Глава 25
– «Говорила тебе, что он не шпион», – с издевкой сказал Марото, передразнивая заносчивый тон девицы.
– Не я его отпустила, – возразила она, пиная ботинком грязную дощатую дверь камеры. – «Дуррра, он подстрижен как кхимсари, так что он должен быть кхимсари».
– Это адова куча работы – такая стрижка, – пояснил Марото. – Разве можно представить, что кто-нибудь, кроме сектанта, сделал бы такое с собой нарочно? Мелкое лживое дерьмо.
– Ну и что теперь? – В скудно обставленной комнатке Пурна повернулась лицом к Марото.
Даже в полумраке он видел, как жутко распухло ее лицо: губы разбиты, щеки ободраны, ухо заплыло. Имперцам пришлось с ней повозиться, чтобы свалить с ног. Однако Марото подозревал, что сам выглядит еще хуже. Уж точно он чувствовал себя паршивей – тут, конечно, не до соревнования, но Пурна имела силы мерить шагами комнатенку и пинать все, что под ногу попадется, а вот Марото не испытывал никакого желания подниматься с устланного соломой пола.
– Так и будем здесь ждать, когда нас казнят?
– Нет, – сказал Марото. – Наверняка сначала нас будут пытать, постараются вытянуть все, что мы знаем. Меня, наверное, измордуют, чтобы заставить Софию открыть ворота замка, то есть будут новые публичные пытки – пусть полюбуется со стены. «Ведьма, тут у нас твой Негодяй – открывай ворота, а то мы его выпотрошим!»
– И тогда что?
– И тогда они меня выпотрошат, потому что София не так глупа, чтобы им поверить. Если откроет ворота, погибнут все, а не только я.
– Нет, я имею в виду, что делать нам с тобой, если все равно будут пытать? Нападем на стражников, когда они придут за нами, или попытаемся заманить их в камеру раньше? Ты выглядишь неважно. Может, я их позову, скажу, что ты сдох и все провоняло? Потом сворачиваем им шею, забираем мундиры и бежим спасать остальных.
– Отличный план, – сухо отозвался Марото. – Даже если предположить, что тебе уже приходилось ломать чью-то шею и что отсюда можно выбраться, а это еще менее вероятно, разве нельзя найти занятие получше, чем вызволять этих никчемных шавок, которые даже не рискнули отбиваться, когда на нас набросились имперцы? Мы могли бы победить, если бы твои дружки не позволили схватить себя.
– А чего ты хотел, мы же спали! Кроме тебя, сэр Моя-Стража-Первая. – Пурна подчеркнула это уничижительным, брошенным свысока взглядом. – Может, если бы мы не кинулись на имперцев, удалось бы вообще всего этого избежать? Наврать, подкупить – ты хоть думал об этом?
– Мало о чем другом, – ответил Марото, решив не напоминать поганке, что она была первой, кто нанес роковой удар, когда имперцы подняли их.
Тогда он даже обрадовался, потому что имперские солдаты начали подступать к нему, ведь это означало, что он вправе отбиваться, не нарушая клятву… И ничего хорошего им это не принесло.
– Если бы мы действовали осмотрительно, был бы шанс не расстаться с Дигглби и остальными. Где бы они ни были, наверняка им достались апартаменты поприличней, чем этот кабацкий сортир.
– Так вот мы где? – Марото поморгал в затхлой полутьме.
Свет сюда просачивался только через тростниковую, или из чего она там, крышу, давно мечтавшую о починке. Похоже, это не слишком надежная тюрьма…
– Ага, в заведении для деревенских засранцев, судя по развешанным по стенам рыбьим чучелам? И как долго ты был в отключке? Я думала, притворяешься, чтобы тебя не допросили с ходу.
– Этот прием называется вживанием в роль, я ему научился у усбанских уличных актеров-импровизаторов. Пока я шатался с труппой, дюжину человек из нее повесили – слишком хорошо ребята вжились в роли. Они не были бандитами или убийцами, но если играли бандитов и убийц, то…
– Ерунду мелешь, Марото.
– Вот что, помоги мне встать, а я тебе помогу дотянуться до потолка. Попробуем выбраться через верх. Командиры разместились тут же?
