Будь он проклят, этот мальчишка Мрачный. Чи Хён понимала, что он, пусть и немного, в нее влюбился, но дело не только в этом. Она не безнадежно глупа. Десятки людей заигрывали с ней, особенно когда ее маленькая банда наемников выросла достаточно, чтобы назваться Кобальтовым отрядом. Как только появится Кобальтовая империя, Чи Хён всех изобьет обухом топора, даже своих советников. Особенно советников.

Она не так зелена, чтобы считать, будто большинство этих авансов объясняется искренним интересом к ее уму, телу или душе, хотя воздыхатели оперировали всеми мыслимыми комбинациями первого, второго и третьего. Любой идиот может видеть, что ей осталось меньше года до окончательного завоевания Самота, и каждый понимает: возьмешь Самот – возьмешь империю. Более того, она, в отличие от ее духовной предшественницы, сделает это без всяких скитаний в глуши. То, на что Софии потребовалось десять лет, Чи Хён закончит быстрее чем за два года и не уморит голодом тысячи ее последователей.

Победа казалась неизбежной, и, уж конечно, с этим были как-то связаны попытки многих занять место в личной жизни Чи Хён – влезть до того, как она станет королевой и поймет, что люди липнут к ней только ради власти. Ага, нашли дуру!

Мрачный был не таким, но девушку привлекало не только его серьезное внимание, – в конце концов, кое-кто из других тоже, наверное, испытывал к ней искреннюю симпатию. Частично действовало его отношение – почтительное, но в меру. Возможно, оно объяснялось просто свинским невежеством, как при любом удобном случае предполагал Феннек, но Чи Хён казалось… подлинным, будто она и вправду без всяких усилий произвела на него мощнейшее впечатление. Ну, может, немножко она и постаралась, что у самой было ощущение, будто она постоянно пытается восхитить всех и каждого, заняв доспехи женщины, которую смерть произвела из генералов в богини. И все же в те спокойные тихие полдни, когда они вдвоем с молчаливым варваром попивали калди в ее шатре, она снова чувствовала себя собой – не Вернувшейся Софией, как хотели Феннек и остальные, и не принцессой Чи Хён Бонг Хвабунской, нареченной принца Бён Гу Отеанского и так далее, как хотел ее первый отец, а… просто Чи Хён. Ей не нравился подобный ход мыслей, но что-то в искреннем интересе Мрачного к ее настроениям, а не амбициям, к прошлому, а не будущему напоминало о том, как все могло сложиться… о том, что у нее было с Гын Джу.

Гын Джу. Теперь уже почти не больно думать о нем. Не то чтобы она, словно какая-то ненормальная девчонка, запала на первого же парня, полезшего ей под платье, – нет, она по-настоящему любила его и даже сейчас ловила себя на том, что выдумывает оправдания его двуличию, воображает причины, извиняющие его действия. Нельзя сказать, что после появления Мрачного Гын Джу вдруг забылся, ничего подобного. Сейчас она думала о нем даже больше, чем когда-либо раньше, и, самое странное, Мрачный поощрял ее в этом. Когда она рассказала об их отношениях и о том, как Гын Джу предал Чи Хён ее первому отцу, почти сорвав их побег из Хвабуна, он сочувственно кивнул и сказал:

– Это плохо. Меня кусали звери, часто… а любимые люди – да, кусаются больнее. Сочувствую, Чи Хён.

«Сочувствую, Чи Хён» – просто, сердечно и донельзя желанно. Они говорили за калди, и, хотя чашка уже давно остыла в ее руках, Мрачный не предлагал налить еще и не пытался перевести разговор на хорошее, как сделал бы Феннек. Чи Хён уже не могла дождаться, когда варвар познакомится с Чхве, – лаконичность встретится с немногословием, и кто знает, что останется невысказанным?

