Независимости так или иначе ждали все. Но когда она пришла, никто толком не знал, что с ней делать…

Говорят, что такие дни запоминаются навсегда. Магомед помнил вот что.

Он проснулся рано, как обычно встал на намаз – кяфиры позволяли вставать на намаз, у них это было… свобода вероисповедания, во как. Совершив намаз, Магомед отправился на пробежку. Он никогда до этого не бегал… на Кавказе бегать не принято, по горам особо не побегаешь. Но тут он полюбил бег и бегал каждое утро километра по три, как морские пехотинцы США.

Бегая, он думал о своем. Ему, с его грамотностью и каким-то знанием английского, полученным в русской школе, не составило никакого труда стать не просто сержантом, а главным сержантом. Теперь он отвечал и за расход боеприпасов, и за обстановку в подразделении, и за многое другое. Понятное дело, что боеприпасы теперь пускались налево и куда-то вывозились, а сержантами в его подразделении (это называлось третий исламский батальон специального назначения) были только те, кто придерживался крайне радикальных взглядов. Магомед поговорил с каждым, и свои взгляды они успешно скрывали от американских, британских, прибалтийских и грузинских инструкторов.

Помимо этого Магомеду приходилось решать и многие другие проблемы. Например, до сих пор их не обеспечили техникой. Обещали подвезти «Форд Рейнджер», как у афганских полицейских, и до сих пор не подвезли, а Брю, старший инструктор, что-то темнит. А ведь машины надо не только доработать, но и отработать действия на них, посадку-высадку, огонь в движении. Когда это делать?

Или он пожаловался, что значительная часть оружия представляет собой металлолом, причем плохо хранившийся. И им подвезли целый контейнер румынского оружия. Разбирая его, он неприятно поразился румынскому качеству – по дереву лаком, как соплями, намазано, вместо воронения – краска, и тоже как соплями. Он провел гвоздем по металлу ствольной коробки – к его удивлению, остался весьма заметный след. И как будет стрелять эта винтовка?

Четверо в его подразделении больны, их отправили в больницу. Еще непонятно, что делать с наркотиками. Грузины часто употребляют наркотики, в том числе и инструкторы, рядом с полигоном тоже торгуют наркотиками, постоянно пытаются просочиться внутрь. Он уже проводил беседы с личным составом о хукме воздержания от наркотиков, но разговоры – это одно, а когда торгуют наркотиками, и нельзя сделать, как в Халифате, когда торговцев вешали на центральной площади города, – это совсем другое. К тому же ему казалось, что некоторые инструкторы тоже употребляют.

Хорошо пока только одно – что их реально тренируют.

Что касается того, КТО их тренирует, Магомед больше не задавался вопросами и не брал это в голову. Кяфиры тренируют? Ну и что. Это хорошо для мусульман, мусульмане возьмут это и используют потом против самих кяфиров. Хитрили они, и хитрил Аллах, а Аллах лучший из хитрецов…

Он как раз доедал свой завтрак, когда кто-то ворвался и закричал: Россия уходит! Никто не понял. А когда поняли – высыпали на улицу… кто-то уже стрелял в воздух. Прямо на плацу начали делать зикр…

Занятия в этот день, конечно же, были сорваны, было не до них. Когда эмоции схлынули – начали разбиваться на группки, обсуждать, строить планы…

– Ментов надо всех отправить к Аллаху, до единого.

Магомед был среди своих людей, он больше слушал, чем говорил. Его поразило, что когда произошло то, что народы ждали больше двухсот лет, когда их земля снова стала свободной – они стали спорить еще больше, чем спорили до этого. Мюриды… менты… азеры…

Но он знал и средство против распрей. Испытанное, неоднократно проверенное.

Джихад…