вполне обычным. Другой вопрос, что объяснения у нас нет. Но ведь существует множество необъясненных – пока необъясненных! – явлений, и сваливать все на какой-то там тонкий мир… – он помотал головой. – Фактически, это расписываться в собственном неумении… нет, даже не в неумении, а в нежелании докапываться до сути явлений. Вот.
– Растешь, Хор, – одобрительно сказал Аллатон. – Можно, я тебя при случае буду цитировать?
– Не только можно, но и нужно! – ответствовал бывший «темный властелин». – И обязательно с указанием источника.
– Ну что, следаки – любители и профи, – разобрались, кто ходит тут по музыке и кому дело шить? – раздался неподалеку голос Станиса Дасаля.
Груйк, слегка пошатываясь, шел по проходу между рядами бочек, и проход этот был расположен в противоположной стороне от того, куда Умелец удалился. Получалось так, что Дасаль обошел весь винный погреб. На ходу он вытирал рукавом губы, лицо его лучилось от удовольствия, а глазки были веселыми и мутноватыми.
– Есть основания думать, что скоро разберемся, – ответил Шерлок Тумберг, подняв голову от комма.
– А я уже разобрался! – гордо заявил Дасаль и, остановившись у пятачка, извлек из кармана какой-то поблескивающий мелкий предмет. – Вот она, цацка! К сожалению, особой ценности не представляет. И посеял ее здесь тот, кто ханку тырит!
– Да это же моя брошка! – с возмущением воскликнула Ариса Люжная. – А я-то ее обыскалась!
– Вот ты, мать, все тут и замутила! – обличительно наставил на нее палец груйк. – Сама свою ханку сливаешь и толкаешь кому-то!
Тавернщица побагровела от негодования и сделала попытку вырвать у Макнери из рук кувшин, чтобы запустить клеветнику в физиономию, но капитан свое средство дозаправки держал крепко.
– Спокойно, господа! – Тумберг забрал у Дасаля украшение и передал Люжной. – Вот вам информация о буксирах-толкачах, которыми располагает космопорт «Зааха», и которые, как известно, предназначены для перевода крупнотоннажных судов с одной парковочной орбиты на другую. Всего их три единицы, одной серии – «Сизиф». Точнее, два «Сизифа» имеют добавочную букву «эм», что значит – «модернизированный», и такие буксиры стали производить восемь лет назад. А вот третий, то бишь первый – гораздо старше, эти толкачи появились еще в начале нулевых.
– И что, буксир, значит, здесь раздухарился? – с пьяноватым смешком спросил Умелец. – Он на ханке работает? Стоп, я понял! Ханку туда сбывают как топливо!
– Давайте, я все-таки закончу, господин Дасаль, – ровным тоном произнес Тумберг. – И всем все станет ясно.
– Молчу! – загородился ладонями груйк и, покачнувшись, устроился рядом с Хорригором в типичной позе бывшего заключенного: в глубоком приседе, свесив кисти с коленей. Все еще пунцовая тавернщица сверлила его яростным взглядом, но Дасаль этого не замечал, пребывая, судя по всему, в приятной расслабленности.
– Зато я молчать не буду! – подбоченившись, грозно сказала Люжная и дважды выстрелила глазами: сначала в Тумберга, а потом в Хабибрахманова. – Господа полицейские, я требую привлечения этого… этого субъекта к уголовной ответственности! По двум статьям: за клевету и за хищение чужой собственности!
– Ты че, в натуре, совсем берега потеряла? – вылупился на нее Умелец. – Кто тебя парафинил? Я просто выдвинул предположение. Че, права не имею? И какую такую чужую собственность я похитил?
– Вино! – выпалила тавернщица. – От тебя же так и прет моими винами! Кто тебе разрешал краны откручивать?
– Ничего я не откручивал! – возразил груйк, продолжая сидеть на корточках и снизу вверх глядя на нее. – Тебе краны нужно менять, мамаша, а не наезды устраивать! В одном месте лужица накапала, в другом… вот я и попробовал! Да ты мне теперь бабки должна за уборку!
– А вот это не хочешь? – мигом скрутила кукиш Люжная.
– Опа! – Умелец поднялся во весь рост. – Господа полицейские, обратите внимание: только что в вашем присутствии был в грубой форме продемонстрирован отказ от оплаты моего труда! Имеет ли право подобная личность требовать смести лапы кому-либо?
– Смести лапы… – Хорригор пожевал губами, будто пробуя эти слова на вкус. – Интересное выражение… и непонятное.
– Это значит – привлечь к уголовной ответственности, – морщась, объяснил Тумберг. – Госпожа Люжная, господин Дасаль, я бы очень попросил вас умерить пыл. Если у вас есть претензии друг к другу, поступайте в установленном порядке.
– То есть обращайтесь в местное отделение полиции, – добавил Хабибрахманов. – Шерлок, давай, продолжай о буксирах. Я, кажется, кое-что начинаю улавливать.
– Неохота связываться, – махнул рукой Дасаль и вновь присел на корточки.
– Вот и помалкивай, – оставила за собой последнее слово тавернщица. – Пол он здесь, видите ли, облизал! Иди еще, мля, и туалет вылижи…
– Итак, о буксирах, – громко сказал Тумберг. – Отличие первой модели «Сизифа» от «Сизифов» модернизированных заключается, в частности, в том, что у них разные типы тормозных двигателей. У старых «Сизифов» там присутствует такой компонент, как… э-э… – он посмотрел на экранчик комма, – диметилдивинтилтриглюканазилпиленкарбонат… – Шерлок перевел дух, – …гидротранскарбидтринитросуперфосфат, или просто дифат. У модернизированных толкачей этот компонент заменен на… э-э… – Тумберг вновь взглянул на экран. – Впрочем, неважно, на что он заменен. Главное – наличие дифата в движках того буксира, что состоит на балансе космопорта «Зааха». Вероятно, ни для кого из присутствующих здесь не секрет, что тормозные двигатели разных типов космических судов имеют разные звуковые характеристики. Образно говоря, у разных двигателей разные «голоса», и трудно спутать, кто идет на финиш: дальнолет «Нэн Короткая Рубашка» или, скажем, яхта «Изумруд».
