Да провались Марото в худший из адов, и София будь проклята за то, что хотя бы раз тепло о нем вспомнила! Она уложила блудливого негодяя наземь, вернув ему его слюну плевком в недавно раненное ухо. Он уставился на нее снизу, тупо вытаращив глаза, как бывало всегда после ответа на его крайне нежеланные домогательства. Она бы пнула его в зубы, если бы мелкая девчонка с чудовищно огромным кремневым пистолетом не подскочила и не наставила на нее свое оружие.

– Только тронь меня еще раз, и я тебя убью, Марото, – прорычала София, игнорируя вооруженную малявку. – Клянусь шестью связанными мною демонами, это не шутка.

Он что… он плачет? Марото уткнулся в землю, прежде чем она успела понять. При близком рассмотрении он выглядел плоховато – куда хуже, чем любой из Негодяев, и со свежими ранами на ноге, руке и лице. Может быть, она действительно перестаралась…

Ну ладно, впереди еще много времени.

– Не стоило его валить! – сказала девица с пистолетом. – Он просто счастлив тебя видеть!

– Это оправдание годится для Мордолиза, трахающего твою ногу, но от двуногих я жду куда большего, – ответила София и вздохнула, когда демон негодующе зарычал. Она не спала всю ночь, планируя тактические задачи. Давненько она этого не делала; в доминионах такими вещами занимаются при свете дня, поскольку кавалерессы считают позорным выполнять подобную работу в любое другое время. Она не дождалась извинений и, бросив суровый взгляд на своего старого Негодяя, увидела, что он изучает грязь у ее сапог. – Все тот же гребаный старый Марото? Демоны, поберегите нас.

– Капитан, – сказала одна из охранниц, которых Чи Хён выделила Софии, – не проводить ли вас в вашу палатку? Наверно, Марото и капитану Чхве пора идти с докладом к генералу.

– Конечно. – София присмотрелась к окружающим Марото людям.

Тут был жилистый мальчик из шатра Чи Хён с пакостным стариканом вместо заплечного мешка. Рядом стояла другая кремнеземка, кавалересса в ленточном доспехе, и крепкая чванливая тетка с волосами светлее, чем у Софии, и черными рожками в придачу. Эта последняя мерила Софию злобным демонским взглядом – простенький трюк, когда глаза красные от рождения. Никто из них, однако, ни хрена не сказал. Так же зыркнув в ответ на дикорожденную, София осведомилась:

– Значит, ты Чхве? От имени моего соратника Негодяя я приношу извинения за домогательства, которым тебе наверняка пришлось подвергнуться от этого засранца в ходе разведки.

– Это не обязательно, – ответила женщина тоном таким же колючим, как ее зубы.

Что ж, оставалось быть вежливой. София повернулась кругом и удалилась в обществе Мордолиза и охранниц. Прохладная койка в темной палатке манила ее сильнее, чем раньше.

– Капитан София? – различила она приглушенные слова угракарской девчонки, помогавшей Марото подняться. – Да хранят нас демоны.

Софии хватило благоразумия продрыхнуть не больше чем пару часов. Когда Мордолиз разбудил ее, липко лизнув в щеку, по высоте солнца и пульсации в черепе она решила, что демон для разнообразия уважил ее просьбу. Что ж, возможно, он пребывал в хорошем настроении: монстр сожрал за последний год больше, чем за предыдущие двадцать, а коли кругом война, он будет пировать еще сытнее в дни грядущие. Она едва успела встать и собрать сумку, когда стражница снаружи сообщила:

– К вам пришли, капитан.

– Хочешь, поспорим кто? – спросила София Мордолиза. – Ты не ведешь себя как трусливый щенок, а значит, это не Хортрэп. Марото надо хорошенько надраться, чтобы еще раз показаться мне на глаза, и остается Сингх, жаждущая узнать, почему я провела ночь в генеральском шатре, или Феннек, желающий того же. Хм… Иду!

Однако, раздвинув полог, она увидела, что это не кто-то из Негодяев, а Маротова угракарская девчонка. Стражница представила ее, поскольку килька со злыми глазами сама, похоже, этого делать не собиралась:

– К вам тапаи Пурна, капитан.