Неделю спустя пришло еще одно сообщение о том, что Гын Джу так и не прислал весточки. Такие паршивые новости она получала ежемесячно с тех пор, как покинула Хвабун всего с двумя из трех своих стражей. Само неведение, где он и что на самом деле произошло, значительно усугубляло боль и тоску.

– Не, – сказал Мрачный, когда она неуклюже призналась ему, – боль – это хорошо. Она говорит, что тебя ранили, но она же и обещает, что поправишься. Не больно только мертвому.

– Ты уверен? – Чи Хён скептически уставилась на него поверх своего ржаногня.

– Демоны знают, я на это надеюсь, – ответил Мрачный, втягивая щеки. – Если быть мертвым больно, то мне это не подходит.

В общем, он развлекал ее без всяких усилий, лучше, чем все прочие. Но было и кое-что еще, и если это делало ее личностью мелкой, то что ж, называли и похуже. Говоря попросту, на Мрачного было демонски приятно смотреть.

Высокие нравились ей не всегда; тощие, но жилистые иногда радовали глаз, иногда нет, но сочетание всего этого с темной кожей, широким, четко вылепленным лицом и нимбом потрясающих белых волос? Духи, держите ее всемером. Да еще глаза… они казались больше кошачьими, чем человеческими: чернильные зрачки с двумя ободками посреди васильково-синих радужек; их искрящаяся ясность создавала приятный контраст с постоянно поджатой челюстью. У юного варвара имелось немало зримых шрамов и были, наверное, скрытые; его нос был сломан столько раз, что сместился набок, а огромный одуванчик волос требовал некоторого ухода – но все равно мальчишка выглядел демонски здорово.

Она едва не поцеловала эти бархатные губы в ту ночь пьяной чепухи, но потом ворвался Феннек с новыми известиями о маленьком ранипутрийском отряде, гнавшемся за ними, как собака за кошкой, и избавил ее от необходимости ломать голову, что делать после первого поцелуя. До поры. Если боги, демоны и духи пожелают, эта загадка больше не будет ее мучить. Когда Хортрэп сообщил, что ранипутрийские конники догонят их плетущуюся компанию через день-другой и что демоны поведали ему о примерно столь же скором возвращении Чхве, Марото и его благородных спутников, Чи Хён решила, что время пришло. Действия Мрачного по возвращении дяди не обсуждались, как и подробности ее взлета и цель его поисков, – потому что за все время, которое они провели вместе, с тех пор как он прокрался в лагерь, они еще не успели вернуться к незаконченной первой беседе. Для этого время тоже пришло. Определенно.

– Это вы ее назвали Мохнокрылкой? – спросил Мрачный, глядя, как существо нарезает круги возле лежащей неподалеку кольчуги Чи Хён.

Совомышь обожала ползать по этим доспехам, цепляясь за звенья крошечными коготками.

– Мой отец, – ответила Чи Хён. – Она принадлежала ему, прежде чем стать моей. Вроде все они вместе связали своих демонов: папа, твой дядя, Феннек, Хортрэп, кавалересса и София.

– У моего дяди… есть демон? – Пробудить любопытство Мрачного было легко, удивление – куда сложнее.

– Больше нет, или он прячет его достаточно ловко, что обманул даже Хортрэпа. Они поймали своих демонов сообща еще до того, как захватили Самот. – Пока Чи Хён говорила, Мохнокрылка слетела ей на руку.

– Рогатые Волки не связывают демонов, – хмуро заметил Мрачный. – По крайней мере, не должны.

– Непорочные тоже, как правило, – сказала Чи Хён. – В королевской семье есть несколько, но большинство людей по-прежнему думает, что это неуважительно.

– Хорошее слово, – признал Мрачный. – Неуважительно. Шакалы захватывают рабов, другие кланы тоже, но не Рогатые Волки.

– Связанный демон не то же самое, что раб, – возразила Чи Хён, гладя Мохнокрылку.

От удовольствия та разинула клюв и заклекотала.