– Нет, похоже, что важные люди приходили из храма, который в паре кварталов отсюда. Остальных увели туда, а нас с тобой запихали сюда. – Пурна пялилась на черную стену, как будто умела видеть сквозь дерево и глину. – В этой таверне живут солдаты гарнизона. Они везде.
– Ага. – Здоровое ухо Марото практически ничего не слышало. – Сейчас довольно тихо.
– Пару минут назад было шумно, храпун. Похоже, они в ужасе разбежались.
– Лучше и быть не может, – сказал Марото, принимая поданную руку и вытягивая себя в вертикальное положение.
И то лишь частично – он просто сел, прислонясь к стене, но даже от этого движения перед глазами засверкали сверхновые, а из горла извергся вулкан. С годами он стал хуже переносить нокауты. Ффух. Что ж, по крайней мере, он еще не разучился блевать на себя.
– Жуть! – Пурна бросила его руку и отскочила, когда пошла вторая волна желчи.
Она схватила единственный предмет мебели в комнате – ночной горшок – и швырнула Марото в руки. Жест мог бы показаться запоздалым, но настоявшееся содержимое горшка вызвало из желудка еще одного демона.
Должно быть, пленники сидят здесь довольно долго, раз посудина полнехонька.
Мир отрезан от глаз, одежда пропитана ледяным потом, вонь мочи, дерьма и рвоты шевелит волосы в носу, сами заперты в темной грязной кутузке – все как в прежние времена. Марото будто почувствовал, как Крохобор ползет под его рубахой, но потом осознал, что это лишь струйка рвоты. Кромешное унижение словно перенесло его назад во времени, в последнюю ужальню, и ужасное понимание закралось под сжатые веки, под череп, в оцепенелый больной мозг: все это нереально. Пурна, другие пижоны, ожившая София – не более чем насекотический сон старого торчка. Он и правда загадал желание Крохобору, но просил не освобождения от насекотиков, вовсе нет, а чего-то еще более жалкого… И он почти вспомнил, почти ощутил крысиные усы на щеке, прощальный поцелуй демона… Но тут в его страдания вторглась Пурна:
– Ты это… Кхм… Что с тобой? Не заболел?
Марото стер слезы со щек. Он сказал себе, что это слезы радости возвращения в милую добрую реальность из кошмара наяву, но печальная правда заключалась в том, что он плакал до того, как пришел в себя. Пурна села на корточки рядом и положила руку ему на лоб, как будто это хоть когда-то помогало.
– Лучше, – сказал он, потому что озноб и раскалывающая голову боль были всяко лучше, чем озноб, раскалывающая голову боль и неукротимая рвота после кайфа от паучьего укуса. Он попытался аккуратно поставить горшок, но в итоге вяло оттолкнул его в сторону. Пальцы онемели, чтоб их. – Бывало лучше. Бывало хуже. Дай мне секунду.
Потребовалась пара сотен секунд, но в конце концов Марото поднялся на ноги. Пурна посмотрела весьма скептически, когда он велел взобраться на него. Но так и не удалось выяснить, можно ли им выбраться через крышу, потому что вдруг распахнулась наружная дверь и зазвучали приближающиеся голоса. А вот и палачи. Марото мрачно предположил, что перед пытками узников не накормят.
– Приготовься, – прошипела Пурна, хватая горшок. – Я беру оружие, потому что я меньше.
– Всё для тебя, – отозвался Марото, морща нос и подкрадываясь к двери с другой стороны. Какой впечатляющий выход: герой, покрытый собственной рвотой, почти слепой от боли и без единого намека на самый вшивенький план. – Они готовы к сюрпризам, так что лей прямо в глаза. Попробуй их ослепить, прежде чем бросишься, а то нас просто перережут.
Вот теперь у них есть вшивенький план, или хотя бы на хвост той вши. Они приготовились, услышав, как отодвигается ржавая задвижка, а потом дверь открылась.
Пора!