– Королевская особа в гостях у недостойного капитана? – подмигнула девице София. – Отдайте честь, ваше высочество, и можете заходить.

Тапаи Пурна чопорно выставила кулак перед свежевымытым личиком, и София отвела полог палатки. Для юной богачки Пурна выглядела довольно крутой и задиристой: на плечах лежала плохо выдубленная шкура рогатого волка, а остальная часть ее облачения представляла собой пеструю, изрядно поношенную мешанину кольчужной сетки и паутинного кружева, бронзовых бляшек и кожаных полосок, которые, видно, считались модными в этом дивном новом мире. Она меньше походила на тапаи, играющую в солдатики, чем на солдата, играющего в тапаи. И ноги красивые – у Марото всегда был острый глаз на совершенство, надо отдать должное старому псу.

– Чему я обязана таким счастьем, подруга?

– Надеюсь, это будет счастьем, – отозвалась девица, направляясь прямиком к столу Софии и опуская со стуком флягу, которую пронесла в рукаве. – Непорочновский торфогонь и мадры. Надеюсь, ты не прочь сорвать со мной обертку и вынуть пробку.

– Самый быстрый путь к моему расположению, – признала София. – Я догадываюсь, почему Марото тебя послал, так что…

– Марото не знает, что я здесь, – возразила тапаи, отрезав огромным какури кончик сигары и протянув другую Софии.

Та чуть не зауважала девицу – нынешнее поколение авантюристов выглядит круче прошлого. Но опять же у них были звездные примеры.

– Он устыдится еще пуще, чем сейчас, если узнает, что я пришла из-за него. И если ты стерва не худшая, чем о тебе уже думают, это останется между нами.

– Ты настоящая обаяшка, тапаи, – усмехнулась София, кладя набитую трубку на стол и принимая сигару.

– Пурна, – назвалась девица. – Тапаи – моя мать и братья. Я просто Пурна для тебя, капитан. Место в этой армии я не купила, а заслужила. Как и ты.

– Как и я?

– Эти ранипутрийцы, которые только что приехали, они ведь твои? Мы видели вас то здесь, то там – как вы неделями шли через горы. Приняли за наемный авангард имперцев, которых вы опередили, но они вас просто преследовали?

– В общих чертах – да, но я бы не назвала ранипутрийцев своими. Если что-то пойдет не так, они будут с Сингх, а не со мной.

– Я как раз гадала, не она ли та старая рыцарша. – Пурна открыла дверцу висящего фонаря и зажгла сигару. Когда София последовала ее примеру, девица сказала: – Значит, из Негодяев нет только Канг Хо. Вполне себе воссоединение.

– По мне, так дочь достойно его заменяет. – София старалась не выдать восторга – как же офигенно держать в зубах настоящую мадросскую сигару! От привкуса крепкой землистой обертки она словно вернулась домой. – Из нее получается лучший генерал, чем вышел бы из него, это уж точно. Не говори, что ты тоже выросла на песнях о Холодном Кобальте.

– Могу спеть на трех разных диалектах, – сказала Пурна, и ее задор на миг потеснился, уступив место восхищению. – Здесь тепло – ничего, если я сниму шкуру?

– Конечно, – сказала София, принимая капюшон и бросая на койку. Пурна была достаточно похожа на мальчика, чтобы у Софии выступили приятные мурашки, но они быстро превратились в тошное чувство вины, когда она подумала о Лейбе. Попробовала вспомнить его руки, ощутить их… и обнаружила, что теряет и это воспоминание. Он, разумеется, никогда бы не воспротивился ее увлечениям, особенно теперь, когда не мог снять ее напряжение сам. Он бы хотел, чтобы она немного развеялась, забыла на часок-другой о своем бремени, но понимание этого лишь усиливало тоску. Кроме того, последний человек, от которого у нее появлялись мурашки, украл ее трубку – единственное, что осталось от Лейба, и теперь ей приходилось довольствоваться той, что заложил Марото, да сигарой от его же подружки. – Чего тебе надо, Пурна? Я женщина занятая.