– Тогда отпустите ее и посмотрите, останется ли, – предложил Мрачный, что мгновенно взбесило Чи Хён.

– А конь тогда – раб? Как насчет коров и другого скота? Я не собираюсь есть Мохнокрылку и считаю, что ей живется лучше, чем большинству животных.

– Ха, – сказал Мрачный, – а вы правы.

– Конечно я права, – кивнула Чи Хён, наливая им еще хмельного солодового напитка.

– Рогатые Волки держат всякий скот и птицу и меняют их на мулов. Мы их так не называем, но они рабы, как вы и сказали. Не слишком отличные от других, как бы нам ни нравилось притворяться. Мы так же плохи, как и все вы.

– Что ж, приятно слышать, что святой Мрачный признается в такой человеческой слабости.

– Что? – заморгал на нее Мрачный. Иногда он соображал туговато, как и все остальные. – А-а… Ха, нет. Да. Не собирался быть ханжой. Я тоже плохой, Чи Хён. И большинство людей, так мне кажется. Я нарушил законы своего клана. Убил соплеменника. Делал все неправильно и лишь потому, что старался делать, как надо. Это непросто – поступать хорошо.

Трудно было представить, что этот мягкий, серьезный и искренний парень, сидящий напротив нее, напал на кого бы то ни было, не говоря уже о соплеменнике, Рогатом Волке. Но ведь он как-то заработал все эти шрамы и седину. Как бы ни нравилась Чи Хён его загадочность, давно пора выслушать его историю. Но это означает, что ей придется рассказывать первой.

– Я тебе уже все уши прожужжала про Гын Джу, но ты ни разу не спросил, почему я сбежала из дома и что было до и после.

Мрачный поерзал на своей подушке, залпом выпил ржаногонь и поморщился:

– Ага… Извините. Я очень хочу об этом услышать, но боялся на вас давить. Ненавижу, когда меня заставляют. Люблю дедушку, но он бывает навязчив, и я во многом хочу на него походить, но только не в этом.

– О проклятье, да я не жаловалась! Совсем наоборот, – сказала Чи Хён, стряхивая с себя Мохнокрылку. Демоница перелетела к Мрачному, и он протянул ей палец. Чи Хён еще ни разу не видела свою совомышь на ком-либо другом, и, как все в мире, это могло оказаться знаком. – Я могла бы назвать тебя каким угодно, Мрачный, но уж никак не навязчивым. Ты правда хочешь послушать?

– Определенно, – ответил тот, предлагая демонице кусочек сахара.

– Итак, ты знаешь, что я принцесса и все такое прочее. Хвабун был отличным местом, чтобы вырасти, однако я не ценила того, что имела, пока его не покинула. Для тебя Мерзлые саванны тоже такие?

– Хм? Не совсем, – произнес Мрачный, почесав кривой нос. – Но я отношусь к ним по-другому, с тех пор как ушел. И скучаю по маме. Очень.

– Я скучаю по своему первому отцу, Джун Хвану, хотя в последний год, что я там прожила, мы едва выносили друг друга. Юнджин, моя старшая сестра, говорила, что у них было так же, когда она была в моем возрасте. Появляется напряжение, и оно усиливается, особенно когда один из отцов пытается сплавить тебя замуж. Я рассказывала тебе о Гын Джу и о том, что он для меня значил. Одним из условий брака, о котором договорился мой отец, было то, что Гын Джу со мной не поедет, – он заявил, что было бы грубостью взять с собой собственного слугу в более знатный дом. А мой жених был сыном правительницы Непорочных островов, знатнее дома не сыщешь.

Мохнокрылка наконец ухитрилась подцепить сахарный кубик и унесла его наверх, на перекрестие шестов шатра.

