Книга: Корона за холодное серебро
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17

Глава 16

Жители, которых Еретик привел из ближайшей деревни, захватили с собой фургон. Портолес и трупы монахов свалили туда и повезли сперва вдоль реки, а потом по хилому дребезжащему мостику. Он проехал мимо сгрудившихся на берегу лачуг и, свернув с дороги, продолжил путь по топкому полю, пока наконец не достиг огромной поленницы, сложенной деревенскими детьми. Трупы отправились на костер, масло пролилось на тела, и утреннее небо застлала пелена черного дыма. Оставшейся в фургоне Портолес в полубреду мерещилось, что из туманов моря Призраков поднимается Затонувшее королевство, но, когда порыв ветра разнес черный дым, она поняла, что это лишь проступила за костром тростниковая крыша ближайшей хижины.
Пока ее братья горели, Еретик втянул местных в дикую пляску вокруг огня; просторная ряса свисала с его тощего долговязого тела, отчего он походил на ожившее пугало. Портолес решила, что это какой-то языческий ритуал, но выяснилось, что Еретик успешно выдал себя за брата Вороненой Цепи и наплел невежественным крестьянам, что они якобы помогают ему выполнить похоронный обряд для павших священников. Ему это казалось куда забавнее, чем ей. В хижине, построенной на отшибе, на заросших ивняком берегах Хартвейна, Еретик объяснил все, после того как местный знахарь попотчевал Портолес вольной смесью медицины, чудес и фиглярства.
Еретик держался своего обмана все время, пока Портолес выздоравливала, а чтобы она не выдала его игру, вынимал у нее кляп только на время еды. Он сообщил знахарю, что раненая спутница – атаманша коварной банды еретиков и ее нужно вылечить для суда в Диадеме. Бывший пленник Портолес прекрасно проводил время, обедая и сплетничая с их пожилым хозяином и его дочерью, блаженствуя дни напролет у реки с бутылкой лучшего сливового бренди и объясняя, что не может совершать в деревне никаких молебнов и служб, потому что он боевой монах, обученный актам поклонения, которые неуместны в мирном дружественном селении. Портолес лежала запертая в овощном погребе, наедине со своими молитвами.
– Я, кстати, не думаю, что они мне верили, – произнес Еретик в туманное утро отъезда, когда они вели лошадей шагом в обход замерзшего болота. – Наверняка крестьяне видели меня насквозь, но были рады помочь революции – так, чтобы потом честно все отрицать.
Портолес молчала даже без кляпа. Отчасти для того, чтобы не доставлять удовольствия Еретику, ведь он, похоже, настроился держать ее в неведении насчет своих планов, как раньше она держала его. Отчасти же потому, что езда на лошади была мучительна из-за постоянного колотья в боку, болезненной пульсации в кишках и огня в покалеченной руке. Кинжальные раны в груди болели и представлялись суровейшей епитимьей, но легкие, хвала Падшей Матери, остались невредимы, а притянутая к деревянной шине сломанная рука беспокоила только при движении. Однако в целом она чувствовала себя хуже, чем когда лежала на крутом сумеречном холме и не знала, вернется ли Еретик.
– Знаешь, что сказал старый Дэфхейвен? Он заявил следующее: твое счастье, что он и животных пользует, а то не знал бы, что с тобой делать. Под кожей ты якобы больше зверь, чем женщина, и это тебя спасло – мол, если бы настоящий человек так покалечился, то лечить его жизненно важные органы было бы поздно. Хвала Черной Папессе, что ты родилась чудовищем, да?
Кляп сидел слишком плотно, и улыбаться было больно – завязки врезались в уголки губ. Какое-то время единственными звуками были треск, когда копыта давили инеистую траву и ледок на лужах, да похрустывание замерзших камышей на обочине. За дальним краем болота они выбрались на дорогу, но тут же пересекли ее и вновь углубились в холодную сырую чащу. Еретик оказался достаточно благоразумен, чтобы после стычки на холме держаться подальше от трактов, а на случай столкновения с агентами Цепи переодел себя и пленницу в простую одежду из льна и шерсти вместо ряс. Портолес никогда не чувствовала себя более голой и уязвимой, чем в тяжелом крестьянском платье, которое еще и будоражило грудь тем, что вызывало знакомое ощущение богохульства. Она понятия не имела, что из багажа осталось на вьючном муле и целы ли ее грамоты, но отметила, что Еретик сохранил ее кувалду. Благоприятный знак.