Пурна рассмеялась. Смех получился почти искренним.

– Все, чего хочу, я получаю. Ты, наверное, думаешь, я тут собираю сплетни. Как оказалось, что Кобальтовая Королева жива? Зачем встретились Негодяи? Неужели мы на пороге нового золотого века?

– А тебе ни капли не любопытно? – София откупорила флягу девушки и взглянула на Мордолиза, а когда лая не последовало, сделала большой глоток. Как будто в прошлый раз, когда ее травили, он ее предупреждал. Ах, дымные сигары и еще более дымный торфогонь на завтрак. Вполне себе как в старые добрые времена.

– Да уж, любопытство жжет, ну точно карри, – ответила Пурна. – Конечно, все это очень волнующе, но я пришла сюда не слушать, как ты хвастаешь былой славой или сулишь мне новую. Я пришла поговорить о Марото.

– Послушай, девочка, я не знаю, что он тебе нашептал…

– Он ничего не шептал! – рявкнула Пурна, после чего сделала затяжку, чтобы успокоиться, и выпустила безупречное дымовое колечко точнехонько в Софию. – Мы разговариваем. Как друзья. Товарищи. И я понятия не имею, почему ты вылезла из дыры, где пряталась, и зачем собралось столько Негодяев, но знаю точно, по какой причине здесь Марото, – из-за тебя.

– Это он тебе так сказал? – София отдала фляжку и плюхнулась на койку, охнув от боли в спине и коленях. – Это брехня, Пурна. Еще вчера вечером, до моего приезда, никто в этом лагере не знал, что я жива.

– Именно, – подхватила Пурна. Она отхлебнула и погоняла жидкость во рту, перед тем как продолжить. – Мы были хрен знает где, на ничейной земле за Пантеранскими пустошами, когда он подслушал в каком-то баре, что ты восстала из мертвых и устроила в империи ад. Он повелся на ту же байку, что и большинство остальных, решив, что генерал Чи Хён – грозная София. В поисках Кобальтовой Королевы Марото тащил меня и моих друзей через всю гребаную Звезду, а с месяц назад мы догнали Кобальтовый отряд, и ему стало горько как никогда. Его сердце снова разбилось, и он остался только потому, что ему некуда было идти, а я хотела посмотреть, каково живется наемникам.

– И что? – София подняла глаза на наивную девицу. – Мне растрогаться?

– А то, что в этом лагере он, вероятно, единственный, кто искренне рад тебя видеть, – ответила Пурна, и София глубже затянулась сигарой. – Остальные могут уссываться от восторга, что в лагерь прибыла живая легенда, потому что это хорошо для боевого духа и прочего дерьма, но, как ты думаешь, есть хоть кому-нибудь дело до тебя самой? Я еще в пеленках лежала, когда Марото тебя полюбил, и вот наконец он видит тебя снова, его чуток заносит – и ты на виду у всех его опускаешь!

– Демонски верно, и я бы не задумываясь сделала это снова, – парировала София, гадая, как, во имя всех усбанских имен ада, этой сучке удалось расшевелить ее совесть, хотя ее реакция была совершенно оправданной. – Может быть, он изменился, насколько это вообще возможно для человека, но с моей точки зрения, он даже бо́льшая сволочь, чем был раньше. Я предложила ему обняться, – уверена, ты заметила.

– Обнимашки – это хорошо, – кивнула Пурна, подходя и садясь на койку рядом с Софией. Достаточно близко, чтобы изголодавшаяся вдова удивилась, а Пурна искоса посмотрела на Софию так, что бо́льшая часть удивления выветрилась. – Тебя никогда так не заносило, не хотелось чего-то так сильно, чтобы стало наплевать, кто смотрит?

София бросила взгляд на Мордолиза, который деликатно убрел в уголок и сел, повернувшись мордой к стене. Демоны, а Пурна не теряет времени – приятное разнообразие. Если они все еще говорят о Марото, то София – тетка демона. А если она все понимает неправильно, то лучше бы прояснить дело сейчас, пока она не покатилась по той же дорожке, что с Бань. Бросив сигару на грязный пол, она погладила девушку по удобному зазору в доспехах между наколенником и кольчужной юбкой. Юное тело было горячим, как торфогонь.

