Жрец ведет нас в храм, приказывает нам преклонить колени в зале, высеченном в черной скале, и ждать. Каменные челюсти с лязгом смыкаются за нашей спиной. В центре зала горит огонь, столпом поднимающийся до ониксового потолка. Под сводами храма туда-сюда снуют служители в черных рясах с капюшонами и что-то тихо напевают себе под нос. В наступившей внезапно тишине раздается шепот божества:

– О дети льда! Вы прибыли сюда с вестью?

Голос искажен синтезатором, наподобие тех, что были встроены в наши шлемы демонов во время операции на Фобосе, поэтому кажется, что с нами говорят двенадцать голосов одновременно. Невидимая золотая даже не пытается изменить акцент. Она, как и я, бегло изъясняется на языке черных, но ей нет никакого дела ни до лингвистических тонкостей, ни до людей, к которым она обращается.

– Да, о Солнцерожденная!

– Расскажи нам о корабле, – произносит другой голос, мужской, менее высокопарный, скорее игривый. – Можешь посмотреть на меня, дитя!

Не вставая с колен, мы бросаем робкие взгляды на двух золотых в доспехах, они только что дезактивировали плащи-невидимки и возникли прямо перед нами. Темный храмовый зал освещен факелами, отсветы пляшут на металлических лицах богов. На мужчине – плащ, женщина свой надеть не успела, видимо, торопилась на встречу с нами. Она изображает Фрейю, мужчина – Локи. Лицо скрыто металлической волчьей маской. Люди, в отличие от животных, не чувствуют запаха страха, но тем, кто привык убивать, хорошо известно особое напряжение, витающее в воздухе перед убийством. Именно этот импульс сейчас исходит от Сефи. Я знаю, о чем она думает: боги действительно существуют, Рагнар ошибался, мы все ошиблись! И все-таки она молчит.

– Корабль будто истекал кровью, заливая ею небо, – шепчу я, смиренно склонив голову. – Громко рычал, а потом разбился на склоне горы!

– Да что ты говоришь! – бормочет в ответ Локи. – Скажи, дитя, корабль цел или распался на множество маленьких обломков?

Конечно, все это рискованная затея, но я понимал, что только рассказ о потерпевшем крушение корабле может оторвать золотых от голографических экранов, передающих сводки о восстании, заставить выйти из охраняемого замка без гарнизона серых и встретиться со мной. Нобили со шрамом сидят тут, на окраине, и наблюдают, как их мир катится в тартарары. Когда-то их должность наверняка считалась очень почетной, но теперь это скорее форма изгнания. Интересно, за какие преступления или проступки этих ауреев отправили сюда работать няньками у дикарей? Чем сильнее я буду пресмыкаться перед ними, тем меньше риск, что они заинтересуются мной, думаю я и продолжаю:

– Обломки корабля раскидало по всей горе, о Солнцерожденные! – Я объясняю, глядя себе под ноги, чтобы им не пришло в голову приказать мне снять маску. – Он разбит, словно рыбацкая лодка, которую вынесло на мель и расколотило о скалы. Весь снег покрыт осколками железа и людей! – заявляю я, пытаясь употреблять метафоры, которыми обычно говорят черные, и мне это, кажется, удается.

– Осколки людей? – спрашивает Локи.

– Да, людей, но с мягкими лицами. Их кожа словно тюленья шкура в свете факелов, – говорю я, понимая, что перебарщиваю с метафорами, но остановиться уже не могу. – А глаза у них как горящие угли! – добавляю я, лихорадочно вспоминая, какие еще выражения употреблял Рагнар. – А вот волосы – золотые, как ваши лица!

Золотые застыли в своих масках. Сейчас они наверняка переговариваются друг с другом через встроенные в шлемы интеркомы.

– Наш жрец утверждает, что вы принесли с собой оружие богов, – величественно произносит Фрейя.

Дрожащими руками Сефи снова достает сверток из тюленьей шкуры. Она вся напряжена и наверняка начинает сомневаться в том, что я и правда смогу разрушить магию богов, как обещал. Золотые подходят к нам, от импульсных защитных полей в воздухе появляется едва заметная рябь: дотронешься – и сгоришь заживо. Они ничего не боятся. Чего им бояться на принадлежащей им горе? Ближе, ну же, тупые идиоты, давайте ближе!

– Почему вы не отнесли находку предводителю вашего племени? – спрашивает Локи.

– Или шаману? – подозрительно добавляет Фрейя. – Тропа меченых – длинный, тяжелый путь. Неужели вы проделали его только для того, чтобы принести нам…

– Мы – странники, – отвечает Мустанг, глядя, как Фрейя склоняется над лезвием и внимательно рассматривает его. – Без племени. Без шамана.

– Правда, маленькая дочь? – неожиданно жестко спрашивает Локи. – А откуда тогда у этой, – показывает он на Сефи и кладет руку на рукоять висящего на поясе лезвия, – синие татуировки валькирий на щиколотках?

– Ее изгнали из племени. Она нарушила обет, – быстро говорю я.

– Там есть клеймо дома? – обращается Локи к Фрейе, та тянется к рукоятке лежащего передо мной лезвия, но тут Мустанг громко смеется, отвлекая их.

– Смотри на рукоять, патрицианка! – произносит Мустанг на лингве ауреев и, не вставая с колен, срывает маску и бросает ее на пол. – Пегас в полете, печать дома Андромедусов!