За порогом стояли Дигглби, Дин и Хассан, и все трое отскочили с воплем ужаса, когда Пурна выплеснула содержимое горшка. Дин выронила арбалет и схватилась за глаза, оружие разрядилось, ударившись об пол, болт просвистел между бедрами Марото и засел в стене. Будь варвар хоть чуть-чуть ниже, он бы стал намного несчастнее.
– Ох, вашу мать, простите! – воскликнула Пурна, спеша на помощь блюющим спасителям.
Марото последовал за ней, силясь удержаться от нового приступа рвоты. Каждый шаг давался ценой мучений. Глянув мимо страждущих товарищей, он увидел, что приспособленный под другие нужды общий зал таверны пуст, только на полу лежат десятки спальных скаток и свалены предметы боевой экипировки, а столы громоздятся у стены. Приглушенный лязг металла, доносившийся снаружи, говорил, что солдаты столь своевременно освободили свои апартаменты, чтобы поучаствовать в какой-то стычке.
– Говорил я вам, надо было их бросить, – сказал Хассан паше и герцогине, отрывая заляпанный кружевной рюш и швыряя его в Пурну. – Один спит на посту, другая провоцирует имперцев в заведомо проигрышной ситуации, и оба бесполезны, как евнух на оргии.
– Я не спал, просто теперь слышу не так хорошо, как раньше, – объяснил Марото. – А если бы ты побывал на оргиях, сынок, то знал бы, что евнуху можно найти тысячу и одно применение, если вежливо попросить. Кстати, спасибо, что освободили нас. Как вам это удалось?
– О, это было ужасно, ужасно, – сообщил Дигглби, и теперь, когда зловонная жижа была где стерта, а где впиталась в его задубевший наряд, Марото дотумкал, что бывший ученик бледен и трясется не только от унижения, вызванного атакой Пурны. Карманный песик Принц выглядел таким же перепуганным и весь дрожал в объятиях хозяина. – Я никогда раньше… И надеюсь, никогда больше!
– Мы пережили визит кое-кого из твоих старых друзей, – пояснила герцогиня Дин, пока Пурна помогала ей встать. – Нас отвели в храм Цепи, на допрос к их начальнице. Она хотела знать о тебе все, и мы отвечали как на духу, но потом… Не могу точно объяснить, что случилось. Демонщина какая-то.
При этом слове затряслось все строение, утоптанный земляной пол содрогнулся под ногами. Марото догадался, в чем дело: скорее всего, со стен замка сбросили здоровенный кусок камня и он ударился о землю где-то поблизости. Но даже когда пыль осела и все расслабились, его продолжало трясти.
«Кое-кто из старых друзей». Она здесь.
– Будь проклято имя Творца, что там снаружи происходит? – спросила Пурна.
И тогда странность происходящего дошла до всех – они совсем рядом с осажденным замком, в трущобах, выросших вокруг стен, подобно молочным клещам на корке овечьего сыра. Но почему, во имя всех песен Самота, битва кипит здесь, если только не…
– Они вышли из замка, – сказал Марото. – Волчица покинула логово, вступила в бой с псами, загнавшими ее в нору.
– Безумие, – сказала Пурна.
– Ага, – согласился Марото. – Это на нее похоже.
– Шпион говорил, что имперцы многократно превосходят ее войско числом, и, повидав лагерь, через который нас вели, я этому верю, – сказала Пурна. – Зачем жертвовать своим единственным преимуществом?
– Вряд ли это ее единственное преимущество, – заметил Хассан. – Ведьма…
– Назови ее так еще раз, и я научу тебя приличным манерам, Хассан! – наставил Марото палец на дворянчика. – Ты изрядно потрудился, чтобы заслужить мое уважение; не стоит терять его так быстро.
– Ее? – переспросила герцогиня Дин. – Колдовство, про которое мы говорили, устроил…
– Старый друг, – произнес чересчур знакомый голос, и огромная фигура возникла в коридоре, уходившем вглубь таверны.
Гигантский заплечный мешок царапнул притолоку, когда гость вошел в помещение. Под капюшоном шафранно-желтой одежды виднелось иссохшее лицо мумии; предплечья, торчащие из рукавов, демонстрировали впечатляющие мускулы, бугрящиеся под плеснево-белой кожей. Огромная рука сжимала дубовый посох, увенчанный резной совой, которая указывала на собеседников крылом, а в другой пришелец небрежно держал булаву Марото, как будто бронзово-стальное орудие убийства весило не больше плотницкого молотка.