– Когда мы только выехали, я все думал: вдруг ты из наших? – сказал Еретик, когда они устроились на ночлег на сыром холмике средь унылых болот. – Тебе известно, что в Норах у нас больше поддержки, чем где бы то ни было в Диадеме? Такой благочестивой деве может показаться странным, но многие недовольны тем, что их называют анафемами, обращаются с ними хуже, чем с демонами, – и все это делает та самая церковь, которая ожидает, что они умрут во имя Спасительницы. Пожертвовать жизнью, служа организации, созданной, чтобы тебя же и угнетать… Эй, ты спишь?
Портолес, прислонившаяся к пню, к которому Еретик ее приторочил, открыла глаза и указала скованными руками на кляп. Он нахмурился по ту сторону костерка, но не встал, чтобы его вынуть, и она снова смежила веки. Можно говорить, но не заставишь внимать – этому он сам ее научил еще в начале знакомства. Затем сестра услышала, как Еретик присаживается рядом, и удержала слова благодарности, когда его грязные пальцы частично вытянули кляп.
– Я весьма любопытен, как ты и заметила тогда на холме, – сообщил Еретик, поднося к ее губам мех.
Она взяла и не сплюнула, распробовав сладкое некрепкое ячменное вино хартвейнских провинций. Здесь нет никакого греха, поскольку она об этом не просила.
– Я сперва отрицал это, чтобы не доставлять тебе удовольствия. Кстати, поначалу и за тобой возвращаться не собирался, но, когда наткнулся на эту речную деревеньку в паре лиг, не смог не вернуться. Не только потому, что ты спасла меня от Службы Ответов и что дралась со своими, даже не пернув насчет переговоров… Но то и другое вместе у любого бы вызвало интерес. Мне не прочесть высокопарный язык документов, которыми ты размахиваешь, когда тебе хамят или мешают, но я узнал королевскую багряную печать – она была на ордерах, которыми махали, когда арестовывали меня. Так что же ты ищешь, сестра Портолес? Что у тебя за миссия, если сначала ты привезла меня на острова, а после потащила через всю империю? Почему ты вызволила меня и держишь при себе, вместо того чтобы взять с собой имперских верноподданных или свою цепную братию? Ты и вправду из наших?
– Убери кляп полностью, и я тебе расскажу, – пообещала Портолес.
Еретик поразмыслил, пожал плечами и срезал завязки тем же ножом, которым был истыкан живот Портолес. Он швырнул ненавистную штуковину в огонь, и та скорчилась в пламени, как змея. Оставшаяся на нем слюна запузырилась и зашипела.
– Ладно, Еретик. У тебя много вопросов, и я постараюсь ответить на некоторые.
– Меня зовут Борис, мать твою за ногу, – отозвался Еретик. – Борис. После всего, через что мы с тобой прошли, ты можешь оказать любезность и называть меня по имени, которым нарекла меня мать?
– Я взяла тебя с собой, потому что Падшая Матерь поставила тебя на моем пути, – ответила Портолес. – Я сражалась против моих братьев, потому что Обманщик восстановил их против меня. Моя миссия, как ты это называешь, – исполнять волю Спасительницы хоть на островах, хоть в империи, хоть в самом аду. А что до того, из ваших ли я, как ты говоришь, то лишь Падшая Матерь или Обманщик могут сказать это наверняка. Но все мы смертные твари, рожденные, чтобы умереть, Еретик, и в этом отношении – да, я из ваших.
Еретик покачал головой; таким разочарованным она его еще не видела.
– Ты… Или у тебя чувство юмора лучше, чем я полагал, или ты еще безумнее, чем все ваши.
– «Ваши» означает анафем? Я же сказала тебе, Еретик, я одна из вас.
– «Ваши» означает «цепные безумцы». Лучше расскажи мне все откровенно, Портолес, прямо сейчас, пока никто не мешает.
– Звучит до боли знакомо, – заметила Портолес, впервые после битвы на холме наслаждаясь ситуацией. Надменный Еретик, как только получил шанс, стал обращаться с нею даже хуже, чем она с ним. – Интересно, где же я раньше слышала такие речи? Ах да, это было в Службе Ответов – вопрошатели говорили что-то похожее твоим друзьям. Я все гадаю, многие ли раскололись. И повлияло ли это на что-нибудь?