– София, – сказала Пурна, и челка упала ей на глаза, когда она медленно подалась вперед и бросила сигару на пол. – Я пришла сюда не…

– Мы можем делать все, что ты захочешь, Пурна, – отозвалась София, чувствуя, как ее сердце срывается в галоп от запаха свежего девического пота, смешанного с дымными ароматами Мадроса и островов. – Я могу часами рассказывать, каким гадом был Марото, всегда находивший изящное словечко для моего тела и постоянно пытавшийся уболтать меня на трах из жалости, – или мы с тобой проведем время как-нибудь иначе.

– Ты… – Что-то из услышанного сбило Пурне настрой, и девушка присосалась к фляжке, а не к Софии. Вытерев рот, она села чуть прямее. И дальше от Софии. Демоны, ну что та сказала не так? – Вы с Марото… у вас что-то было. Да? Даже если ты больше этого не хочешь?

– Значит, ты предпочитаешь поговорить о нем, – заключила София, гадая, надеясь, молясь и сомневаясь, что, разобравшись с этим извращенцем, они вернутся к тому, что уже почти состоялось. – Ну да. У нас что-то было когда-то – мы были друзьями. Потом он, насколько я поняла, решил, что трахнуть меня ему хочется больше всего на свете. Ад и демоны, да может быть, мы никогда и не дружили.

София отобрала фляжку и осушила ее, прежде чем продолжить:

– Представляешь, он никогда не хотел драться со мной на тренировках. Вообще. Говорил, что боится повредить мое милое личико. А когда я сказала, что сплю только с теми, кто превзошел меня в бою, то он на следующий же день примчался с тупыми железками и давай вызывать меня на поединок. После этого мне пришлось с ним драться, чтобы не драться, если ты поспеваешь за моей мыслью, но ему ни разу не посчастливилось меня уделать, хвала богам стали. Вот что у нас было: крайне нездоровые отношения в противоположность тому вранью, что рассказывал он.

– Он никогда не говорил, будто что-то было, – пробормотала Пурна. Сейчас она казалась столь же убитой горем, как старый Марото, лежащий в пыли. Нет ничего менее сексуального, чем печаль. – Я думала, он просто скрытничал. Из романтичности.

– Ох, девочка, – сочувственно сказала София, – Марото в свое время называли по-разному – и я, и другие, но сомневаюсь, чтобы его когда-нибудь уличали в скрытности или романтичности.

– Вот проклятье! – отозвалась Пурна, чуть обмякая. – Провались оно все! Я правда хотела… Не важно.

– Правда хотела – что? Наладить наши отношения? Нельзя починить то, чего не существовало, – это раз. А если ты думала заманить меня в какую-то демонскую игру втроем с ним и тобой…

– Ой, фу, нет! – возмутилась Пурна. – Этого я не хочу!

– Ну, тогда если мы закончили говорить о нем… – начала София, делая последнюю попытку и возвращая ладонь на ногу Пурны. В конце концов, можно раздуть даже почти угасший огонь.

– Сука! Сука! Сука! – вскочила Пурна. Ее щеки были такими же красными, как у Марото, когда София отвергла его поцелуй. – Сучья история! Не пойми меня неправильно, я бы хотела… Ты даже круче, чем я представляла. Но… проклятье!

– Пурна, – сказала София, – сделай-ка глубокий вдох. Это никак ни с чем не связано, мы просто две женщины, беседующие в палатке.

– Будь у тебя с ним… хотя бы раз, это было бы одно! – выпалила Пурна, выхватывая свой плащ из-за спины Софии. – Но я не могу, не сейчас. Конечно, он может быть засранцем и сволочью, он может заслуживать сотню других слов, но он мой лучший друг. Я не могу этого сделать, как бы ни хотела. Это его убьет. Вот же зараза!

– Ты ему ничего не должна, – сказала София, но поняла, что девушка уже ушла, хотя та еще стояла и мяла в руках плащ. – И никто из нас.