– Поэтому предполагалось, что я оставлю своего любимого телохранителя и выйти замуж за зануду, которого и в глаза не видела. Меня от этой идеи тошнило – я любила Гын Джу, хотя и не знала, что он меня тоже любит, тогда еще не знала. И тем же вечером, когда я впервые встретилась с женихом, я убежала из дворца одна. Ну ладно, не одна, а с моими стражами: Феннеком, только тогда я думала, что он просто цепной миссионер по имени Микал, и Чхве, с которой ты, надеюсь, скоро познакомишься. И Гын Джу тоже был с нами. Мы отправились искать духов в какие-то поля возле храма Пентаклей. Там как раз находятся непорочновские Врата, те самые, через которые я в итоге убежала пару месяцев спустя, – я же рассказывала тебе о прохождении через Врата?

– Угу, – отозвался Мрачный, касаясь своих волос и отдергивая руку. – То есть немного. В первый раз, когда мы пили калди, вы сказали, будто вошли в море, только вместо моря была Изначальная Тьма.

– Ха, я так выразилась? Ну да, примерно так и было… Короче говоря, тогда мы находились довольно близко к островам, к храму Пентаклей, как вдруг… на нас напал чудовищный призрак! В поле были и мелкие духи, в тыквах, но этот… Он как целая куча призраков, спутанных вместе, сложенных в нечто огромное – громадное, жуткое и опасное.

– Могу себе представить. – Мрачный нервно облизнул губы. О, ему есть что спеть, когда придет его очередь рассказывать, как его волосы побелели!

– И мы сражались вчетвером против чудовища из страшных историй: мой второй отец рассказывал нам перед сном о своих приключениях с Софией и остальными Негодяями. И мы победили! Ты уже воевал и знаешь, как это бывает. Сначала слишком страшно, ты даже шевельнуться не можешь, а потом что-то нахлынет – и все твои навыки просыпаются, и меч оказывается в руке раньше, чем успеваешь понять! И ты дерешься, дерешься за свою жизнь! И это так…

– …ужасно, – закончил Мрачный, глядя в свою чашку.

– Да! Нет! То есть страшно, но ведь и замечательно! Уклониться в последний миг, вонзить меч во врага, сражаться бок о бок с друзьями и действовать сообща, как будто ты рожден для этого, и ни для чего другого! Даже не думать, а просто… делать, и так демонски здорово делать! Рубить, колоть, отражать, уклоняться, снова рубить! Демоны наверху, по мне мурашки бегают, когда я об этом думаю.

– А вы говорили об этом с цирюльником? – спросил Мрачный в своей обычной сдержанной манере, и только по хитрой улыбочке она поняла, что он шутит.

– Я знаю, что ты это чувствовал, Мрачный, я точно знаю.

– Ну… может быть. Да.

– В общем, когда все закончилось и король духов был убит, мы отправились обратно в Осенний дворец, и после этого все стало… скучно. И не так же, как раньше, а прямо-таки отравляюще уныло. Я несколько недель была подавлена, и не только из-за нотации, которую выслушала от первого отца на корабле по пути домой в Хвабун. Мне показалось, его бы больше порадовало, если бы чудище сожрало меня, лишь бы я не возвращалась на праздник так, как я тогда это сделала. Он сказал, что я стала позором семьи, и когда я спросила, позорно ли иметь вторым отцом Негодяя Софии, он ответил, что да. Но что позорного в том, чтобы выкупать свою жизнь у самой смерти собственным мечом?

– Хмм, – промычал Мрачный, глубоко погрузившись в раздумья. – Ничего, как по мне.

