Айя подталкивает меня к ногам верховной правительницы и швыряет на пол в центре площадки для голографической съемки. На мраморном лице тиранши застыла ледяная, властная усмешка, однако спина уже начала сгибаться под тяжелым бременем управления империей и сотни лет бессонных ночей, проведенных в липком полумраке. Гладко зачесанные и убранные в пучок волосы сильно поседели. От слишком частых процедур омолаживающей клеточной терапии вокруг глаз расползлась сеть голубых прожилок. Я Октавии спокойствия тоже не добавил. Да, сейчас мне приходится стоять на коленях, истекая кровью, но приятно думать о том, что я наверняка снился ей в кошмарных снах.

– Сними с него намордник, – говорит она Айе, которая встала за моей спиной, готовая в любой момент свершить правосудие от имени правительницы.

С обеих сторон Октавию прикрывают Рыцарь Истины и Рыцарь Радости. Оставшиеся преторы и Кассий, в зеленой тюремной униформе, расположились поодаль, рядом с Мустанг, а Шакал наблюдает за происходящим, сидя в кресле около Лисандра и попивая принесенный слугой кофе. Айя снимает с меня намордник, и я потираю затекшую челюсть.

– На что был бы похож мир, если бы в нем не было самоуверенной, высокомерной молодежи? – спрашивает Октавия у фурии.

– На что был бы похож мир без алчных стариков? – хриплю я.

Айя бьет меня кулаком в висок, перед глазами вспыхивают яркие пятна, и я чуть не падаю.

– А зачем снимать с него намордник, если хочешь, чтобы он молчал? – усмехается Мустанг.

– А ведь она права, Октавия! – смеется Шакал.

– В прошлый раз мы казнили марионетку, – недовольно замечает правительница. – На глазах у всех! А это человек из плоти и крови. Алый, который поднял восстание! Я хочу, чтобы все знали, кого мы казним на этот раз. Пусть поймут, что даже лучшие представители их племени ни на что не способны!

– Разреши ему говорить, и он выдаст тебе очередной пламенный лозунг, – предупреждает ее Шакал.

– Октавия, а ты уверена, что мой брат не убьет тебя? – спрашивает Мустанг. – Он не успокоится, пока ты не умрешь. Пока все вы не сдохнете. Тогда он получит твой скипетр и займет трон!

– Разумеется, он хочет занять мой трон, а кто не хочет? – пожимает плечами правительница. – Что входит в обязанности правителя, Лисандр?

– Оберегать свою власть, объединяя планеты, чтобы их губернаторам было безопаснее подчиняться приказам лидера, чем бороться с ним. Такова задача правителя. Правителей мало кто любит, многие боятся, а еще они должны хорошо знать, что им нужно.

– Прекрасно, Лисандр!

– Задача правителя не править, а руководить, – возражаю я, но Октавия не слышит моих слов и оборачивается к Рыцарю Радости, стоящему у клавиатуры проектора.

– Мы готовы к съемке? – интересуется она.

– Да, госпожа. Зеленые восстановили линки, у нас будет прямая трансляция на весь центр!

– Попрощайся с алым… Мустанг, – с издевкой произносит Айя, гладя Виргинию по голове.

– Самому-то слабо? – говорю я Шакалу. – И какой ты после этого мужик?

– Я хочу сделать это сам, Октавия! – Шакал вдруг встает с места и подходит к проектору.

– Казни государственных преступников совершаются всадниками-олимпийцами, – возражает Айя. – Это не твое дело, лорд-губернатор!

– Тебя забыл спросить! – огрызается Шакал.

Айя злобно скалится от такого оскорбления и уже собирается что-то ответить, но правительница кладет ей руку на плечо и успокаивающим тоном произносит:

– Пусть будет так!

Удивительно! Почему Шакалу все сходит с рук? Подобная терпеливость несвойственна Октавии, но я уже не впервые замечаю, что сегодня они как-то странно друг на друга поглядывают. Вообще, непонятно, почему Адриус здесь, а не на Луне. С одной стороны, все ясно. С другой – зачем по доброй воле являться туда, где правительница обладает неограниченной властью и может приказать убить его в любой момент? Наверное, у Шакала есть индульгенция, он купил себе неприкосновенность. Что же за игру он затеял? Чувствую, что и Мустанг отчаянно пытается ответить на те же вопросы. Айя отходит от меня, Рыцарь Радости протягивает Шакалу бластер, но Адриус отказывается, достает из кобуры пистолет Севро и вращает его на указательном пальце.

