Книга: Корона за холодное серебро
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25

Глава 24

И это ее надежная личная гвардия! С первым лучом рассвета никто из команды тапаи Пурны не явился, и Чи Хён, вскочив на своего жеребца, в последний раз протрубила в рог. Вместе с Гын Джу, Феннеком, Чхве и кавалерессой Сасамасо, ведущей дюжину конных рыцарей, составлявших генеральскую охрану, она галопом проскакала по лагерю, размахивая знаменем-копьем и собирая в кильватере пеших солдат, пока спускалась с Языка Жаворонка на кровавую битву. Еще было темно, солнце не вышло из-за предгорий, но Чи Хён с удовольствием увидела, что ее армия готова встретить атакующих, и завистливо подивилась инициативности Пятнадцатого полка.
Багряная кавалерия попыталась прорваться сквозь укрепления и ряды копейщиков, выставленных там, где уклон делался круче, но, прежде чем она добрались до пехоты, прогремели новые рога и кобальтовые нанесли ответный удар. Феннек отыскал в Нукс-Вомике старого наемника Фаариса Кимаеру, и сейчас этот великолепный наездник вел разношерстную кавалерию кобальтов вниз по южному гребню, наперерез багряным конникам. Когда у края долины имперцы развернулись им навстречу, драгуны кавалерессы Сингх понеслись с северного хребта и обрушились на фланг багряных сзади. Зажатая с двух сторон конными отрядами и теснимая копейщиками, идущими вниз по склону, багряная кавалерия тем не менее удержала позиции. Она защитила фланги, не дав кобальтовым разрезать свои ряды, и стала подниматься на холм. Внезапно тяжелая конница обрушилась на плотный строй пеших мятежников, прорвала первые шеренги. За ней быстро подтягивалась багряная пехота – волна крови катилась по долине к Языку Жаворонка.
Не желая идти наперерез своей пехоте, прорыв сквозь которую причинил бы больше вреда, чем пользы, и погубил бы солдат, бежавших за ее отрядом, Чи Хён повела свою свиту и несколько сотен пехотинцев в обход на север, где их товарищи стояли реже. Уже почти оглохнув от какофонии битвы, но еще даже не вступив в нее, она добралась до кавалерии Кимаеры и обошла ее с фланга, предполагая защищать ее от багряной пехоты, пока кобальтовые всадники не прорвутся внутрь, чтобы соединиться с отрядом Сингх и зажать багряную кавалерию в клещи. В последний раз воздев копье и махнув флагом, Чи Хён взяла оружие наперевес и пришпорила жеребца, погнав его навстречу надвигавшейся орде; Чхве мчалась слева, держа огромное лунокопье с острием-полумесяцем, а Гын Джу справа сжимал в руке длинный, украшенный кисточками трезубец. Феннек, похоже, остался с кавалерией Кимаеры, но конные рыцари и толпа тяжело дышащих пехотинцев по-прежнему трусили за генералом. Низко над головой вилась Мохнокрылка, похожая на стервятницу, и Чи Хён отмахнулась от этой ассоциации. Быстрый конь летел в гущу самой жестокой битвы в ее жизни.
Стрелы сновали туда-сюда по обе стороны от генерала, а затем жеребец врезался в яростное багряное море. Флаг-копье пронзило нагрудник орущей женщины в первых рядах, и Чи Хён бросила оружие, чтобы не вывихнуть руку, а конь занес ее глубже в строй вражеской пехоты. Она дернула повод, чтобы выбраться из толпы, но имперцы с небывалым напором шли слишком плотными рядами. Положение осложнялось тем, что кобальтовые солдаты, которых она намеревалась привести в бой, отстали и теперь линия фронта оказалась позади. Чи Хён пользовалась этим маневром полдюжины раз, но никогда не углублялась так далеко во вражеские ряды. Вот проклятье!
В нее тыкались пики, клинки скребли по кольчуге коня, отскакивали от ее поножей. Она выхватила из ножен длинные мечи-близнецы, чуть не выронив один, когда в шлем ударила стрела. С тех пор как Чи Хён покинула Хвабун, она стала умелой наездницей. С мечом в каждой руке, она оказалась посреди вооруженной и закованной в броню толпы, не позволявшей ей ни сражаться изящно, ни толком править конем. Боевой жеребец, к счастью, был еще лучшим скакуном, чем она наездницей. Выверенные удары его копыт не давали имперцам стащить ее наземь.