– И по мне! Поэтому я неизбежно, абсолютно неизбежно решила бы сделать то, что сделала, даже без нашептываний Феннека. Теперь я вижу: у него были свои причины советовать мне этот путь, но я все равно рада, что он поступил именно так. Чхве даже не стала со мной об этом разговаривать, то есть вообще. Когда я впервые подняла эту тему, она заявила: «Я поклялась служить вашим военным нуждам, и я буду это делать, пока не умру. Не спрашивайте у меня советов по другим вопросам, но всегда учитывайте все возможности и поступайте по велению только своего сердца». Вроде бы ничего особенного, но я никогда не слышала, чтобы она столько сказала зараз, да еще так ясно, – ни до, ни после. Я даже сразу это записала, потому что знала, что иначе забуду, и заставила себя выучить наизусть, потому что это серьезная премудрость, прямо как в сутрах, – согласен?

– Согласен, – задумчиво ответил Мрачный, как будто переваривая эти слова.

– Но я совершенно не ожидала, что Чхве так легко сдастся. И хотя Гын Джу поначалу колебался, он тоже сдался, я убедила его, что единственный выход для нас – держаться вместе. Я сама в это верила. Не так уж долго плыть от Хвабуна до храма Пентаклей, а оттуда всего пара секунд до любого Луча Звезды, если умеешь пользоваться Вратами, и следовало просто уплыть, прежде чем наш побег обнаружат.

– И как работают Врата? – спросил Мрачный. Напугать дикорожденного было трудно, но сейчас он выглядел устрашенным. – В первый раз, когда вы пригласили меня сюда, вы рассказали, как проходили сквозь них, но… я даже помыслить не могу об этом без тошноты.

– Очевидно, они бы не сработали, если бы я просто попыталась шагнуть туда сама, – сказала Чи Хён. – Кто знает, где бы я оказалась – может быть, в каком-нибудь мрачном аду, о котором прежде и не слыхивала. Но задолго до того, как прийти в Хвабун, Феннек выполнил какое-то задание Хортрэпа в обмен на секрет Врат. Теперь он может войти в любые, а через пару шагов выйти из других и взять с собой, кого захочет. А как они работают, я не имею ни малейшего, мать его, представления: все делал Феннек… и, кстати сказать, не думаю, что он такой уж знаток, каким себя преподносил, если учесть произошедшее. Однако по-настоящему странно, что ничего не случилось с Чхве, – у меня побелели волосы, у Феннека изменились руки, но Чхве осталась Чхве. Но опять же у нее и так белые волосы, и рога, и клыки…

– Хммм, – сказал Мрачный. Это был звук в меньшей степени раздумчивый и в большей похожий на ворчание собаки, недовольной, что ее пробудили от дремы.

– Итак, мы направлялись к Вратам, когда Гын Джу учинил это скотство, про которое я уже рассказала. Я продолжала твердить себе, что это совпадение, что он не предал нас… Но мы изначально договорились: если что-нибудь случится и мы не сможем уйти все вместе, то оставшийся пошлет зашифрованное послание одному линкенштернскому торговцу, который должен моему второму отцу кучу денег. Скоро уже год, как я сбежала, а Гын Джу ничего не прислал… Так, может, мне пора смириться с правдой? Как ты считаешь?

– Я выбираю правду, – процедил Мрачный, когда Чи Хён встала.

Она сходила за одеялом, а вернувшись, опустилась рядом с варваром. Она вовсе не мерзла, сидя напротив Мрачного, но теперь, когда их колени соприкоснулись, пока она устраивалась на подушке и заворачивалась в ненужное одеяло, стало прямо-таки жарко.

– А как вы узнаете правду о Гын Джу?

Чи Хён не ожидала, что он уцепится именно за это; конечно, вопрос: «Как ты считаешь, смогу ли я забыть моего бывшего?» – должен был стать для него крайне острым – или нет? Вдруг она совершенно неправильно истолковала его тайные взгляды и застенчивые улыбки?

– Я же сказала, что он опоздал на корабль, хотя мы неоднократно повторили весь план, а потом… потом, когда он с улыбочкой заявился на пристань, за ним кралась половина стражей Хвабуна. Если бы Чхве их не заметила, нам бы ни за что не удалось отплыть вовремя, а Гын Джу чуть-чуть не достал до борта, когда прыгнул за нами!