– Он не золотой и не заслужил смерти от лезвия либо другой достойной казни, – объясняет остальным Шакал. – Жнец умрет так же, как его дядя. В любом случае я хотел бы приступить к свершению правосудия. К тому же мне кажется, что будет куда более поэтично убить Дэрроу из оружия Севро. Правда, Октавия?

– Отличный выбор. Есть ли у тебя еще какие-то пожелания? – усталым тоном спрашивает Октавия.

– Нет, вы и так пошли мне навстречу, – улыбается Шакал.

Он занимает место Айи рядом со мной, а с правительницей на наших глазах происходит удивительная метаморфоза: с лица моментально исчезают признаки крайней усталости и взгляд становится по-матерински умиротворенным. Так она смотрела на меня с экранов Ликоса, раз за разом повторяя: «Послушание. Жертвенность. Процветание». Тогда Октавия казалась мне богиней, существом более высшего порядка, чем простые смертные, и я был готов отдать жизнь, лишь бы доставить ей удовольствие, лишь бы она гордилась мной. А теперь я пожертвовал бы собой ради ее уничтожения.

Рыцарь Радости кивает правительнице, и над ней зажигается свет, освещая ее фигуру с яростью и жаром солнца. Это обычный прожектор. Раздается едва слышный треск химикатов, и лучи его становятся ярче. Шакал поправляет выбившийся из идеального пробора волосок и довольно улыбается мне.

Начинается трансляция.

– Мужчины и женщины Сообщества! – произносит Октавия. – С вами говорит верховная правительница! С самой зари человечества история изобиловала сказаниями о войнах между племенами. Мы прошли нелегкий путь и многое принесли в жертву, чтобы победить естественные ограничения нашего биологического вида. После долгих лет пресмыкания мы вознеслись к звездам. Мы преисполнились чувства долга и отставили в сторону наши эгоистичные желания не для того, чтобы создать иерархию цветов и эксплуатировать большинство во славу меньшинства, как вам внушал Арес и этот… террорист, а для того, чтобы обеспечить бессмертие человеческой расе и создать порядок и процветание! Бессмертие было гарантировано, пока этот человек не попытался украсть его у нас! – провозглашает она, указывая на меня длинным изящным пальцем. – Этот алый когда-то служил верой и правдой вам и вашим семьям и мог бы стать лучшим сыном своего цвета! Он подавал большие надежды и получил множество знаков отличия в юности, однако предпочел путь тщеславия, решив, что может покорить звезды! Став завоевателем, он забыл о своем долге, забыл о том, зачем нужен порядок, и упал во тьму, пытаясь низвести в преисподнюю миры Вселенной! Но наш с вами путь лежит к свету! Мы не склонимся перед силами зла! – прочувствованно вещает она, прижимая руку к груди. – Мы… мы и есть Сообщество: золотые, серебряные, медные, синие, белые, оранжевые, зеленые, фиолетовые, желтые, серые, коричневые, розовые, черные и алые! Узы, соединяющие нас, крепче тех сил, что пытаются разделить цвета! Золотые вот уже семь сотен лет наставляют человечество на путь истинный, несут факел, освещающий тьму, дарят изобилие землям, в которых царила нужда! Сегодня мы объявляем мир там, где шла война. И во имя этого мира мы должны уничтожить убийцу, раздувшего пожар ненависти в наших домах!

Она поворачивается ко мне и смотрит на меня с таким же равнодушием, с каким наблюдала за моей дуэлью с Кассием. Она бы и тогда полюбовалась, как я умираю, а потом спокойно продолжила ужинать и пить вино. Я был и остаюсь для нее пустым местом. Для Октавии моя казнь – дело решенное, и она мысленно уже перенеслась в будущее, в котором остынет моя кровь на полу, а тело утащат в лабораторию для исследований.

– Дэрроу из Ликоса, властью, данной мне уставом Сообщества, я объявляю тебя виновным в преступном заговоре и организации террористических актов, – говорит она, а я гляжу прямо в оптическую линзу голографической камеры, ведь сейчас ко мне прикованы взгляды множества людей, которые еще долго будут смотреть на меня после моей смерти. – Объявляю тебя виновным в государственной измене… – произносит Октавия.