Но багряные солдаты бросались на нее, пуча глаза под шлемами-горшками и брызжа слюной, – неслись и наседали, не обращая внимания на копыта жеребца и стальные клинки. Они обезумели от ярости и больше, чем на вышколенных солдат, смахивали на огненных муравьев, карабкающихся на свою жертву. Раньше легендарная внешность Чи Хён пугала врага до одури, но эти солдаты не выказывали ни узнавания, ни естественной осторожности – только неистовую ярость, тем более страшную, что она охватила всех. Человек с кожей такой же багряной, как его камзол, плевался и пускал пену даже после того, как меч пронзил ему горло, словно лишь ненависть удерживала этого воина среди живых.
Еще двое схватили ее за ногу с другой стороны, и, когда она развернулась, чтобы ударить, ее лицевой щиток запотел от крови: лунокопье Чхве отсекло одному солдату голову и засело в шее у другого. Тот все равно не выпустил поножей, пытаясь стащить Чи Хён с коня, и ударом меча она довершила работу, начатую Чхве. Руки уже болели, она пришпорила коня левой ногой, и отлично вышколенное животное пошло вбок и по кругу, насколько это получалось в такой давке. Но когда конь развернулся и Чи Хён увидела, как острие копья Чхве рассекает воздух, отбрасывая багряных солдат, она осознала, что в суматохе не соображает, откуда явилась. Именно об этом предупреждал ее Феннек: она совершила большую глупость и была уже на грани паники, когда чириканье Мохнокрылки заставило ее посмотреть вверх, выше хаоса, и увидеть Язык Жаворонка слева.
– Назад! – крикнула она, но, отдав приказ, поняла, что не слышит собственного голоса в грохоте битвы, не видит ни Гын Джу, ни кавалерессу Сасамасо, ни других своих рыцарей – только накатывающиеся волны багряного, сверкающего стальной пеной моря и, в невозможной дали, изломанную синюю линию своей пехоты. В нее ткнулось копье, снеся лицевой щиток шлема. Меч пробил броню жеребца, отчего тот гневно взвился на дыбы и едва не сбросил наездницу. Чи Хён прокляла себя, обозвав величайшей дурой за то, что очертя голову бросилась в этот ад.
* * *
К тому времени как София проскользнула обратно в лагерь, собрала сотню обескураженных солдат, которых отдала под ее командование Чи Хён, и велела им взять столько же лучников из отряда, стрелявшего в долину, – кобальтовые, удерживавшие фронт, уже попали в оборот. Однако им было бы куда хуже, не возьми она в свои руки тылы, хотя ей пришлось трижды повторить задачу лейтенанту, командовавшему лучниками, прежде чем женщина позволила ей уйти с сотней демонски нужных стрелков. Потом они бежали вверх по холму, через лагерь, постоянно держа в поле зрения горб, что находился футов на пятьсот выше по склону и отмечал место, где из Языка Жаворонка выступало небольшое плато. Она ждала, что там появятся багряные солдаты, которые начнут спускаться по крутому склону в лагерь, но пока – никакого движения среди камней и кактусов. Язык Жаворонка до уступа был безлюден и почти гол до вершины, его пересекала только пара рядов низких сосен, тогда как на окружающих горах те росли сплошь. Но София не взобралась бы достаточно высоко, чтобы заметить блеск металла, перетекавшего через боковой склон горы, не подними Мордолиз столько вони по этому поводу.
Здесь, за передним краем гор, не было ничего, кроме дикой земли, и пусть даже Пятнадцатый сошел с дороги на пятнадцать миль южнее, чтобы последовать за кобальтовыми, за ним следили разведчики, и они не докладывали ни о каких отрядах, отделившихся для обхода с фланга. Это означало, что второй отряд выступил даже раньше, чем полк спустился с гор. Такой тактической изощренности София никогда бы не заподозрила в Эфрайне Хьортте – мальчик, похоже, стал относиться к делу намного серьезнее, с тех пор как она отрезала ему большие пальцы. Он не мог отрядить крупное войско на столь рискованный поход по горному бездорожью, но солдат могло оказаться достаточно, чтобы парализовать кобальтов, не будь здесь Софии. Она с первого взгляда узнала классический «волчий капкан», хотя сама всегда заводила имперцев в ловушку, а не выстраивала ее вокруг лагеря: многое может пойти не так, если оба твои отряда не займут позиции вовремя, чтобы раздавить врага стальными челюстями. Это она и хотела продемонстрировать, первой заняв удобное для обороны плато и перестреляв имперцев, когда они потянутся вниз с тропы.
