Машина забрала его на Южном посту, как и было договорено.

Южный пост ГАИ, известный еще с советских времен, – место знаковое, там и ментов убивали, и амиров брал спецназ. Сейчас этот пост использовался как административное здание для придорожного рынка, на котором селяне торговали продуктами с городом и еще много чего продавалось. Там же теперь останавливались маршрутки – по негласной договоренности теперь маршрутки в город не ходили, потому что перевозки внутри Махачкалы контролировали одни люди, а по межгороду – другие.

Сев в Верхнем городе Дербента на маршрутку – древнюю, еще девяностых годов «Газель», – Магомед заплатил двадцать грузинских лари (грузинскую валюту брали) перевозчику за билет. Получив саульское место у окна, он смотрел в него не отрываясь, впитывая в себя образы своей земли, своей Родины, наконец-то ставшей свободной от русской оккупации.

Было грязно, пыльно, если не брать типично советскую застройку – можно было подумать, что ты на Востоке. Резко отличалось одно – на Востоке даже в крупных городах дома порой стояли на голой, утоптанной сотнями тысяч ног земле, а тут даже в некоторых деревнях был асфальт. Еще было намного меньше мотоциклов – застройка была в основном бедной, но при этом были машины. На Ближнем Востоке бедную страну от богатой легко отличить по тому, на чем в ней ездят. В бедной стране, такой как Пакистан, в ходу мотоциклы. Те, кто побогаче, ездят на машинах, хоть каких, но машинах. Но Дагестан ездил на машинах, причем если в те времена, когда он покидал республику, на дорогах было откровенное советское старье, и даже в извозе работали советские «рафики», то теперь в основном были «Нивы» и «Приоры». Встречались и «УАЗ Патриоты».

Странник, не бывавший на своей земле много лет, он жадно впитывал запахи, звуки, образы. Родной Каспий, родные заправки и придорожные кафе, родные заборы с надписями. Все было родное. Он вернулся домой.

На базаре торговали сезонными фруктами, картошкой. В отличие от московских базаров предлагали активно, хватали за руки.

– Мужчина, картошка свежая…

– Дорогой, персик откуси, попробуй…

Картонки с ценами на товар, сидящие на перевернутых ящиках продавцы… все как в девяностые. Как будто и не было двадцати прошедших лет.

Своего он узнал сразу – борода, усов нет, подвернутые до середины голени штаны – чтобы шайтаны не цеплялись. Подошел, представился.

– Я Магомед.

– Я-лла. Я вас уже час жду.

– Задержался в дороге. Маршрутка еле ехала.

В маршрутку набилось аж двадцать человек. Тяжелые нынче времена.

Парня звали Ильяс, у него была модная, с заниженной подвеской «Приора». Шаркая днищем машины по колдобинам, он рассказывал Магомеду последние новости из жизни Махачкалы и республики, а из магнитолы лилась тягучая восточная музыка нашида.

– …Короче, русисты ушли, а нацпредатели и джахили как сидели, так и сидят. В Госсовете, в ДУМе – как были, так и есть, хуже даже стало. Мюриды эти дебильные из всех щелей повылазили со своими шейхами, распространяют свой нифак. Суфии как были, так и есть, ни в одной мечети имама не сменили. Вчера на Котрова опять драка была, человек двести махались, стреляли. Это таклид, надо общее восстание делать, чтобы был истинный ислам, как во времена Пророка, мир ему.

Парень покосился на пассажира, ожидая, что тот отреагирует на слова о Пророке «мир ему», но тот ничего не сказал.

– …А те, кто тут заблуждения распространяет, пусть в Россию едут и там распространяют свою джахилию. Правильно я говорю?

Поужинали, легли спать. Легальный брат, приютивший его, жил на окраине, в хрущовке – но отдельно, один. А проснулся Магомед от хорошо ему знакомого, далекого стука пулеметных очередей…

Ту-ту-ту-ту. Ту-ту-ту-ту.