– М-да, вот и миндальничай с такими… – покачал головой Еретик. – Исключительно с целью показать тебе, что я не такой, как имперцы и боевые монахини, я, раз уж на то пошло, сдержу свое слово насчет кляпа. Но когда сдам тебя, ты пожалеешь, что не открылась мне.
– Я не сомневаюсь в тебе, вопрошатель Борис, – сказала Портолес, лишив его удовольствия услышать вопрос, кому он намерен ее сдать, и оттого испытав легкое возбуждение. – И благодарю за милосердие. Что делаем дальше? Я караулю в первую смену или у тебя еще есть вопросы к обвиняемой?
Еретик не нашелся с ответом ни в ту ночь, ни в последующие, и, когда они отъехали от реки и двинулись на запад, Портолес стала обдумывать побег. У города Черный Мотылек ей едва не удалось: Еретик отправился в город, а ее оставил в лесу, прикованную к стволу кипариса. К его возвращению она уже перепилила цепью полдерева, и с запястий падали капли, черные в свете его фонаря. Еретик театрально вздохнул и перевел ее к другому дереву, после чего стал устраиваться на ночлег. Сестра предполагала, что он встретится с другими предателями и попросит найти кого-нибудь из преступных деятелей, которые щедро платят за имперских и цепных шишек, но он вернулся слишком быстро… и это означало, что он лишь пополнял запасы еды и пива.
– Ты монахиня-бунтовщица, ошибиться невозможно, – произнес Еретик. – Знаешь, что это место называют лесом Призраков? Я поспешил обратно, тревожась за твою безопасность.
– Спаситель ты мой, – буркнула Портолес.
– Другого тебе в здешних лесах не найти. Вот, решил, что это покажется интересным. – Он протянул разорванную листовку, и при свете костерка она увидела два знакомых слова. Даже сейчас они породили трепет, близкий к благоговению. Она взглянула Еретику в глаза:
– Ты веришь, да?
– Я верю в то, за что она ратует, – сказал Еретик, ставя котел на треногу. – Принес тебе бобовой каши и водорослей. Я же знаю, что ты благочестивая дева и ненавидишь солонину, которой мы тут питались.
– И за что же ратует София? – Портолес подумала, что знает это давно, но никогда не вредно расспросить поподробнее. – За свободу от ярма угнетателей? За твоих товарищей, во всяком случае?
– За всеобщую свободу, – ответил Еретик. – Никаких богов, демонов и других козлов отпущения. Никаких королев, пап и прочих кровососов. Только люди, помогающие друг другу.
– А если придется убить пару сотен тысяч людей, которые с тобой не согласны, – что, это скромная цена? – Портолес понравилась перемена ролей: она поняла, какое удовольствие он получал, изводя ее вопросами. – Открой глаза, Еретик: она была всего лишь очередным деспотом, впаривающим те же самые байки под новым названием. И ничего больше.
– И не меньше, однако, – парировал Еретик, глядя туда, где жалкий свет их костерка переходил в темноту, казавшуюся еще гуще из-за разведенного огня. Как будто увидев ответ там, в ночи, он сказал: – Дело в том, сестра, что я начинаю задумываться, не правы ли были в чем-то некоторые безумцы из нашей партии. Те, кто говорил, что она по-прежнему жива. Люди взаправду верят в это здесь, в империи, что легко понять: вероятно, она гниет где-то в темницах Диадемы. Может, по мнению Индсорит, смерть была бы для нее слишком хороша. Когда господа перестают сжигать твои трактаты и начинают их читать, поневоле задумаешься…
С того самого дня, когда они отправились в путь, Портолес тоже задумывалась, как бы повел себя Еретик, скажи она ему простую правду: София жива. Это знание, которое она так легко носила внутри своего греховного животного тела, было оружием столь могущественным, что могло изменить будущее империи, судьбу всей Звезды. Она наткнулась на тайну, главную тайну, и благодаря доверию королевы никому не известная анафема приобрела небывалое влияние. Как любое оружие, ее можно было уничтожить или отложить, не воспользовавшись, но, если Портолес вовремя доберется до Софии и убедит ее, что королева не приказывала Хьортту нападать на Курск, она может выиграть войну еще до ее начала. Неплохо для скованной цепью ведьморожденной, которую продолжают мучить кошмарные видения – как крестьян убивают по ее приказу.