Как только ее отряд добрался до верхнего края лагеря, гонец, которого она послала сообщить Чи Хён про обходной маневр врага, выбежал, отдуваясь, из-за палатки и дал ей знак спуститься. Он не выглядел так, будто принес добрые вести.
– Дай-ка угадаю, – сказала София. – Наш бесстрашный генерал решила командовать на передовой?
– Угу, – выдохнул гонец. – Но я нашел этих двоих перед командирским шатром, они стояли как потерянные, и я привел их, потому что вы приказали вести всех способных держать оружие.
Самая высоченная фигура, какую София когда-либо видела, догнала гонца и запыхалась при этом намного меньше. София усмехнулась и на кремнеземском произнесла:
– Что, трудно найти кого посноровистее, чем четыре руки на двух ногах?
– Ух, – отозвался Мрачный, отводя глаза. – Это вы.
– Манеры, парень, – напомнил старик Безжалостный, возложив ладони на копну волос внука, как на кафедру. – Любой, кто уложит моего сына так, как это сделала она, достоин кивка, если не глотка чего-нибудь крепкого. Как величать вас, госпожа, если мы не были официально представлены? По дороге слышали много титулов, дайте-ка припомнить: София Холодный Кобальт, Забытая Королева, Баньши-с-Клинком, Первая Среди…
– София годится, – оборвала она, понимая, от кого Марото унаследовал любовь к собственному голосу. – Я буду звать вас просто Безжалостный и Мрачный, поскольку слышала, что это ваши имена. Устраивает?
– Более чем, – ответил Безжалостный.
– Как… – Мрачный смотрел во все глаза на Мордолиза, который подошел и потерся головой о его ногу. – Как зовут вашего демона?
– Истинное имя демона – могущественная штука, Мрачный. – За спиной Софии встревоженно зашептались, но ее не сильно огорчило то, что парень выдал ее спутникам, – если ей больше не наслаждаться анонимностью, то и демону тоже. – Я дала ему кличку Мордолиз.
– Ха! – Мрачный поскреб за ухом чудовища, отчего оно довольно взвыло.
– Меня больше, чем моего внука, заботят дела смертных, – заявил Безжалостный. – Посланный вами мальчик сказал, что нужны мечи, чтобы встретить трусливую алую стаю, крадущуюся вниз по горе. В общих чертах это так?
– Дед, – тихо проговорил Мрачный, отводя взгляд от Мордолиза, но по-прежнему не глядя на Софию, – мы должны сражаться вместе с дядей, помогать Джи… генералу Чи Хён…
– Их не было там, где они обещали быть, – буркнул Безжалостный, – а госпожа София хочет получше застраховаться от трусов. О чем ты ноешь?
– Это важная битва, Мрачный, – сказала София. – Ты принесешь больше пользы дяде и друзьям, отбивая атаку на их тылы, чем бродя по полю в надежде найти двух бойцов среди двадцати тысяч.
– Так много? – ликующе перепросил Безжалостный. – О, это будут пышные проводы!
– Ну ладно. – Мрачный выглядел оробевшим, как девственница, которую пригласил на танец знаменитый распутник, и София получила некоторое удовольствие, наблюдая, как он смущенно ежится. Что бы Марото ни думал о мотивах племянника, Софии было ясно, что парень желает уложить ее либо в могилу, либо в постель, а может быть, даже и сам не знает, чего хочет больше.
– Я поручаю тебе присматривать за моей спиной, Мрачный, – сказала она, не в силах удержаться, и это его наконец добило – он посмотрел ей прямо в глаза, и она увидела последнее, что ожидала от внешне грозного Рогатого Волка: он ее боялся.
– Ага. Ладно.
– Ага. Ладно, – передразнил дед и, порывшись за спиной парня, вытащил кошмарного вида нож из тех, какие мечут друг в дружку воины кремнеземских племен. – Мы порычали и погавкали достаточно, давайте уже применим зубы по делу!
– Тогда наверх, – распорядилась София. Возвысив голос, чтобы слышали лучники и пехота, собравшиеся позади, она крикнула: – Я вырежу трубку первому, кто прольет кровь багряных!
Парочка «ура» и уйма непонимающих взглядов. Куда катится Звезда?
