Ловушка пряничного домика
Однажды, давным-давно и очень далеко отсюда, жили на свете двое ребятишек, Малкус и Эверлина. Были они братом и сестрой, и хотя они вечно спорили и постоянно дразнили друг друга, все же очень друг друга любили. Малкус был на все готов ради сестры, а Эверлина отдала бы жизнь за брата – хотя ни один из них, понятно, не думал, что до этого дойдет когда-нибудь дело.
Их дом отделял от берега большого озера густой лес, в котором часто играли дети. Но и во время игр они никогда не сходили со знакомых тропинок и не покидали привычных мест. Родители не раз и не два говорили им об опасностях, которые кроются в лесу за каждым кустом, и потому дети всегда ходили по лесу одними и теми же путями.
Ночью, когда Малкусу не спалось, он любил посидеть у окна и поглядеть в небо. Многие звезды и их созвездия мальчик знал по именам, их мигающая красота околдовывала его с детства. Он часто задумывался о том, есть ли там, среди этих далеких звезд, миры, похожие на его собственный, и если да, то живут ли в них люди, такие же, как он и Эверлина.
И вот однажды ночью мальчик выглянул в окно и увидел лишнюю звезду – она горела там, где раньше никаких звезд и в помине не было: на самом краешке созвездия Львиная Лапа, и прямо у него на глазах становилась все ярче и больше. Наконец он сообразил, что звезда движется. Как завороженный, следил он за ее полетом. С каждым мигом звезда разгоралась все сильнее, а над самым лесом она превратилась в огненный шар, который, прочертив небо, свалился куда-то в чащу и там погас.
Утром за завтраком Малкус рассказал своим домашним об огненном шаре, и оказалось, что никто, кроме него, ничего не видел. Пока Малкус описывал, как это было, мать смотрела на него с улыбкой, как всегда, когда он рассказывал ей свои выдуманные истории; было ясно, что она не только сама ничего не видела, но и уверена, что он все это нафантазировал. Или увидел во сне.
Зато Эверлину очень увлекла Малкусова история звезды, которая упала с неба. И вот, когда они уже позавтракали, а мать, повернувшись к ним спиной, убирала со стола, Малкус шепнул Эверлине, что хорошо бы им пойти в лес и попытаться разыскать эту звезду. Идея брата привела девочку в восторг, и она немедленно согласилась.
И они отправились в лес, двигаясь в том направлении, где, по мнению мальчика, должна была приземлиться звезда. Путь оказался неблизким. Брат с сестрой давно миновали все знакомые места, где они обычно играли с соседскими ребятишками: и старое корявое дерево, и поляну с кольцами фей, и большой стоячий камень с вделанным в него железным кольцом. Шли они, шли и много времени спустя оказались в совсем незнакомой им части леса, глухой и темной. День уже клонился к вечеру, а они уходили все дальше в неведомый им лес.
– Может быть, вернемся, – предложила наконец Эверлина, тревожно озираясь. Ей стало страшно так далеко от дома, к тому же она устала и очень хотела есть. Малкус вздохнул с облегчением: он тоже давно уже проголодался, но ему не хотелось быть первым, кто скажет: «Пошли домой». По правде говоря, он стал уже сомневаться, а не привиделась ли ему эта падающая звезда. Нет, в самом деле, ну как может звезда упасть с неба?
И они повернули и пошли назад тем же путем, которым пришли, – по крайней мере, так они надеялись. Ведь торные тропы давно остались позади, а в чаще одно дерево похоже на другое. Скоро они поняли, что заблудились. Эверлина опустилась на ствол упавшего дерева, которого они, кажется, не видели раньше, и спрятала лицо в ладони. Девочка не плакала – она вообще плакала очень редко, – но Малкус видел, что она встревожена и расстроена не меньше его самого.
Он сел рядом с сестрой, одной рукой обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Мы наверняка скоро выйдем на какую-нибудь знакомую тропу, – сказал он тихо. – А если будем идти все время по прямой, никуда не сворачивая, то рано или поздно совсем выйдем из леса. И тогда даже если мы не найдем тропу, то окажемся на берегу озера и вернемся домой по большой дороге.
Они шли еще около часа. Кусты и деревья, ветки и подлесок кругом то казались им знакомыми, словно виденными раньше, то, наоборот, совсем чужими. Вдруг впереди показалась просека. Солнце уже стояло совсем низко в небе, его горизонтальные лучи пронизывали лес. Освещенная ими просека выглядела странно: что-то как будто пропахало землю, с корнем вырвав росшие на ней деревья и разбросав их в разные стороны, а саму землю сожгло, превратив в черную угольную пыль.
– Что здесь было? – удивился Малкус.