– Августус?! – сквозь зубы шипит Локи, тут же узнавая Виргинию.

Пользуясь их секундным замешательством, я бросаюсь вперед, успеваю выхватить лезвие из рук Фрейи и нажать переключатель, переводя лезвие в изогнутую форму серпа – символ, который повстанцы рисуют на стенах и вырезают на лбах поверженных врагов. Золотые наверняка видели его на дисплеях, когда по сети показывали мою речь.

– Жнец! – ошарашенно восклицает Фрейя и поднимает импульсную перчатку, но я отсекаю ей руку по самое плечо, а потом разрубаю голову.

Быстро бью лезвием Локи прямо в грудь. Движение клинка замедляется, когда он входит в импульсное поле, на полсекунды лезвие замирает, но под конец поле не выдерживает. Лезвие пробивает доспехи, но скорость слишком мала, и на доспехах остается лишь безобидная вмятина. Мустанг молниеносно поднимает ногу и с разворота бьет по рукояти лезвия. Клинок рывком продвигается вперед, пронзая Локи насквозь.

Оба бога падают: Фрейя – на спину, Локи – на колени.

– Снять маску! – рычит Мустанг на Локи, сжимающего рукоять торчащего из груди лезвия, а потом шлепает его по рукам, когда он пытается дотянуться до планшета.

– Даже не думай! – кричит ему Холидей, ждет, пока импульсное поле отключится, и срывает с его пояса лезвие, а я забираю клинок с мертвого тела Фрейи.

Сефи и ее валькирии широко открытыми глазами смотрят на хлещущую из ран Фрейи кровь, но все еще не решаются подняться с колен. Я снимаю с Фрейи шлем, открывая искаженное лицо молодой аурейки с темной кожей и миндалевидными глазами.

– Как думаешь, Сефи, она похожа на богиню? – спрашиваю я.

Локи снимает маску, и Мустанг мрачно смеется:

– Дэрроу, погляди-ка! Это же куратор Меркурий!

И правда! Пухлый аурей с лицом херувима хотел завербовать меня в свое братство еще в училище, прежде чем Фичнер увел меня у него из-под носа. Последний раз мы с ним виделись пять лет назад, он пытался сразиться со мной на дуэли, когда упыри штурмовали Олимп. Я выстрелил ему в грудь из импульсной перчатки, а он все время улыбался. Сейчас он смотрит на торчащее из груди лезвие, и ему не до смеха.

– Куратор Меркурий! Вот уж не везет так не везет! Сдать две священные горы одному и тому же алому!

– Жнец! Охренеть можно! – корчась от боли, хрипит Меркурий и неожиданно для себя самого громко смеется. – Но ты же на Фобосе!

– Ответ отрицательный, патриций. На Фобосе хозяйничает мой верный ученик, ну этого психа ты прекрасно знаешь!

– Черт, черт, черт… – повторяет он, глядя на торчащий из груди клинок, со стоном садится на корточки и тяжело дышит. – Но почему мы… не увидели… тебя…

– Квиксильвер взломал вашу систему видеонаблюдения.

– И ты пришел… сюда за… – с трудом произносит Меркурий, но умолкает, глядя на валькирий.

Они глазеют на мертвую развенчанную богиню. Сефи наклоняется над Фрейей. Бледнолицая воительница ощупывает лицо золотой, а Холидей снимает с нее доспехи.

– За ними, – подтверждаю я. – Уж не сомневайся, засранец!

– Какого черта ты творишь, Августус? – грустно смеется наш бывший куратор, поворачиваясь к Виргинии. – Ты не можешь так поступить… Это безумие! Они чудовища! Их нельзя выпускать отсюда! Ты хоть представляешь себе, что будет? Это же ящик Пандоры!

– Если они чудовища, то кто их такими сделал? – говорит Мустанг на языке черных, чтобы Сефи понимала, о чем идет речь. – Нам нужны коды от арсеналов Асгарда!

– Придется тебе попросить повежливее, предательница! – сплевывает под ноги он.

– Смотря что считать предательством, куратор, – ледяным тоном отвечает Мустанг. – Не заставляй меня просить дважды, а то придется подрезать тебе уши!

Сефи присаживается на корточки рядом с телом Фрейи, окунает палец в кровь и пробует на вкус.

– Обычная кровь, – говорю я, приседая рядом с ней. – Не гной, не божественный нектар, а обычная человеческая кровь!

А потом протягиваю ей лезвие Фрейи. Сначала Сефи отшатывается, но потом усилием воли заставляет себя сжать пальцы на рукоятке. Руки дрожат, как будто ее сейчас ударит молния или ток или она вот-вот прикоснется к импульсному полю голыми руками.

– Вот эта кнопка убирает хлыст, а эта – изменяет форму.

Сефи почтительно, почти с нежностью берет оружие и молча поднимает на меня полные ярости глаза, в которых читается вопрос: какую форму придать клинку? Киваю на свое лезвие, пытаясь сделать шаг к сближению. И мне это удается, хотя и таким странным образом. Ее лезвие медленно принимает форму серпа. Кожа у меня на руках покрывается мурашками, когда я слышу раскатистый смех валькирий. Они заразительно хохочут, а потом вынимают свои топоры и длинные ножи и смотрят на нас с Виргинией.

– Осталось еще пять богов, – подмигивает им Мустанг. – Дамы, не желаете познакомиться?