– Ох, гребаная греботня, он нас выследил! – пискнул Дигглби, прижимая свою воющую собачку к груди. – Послушайте, мы даже не знаем варвара, так что…
– Возьми себя в руки, Диг. – Дин перешла на фалутин, имперский жаргон для благородных. Как и большинство диалектов и сленгов Звезды, Марото понимал его прекрасно, и бледное чудовище, ухмыляющееся ему черными деснами, тоже. – Зачем бы он убил всех тех имперцев и отпустил нас, если бы хотел причинить Марото вред?
– Кто… – Пурна облизала распухшие губы, невольно робея. Ничего постыдного: незнакомец выглядел до крайности жутко. – Кто он такой?
– Редкий мерзавец, – объяснил Марото, изо всех сил стараясь ровно пройти через зал к ужасному старому колдуну. – Хортрэп Хватальщик, чтоб мне не жить и не дышать! Мои приятели сказали, что их освободил какой-то вонючий старый козлоблуд, но это слишком уж лестные эпитеты, чтобы я догадался, что речь о тебе.
– Это неправда! – возразил Хассан. – Клянусь жизнью моих друзей, мы такого не говорили!
– Марото Свежеватель Демонов, Бесстрашный Варвар, – сказал Хортрэп, делая легкое движение запястьем и посылая булаву в закрученный полет. Один из мелких клыков шумно врезался в балку, и тяжелое оружие крепко засело в потолке. – Я слышал, ты увлекся насекомыми, но теперь с облегчением вижу, что это просто иносказание и ты добровольно предоставляешь свои отверстия аристократам-дегенератам. Добавил что-нибудь новенькое в свою коллекцию экзотических генитальных болезней?
– Знаю, ты любишь посмаковать всякие гнойные выделения, но прости, дружище, – мне нечем с тобой поделиться, – проговорил Марото, глядя прямо в слезящиеся глаза Хортрэпа.
Не много нашлось бы таких высоких людей, как Хортрэп, не говоря уже о тех, кто мог выдержать его василисковый взгляд, но Марото и был из тех немногих.
– Ты выглядишь лучше, чем я ожидал, – кивнул Хортрэп, кривя губы. – Вот что скажу тебе, варвар: по старой дружбе разрешаю покатать во рту мои яйца. Нужно же как-то оздоровить твое зловонное дыхание.
Марото не сумел придумать в ответ ничего более грязного – и винил в этом сотрясение мозга. Так что он просто сгреб кошмарного старикана в медвежьи объятия. Хортрэп наводил на него жуть, потому что Хортрэп наводил ее на всех, даже на собратьев-Негодяев, но, вместо того чтобы держаться от колдуна подальше, как остальные, Марото всегда обнимался и дружески общался с ним. Стань Хортрэп им врагом, вряд ли кого-нибудь спасла бы близость к нему; наоборот, им оставалось бы надеяться, что кто-то – а «кто-то» всегда означало Марото – поспеет уложить поганца, прежде чем тот выкинет какой-нибудь мерзкий трюк. До этого ни разу не дошло, хвала богам, а потом был тот случай в Эмеритусе, когда Марото вытащил жирную тушу чародея из огня, и Хортрэп во всеуслышание поклялся всеми своими демонами: поскольку он теперь обязан жизнью варвару, то никогда не заберет его жизнь. Другой бы подумал, что этого маловато, но Марото, зная Хортрэпа хорошо, был рад принять и такую клятву.
Свирепый старикан ответил Марото таким же объятием, от которого заныли ребра, и варвар обнаружил, что его былое притворство превратилось в искреннюю симпатию. Ад и демоны, как приятно увидеть знакомое лицо, даже ужасное.
– Хортрэп Хватальщик? – Пурна подкралась поближе, пока друзья пикировались, и, как только они разомкнули объятия, девушка поклонилась колдуну. – Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр.