– Или бутылку лучшего пойла в лагере, на ваш выбор! – Это подействовало на невежественных подонков гораздо лучше, и София двинулась вперед и вверх по склону, стараясь не заводиться из-за того, что единственное умение, которым она по-настоящему гордилась, встретило столь вялый отклик.
Ну и ладно, бутылку раздобыть куда проще, чем вереск. А ее рукам и так будет чем заняться в предстоящие дни.
* * *
Мрачный и папаша не пришли к палатке Дигглби, и, когда Пурна устала ждать и потащила лодырей к командирскому шатру, она обнаружила, что Чи Хён уехала без них. Предложения еще немного подождать были с ходу отвергнуты той же Пурной, скорчившей свою самую злокозненную мину. Марото не понимал, что за спешка, поскольку спиральные сине-красные узоры, перетекавшие по ложу долины, не собирались никуда исчезать. И приблизительно в то же время Марото перестал слышать, что говорят Пурна и другие: его единственное ухо наполнилось жужжанием и скрежетом насекомых, скрывавшихся под землей; могильные черви ползли отсюда в долину, взбудораженно пробиваясь к поверхности, к пище…
Пурна повела товарищей вниз. Но Марото больше не мог смотреть на нее, как не мог видеть Дигглби, Хассана и Дин, потому что взгляд пронзал кричащий макияж и кожу, показывая все, вплоть до клацающего челюстями черепа. Он сосредоточил внимание на Принце, потому что карманный песик, трусивший рядом с компанией, продолжал смотреть на него со странной ухмылочкой, и хотя он уже не походил на собаку, но по крайней мере не выглядел ходячим трупом, обглоданным падальщиками. Шатающийся зуб Черной Старухи! Марото никогда так круто не уносило от укуса. Он накачался по самые яйца.
– Ты перестанешь, наконец? – спросила Пурна.
Марото оторвал взгляд от Принца, с облегчением обнаружив, что буйный скрежет в его ухе поутих, сменившись старым добрым гомоном бесчисленных людей, убивающих друг друга.
– Спасибо.
– А? – Но звук вернулся, как только он это произнес, и на него снова ощерился череп Пурны, а почерневший костяной палец указал на ее челюсть. – О!
Марото перестал скрипеть зубами, и звук тоже прервался. Смешно, как это устроено. Он закрыл глаза, сказав себе, что, когда откроет, мир снова станет нормальным. Попробовал и увидел, что они ушли вниз по склону холма и уже осталось меньше сотни шагов до задних рядов, а всюду гребаные трупы, люди слоняются вокруг них, держась кто за свои конечности, кто за места, где эти конечности некогда были, и рыдают, и умирают, а иногда то и другое сразу, и кровь проступает прямо из земли, – а Пурна чмокнула его в щеку, как будто это помогало где-нибудь, кроме песен.
– Марото! – Череп под капюшоном Рогатых Волков говорил аккурат как Пурна.
– Эточноя, – сказал он, надеясь, что выйдет убедительно.
– Кое-кто видел, как она уехала вон туда, но будет адски трудно даже пробраться через наши войска до фронта. Жди здесь, пока мы не вернемся с Чи Хён, ладно? НЕ ХОДИ ТУДА!
Пурна указывала на тучу свистящего оружия и кровавых брызг, которая повисла перед ними. Когда Марото прищурился, его запутавшийся мозг вообразил, что уже попал прямо в гущу боя, ибо все начало происходить в точности так, как он помнил по настоящим схваткам. Бессвязная муть разделилась на сотню тысяч кристально ясных образов. Топор отсекает руку. Женщина поднимает щит слишком медленно, чтобы отбить копье, пронзающее ей сердце. Падает лошадь с выпущенными булавой мозгами. Всадник вонзает меч в другого, а его конь еще не понял, что убит.
– Правильно, молодец. Останься тут. Если тебе надо подвигаться, иди обратно в палатку, – сказала Пурна, отворачиваясь, но не успела сделать и шага, как стрела, выпущенная с двухсот ярдов, из глубины свалки, со свистом устремилась ей в лицо. Ну, «со свистом» – слишком сильно сказано. Она просто спланировала вниз, как бы бесцельно, оставляя в небе сверкающий след, а потому Марото тоже не спешил: он просто оттолкнул Хассана, извинился, а затем сделал длинный шаг наперерез Пурне и поднял один из своих щитов, чтобы аккуратно перехватить стрелу, прежде чем та убьет девчонку. Острие задрожало с его стороны щита, пройдя сквозь сталь и дерево. На дюйм ниже – и она прошила бы ему потную руку. Нужно быть осторожней.