– Да, но откуда вы знаете? Я имею в виду, о чем он думал. Почему решили, что он привел стражников нарочно?

Воспоминание было отвратительным, как смрад, и Чи Хён отобрала у Мрачного чуть теплую чашку с ржаногнем, чтобы прочистить ноздри его горячим запахом.

– Ты хочешь сказать, что он сделал что-то еще, а не вопил лишь: «Стойте, стойте!» – перед тем как нырнуть за нами с пирса? Феннек видел, как он выходил из покоев моего первого отца в то самое утро, а за все годы, что он провел в нашем доме, он никогда туда не заглядывал. Позднее тем же днем он омывал меня перед дневными молитвами и не сказал ни слова об этом визите, который был бы весьма странным и без всякой связи с побегом. Мы делились всем, и он скрыл, что мой первый отец вызвал его на аудиенцию, исключительно потому, что ему было что скрывать. Да, я не хочу в это верить и все еще не…

– Вот и не верьте, – предложил Мрачный так, будто слова жалили его, но он все равно должен был слушать. – Я бы не стал по своей воле. А вас ничто не принуждает.

– Что ты имеешь в виду? – вздрогнула Чи Хён, и Мрачный, который ошибочно заключил, что ей холодно, медленно протянул руку и с очаровательной застенчивостью сжал ее плечо. О, как ей хотелось, чтобы он оставил руку там, но он быстро убрал ее и, не зная, что с нею делать дальше, уронил на колено.

– Это все слова Феннека, – пояснил Мрачный и, опять-таки ошибочно прочитав на ее лице сомнение, уточнил: – О том, что Гын Джу был с вашим отцом, первым отцом, и что какой-нибудь торговец доставит послание от Гын Джу, если тот попытается его отправить. В прошлый наш разговор вы сказали, что Гын Джу и Феннек не сильно жаловали друг друга, и хитрый Феннек мог придумать способ навредить Гын Джу, не делая этого явно… Я ничего не утверждаю – просто думаю. Вы вроде не настолько доверяете Феннеку, как следовало бы доверять человеку, который имеет такое большое влияние среди ваших людей… Так вот, раз уж вы ему не вполне доверяете, то я не доверяю вообще. Особенно видя, как тесно он связан с Хортрэпом.

Мрачный захлопнул рот, вспомнив, что и сама Чи Хён пользуется советами колдуна. Возможно, он осознал, что высказал предположение, будто ближайший советник генерала развел ее как девчонку. Или, может быть, смутился от того, что за минуту наговорил больше, чем обычно за целый вечер. Какой бы ни была причина, он, похоже, больше не мог даже смотреть на нее, не то что встретить взгляд, когда она к нему повернулась. Не будучи дурочкой, Чи Хён провела много бессонных ночей, обуреваемая теми же мыслями о доверии, но всегда считала их иррациональными, если сказать помягче, или идиотской долбаной паранойей, если говорить напрямик… То, что подозрения выглядят вполне оправданными и к этому выводу пришел сторонний слушатель, к тому же узнавший урезанную версию событий, действительно ставит некоторые неприятные вопросы.

Даже внимательно разглядывая шесты шатра, где угнездилась Мохнокрылка, Мрачный, должно быть, почувствовал, как Чи Хён вся дрожит, потому что его рука прокралась обратно на ее плечо. Без всякого осознанного намерения ее спина выпрямилась и, встретив пальцы Мрачного, отдалась его осторожному прикосновению. На сей раз он не убрал руку и принялся мягко массировать плечо. Его предплечье чуть тянуло ее за волосы – ну и ладно.

– Ты хорошо распознаешь обман? – спросила Чи Хён, когда снова смогла заговорить: рассудок настиг колотящееся сердце и вырвался на полголовы вперед. – Я хочу, чтобы ты был здесь при всех моих переговорах с Феннеком. Чтобы наблюдал за ним и, если он не признается сразу, сказал мне немедленно, что почувствовал ложь.