– Честь, вот как? – вскинул заснеженные ветви бровей Хортрэп. – Не такое приветствие обычно я слышу, когда незнакомцы узнают мое имя. Где ты подцепил эту девочку, Марото, и какими баснями кормишь?
– Ничем он меня не кормит, – возразила Пурна, но, как только Марото одобрительно закивал, продолжила, заставив его поморщиться: – Как бы ему ни хотелось.
– Она мне нравится, – заявил Хортрэп. – Вижу, она больше похожа на тебя, чем эти трое. Эй, вы! Слышу, вы хотите улизнуть, но, поверьте, это плохая идея. На улицах идет бой, и я бы не советовал выходить наружу, пока все не закончится.
– Мы… мы… – Дигглби и остальные застыли перед дверью.
– Мы запирались, чтобы сюда не забежали усталые солдаты, – сказала Дин, адресуя презрительную гримасу Дигглби, чей колокольчик на воротнике сорвал попытку побега.
Хассан вздохнул и печально уронил тяжелый брус на место, надежно заперев себя и остальных в таверне.
– Это не план, а цыплячье дерьмо, в жизни не слышал трусливее хоть от героя, хоть от куренка, – сказал Марото. – Приготовьтесь, мы идем помочь Софии победить.
– У них, может, и цыплячье дерьмо, дорогой Марото, зато твой план – дерьмо слоновье, – возразил Хортрэп. – Ты и твоя помощница еле на ногах держитесь, да и после того, как моя цивилизованная попытка договориться с имперским командованием дала плачевный результат, мне бы тоже не мешало немножко посидеть и выпить, а не постоять и помахать оружием.
– Я должен ее найти, – уперся Марото, поднимаясь на цыпочки, чтобы достать до рукояти своей булавы. – Не буду ждать ни секунды.
В следующий миг Марото осознал, что Хортрэп с Пурной помогают ему приподняться и сесть. Очевидно, он еще не пришел в себя после трепки, которую ему задали подлые имперцы. Отныне он будет затыкать рот всякому пойманному шпиону, прежде чем тот скажет хоть слово, а потом оставлять привязанным к дереву. Если бы не дурацкая клятва, Марото бы просто крушил лазутчикам черепа. Но раз уж поклялся своим демоном, то приходится играть по правилам, иначе рискуешь навлечь на себя Черная Старуха знает какую беду. Нет более презренной формы военной жизни, чем лазутчики – профессиональные трусы, предпочитающие вынюхивать и убегать, а не драться честно.
– Не волнуйся, она довольно скоро будет здесь, – сказал Хортрэп.
– Это она прислала вас к нам на выручку? – спросила Пурна. – Королева София?
– Значит, она для тебя королева, девочка? А я-то, старый козел, думал, что она померла, когда ты еще не родилась!
Со всей надменностью, на какую была способна, Пурна заявила Хортрэпу:
– Даже не будь она жива, такая королева, как Холодный Кобальт, удержала бы корону даже в могиле.
– О-о-о, вещает в точности как ты, варвар. Неужели я сейчас услышу, что ты заделал еще одного наследника?
– Да нет же, ни в коем случае! – В голове у Марото постепенно прояснялось. – Еще одного? Называй меня глупцом, но не называй отцом, колдун. Для таких дел я слишком осторожен. Или хочешь сказать, что работа, за которую я тебе заплатил, то заклятье, наложенное на мои чресла, было пустым сотрясением воздуха? Коли так, у меня сейчас, наверное, куча наследников. А тебе придется за многое отвечать.
– Не мучай свою головушку, – хмыкнул Хортрэп. – Как и у всех богов, мои заклятья вечны, пока сильна вера. И как обычно, ты сразу даешь ответ, даже не дожидаясь моего вопроса.
– А ты, как обычно, отвечаешь на каждый вопрос двумя или тремя, – заметил Марото. – Давай для разнообразия поговорим откровенно, пока я не потерял терпения. Тебя София за нами послала? Это правда она?
– А ты не знаешь? – спросил Хортрэп, помогая Марото усесться на скамью, которую пижоны перетащили от стены.
Мановением руки и бормотанием Хортрэп вытащил стол из штабеля и заставил его проскользить к людям по полу, расшвыривая скатки. Трое дворянчиков взвизгнули, Пурна в изумлении раскрыла рот, а Марото просто порадовался: теперь есть на что опереться.