Данный момент, этот малый отрезок времени, и есть итог всей моей жизни, мой крик в пустоте… И тут я понимаю, что нужен не крик. Необходимо нечто большее – ради Рока, ради золотых! Что-то за пределами их понимания! Дайте мне ярость моего народа! Гнев закованных в цепи людей! Правительница продолжает оглашать приговор, Шакал ждет знака привести его в исполнение, Мустанг стоит на коленях, Кассий замер среди преторов и рыцарей и не сводит с меня глаз, я посылаю ему ответный взгляд. Айя замечает, как я смотрю на высокого светловолосого рыцаря, и в ужасе делает шаг вперед, заподозрив подвох, и в этот миг я запрокидываю голову и издаю оглушительный вой.

Он посвящается моей жене, моим отцу и матери, Рагнару, Куинн, Паксу и Нэролу. Всем тем, кого я уже потерял и кого еще могу потерять.

Я вою, потому что я проходчик из Ликоса! Я – Жнец с Марса! И за шанс попасть в этот бункер я заплатил собственной плотью! Отдал руку за возможность предстать перед Октавией и либо умереть вместе с друзьями, либо призвать к ответу наших врагов!

Верховная правительница кивает, делая Шакалу знак привести приговор в исполнение. Он прижимает дуло к моему затылку и спускает курок. Пистолет дергается, порох обжигает кожу, в правом ухе стоит оглушительный звон, но я не падаю. Пуля не пробивает мне голову. Дуло пистолета дымится, Шакал пораженно смотрит на ствол и все понимает.

– О нет… – шепчет он, отступает на шаг от меня, бросает пистолет и пытается достать лезвие.

– Октавия! – бросается вперед Айя.

В эту минуту верховная правительница слышит какой-то шум за камерой, оборачивается и видит, как ее охранник-претор вдруг наклоняет голову, роняет импульсную винтовку, изо рта высовывается влажный алый язык. Однако это не язык, а окровавленное лезвие Кассия, пронзившее затылок претора и вышедшее ровно между зубов. Лезвие снова исчезает во рту охранника, и не успевает Октавия произнести ни слова, как еще трое человек падают как подкошенные. Кассий с опущенной головой стоит позади убитых, сжимая в левой руке дистанционное управление наших с Виргинией оков.

– Беллона? – выдавливает правительница, прежде чем он нажимает кнопку.

Стальной жилет Виргинии расстегивается и сползает на пол, затем то же самое происходит и с моим. Мустанг тут же бросается к импульсной винтовке, выпавшей из рук претора. Освободившись от оков, я встаю, вытаскиваю припрятанный нож и кидаюсь к правительнице. Она и глазом не успевает моргнуть, как я вонзаю лезвие в ее черный мундир, протыкая ей живот. Октавия задыхается и смотрит на меня выкатившимися из орбит глазами. Ее лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. От правительницы пахнет кофе. Ресницы ее трепещут, я наношу ей еще шесть ударов и последним пробиваю грудину. Из огромной раны мне на руки и на грудь льется горячая кровь.

– Октавия! – кричит Айя и несется ко мне.

В нескольких шагах от меня фурия замирает и вдруг падает, потому что Мустанг удается выстрелом с колена попасть в защищенный доспехами бок. Пуля сбивает Айю с ног и отбрасывает на огромный деревянный стол, стоящий рядом с телами Севро и Антонии. Увидев, как правительница пятится назад со вспоротым животом, Рыцарь Истины и Рыцарь Радости нападают на Кассия, выхватив свои лезвия и активировав щиты. Вместо доспехов на Кассии лишь испачканный кровью зеленый тюремный комбинезон, но Беллона быстр, словно молния, и первым же ударом лезвия протыкает Рыцарю Истины глаз, а затем раскраивает череп.

Шакал вытаскивает из-за пояса мое лезвие и бросается на меня. Ухожу в сторону, потом прыгаю на него, он снова замахивается клинком, крича от ярости, но я ловлю его за руку и бью головой в лицо. Подсечка, и он уже на полу. Забираю свое лезвие и пригвождаю его левую кисть к полу. Теперь он беспомощен. Шакал визжит, брызжет слюной мне прямо в лицо, пытается достать меня ногами, но я ударяю его коленом в лоб и оставляю оглушенным и пришпиленным к полу.