– Может быть, это сюда упала звезда? – вслух подумала его сестра.
Прямо перед ними на другом краю опаленной прогалины стоял дом – по крайней мере, нечто очень на него похожее. Приблизившись, они увидели, что это и впрямь дом, какие бывают в деревне, только совсем небольшой, и сделан он из сладостей. Так, крыша у него была крыта пряниками, оконные рамы – из леденцов. Ручка входной двери была из обсахаренного мармелада, а из стен тут и там торчали конфетки и шоколадки. Дети были до того голодны, что со всех ног побежали к домику, надеясь отломить от него что-нибудь посытнее.
– Надо же спросить разрешения, – вспомнила по пути Эверлина.
Малкус согласился. Но, когда они добежали до домика и постучали в пряничную дверь, им никто не ответил.
– А вдруг там никто не живет? – сказал Малкус. – Да если бы и жил, то вряд ли бы он стал возражать, если бы мы отломили от его домика по кусочку.
При этих его словах дверь домика вдруг медленно отворилась. Внутри дети увидели большой обеденный стол, заставленный едой и другими сладостями: пудингами, пирожками, бисквитами. Ни слова не говоря, ребятишки ринулись внутрь, и… домик исчез.
Только что они бежали со всех ног к столу, ломившемуся от яств, и вдруг очутились в гладком металлическом ящике. Встав как вкопанные, дети переглянулись. Металлические прутья лязгнули у них за спиной, закрывая вход. Малкус и Эверлина оказались в ловушке.
Тогда они повернулись и побежали назад, к прутьям, но не смогли сдвинуть их с места. Они молотили по металлическим стенам и громко звали на помощь, но никто так и не появился. Наконец, они сели на холодный, твердый пол и стали смотреть на темные деревья. Им показалось, что прошла уже целая вечность, когда они увидели, как кто-то пробирается к ним через лес. Это оказалась старуха, сухая и скрюченная, она медленно подошла к металлическому ящику и сквозь прутья уставилась на брата и сестру. У нее были морщинистая серая кожа и маленькие темные глазки. Нос напоминал крючковатый клюв с бородавкой на боку, а зубы, когда она улыбнулась, оказались кривые и желтые.
– Вы не поможете нам выбраться отсюда, пожалуйста? – обратилась к ней Эверлина.
Старуха отвечала ей кудахчущим смехом, сухим, как шорох прошлогодних листьев.
– Выбраться? – сказала она. – С чего это я стану помогать вам выбраться, когда я потратила столько времени и сил, чтобы заманить вас сюда?
И она снова уставилась на них глазами, крошечными, словно булавочные головки.
– Что-то худоваты вы, – сказала она. – Если я принесу вам ужин, обещаете, что съедите все до крошки?
Малкус и Эверлина, хоть и напуганные, были ужасно голодны. И пообещали съесть до последней крошки все, что принесет им старуха.
– Только если это будет настоящая еда, – сказал Малкус. Старуха до того походила на ведьму, что мальчик нисколько не удивился бы, принеси она им тарелку дохлых пауков и червей, а то и чего-нибудь похуже.
Однако детей ждал приятный сюрприз: немного погодя старуха вернулась с двумя мисками жареного картофеля, горячего, с пылу с жару. Велев им отойти к задней стене ящика, она нажала какой-то рычажок на его передней стенке, рядом с прутьями, и они тут же поехали в сторону. Дети не видели рычажка изнутри клетки, но видели движение старухи и слышали, как снаружи что-то щелкнуло. Старуха поставила обе миски с картофелем на пол, затем снова надавила рычаг, и прутья встали на место.
Наступила ночь, и старуха принесла им два тонких одеяла. Дети свернулись под ними, дрожа от холода и страха. Высоко в небе прямо над их клеткой стояла большая бледная луна, они видели ее между прутьев. Малкус задремал, а Эверлина все смотрела на яркий диск и думала о том, куда их завела упавшая с неба звезда и что зря она согласилась, когда Малкус предложил пойти и поискать ее. Однако было поздно: что сделано, того не переделаешь.
Пока она так лежала и смотрела на луну, на фоне ее серебряного диска мелькнула какая-то тень. Сначала ей показалось, что это птица. Но ее крылья так и мельтешили в лунном свете, а сама она описывала такие кульбиты и повороты, что девочка сообразила – это же летучая мышь! Правда, таких летучих мышей ей не приходилось видеть никогда раньше. Слишком она была резко очерченная, угловатая и… большая. Девочка услышала, как хлопают крылья ночной твари, увидела, как скользнула в угол клетки ее громадная тень. Затаив дыхание, она прислушалась, и ей показалось, будто она слышит шаги по ту сторону металлической стены. Но через некоторое время все стихло, и девочка снова отважилась дышать.