– Правильно говорите, – согласилась тавернщица. – Я за эти годы волей-неволей их все изучила. И вот ведь что характерно: идет на посадку солидный дальнолет, гудит, конечно, но ни одна рюмка на полке не дрогнет. А валится с неба этакая букашка, «Сизиф» этот несчастный, размером чуть больше ведра – так от грохота чуть стаканы не лопаются!
– Вот именно, – кивнул Тумберг. – Много шума из ничего, так сказать.
– Мала куруча, да кусуча, – подхватил Хорригор.
– Тонка спичка, да жгуча, – добавил Хули Гули.
– С ноготок игла, да колюча, – принял эстафету Араф.
– Слабы кызки, да кесле битки, – малопонятно выразился майор Хабибрахманов.
– Так вот, господа, – продолжал Шерлок, – четыре года назад мне по долгу службы довелось тщательно изучать влияние тормозных двигателей буксиров-толкачей типа «Сизиф» на окружающую среду. Кроме звуков, которые доступны нашему слуху, эти двигатели создают звуковые колебания высокой и низкой частоты, лежащие вне диапазона нашего восприятия. Точнее, такие колебания создают и другие двигатели, но речь идет об уникальном наборе частот, присущем именно тормозным двигателям старых «Сизифов».
Хабибрахманов просиял, торопливо вытащил комм и начал что-то там набирать. Тумберг проследил за его манипуляциями, кивнул и обвел взглядом притихших слушателей.
– Госпожа Люжная сказала, что от грохота финиширующего «Сизифа» чуть стаканы не лопаются, и это утверждение недалеко от истины. Я написал небольшую работу о влиянии тормозных двигателей буксиров-толкачей серии «Сизиф», работающих в посадочном режиме, на разные материалы. В том числе и на древесину. Составляя перечень видов деревьев, я, конечно же, не забыл и о таком замечательном растении, как гурейский дуб. – Шерлок вновь оглядел присутствующих. – А теперь представим такую картину: вот буксир отработал нужный срок над планетой и идет на посадку неподалеку отсюда. В таверне «Три пексаря» дребезжат стаканы. И не только стаканы. Уникальный набор звуковых колебаний, как доступных нашим ушам, так и недоступных, проникает в этот подвал, – Тумберг показал рукой на отверстие вентиляционной трубы в потолке, – и добирается до бочек. В том числе и изготовленных из гурейского дуба, где хранится настойка «Пексарская». В силу особенностей структуры древесины и ее свойств, обращенная к жидкости сторона бочки нагревается от звуковых колебаний, но самовозгорания не происходит: гурейский дуб не горит! Под влиянием уникального звукового набора структура древесины меняется, и пар, в который превращается поверхость настойки, практически беспрепятственно проникает сквозь стенку бочки…
– И улетучивается через вентиляцию! – восторженно закончил Станис Дасаль.
– Именно так, – кивнул Шерлок. – А когда звуковая атака заканчивается, структура древесины возвращается в прежнее состояние.
– Постойте! – воскликнула тавернщица. – А стоны? А вздохи?
– Как раз об этом я и хотел сказать, – взглянул на нее Тумберг. – То, что вы принимаете за вздохи и стоны, это последствия все той же звуковой атаки. Древесина перестраивается и издает такие звуки. Ведь трещит же у деревьев кора, а еще они скрипят… Древесина же гурейского дуба после воздействия шума тормозных двигателей «Сизифа» стонет и вздыхает. Это бочки стонут, госпожа Люжная, а не любящие выпить духи. Осталось выяснить, в какие дни и в какое время суток возвращался на космодром старый «Сизиф», и вопросов больше не останется. По-моему, ты, Ильмир, этим сейчас и занимаешься.
– Да, и кое-что уже выяснил, – оторвался от комма майор Хабибрахманов. – Пока стопроцентное совпадение!
– Невероятно… – пробормотал Хули Гули, во все глаза глядя на Тумберга. – Раз-два – и раскрыли тайну! Я такое раньше только в фильмах видел… Вы большо-ой спец! Уважаю!
Шерлок скупо улыбнулся, хотя такая оценка была ему очень приятна.
– Процитирую моего тезку, – сказал он. – Не просто большого, а поистину великого специалиста. «Отбросьте все, что не могло иметь места, и останется один-единственный факт, который и есть истина».
– Легко сказать… – вновь поднял голову от комма Хабибрахманов. – Шерлок, у тебя стоит поучиться!
– Значит, никаких духов из тонкого мира? – Араф разочарованно вздохнул.
– И никаких бродячих мертвецов, – добавил Элвис Коста.
Едва он успел это произнести, как на лестнице, за приоткрытой дверью, раздались чьи-то неуверенные тяжелые шаги. Через несколько мгновений дверь распахнулась от хорошего пинка, и в проеме возникла коренастая фигура.
– А-а-а! – испуганно заголосила тавернщица, прижав ладони к щекам. – Это же он! Мертвец! Дух!
То ли мертвец, то ли дух, носатый, с рыжеватыми патлами, издал громкий отрывистый звук, и по винному погребу разнесся густой запах пексаревки.
– Никогда не думал, что духи тоже рыгают, – удивленно произнес капитан Макнери.
Назад: Глава 8. Болт с резьбой
Дальше: Глава 10. Кривые пути