– Дэрроу! – кричит мне Кассий, сражающийся с Рыцарем Радости. – Сзади!

За моей спиной с обломков стола поднимается Айя, глядя на меня расширенными от ярости зрачками. Спешу на выручку Кассию и Виргинии, понимая, что сейчас, когда я лишился правой руки, фурия разделается со мной в две секунды. Зеленый комбинезон Кассия залит кровью из раны на левой ноге, нанесенной Рыцарем Радости, которого надежно защищают доспехи. Используя свой вес и пульсирующий щит-эгиду на левой руке, он пытается загнать Кассия в угол. Мустанг хватает два лезвия, валяющиеся возле мертвых преторов, и кидает одно мне. Ловлю его на лету левой рукой, поворачиваю рукоятку, и клинок вытягивается на максимальную длину. Кассию наносят еще одну рану, он спотыкается о чье-то тело, падает, но успевает отразить второй удар импульсной перчаткой, которая не выдерживает и отключается. Рыцарь Радости стоит ко мне спиной, он наверняка почувствовал мое приближение, но уже слишком поздно. В бесшумном прыжке я замахиваюсь и наношу ему сокрушительный удар сзади. Левой рукой ощущаю препятствие, когда лезвие попадает в пульсирующее импульсное поле в сантиметрах от доспехов. Клинок дергается, входя в небесно-голубой металл, а потом разрубает плоть и кости, рассекая патриция наискосок от левого плеча до правого бедра, и Рыцарь Радости замертво валится на землю.

В зале полная тишина, слышен лишь глухой стук падающих тел.

Ко мне бросается Мустанг, откидывая на бегу спутанные золотистые волосы и лихорадочно улыбаясь. Я помогаю Кассию подняться.

– Ну что, как я сыграл? – морщась от боли, спрашивает он.

– Актер из тебя так себе, а вот боец отличный! – отвечаю я, показывая на лежащие вокруг него тела.

Кассий улыбается мне в ответ и кивает, лишь на поле боя он чувствует полноту жизни. Внутри у меня все сжимается – вот так и должно было быть с самого начала. Я так скучал по тем дням, когда мы вместе ездили верхом по горам, притворяясь, что мы – властелины мира! Я улыбаюсь ему – раненый, истекающий кровью, но впервые за долгое время почти счастливый.

– Вообще-то, мы еще не закончили, – напоминает нам Мустанг.

Втроем мы поворачиваемся к самому смертоносному существу во всей Солнечной системе. Она склонилась над полумертвой от ран Октавией, которая доползла до края съемочной площадки, и, прерывисто дыша, зажимает жуткую рану на животе хозяйки обеими руками. Октавия бледна, ее бьет крупная дрожь. По лицу Айи текут слезы. Рядом плачет Лисандр, который бросился на помощь бабушке.

– Айя! – кричит лежащий на полу Шакал. – Вот же они! Открой дверь или убей их! – обезумев, орет он, корчась на полу и пытаясь дотянуться до лезвия-хлыста искалеченной рукой. Лезвие лежит примерно в метре от Шакала, от кончиков его пальцев до рукоятки – всего несколько сантиметров. – Открой дверь! – скрежещет он зубами.

Чтобы открыть дверь, Айе нужно сначала дойти до нее, а для этого ей придется миновать меня и моих друзей, потом повернуться к нам спиной и ввести код. Фурия оказалась в ловушке, из которой живыми выйдем либо мы, либо она.

– Айя, отдай нам верховную правительницу! Ее ожидает возмездие! – требую я, прекрасно зная ответ, но не забывая, что голографическая площадка активна.

Прямая трансляция продолжается, а пол уже залит кровью золотых. Айя не спешит обернуться к нам. Своими огромными руками она ласково гладит Октавию по лицу, качая ее на руках, словно мать, убаюкивающая ребенка.

– Только не умирай, – говорит она хозяйке. – Я вытащу тебя отсюда, обещаю! Только не умирай, Октавия!

Правительница слабо кивает, а Лисандр дотрагивается до руки Айи:

– Поспешите, прошу вас!

– Надо измотать ее, – шепчет Мустанг. – У нее мало времени!

– Не позволяйте ей загнать вас в угол, – тихо говорю в ответ я. – Заходим с разных сторон, как договаривались. Кассий, ты сможешь занять хорошую позицию?