Когда на следующее утро солнце показалось из-за деревьев, дети уже не спали. Эверлина рассказывала Малкусу про огромную мышь. Может, она ее выдумала? Или задремала на пару минут, и ей все приснилось?
Весь тот день старуха приносила им жареную картошку. Картошка была вкусной – лучшей дети не пробовали за всю свою жизнь, хотя где им было разбираться.
На третий день старуха заявила, что ей нужна их помощь. И что, если они согласятся ей помочь, она, может быть – но только может быть, – отпустит их на свободу.
Малкус понадеялся, что старуха на что-нибудь отвлечется и у них появится возможность убежать. Но скоро понял, что та собирается выпускать их из клетки строго поодиночке, а о том, чтобы один из них убежал без другого, не могло быть и речи. В самом деле, если один сбежит, кто знает, что старая ведьма сделает с оставшимся?
Первым из клетки вышел Малкус. Эверлина, прижавшись лицом к прутьям, наблюдала за тем, как старуха повела его за ближайшие деревья, где совсем недалеко от их клетки, наполовину зарывшись в землю, лежал продолговатый металлический объект. Он был величиной с небольшой дом, его почерневшие бока покрывали вмятины. Малкус понял, что, должно быть, именно его падение он и наблюдал, приняв за звезду.
Тут Малкусу пришла мысль, что ему ничего не стоит одолеть старуху, ведь он молод и силен, а она вон какая старая да ветхая. А потом он найдет рычажок, откроет клетку, выпустит Эверлину, и они вместе найдут путь домой. Но старуха, словно прочтя его мысли, вдруг опустила руку ему на плечо. Он был поражен, ощутив ее мощную хватку, – а когда она посильнее сжала его плечо, его пронзила такая боль, что он сразу понял: старуха вовсе не старуха, а только хочет ею казаться. И уж кого-кого, а ее в простой драке не одолеть.
Тем временем старуха отворила в боку железной звезды какой-то люк и подтолкнула Малкуса внутрь. Звезда оказалась напичкана мониторами, компьютерами и всякой прочей всячиной, о которой Малкус знал лишь понаслышке. Усадив мальчика перед экраном, старуха велела ему начинать.
– Но я же понятия не имею, что со всем этим делать, – сказал он, опасаясь, как бы ведьма, узнав, что от них с сестрой ей мало проку, не убила их обоих.
– Начинай, и ты сам удивишься, как гладко у тебя все получится, – ответила та.
Так оно и вышло.
Малкус не знал, как такое возможно, но любые слова и символы, возникавшие перед ним на экране, почему-то сразу становились ему ясны, и он прекрасно понимал, что с ними надо делать. Он удивленно оглянулся на старуху, но увидел вовсе не ее, а огромную летучую мышь с распростертыми за спиной кожистыми крыльями – однако видение тут же пропало.
Возле него снова была сгорбленная старуха, страшная, как ведьма.
– Просто удивительно, какие чудеса творит хорошее питание, – сказала она.
И она, оставив Малкуса за работой, негибкой старческой походкой заковыляла в другой угол железной звезды. Оглянувшись еще раз, Малкус увидел, что она стоит перед небольшим металлическим шкафчиком и опускает в него металлическую сетку с пластинками картофеля. В шкафчике что-то зашипело, зашкворчало, и звезда сразу наполнилась ароматом жареного. Старуха вела себя очень осторожно и держалась подальше от печки (теперь мальчику было ясно, что железный шкафчик – это именно печка). Малкус догадался, что старуха, верно, боится обжечься брызгами шкворчащего масла. Рядом с печкой стояли большие металлические бочонки, и он предположил, что они наполнены маслом для готовки.
Разложив готовый картофель по двум мискам, старуха поставила одну рядом с Малкусом, чтобы тот ел за работой, а другую понесла Эверлине в клетку.
Малкус сидел за экраном до тех пор, пока у него не заболели глаза; тогда старуха отвела его назад, в клетку, а на его место посадила Эверлину.
Эверлина тоже удивилась своей невесть откуда взявшейся способности работать у экрана. Она продолжила с того места, где остановился брат, и ей вдруг стала ясна цель их работы – железная звезда сломалась, а они с Малкусом чинили ее. Как только дело будет сделано, старуха вернется к звездам, а они будут свободны.
Вот только Эверлине не верилось, что старуха действительно отпустит их на свободу. То ли из-за жадных взглядов, которые та бросала на нее, когда думала, что девочка не смотрит. То ли потому, что Эверлина уже начала понимать природу существа, с которым они имели дело, – она была уверена, что старуха и давешняя летучая мышь – одно. А может, шестое чувство подсказывало ей, что, едва работа будет закончена, старуха свернет им обоим головы с такой же бездумной легкостью, с какой она поднимает тяжеленные металлические бочонки, наполняя печку свежим маслом.