– Опять этот взгляд, Портолес, – произнес Еретик, внимательно наблюдавший за ней. – У тебя такое лицо, будто ты что-то знаешь о том, про что я говорю. Словно именно поэтому ты захотела, чтобы мятежник поехал с тобой, а не просто понадеялась на мою помощь в бою с имперцами и цепными, которые будут тебя преследовать. Понадобился человек, разбирающийся в кобальтах.
– С чего ты взял, Еретик?
– В жизни не видел такого бездарного блефа. Вот тебе исповедь, сестра, хоть и с большим опозданием…
Портолес невольно насторожилась.
– Книга, которую ты прочитала от корки до корки, – та, что ты забрала из Службы…
– Которую написал ты, Еретик? – Портолес жаждала его откровенности так же страстно, как все еще томилась по ласкам брата Вану. – Та самая книга?
– Та самая. – Еретик говорил, как многие исповедующиеся, – наполовину с радостью, наполовину с отвращением. – Я ее не писал. Даже не читал. Была одна старая пташка в нашей партии, Элувейти, она работала над ней. Она тоже была в Палате Истины, но я не видел, где именно.
– Признание дарует нам встречу с Падшей Матерью, – нравоучительно сказала Портолес, симпатизируя Еретику еще больше. – Ты воспользовался заслугами Элувейти, чтобы отвлечь от нее внимание вопрошателей, или просто хотел выпутаться?
– Я… – Еретик сплюнул, что дало ей вполне внятный ответ: он сам себя не знал. – Не важно. Мы оба получим ответы довольно скоро, сестра. Девицы, которых я встретил в деревне, сообщили, что охотились в предгорьях Кутумбан, но им пришлось уносить ноги через равнины, потому что Кобальтовый отряд разбил лагерь перед горой, которую они назвали языком какой-то птицы.
Портолес уловила, как дрогнула тьма за костром, будто сама ночь задержала дыхание. Она молилась, конечно, много и долго молилась, чтобы Еретик избрал этот путь. Он был достаточно любопытен, чтобы это казалось возможным, но она не позволяла себе поверить, пока не услышит эти слова из его собственных уст. Теперь же, едва он это сказал, сестра поняла, что иначе и быть не могло. То, что королева Индсорит посеяла внутри Портолес, сможет выйти наружу, только когда та встретится с Софией и признает в ней старосту Курска. Тогда и только тогда Портолес возвысится от чересчур преданной слуги и, надо признать, негодной посланницы до спасительницы бесчисленных жизней. Или губительницы – это как посмотреть. Когда София услышит, что казнить ее мужа и вырезать население Курска отправила Хьортта, скорее всего, Черная Папесса, пойдет ли она на союз с королевой Индсорит, чтобы прижать к ногтю истинную преступницу? Может быть, сообщение Портолес предотвратит войну между Кобальтовым отрядом и Багряной империей, но спровоцирует последнюю, убийственную гражданскую войну между империей и Вороненой Цепью, где армия Софии выступит в одном строю с имперскими полками? Может быть, сестра остановит надвигающееся побоище лишь для того, чтобы устроить еще большее? Семя не знает, станет оно пшеницей или цикутой и как используют его плоды…
– Тебе нехорошо, сестра? – Еретик смотрел на нее озабоченно, но не настолько, чтобы оторваться от дымящегося котелка с похлебкой.
– Лучше не бывало, – ответила Портолес, вытирая слезы со щек. – Ты упомянул… Кобальтовый отряд?
– Ну да, уверен, наслышана о нем. Армия из плоти и крови под командованием синевласого призрака. Если ты веришь в легенды… Я-то сомневаюсь, что верю. Однако тот, кто на самом деле ведет отряд, наверняка обрадуется, если к нему прямо в лагерь доставят боевую монахиню, да еще выполняющую тайную миссию для Диадемы. Похоже, у моих людей в столице те же враги и те же планы, так почему не примкнуть к этим кобальтовым? – Еретик пристально наблюдал за ней. – Что, нечего сказать?
Портолес старалась не выдать своего облегчения. Ей следовало сразу освободить Еретика и последовать за своей добычей, веруя, что ищейка в человеческом облике послана высшими силами. Неуверенность в том, что произойдет, когда она наконец догонит Софию, наполняла ее невыразимым восторгом и трепетом. Что она принесет – волшебный мир или адскую бесчеловечную войну? Сестра содрогнулась в своих оковах.
– Я скажу, что ты абсолютно прав, вопрошатель Борис: мы оба скоро получим ответы. Не хочешь теперь ослабить цепи и перекинуться в картишки?
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17