Человеческие глаза в черепе Пурны оторопело заморгали, Хассан ахнул от запоздалого шока, а Дин выдавила:
– Милость Падшей Матери! Никогда не видела, чтобы смертный так двигался.
– ЯНегодяйвынезналимоюрепутациюпроводникаотПантеранскихматьихпустошей, – сказал Марото, и Дигглби засмеялся.
Он все хохотал, подхватив одной рукой Принца, а второй размахивая хрустально блестящей саблей, как тот актер, с которым Марото работал, у него была крутая роль сумасшедшего пирата, а Пурна хлопала варвара по плечу, и как-то обалдело благодарила его, и больше не убеждала остаться в тылу, и все они побежали к какому-то очагу вобравшей все сущее битвы, который показался лучше прочих. Благородные господа всегда знают, где затевается самый веселый кутеж.
– Вопрос, – прошипел Марото Дигглби, не желая пугать остальных, пока они проталкивались сквозь толпу. – Мысиние аоникрасные?
Дигглби все еще смеялся, когда новая, слишком быстрая даже для Марото стрела прочертила дугу по ясному утреннему небу. Зловещий черный след дрожал за ней в воздухе, и было странно смотреть на смеющегося друга и понимать, что он мертв, еще до того, как это случилось; видеть, что он ведет себя как живой и здоровый, но знать: он призрак, просто еще не понял этого. Но вместо того чтобы пронзить увитую кружевами шею пижона, стрела в последний миг отклонилась под порывом ветра и впилась в какого-то беднягу позади них – убила чьего-то чужого друга, а не его. Марото смеялся вместе с Дигглби, ведь, когда понимаешь вообще все, самую суть всего, нет ничего более уморительно-случайного, чем война.
* * *
Мрачный с трудом пробирался через лагерь к дядиной палатке, навстречу потоку нетерпеливых, испуганных и целеустремленных людей. Палатка оказалась пуста, и, когда через пару минут так никто и не появился, он потащил дедушку к шатру Чи Хён, но и ту упустил. Самым разумным казалось подождать здесь, пока кто-нибудь не придет и не скажет, что ему делать, хотя дедушка требовал, чтобы он отправился с остальными кобальтовыми вниз по холму и выяснил, нет ли для них занятия на дне долины. Если честно, Мрачный не мог вынести мысли, что покинет палатку, а Чи Хён или дядя Марото вернутся сразу после его ухода, и он вытянул из дедушки обещание выждать десять минут, поскольку сражающиеся армии в долине никуда не денутся.
И снова ему стоило прислушаться к дедушке, так как потный парень, который прибежал снизу, просунул голову в шатер и велел Мрачному идти за ним в заднюю часть лагеря, чтобы с кем-то сражаться, а в итоге привел прямо к Софии. И вот он уже пообещал охранять ее тыл, то есть вляпался в новую глупость: поклявшись, он не сможет с полной уверенностью в своей правоте выполнить волю Безликой Госпожи. По крайней мере, сегодня. Возможно, это и хорошо: одной заботой меньше… Разве только София каким-то образом догадалась, что варвара послали по ее душу, и хочет воспользоваться военной суетой, чтобы напасть на него раньше, чем он на нее. Разве что так.
– На спину пялишься? – прошептал дедушка, пока Мрачный взбирался по крутому, скользкому от грязи склону.
Над ними, словно вздутое брюхо горы, торчал край уступа, который они называли горбом, но до него еще надо было дойти. София была шагов на десять впереди, и да, если быть честным с собой, он посматривал на эту спину – с такого угла трудно не смотреть, как кожаные бриджи натягиваются на ее заду.
– Молчи, дед, – бросил Мрачный, но это, видно, удовлетворило старика, потому что тот залился смехом.
Оглянувшись, Мрачный тут же ударился пальцем ноги и съехал вниз на колене, распоров его о торчащий камень. Он едва заметил это, уставившись с разинутым ртом на долину за лагерем. Какой огромной оравой ни казался Кобальтовый отряд, имперцев было по меньшей мере вдвое больше. После того как Мрачный и дедушка встретились с Чи Хён в горах, он видел багряную армию только мельком, когда кобальтовые поднимались выше преследователей, и эти мимолетные впечатления едва намекали на истинный масштаб сил противника. Две армии столкнулись у подножия горы, взбивая пыль, и, хотя пока не было отдано ни пяди земли, море одетых в багряное солдат за линией фронта простиралось очень, очень далеко, покрывая всю долину до следующего холма.