Рука Мрачного перестала гладить и вся одеревенела. Он сглотнул, но все равно не повернулся к Чи Хён. Встрепенувшись всем телом, встал, пробежав пальцами по ее волосам и бессильно уронив руку.

– Тогда давай найдем его. С таким прирожденным лжецом будет нелегко, но я знаю, что вместе мы сможем его раскусить.

– Погоди, – сказала Чи Хён, хватая его за запястье и поднимаясь; одеяло соскользнуло с ее плеч.

Платье с синей юбкой-колоколом, которое она носила у себя в шатре, внезапно показалось удушающим, несмотря на его просторность, и в кои-то веки она пожалела, что сейчас на ней не натирающий кожу секси-доспех, а удобная, но обыденная одежда. Еще больше запутавшись в своих чувствах, чем раньше, когда она почти не сомневалась, что Гын Джу их предал, Чи Хён сделала то, что делала всегда, очутившись в тупике, – пошла напролом, уповая на лучшее. В нынешнем случае она бросилась на красивого кремнеземца: все еще держа его вялое запястье в одной руке, второй провела по полосатой тунике. Его мышцы вздрогнули от ее прикосновения и напряглись еще сильнее, когда ее рука двинулась вниз к его бедру и властно развернула Мрачного лицом к Чи Хён. Смешно, но он по-прежнему не смотрел на нее, задрав подбородок и уперев застывший взгляд в ее дремлющую демоницу. Чи Хён сглотнула, снова испугавшись, что все поняла неправильно… Значит, делать нечего. Только спросить:

– Прикажешь залезть на тебя, как на дерево, чтобы украсть поцелуй?

С чудесной, чудовищной медлительностью он опустил голову и посмотрел ей в лицо. Демоны бездны, он словно боялся за свою жизнь!

– Вы… вам не нужно красть. Но… вдруг я прав?

– Тогда лучше на всякий случай сделать это побыстрее, – ответила Чи Хён и поднялась на цыпочки, хотя Мрачный и наклонился.

Его губы отдавали ржаногнем и выдохшимся саамовым дымом, а целовался он так же плохо, как она, пока Гын Джу ее не научил. Демон подери, ей это нравилось, ее руки жадно исследовали его грудь, и она гадала, что случится теперь, когда они миновали первый поцелуй и уже двигались ко второму, третьему, четвертому, – о, забытые боги Затонувшего королевства, как он приятен на ощупь…

Чи Хён уже все для себя решила, когда у входа в шатер кашлянули. Она отпрянула от Мрачного, ударившись голенью о столик для калди, и обернулась, готовая зарычать на кавалерессу Сасамасо или любого другого гвардейца, не объявившего о себе, перед тем как войти, но увидела, что это сам Феннек придерживает полог шатра чуть дрожащей рукой. Он выглядел непривычно взвинченным и раскраснелся.

– Генерал, нам надо поговорить, немедленно, о…

– О да, да, нам всем надо поговорить, причем немедленно, – встрял Хортрэп, проходя мимо Феннека, чьи глаза распахнулись еще шире при появлении старика-исполина.

Чи Хён услышала, как позади хрустнул пальцами Мрачный, и его согревающая тень легла на нее, когда он переступил через столик, чтобы дать пройти чародею, сказавшему:

– Феннек, старина, я-то все гадал, побежишь ты к генералу или в горы, когда к ней получше присмотришься, и вот мой ответ.

– Загадки не приветствуются в моем шатре, господа, – заявила Чи Хён, смерив каждого суровейшим взором. – Какой кошмар должна я благодарить за то, что не один из вас, а вдвоем вы так нагло сюда врываетесь? Если это не вопрос жизни и смерти…

– «Жизнь» и «смерть» определенно подходящие слова! – заявил Хортрэп, вне себя от восторга. – Генерал Кобальтового отряда Чи Хён Бонг, позвольте представить вам ранипутрийских эмиссаров, которые ехали за нами по пятам столько долгих дней.