– Нурали! – Он прошел в соседнюю комнату и стал будить хозяина квартиры. – Нурали, просыпайся. Движения какие-то…

Не дожидаясь, пока Нурали окончательно проснется, он вышел на балкон, занавешенный тонкой кисеей. Со стороны правительственного квартала в небо взлетали трассеры.

Что произошло на самом деле – потом так и не смогли понять.

Одни говорили, что правительственные силы предприняли нападение на адрес исламского фонда, а там случайно оказался целый джамаат с оружием. Другие – что это какой-то джамаат, возбужденный дневным столкновением со стрельбой на Котрова, шел с оружием, чтобы занять Госсовет, что в истории Дагестана уже, кстати, было. Но факт тот, что бои начались еще ночью, а утром, после намаза, к центру стал подтягиваться весь город…

Примерно к середине дня обстановка в городе стала явственно склоняться в сторону повстанцев, к которым примкнула часть городского населения, которому новая-старая власть надоела уже до чертиков.

По сути, Махачкала – это город на побережье, прижатый к берегу горами. Из него есть четыре пути для отступления – по Аэропортовскому шоссе, на Каспийск по бывшему Комсомольскому шоссе, на Дербент по Имама Шамиля вдоль железнодорожных путей и на Буйнакск – по одноименному шоссе, идущему через частную застройку. Правительственный квартал расположен ближе к побережью, его контроль дает возможность контролировать и стратегически важные морпорт и железнодорожный вокзал, который в Махачкале совмещен с морским. Но когда в Нефтяном порту началась высадка боевиков «Исламского государства», переброшенных морем с того берега Каспия, – правительственные силы поняли, что удержаться им не удастся. И, собрав все силы, пошли на прорыв в сторону Комсомольского проспекта по короткому и широкому Ленинскому проспекту (Расула Гамзатова). У железнодорожного моста завязался самый страшный бой с начала того дня…

Бывший проспект Ленина был застроен в основном невысокими, четырехэтажными, сталинками. Здание Дома быта было тоже четырехэтажным, но уже новой постройки, с виду оно было похоже на бетонную гребенку, царапало взгляд. Внутри было не лучше: коридоры советского стиля (белый верх, грязно-зеленый низ), пол с дешевым линолеумом «под паркет», узкие коридоры, разномастные двери. Радовало только одно – держава цемента не жалела, так что рухнуть оно не должно было.

Они уже продвинулись до гостиницы «Ленинград» и заняли перекресток со знаменитой «Двадцать шестой». Впереди были джамаатовские, а Магомед был в это время как раз у Дома быта, вместе с какими-то чеченцами и несколькими местными парнями. На его глазах один парень со старым «СКС» разгреб хлам, разбил прикладом дверцу, достал пару бутылок колы. Свернул голову одной, отхлебнул, зажмурил от удовольствия глаза.

– Лазат.

В этот момент раздался тоненький нарастающий свист, который так хорошо знаком профессионалам.

– Миномет!

Взрывы хлестнули горячим воздухом, бетонной крошкой, осколками. Ударили по ушам.

– В здание! – заорал Магомед, как самый опытный. – Ползком, не вставать!

Они ползли в здание, до входа было метров пятнадцать, но их можно было никогда не пройти. За их спинами мина попала в автобус, к счастью, пустой.

– Что за нах…

– Они на прорыв пошли, – сказал один из чеченцев, – надо позицию занять. Бронетехника пойдет…

На крышу выхода не было. Они едва успели занять позиции, как действительно пошел прорыв. Бронетранспортеры и БМП чередовались с «Лендкрузерами», «Лексусами» и «Кайеннами», но это было не самое страшное. Страшнее были тачанки – пикапы с пулеметами, часто крупнокалиберными. В отличие от стрелка БТР стрелок на тачанке отлично видит все происходящее и реагирует мгновенно. Вот почему, кстати, американцы предпочитают БТРу «Хаммеры» с защищенным пулеметом и даже щит делают из дорогого бронестекла. Время реакции и тактическая осведомленность тут важнее защищенности от поражающих факторов ядерного взрыва…