Ночью, лежа под тоненькими одеяльцами на холодном железном полу, брат с сестрой долго говорили и пришли к выводу, что старуха не только куда сильнее, чем кажется, но вовсе и не старуха к тому же.
– Она как эта клетка, которая только казалась нам пряничным домиком, а на деле обернулась вот чем, – сказал Малкус. – Она умеет отводить глаза – вещи по ее желанию кажутся не тем, что они есть, да и она сама тоже.
Всю ночь они строили планы побега от старухи, которая оказалась вовсе не старухой.
– Все дело в картошке, – сказал Малкус. – Точнее, в масле, на котором она ее жарит. Это из-за него мы стали такие умные, что можем теперь решать задачки на экране и чинить железную звезду.
– А раз мы теперь такие умные, – добавила Эверлина, – то наверняка сможем придумать, как нам от нее убежать. По крайней мере, нам должно хватить ума, чтобы понять, зачем мы вообще ей понадобились. Если картошка и масло научили нас, как починить звезду, то почему она сама не ест их и не набирается ума? Для чего ей было мучиться, расставлять эту пряничную ловушку, да еще в такой глуши, где обычно и не ходит никто?
– А может, она сама не может есть это масло, – предположил Малкус. И рассказал сестре о том, как старуха держалась подальше от печки, пока жарился картофель, словно боясь, как бы на нее не попали брызги. На что Эверлина ответила, что тоже обратила внимание, как сосредоточенно старуха заливала в печь новую порцию масла, словно боясь пролить мимо хоть каплю.
– Значит, она боится масла, – сделала вывод Эверлина.
– Причем не только есть, – добавил Малкус. – Ей нельзя даже касаться его.
И так, на холодном металлическом полу, прижавшись друг к другу и укрывшись тонкими одеялами, они составили план.
Утром, когда старуха отвела Малкуса в звезду продолжать работу, мальчик попросил у нее картошки, объяснив, что ему лучше работается за едой.
– Даже не знаю почему, – солгал он, – но, когда я поем, мозги у меня работают быстрее и все задачи решаются сами собой.
Старуха кивнула, словно знала, почему это так, и пошла к печи. А Малкус, который обычно сидел за экраном, пока она жарила картошку, пошел за ней. Когда старуха заняла свое место у зажженной печи, мальчик подошел к бочонку и стал откручивать крышку, точно хотел помочь ей долить в печь масла.
– А ты не наблюдателен, – сказала она, делая к Малкусу шаг. – Свежее масло нам пока не нужно.
– Нет, нужно, – возразил ей Малкус. – Вот для чего!
С этими словами он бросился на старуху и изо всех сил толкнул ее плечом. Та взвизгнула и, потеряв от неожиданности равновесие, упала на пол. Чудовищная ярость исказила ее древнее, уродливое лицо.
Но Малкус этого не видел. Повалив старуху, он метнулся назад, к бочонку, и торопливо отвинтил крышку. Потом толкнул его так, что бочонок опрокинулся на пол горлышком к старухе, и прямо на нее потекла из него густая масляная струя.
Старуха еще не успела подняться, когда увидела рядом с собой на полу целое озеро масла. Она завизжала, едва первая тонкая струйка коснулась ее кожи, которая задымилась и начала стрелять искрами, точно сырое полено в костре.
Ее вопли перешли в пронзительный, непрекращающийся вой, и в одну минуту от старухи не осталось и следа. Там, где она только что была, возникло расплывчатое облако, из которого вдруг сложилась огромная летучая мышь. Распахнув крылья, она забила ими в воздухе.
Но было уже поздно. Мышь не успела взлететь: масло затекло ей под худые скрюченные лапы. Она испустила последний пронзительный писк, и все вокруг занялось пламенем. Малкус едва успел увернуться, когда оборотень взорвался столбом огня и дыма. Один миг, и он потух, оставив лишь лужицу черной маслянистой жидкости на полу. Языки пламени перебегали по ее поверхности, становясь все свирепее и больше.
Прутья отошли в сторону, когда Малкус нажал на кнопку в боковой стене. Эверлина бросилась навстречу брату и заключила его в объятия. Потом они вышли на просеку, оставленную в лесу железной звездой, и стали наблюдать, как она горит и корчится, пожираемая пламенем.
Когда от звезды осталась лишь кучка пепла, брат с сестрой повернулись к ней спиной и, взявшись за руки, пустились в долгий путь домой.