– Да, – согласилась Пурна, с которой слетела вся наглость. – Пожалуйста, не говори ему, что мы вообще… Пока!

И София снова осталась в палатке одна. Вот что значит гребаная старость – никогда в жизни ей не было так трудно улечься с кем-то в койку. А уже почти год… После первого раза прожила она на просушке хоть год? Месяц? Да ни недели, если подворачивалась возможность.

Ну, нет худа без добра: судя по словам Чи Хён, имперский полк, преследующий Кобальтовый отряд, – тот самый Пятнадцатый Азгаротийский под предводительством самого полковника Хьортта, и в том, что касалось мести, София не могла молиться о лучшем исходе. Она с нетерпением ждала нового свидания с беспалым убийцей, собираясь наплевать на обет прикончить его последним – его и всю его кавалерию, и еще амбалистую монахиню-телохранительницу. Это было почти идеальным подарком, закономерным повторением встречи в Курске.

Может быть, Индсорит послала сюда этих своих людей как жертву? Чтобы ублажить Софию как некоего прожорливого демона, которого можно насытить дарами? Сомнительно. Больше похоже на то, что Пятнадцатый выдвинули в качестве приманки, намереваясь затянуть Кобальтовый отряд в ловушку. Но это ее полностью устраивало. Не одна багряная королева Самота способна пожертвовать армией ради личной мести, и ежели Кобальтовому отряду придется туго, когда разгорится война, то это небольшая цена за месть убийцам мужа и земляков Софии. В дальнейшем, спустя немало времени после того, как рассеется дым и исчезнут следы Холодного Кобальта, королева как-нибудь вечерком окажется одна в тронном зале, и тогда ее навестит нежданная гостья…

Мордолиз взвыл, и София потянулась за окурком Пурновой сигары, чтобы бросить в него, но тут увидела истинную причину его беспокойства: в противоположном углу палатки появился Хортрэп, улыбающийся, как только что освобожденный демон.

– Только подумаешь, что хуже уже не будет… – проворчала София. – Не говори, что научился материализоваться из воздуха.

– Хотел бы я это уметь, – ответил Хортрэп, стряхивая с одежды пыль. – Боюсь, я просто выдернул колышки палатки и подлез снизу. Трюк в том, что так надо делать, пока находящиеся внутри сильно заняты.

– Значит, есть милосердие в аду, – усмехнулась София. – Не стоит надеяться, что ты приволок выпить?

– О, такое я умею, – похвалился Хортрэп, извлекая бутылочку из недр шафрановых одеяний. – Курнуть тоже хочешь?

– В прошлый раз отлично сработало, так почему нет? – ответила София и со вздохом посмотрела на Мордолиза. – Ладно, можешь погулять, пока он тут, но если будет хоть одна жалоба на бесчинство…

Демон не дослушал и бросился вон из палатки со всей скоростью, какую позволяли ему ноги.

– Вряд ли он по мне скучал, – проводил его взглядом Хортрэп. – Жаль. Я про него часто думал, с тех пор как вы оба исчезли.

– Ладно, Хортрэп. – София соскочила с койки быстрым, как у пантеры, движением, которое еще несколько часов будет аукаться в ляжках. Она направилась к колдуну с той же заведомо липовой наглостью, что выказывала Пурна, – и надеялась, что до драки не дойдет. Рассчитывала, что Мордолиз хоть на этот раз окажется поблизости. – Мне нужно, чтобы ты впервые за всю твою несчастную жизнь был полностью откровенен со мной. Кто послал имперцев против меня в Курск – ты или королева? Соврешь – пожалеешь.

– Я и не подозревал, что ты жива, – ответил Хортрэп, ударяя себя в грудь. – Клянусь в этом всеми съеденными демонами. И не думай, что я не проверял! Мордолиз тебя надежно прятал. Удалось связать его заново или он по любви?