Магомед сделал два выстрела – и был вынужден убраться, потому что стрелок обратил на него внимание и открыл огонь на прикрытие. А потом чеченцы ахнули из «РПГ», видимо, нашли-таки выход на крышу, – в ответ правительственные войска нанесли такой удар, что Магомеда в коридоре сбило с ног. На какой-то момент его обдало смертным ужасом, он подумал, что сейчас здание рухнет и он окажется погребенным под его завалами, но нет, здание советской постройки стояло. Только в коридоре ничего не было видно от пыли и дыма, и начали залетать пули, противно цвикая, – значит, обвалили часть стены.

Со второго этажа Магомед спрыгнул на тыльную сторону здания, там было все нормально, и даже машины стояли, только все было густо засеяно битым стеклом. В этот момент раздался чудовищный взрыв, дрогнула земля. Магомед оглянулся в сторону взрыва – для того чтобы увидеть неспешно встающее над крышами бурое облако. Это кто-то догадался и подорвал железнодорожный мост.

Кто-то прыгнул рядом, хрустнул сапогами по осколкам стекла. Это был один из чеченцев, глаза его горели недобрым огнем, что особенно убедительно смотрелось на грязно-белом от строительной пыли лице. Он вышиб окно у стоящего рядом пикапа и в несколько секунд завел двигатель.

– Что стоишь, садись! Сейчас джамаат соберем, охоту на них будем делать!

Магомед подумал, что не дело такое делать на родной земле, в родном городе – это чеченцу они не родные, а так лучше бы отпустить их восвояси…

Но он просто полез в кузов.

Остановленная подрывом моста колонна частично потеряла управляемость и под огнем начала распадаться. Часть пошла по проспекту Гамидова, часть попыталась прорваться по железнодорожным путям, а хвост колонны попытался прорваться по «Двадцати шести». Последних остановили и истребили полностью.

Магомед участвовал в охоте на промке и точно убил шесть человек, наверное больше, но он не был уверен. Но одного он спас.

Когда он увидел лежащего парня в камке – его, видимо, сбросило взрывом с брони, и он, оглушенный, так и остался, а остатки колонны ушли, – и увидел стоящего над ним бородача с ножом, в нем что-то перевернулось. Бородач успел произнести привычное при забое скота «бисмилло рахмону раджим», но перерезать горло не успел – подбежавший Магомед сильно ударил его по голове и направил на него свою «СВД».

– Стоять!

Бородач поднимался, глаза его были белыми от бешенства. К нему бежали его соплеменники, Магомед достал из кармана «эргэдэшку» и выдернул кольцо.

– Стоять, с…а.

Сразу стало как-то тихо… мертво тихо.

– Не дам…

– Он кяфир. Его надо принести Аллаху!

– Он не кяфир. Не русский. Он аварец, такой же, как я.

Люди молчали. Рядом догорал БТР.

– Мы больше не воюем с русскими. Это наша страна, – упрямо сказал Магомед, – самосуд делать не дам.

Еще неизвестно, чем закончилось бы, но к скоплению подошли еще несколько человек, явно местные.

– И верно, – сказал один из них, – с правоверным так нельзя. Э, пацан, ты правоверный?

Раненый кивнул, на лице его запеклась кровь.

– Есть шариат. Отдать в шариатский суд, пусть его судят и наказывают. А убивать нельзя, это не по шариату…

Магомед спрятал гранату и помог парню подняться.

– Давай… тут рядом больница…

Они выбрались из кольца враждебно настроенных к ним людей и побрели по разбитому городу. На улицах было много горящих машин и бронетехники, кто-то уже палил в воздух с криками «Аллаху акбар»!

– Эфенди… Вы должны знать кое-что, – сказал парень.

…

– Я не аварец. Я лезгин.

Магомеду вдруг стало очень стыдно.

– Ты дагестанец. Такой же, как я…