Каким бы впечатляющим ни было это зрелище, отвесить челюсть Мрачного заставила тень, быстро летевшая за имперцами, которая не исчезла, даже когда медленно встающее солнце застлали клубы пыли. Демоны. Бестелесные, которых Чи Хён называла духами, но все равно целая туча. И Мрачный взмолился к Черной Старухе и Дерзкой Поступи, чтобы это были просто падальщики, ищущие легкой добычи. Единственный раз он видел подобный рой в том месте, где Безликая Госпожа воспользовалась ими как дверью в мир смертных, и ужасная мысль погнала его сердце галопом: что, если она пришла отомстить, наказать Мрачного, который встал на сторону Софии, вместо того чтобы выполнить божественное желание? Однако демоны как будто не собирались склеиваться, так что, может быть, все не так плохо…
Гул внизу напомнил ему о его непосредственном занятии, и Мрачный увидел, что пехотинцы и лучники сгрудились вокруг на колючем от камней и кактусов склоне и блестящие лица встревоженно смотрят вверх, на него… нет, мимо него, на край выступа, который теперь заслонял остальную гору. София тоже остановилась, припала животом к камню прямо под скальной полкой, а ее демон проскользнул вбок вдоль уступа с грацией ничуть не собачьей. Утвердившись сапогами в скользкой каменной пыли, Мрачный подтянулся к Софии, а та повернулась к солдатам, следовавшим за ней, и приложила палец к губам, после чего дала знак продолжать путь.
– Они здесь, – шепнула она Мрачному с дедушкой. Ее глаза и волосы сияли в холодном осеннем свете. – Выскочат на нас в любой момент. Если попадемся лучникам, нам всем конец. Готовы?
– Гм, – ответил Мрачный, силясь сочинить что-нибудь красивое, коль скоро эта мысль может оказаться последней. Он попытался представить озорную улыбочку Чи Хён, но та превратилась в Безликую Госпожу. – Ага. Понял.
Под ними один из солдат поскользнулся, столкнул камень, и тот поскакал, громыхая, вниз, к лагерю. Но наверху ничто не шевельнулось: большинству вражеских солдат еще предстояло спуститься с вершины.
– Ты готов к встрече с предками, дед? – шепнул Мрачный через плечо, когда София наложила на лук стрелу; молот был приторочен к спине.
– Демоны, нет! – буркнул дедушка. – Так что постарайся держать свою пустую дыню между мною и стрелами – ты моя единственная защита.
– Рогатые Волки не носят доспехов, дед, – возразил Мрачный и, взглянув на их общую тень выше по склону, увидел, что старик держит в каждой руке по солнценожу.
– Рогатые Волки? Ты не заметил, мальчик, что мы с тобой уже дюжину оттепелей как люди Сумчатой Крысы. А теперь давай, порастряси жирок, парень, покажем этим багряным псам, что такое настоящая драка!
* * *
Штурмуя высоту, всегда мучительно гадаешь, в какой момент тебя заметит расположившийся выше враг. Ключевое слово здесь «выше»: за высоты сражаются не без причины. София медленно привстала с луком наизготовку, и то, что снизу выглядело острым краем уступа, стало мягким изгибом, и открылись вершины сосен. Мрачный держался ближе к земле, делая последние неуверенные шаги вверх, где та выравнивалась, а дед тянул шею, чтобы заглянуть туда со своей персональной вышки.
За травой и камнями плато стояла тенистая сосновая рощица, и София выдохнула, ослабив тетиву. Несмотря на настороженность Мордолиза, там нет имперцев. Пока.
Взмахом руки она приказала солдатам подниматься, и в ответ на ее сигнал среди деревьев грянул клич, за которым последовало полдюжины стрел. Мрачный уже рванулся вперед зигзагами, и стрелы просвистели мимо. Одна должна была вонзиться в ногу Софии, но взметнула грязь перед ней благодаря Мордолизу. София выровнялась и выстрелила в один из силуэтов, выступивших из-за прикрытия деревьев. Легко демонстрировать крутизну, когда о твоих интересах заботится демон, но Мрачный и его дед тоже не собирались упускать славу, они пересекали узкое плато, адски завывая на бегу.
– Вверх! И сразу оттуда стреляйте! – закричала София.