Трое в капюшонах вошли в ее шатер, не дожидаясь приглашения, и оскорбленная Чи Хён сжала кулаки. Ей даже не дали времени надеть жилет поверх простого платья, не говоря уже о переодевании во что-то более официальное. Хоть эмиссары, хоть императоры – Хортрэпу и Феннеку придется ответить за многое, как только разговор с этими иностранцами будет окончен… Но сейчас Чи Хён нацепила довольную маску и, низко склонившись, приветствовала эмиссаров на высоком непорочновском:

– Добро пожаловать в мой лагерь, почетные гости. Я командир Кобальтового отряда генерал Чи Хён Бонг. Хотелось бы услышать ваши имена, чтобы мы могли…

– Чи Хён! – Самый маленький из эмиссаров в капюшонах рванулся вперед, и Мрачный бросился между ними, поднимая ладонь, как будто этого было достаточно, чтобы помешать убийце. Однако человек и вправду остановился, отбросил капюшон и вуаль и, смерив Мрачного знакомым яростным взором, произнес: – Чи Хён, это я!

– Гын Джу?

Гын Джу! Мрачный споткнулся о столик для калди, спеша убраться с дороги, и Чи Хён, обнимая своего былого возлюбленного, услышала, как новый беззвучно ругается, скача на одной ноге. Гын Джу крепко прижался губами к ее щеке, а после она почувствовала, как с его губ по ее подбородку стекает слеза. Это и правда он…

– Это просто великолепно, – сказала одна из эмиссаров, и, хотя Чи Хён было больно отрываться от Гын Джу, она быстро отступила, глядя на двух явившихся с ним немолодых женщин. Обе откинули капюшоны, и, хотя происхождение говорившей генерал определить не смогла, вторая явно была ранипутрийкой. – Вы даже волосы сделали. Ну а почему бы и нет, если забрано все остальное. Клянусь шестью связанными мною демонами, юная дева, для самозванки вы выглядите идеально, просто портретное сходство.

– Я в долгу перед вами за возвращение моего стража добродетели, – процедила Чи Хён. «Самозванка» – не то слово, которое со временем становится приятнее слышать. – Даже притом что ваши манеры оставляют желать лучшего. Кому я имею честь предложить мою благодарность?

– Ха! – Ранипутрийка запоздало закрыла рот кольчужной ладонью. – Ох, мать твою, это уж слишком!

– Чи Хён… – начал Гын Джу, но его оборвал трубный глас среброволосой эмиссарши, шагнувшей вперед:

– Кто я? Девочка, я та, кого твои отцы наняли, чтобы вернуть тебя домой.

Взгляд Чи Хён метнулся к глуповатому лицу оробевшего Гын Джу – он все-таки предал ее! Странно, но ни Хортрэп, ни Феннек не шевельнулись, чтобы остановить престарелую нахалку, и тут до Чи Хён дошла вся тщетность ее прошлых усилий и нынешнего сопротивления. Все было подстроено и вот сейчас заканчивается. Ну что ж, без драки не обойдется. Однако, прежде чем она успела нанести первый удар по тупой физиономии Гын Джу, женщина сказала еще кое-что, и это заставило Чи Хён застыть на месте.

– Но более того: я – это ты, проклятая соплячка; или ты меня не узнаешь? Я Кобальтовая София, и я вернулась из гребаной могилы.

Чи Хён увидела, как Мрачный, отошедший в дальний угол после столкновения со столиком, оцепенел и точно так же вытаращил глаза. Это не может быть она, – конечно же, не может, по всем законам смертных, богов и даже демонов, из могилы нет возврата… Но, посмотрев в холодные кобальтовые глаза женщины, Чи Хён ей поверила.