– Он меня надул, – ответила София, с облегчением чувствуя, как исчезает боевой задор. – Прятал – да, пока это отвечало его планам. Я все гадала, почему он ошивается рядом через двадцать лет после того, как я предложила ему свободу, а теперь знаю: он отказался от моего предложения. Ты когда-нибудь слышал, чтобы демон сказал «нет» на простое желание?

– Не слышал, – сказал Хортрэп, скребя чирей на бычьей шее. – И это заставляет задуматься, не была ли формулировка такой, что он желание исполнил, а ты и не заметила, и он теперь свободный демон. Есть песни о древних в Эмеритусе, которые дружили с демонами, а не связывали их.

– Будь это правдой, Мордолиз мог бы делать все, что хочет и когда хочет, – возразила София.

Создавши вихрь из пыли, одежд и мускулистых ножищ, Хортрэп плюхнулся на задницу посреди палатки. Из внутреннего кармана вынул трубку, которую София вырезала ему тридцать лет назад из сука почти окаменелого черного дуба, который он притащил сам, заявив, что достал из болота. Этот дуб высыхал лет сто, а торфяной запах топи так и не выветрился из дерева, но Хортрэп был восхищен результатом. Направленный вниз изгиб мундштука из желтого рога был выложен леопардовой пальмой там, где соединялся с черным дубовым древком, и дерево опускалось еще на дюйм, прежде чем снова устремиться вверх и перейти в чашечку в форме полураскрывшегося тюльпана. Грубые кольца на редком дереве делали трубку больше похожей на гротескную раковину улитки или эбеновый гриб-веселку. Набивая ее тубаком из облезлого кожаного кисета, колдун заявил:

– Нам нужно многое, очень многое обсудить, мой старый друг.

– Ммм, – промямлила София, беря со стола трубку, которую набила раньше. Она вспомнила, как тронут был Марото, когда она вручила ее ему в линкенштернской калдейне всего за год или два до того, как он помог ей стать королевой Самота, Хранительницей Багряной империи. – В другой раз, старый Хватальщик, я сейчас наговорилась вусмерть. Тебя можно склонить к более медитативному времяпрепровождению?

– О, конечно, – жизнерадостно ответил Хортрэп. – Ты же знаешь, я ничего так сильно не люблю больше, как сидеть и молча смотреть на тебя часами, иногда бормоча что-нибудь зловещее.

– Главное, чтобы языком не молол. – София подставила свою трубку летучему языку пламени, который предложил ей Хортрэп. Зажигаем. Затягиваемся. Выбиваем. Зажигаем. Затягиваемся.

В таком порядке.

Среди всех прочих планов этот оказался на диво удачным, и София со стоном уселась обратно на койку. Что за долбаный денек! Лучшим в нем было то, что, даже просовещавшись всю ночь с Чи Хён, она сомневалась в победе над куда большим и опытным войском, хотя местность была удобной. У имперцев, как всегда, было численное превосходство, и, даже притом что их вел этот зеленый юнец полковник Хьортт, новые кобальтовые находились в шаге от душераздирающей песни. Ей удалось убедить Чи Хён дать бой здесь и сейчас, потому что, если кобальтовые победят, София сможет отомстить и кавалерии, вырезавшей Курск, и полковнику, которому сдуру дала ускользнуть, но если кобальтовые не сдюжат, то нынешний день станет для нее одним из последних.

И как она его проводит? В состоянии сексуальной неудовлетворенности курит трубку, которую считала бесподобной, когда вырезала, но теперь видит всю грубость работы – трубка слишком перегревается от пересохшего в кисете ориорентийского тубака. Ее единственный собеседник – самый ужасный человек, какого она встречала, и, как в мерзкую насмешку, в его бутылочке плещется фиалковый крем-ликер, а трубка пахнет цветами даже сильнее, будучи набита смесью вяжущего крепкого тамбо и каких-то жирных бурых хлопьев, от которых вся палатка воняет, точно надушенные старческие подштанники. Холодная София, бывшая королева Самота, вот что принес тебе год адской пахоты и головной боли – то, чего ты заслуживаешь.

Как в старые добрые времена.

После долгого насмешливого созерцания Хортрэп нарушил обещанное молчание:

– Не хочешь попозже сходить на пирушку?