– Смотри не отставай! – отвечает он.

Айя встает, выпрямляется во весь рост. Огромная масса мышц во всеоружии, величайшая ученица величайшего мастера лезвия во всем Сообществе. Темное непроницаемое лицо. На синих доспехах извиваются морские драконы. Плечи у нее такие же широкие, как у Рагнара. Сейчас я очень жалею, что с нами нет Сефи. Полтора метра убийственного серебра змеятся перед Айей, и она занимает зимнюю позицию стиля ивы, держа лезвие чуть в стороне, словно факел, левая нога выставлена вперед. Фурия слегка приседает, сгибая колени. Мы с Мустанг расходимся в стороны, чтобы быть справа и слева от нее. Лучший мастер лезвия из нас троих, Кассий, замер в ожидании по центру. Айя пристально изучает нас, ищет уязвимые места. Ага, Кассий прихрамывает, у меня нет правой руки, Мустанг не отличается мощью. Фурия оценивает, насколько будут мешать ей предметы на полу, а потом бросается в атаку.

Есть две стратегии для боя с несколькими врагами. Первая состоит в том, чтобы использовать противников друг против друга, но мы с Кассием всегда были единым целым во время сражения, а Мустанг хорошо умеет под нас подстраиваться, поэтому Айя выбирает второй вариант – решает первым убрать меня, не дав Кассию и Виргинии времени прийти мне на помощь. Меня она считает наиболее слабым из нас троих, и она права. Хлыст щелкает у самого моего лица, а я даже не успеваю поднять лезвие и просто отшатываюсь назад, едва не лишившись глаза и потеряв равновесие. Она идет на меня, разыгрывая неимоверно прекрасную серию идеально отточенных движений с целью увести мое лезвие как можно дальше от тела, а потом выполнить фигуру, которую Лорн называл «Скальпирование крыла»: фурия собирается поднять свой клинок над моим, задеть острием лезвия плечо моей левой руки и рассечь ее вдоль до запястья, вспоров мышцы и сухожилия. Я отступаю, не давая ей точки приложения силы, лавирую между мертвыми телами и отвлекаю ее внимание, пока Кассий и Мустанг приближаются к ней с двух сторон. Кассий немного торопится и слишком далеко вытягивает клинок, как чуть было не сделал я, но Айя не намерена использовать лезвие. Она активирует гравиботы и бросается на Кассия. Две сотни килограммов мяса и дюропластика на бешеной скорости врезаются в незащищенного человека. Я слышу хруст костей, вижу, как его тело сплющивается о доспехи и он ударяется лбом в бронированное плечо фурии. Кассий медленно сползает на пол, и Айя прижимает его к полу коленом. Мустанг кидается к ней, чтобы не дать фурии прикончить Кассия, но Айя ожидала этого маневра. Кассий просто служит ей приманкой. Небрежным взмахом лезвия она задевает живот Виргинии; еще немного, и она бы выпустила ей кишки.

Подкрадываюсь к Айе сзади, замахиваюсь, но она будто спиной чувствует мое приближение, уклоняется от удара, прижимаясь к той стене съемочной площадки, которая отделяет ее от находящейся уровнем выше гостиной. Айя резко бьет Виргинию ногой по колену. Непонятно, насколько серьезна травма, однако моя подруга пятится, выставив клинок перед собой, и Айя снова поворачивается ко мне, потому что у меня нет оружия.

– Черт-черт-черт! – шиплю я и бросаюсь к преторам в надежде схватить одно из их лезвий.

На бегу поднимаю импульсную винтовку и вслепую палю назад. Разряд попадает в импульсный щит Айи, который поглощает его, разгораясь ярким красным цветом. Фурия прыгает на меня и выбивает из моих рук приклад. Снова ухожу от Айи, перекатываясь назад, она все-таки достает меня хлестким ударом по икрам, я успеваю подцепить чье-то лезвие и перепрыгнуть с площадки на уровень гостиной, несколькими метрами выше. Айя хватает импульсную перчатку и стреляет в меня, но промахивается, так как я быстро пригибаюсь. Стальной потолок надо мной моментально вскипает, оплавленная сталь капает вниз, и я с трудом уворачиваюсь.