Мордолиз взвыл и забежал вперед, наперерез другим стрелам, которые могли в нее полететь. Они и прилетели, когда отряд Софии взобрался на горб, и две отклонились под лай Мордолиза, а третья попала в совсем юного мальчика из Равонама, который, записываясь к кобальтовым, сказал Софии, что принес охотничий лук. Он рухнул, стеная от боли, возле залегших товарищей, которые целились в кучку имперцев, что прятались в чахлых сосенках на дальнем краю плато.
Их задачу бесконечно осложнил Мрачный, который пробежал вперед, вломился в рощицу и теперь метался среди имперских лучников, как леопард, слишком долго просидевший в клетке и выпущенный в вольер к благородным оленям, – леопард с разъяренной вооруженной обезьяной на закорках. Копье варвара казалось мокрым красным пятном, мелькающим между деревьями, а со спины парня его дед разил ошеломленных лучников огромным ножом о многих лезвиях. Эта парочка напоминала какое-то угракарское божество, которое София видела на алтаре старосты в Блодтерсте, – четырехрукое чудовище, воплощенное бедствие.
Но в перестрелке редко побеждают клинком. Стрела Софии вонзилась в пах имперцу, а ее кобальтовые выпустили еще дюжину, превратив живописную рощицу в бойню. Схватка завершилась, и София поспешила через плато, дав сигнал солдатам следовать за ней.
Мрачный и его дед не сразу поверили, что остались целы и невредимы, когда последняя лучница с воем скорчилась на земле. В ее животе засел солнценож. Мрачный добил ее копьем, прежде чем извлек метательное оружие и вернул старику.
София вошла в рощицу. В соснах шелестел ветер, и ей вдруг вспомнился затхлый запах, растекшийся, когда азгаротийский полковник выложил голову Лейба на стол, за которым супруги почти ежедневно ели в течение двадцати лет. Она споткнулась и ухватилась за дерево, зажимая рот и пинком отгоняя Мордолиза, который веселился, как Маротовы дружки-пижоны.
Тошнотворное дежавю так же мгновенно и прошло. Подняв глаза и увидев, как один из ее лучников перерезает горло завывающему мальчишке, которому она прострелила пах, София оттолкнулась от дерева, выпрямилась, встряхнула руками и ногами, сплюнула. Получилось не очень красиво и чисто, но сделать это было необходимо. Ясноглазые юные имперцы, помогавшие поганцу Хьортту убивать ее мужа и всю деревню, небось не пролили и слезинки – вот и она не станет. Если кто-то и стоил того, чтобы она склонила над ним голову, то это не вооруженные подонки, а Пао – пастушок, которого Мордолиз притащил в горы над Курском лишь для того, чтобы тот умер у ее костра.
– Спасибо! – сказал Мрачный с явным облегчением. Ну а почему бы и не испытывать облегчение тому, кто остался в живых? – Мы вам обязаны.
– На здоровье. – София постаралась говорить искренним тоном.
– Знаю, что ты полезла сюда не только ради этой кучки презренных трусов, – вмешался измазанный кровью старик. Он выглядел как насосавшийся крови вампир из песен. – Так где же охота?
– Ха! – София расправила плечи, пытаясь сосредоточиться. От нее зависела безопасность людей. – Видите вон у того знак на куртке? Однорукий человек с большим мечом – это герб Мьюры. Разведотряд твоего дяди насчитал в горах больше двух тысяч солдат, а потом снова заметил их знамена, когда натравил на имперский лагерь рогатых волков.
– Я не слышал этой песни! – опешил Безжалостный. – Что сделал Марото с рогатыми волками?
– Пусть он сам расскажет, – ответила София. – Попозже. Врагов тут всего ничего, вот в чем соль, – это авангард, высланный, чтобы занять уступ. Что означает…
– Йо-хо-о-о! – донесся с горы пронзительный вопль, и все повалились ничком в грязь.
Все, кроме Софии, узнавшей сигнал, и Мрачного, который заступил за дерево. Глянув на звук, София увидела, что за деревьями еще одной, более высокой ступенью круто поднимается Язык Жаворонка, а дальше громоздится сам пик. На верхнем уступе виднелась горстка людей в багряном. Вот они начали спускаться по едва заметной охотничьей тропке, соединявшей два плато.
– Все хорошо! – крикнула София своим, а для нервозно скулящего демона добавила: – По-моему.