Все лезвия остались внизу, и я опять перебираюсь на площадку, чтобы продолжить бой. Айя вот-вот порежет нас на мелкие кусочки, и мое отступление лишь позволит ей всерьез заняться Кассием и Виргинией. Фурия идет на Кассия, пользуясь тем, что он хромает и ранен в плечо. Мустанг атакует ее сзади, но Айя уклоняется от удара. Она движется так быстро, будто посмотрела видеозапись этого боя еще до того, как все началось.

Я понимаю, что нам с ней не справиться. Именно этого мы боялись больше всего. К тому же потеря правой руки в мои планы точно не входила. Айя без особого труда поубивает нас всех по очереди.

Виргинии и Кассию наконец-то удается обойти Айю с флангов, и во мне загорается огонек надежды. Спрыгиваю вниз, чтобы усилить атаку, но фурия вращается и изгибается, словно ива, попавшая в круг из трех смерчей. Она прекрасно знает, что ее доспехи отразят наши удары, а мы – беззащитны, поэтому рубит сплеча, заставляя нас истекать кровью, целится в основном в сухожилия под коленями и на руках, как нас обоих учил Лорн. Учитель говорил нам: «Мудрец подрубает корни».

Лезвие оставляет глубокую рану на предплечье, дробит костяшки пальцев, отсекает кончик мизинца. Я рычу как зверь, но одной ярости мало, мало одного чутья! Мы слишком устали, это чудовище пугает нас своей силой. Лорн великолепно обучил Айю. Кружась, она наносит обеими руками удар по правой стороне моей грудной клетки, и мир содрогается. С жутким ревом Айя поднимает меня над землей. Ноги болтаются в полуметре над площадкой. Кассий атакует фурию, и та отбрасывает меня в сторону, чтобы отразить нападение. Падаю на пол, грудь как будто вмялась в ребра. Задыхаюсь, кислорода отчаянно не хватает. Кассий и Мустанг встают между мной и Айей.

– Не трогай его! – шипит Мустанг.

Айя не задела мои внутренние органы, клинок застрял между двумя усиленными ребрами, которыми снабдил меня Микки, но кровь хлещет фонтаном. Пытаюсь встать, шатаюсь, но иду вперед. Шакал наблюдает за мной, лежа на полу, устав от тщетных попыток освободиться. Несмотря на обезображенные трупы, которыми завалена комната, Шакал улыбается, предвкушая мою неминуемую гибель от рук Айи. Верховная правительница тоже смотрит на меня отстраненным, затуманенным взглядом. Она опирается на край площадки. Лисандр обнимает ее, не давая краям раны разойтись. Айя в ужасе оглядывается на хозяйку, понимая, что той осталось недолго.

– Как вы могли предпочесть его нам? – в гневе кричит Айя Виргинии и Кассию.

– Легко! – отзывается Мустанг.

Кассий вытаскивает из кобуры на бедре шприц и кидает мне:

– Давай, Дэрроу! Сделай это, пока она нас не убила!

С трудом встаю на ноги. Айя в бешенстве рвется ко мне, но моим друзьям удается сдерживать ее натиск. Фурия рычит от ярости. Ноги всех троих скользят по залитому кровью полу, на такой малой дистанции с Айей невероятно трудно справиться. Мне удается добраться до противоположного от правительницы края площадки и приблизиться к телу Севро.

– Тебе не сбежать! Я выцарапаю тебе глаза! – кричит Айя. – Ты никуда не денешься, ржавый трус!

Я и не пытаюсь спасаться бегством. Падаю на колени рядом с Севро, грудь которого – настоящее месиво из рваной ткани и искусственной крови, пролитой пулями, которые выпустил в него Кассий. Лезвием разрезаю на нем рубашку, обнажая шесть фальшивых входных отверстий. Искусственная плоть даже вблизи смотрится совсем как настоящая. На лице Севро покой и умиротворение, обычно ему несвойственные. К тому же мы пока еще не заслужили отдыха. Вскрываю шприц со снадобьем Холидей – «змеиным укусом». Эта ядерная смесь и мертвого разбудит. Тем более человека, погрузившегося в летаргический сон после стаканчика странного зелья, которое Нэрол готовил из экстракта гемантуса.

– Пора просыпаться, малыш Гоблин! – шепчу я, высоко занося над ним шприц.

Про себя я молюсь, чтобы у него выдержало сердце, а потом со всей силы втыкаю шприц прямо в грудь лучшему другу.

– Твою мать!!! – Он в шоке открывает глаза.