Кобальтовые, натянув луки, наблюдали, как мьюранский полк плотной цепью спускается с верхнего выступа; и ни один солдат, даже оскальзываясь и падая на крутом склоне, не отвел рук от головы. София насчитала чуть меньше трехсот сдающихся имперцев, и, когда первый дрожащий мьюранец добрался до сосен, в конце вереницы появилась неуклюжая фигура.
– Выстройте их на краю уступа, вон там, – скомандовала София своим растерянным солдатам. – Если побегут вниз к лагерю, перестреляйте. Кто без лука, ждите здесь и отводите пленников к лучникам.
– Это… – Мрачного покинула умиротворенность.
– Да, это он, – подтвердил его дед, сплевывая через плечо Мрачного. – София, если тебе ничто не грозит, мы отправимся вниз, там настоящая драка.
– Конечно. Мне он тоже не особенно нравится, – сказала София. – Хорошо, что не одни имперцы додумались атаковать тылы, иначе мы оказались бы в полной заднице. Я уже поняла, что каждому демону можно найти применение.
Безжалостный согласно кивнул, когда внук понес его прочь, но взгляд, который Мрачный бросил на Софию через плечо, так и остался непонятым. Надо будет при первой возможности раскрыть эту устрицу и посмотреть, что она скрывает: жемчужину или нечто менее приятное.
– Волки меня не дождались? – спросил Хортрэп, шедший за своим последним пленником.
Мьюранцы были чуть ли не в экстазе от того, что их передали стойким вражеским солдатам.
– Ну ладно, поболтаю с ними позже.
– Пара-тройка тысяч мьюранцев против одного мешка с жиром? – спросила София, быстро шагая по седловине вместе с унылым демоном, вызвавшим это уныние колдуном и последним перепуганным имперцем, юношей с металлом на груди, но без всякого металла в походке. – Что случилось с остальными?
– Клянусь, я не виноват! – заявил Хортрэп.
Вяло шедшего пленника передернуло, но он не обернулся, чтобы опровергнуть эти слова.
– Они потеряли бо́льшую часть отряда, пока добирались в такую даль, и что-то еще было с лавиной, верно, Уитли?
Пленный офицер коротко кивнул.
– Напоследок я, может быть, и приложил руку, признаю, – театральным шепотом сообщил Хортрэп так, чтобы Уитли услышал.
София закатила глаза, – если этот колдун утверждает, что в ответе за что-то, то тут он, скорее всего, ни при чем.
– Да, мы потеряли несколько человек в конце пути к уступу, но, я уверен, Холодная София справедливо обойдется со сдавшимся мьюранским полком.
Эти слова заставили Уитли оглянуться. София не представляла, что можно испугаться сильнее, но ему это удалось.
– Так это… вы?
– Вам Хьортт обо мне рассказал? – спросила София.
Он кивнул, и глаза расширились еще больше.
– Хорошо. – Слабость прошла, и София облегченно вздохнула.
Разведка Чи Хён не подвела: полковник Хьортт по-прежнему командует Пятнадцатым.
Она ускорила шаг, спеша на главное дело. Хортрэп тоже пошел быстрее, заставив и Уитли живее переставлять ноги, и они приблизились к краю плато, где сидели остальные пленные, все еще державшие руки на затылке.
– Можно задать один… – начал Уитли, но София оборвала его, взглянув на лагерь кобальтов и поле боя за ним.
– Нельзя. Я женщина занятая. Уверена, что Хьортт предупреждал вас: со мной лучше не ссориться.
– Это… интересно, – произнес Хортрэп, и, оглянувшись, София без всякого удовольствия увидела, что он барабанит пальцами-сосисками по губам, тоже захваченный зрелищем.
– Интересно? – София снова посмотрела на поле. Линия фронта была изломана, хотя еще как-то удерживалась несколькими шеренгами стойких солдат, однако дальше багряные пехотинцы возбужденно развивали какую-то деятельность. Очень странную. Как будто они… – Это точно не твоих рук дело?
– Ах если бы! Нам лучше спуститься и увести оттуда своих людей, – проговорил Хортрэп с необычайно редкой дрожью волнения в голосе и двинулся вниз. – Иначе очень скоро все может стать еще интереснее. Но в плохом смысле – тебе не понравится.
Столь же необъяснимо и вопреки присутствию ненавистного чародея улучшилось настроение Мордолиза. София не знала, какое из двух чудес беспокоит ее больше. Приказав своим людям вести пленных в лагерь, она поспешила вниз – посмотреть, что там, во имя всех гребаных адов, творится.
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25