– Чего не знаю, колдун? – спросил Марото, которого уловки Хортрэпа уже слегка утомили. – Я тебя предупреждал насчет ответа вопросом на вопрос.
– Мой вопрос – не подколка, – помахал ладонью Хортрэп. – Сам только что прибыл сюда, по твоим горячим следам. Я, конечно, слышал сплетни о возвращении Кобальтового отряда – их все слышали, – но думал, что ты его уже догнал и увидел своими глазами. Только не говори, что имперцы даже не подпустили вас к замку.
– Нас захватили врасплох, – сказала Пурна. – Десять на одного.
– Часовой подвел, – вставил Хассан.
Они с Дигглби подтащили еще одну скамью, чтобы сесть напротив. Дин, достав карты, тасовала их на краю стола.
– Могучий Марото позволил негодяям преспокойно войти в лагерь и наброситься на нас.
– Слух у меня уже не тот, что прежде, – проворчал Марото. – Получил стрелу в ухо, пока защищал этих неблагодарных скотов пару месяцев назад. Значит, ты ее тоже еще не видел?
– Я искал тебя, как уже сказал, лет сто, наверное. По дороге случайно наткнулся на приятную компашку, которая тоже тебя искала. Но думаю, я ее опередил. Эй, вы, я тоже буду играть. В картах я не дока, так что строго не судите.
– Я этот кон пропущу, – произнесла Пурна и вместо Марото задала колдуну вопрос: – Кто его искал? Друг или враг?
– Ни то ни другое. Или и то и другое. Кто их разберет? – ответил Хортрэп, подмигивая варвару. – Вряд ли я стану портить сюрприз. Они настроены решительно, так что рано или поздно найдут меня.
– Поцелуй меня демон, если я скучал по тебе, – сказал Марото. – Зачем ты меня выслеживал, Хортрэп, какие у нас с тобой дела?
– Мы довольно скоро это выясним. Ты уже ответил на большинство моих вопросов, так что нам теперь лишь надо скоротать несколько часов, пока не придет сюда наш кобальтовый командир. Тогда мы оба перестанем волноваться насчет некоторых вещей.
– Придет сюда? – удивилась Пурна. – Зачем ей приходить сюда, если она ведет своих людей наружу?
– Он прав, разумнее просто подождать тут, – проговорил Марото. – Когда мы захватывали город, она водила войска из таверны в таверну, выкатывала бочки и наливала солдатам сама. Если это София, то она придет.
– Для начала я прикачу бочку нам один, – предложил Хассан, направляясь к внутренней двери, через которую вошел Хортрэп.
– Давай-ка я помогу, – сказал колдун, проворно протанцевав за ним. – Я уже рассчитался с трактирщиком и его семьей, так что лучше, наверно, составить тебе компанию.
Хортрэп с рождения был такой или взрастил свою странность? Марото не знал, что хуже.
Когда эти двое ушли, оставшиеся трое дворян уставились на Марото.
– Давайте сбежим, – предложил Дигглби, и Принц тявкнул – может быть, в знак согласия, а может, потому что был гребаным гавкучим спаниелем.
– Мы можем ему доверять? – спросила Дин.
– Стоит ли перерезать ему горло, если будет шанс? – Когда Марото шатнуло назад от вопроса, Пурна добавила: – Я слышала песни. Ты даешь мне слово, и…
В задней части таверны раздался визг, а потом Хассан ввалился в дверь, белее белил для лица. Никто не поспешил ему на помощь, хотя у большинства не было извиняющих обстоятельств, таких, например, как у Марото, не желавшего рисковать и делать резкие движения.
– Что? – спросила Дин, но Хассан только помотал головой и шатаясь поплелся к столу.
Похоже, только Марото заметил, что графские тапочки с кистями на носках оставляют темные влажные отпечатки на скатках.
– Ну, какая-то помощь от тебя была, – сказал Хортрэп, вернувшийся вскоре с большой бочкой, которая плыла вслед за ним.
Большинство волшебников держало свои трюки в секрете, а не щеголяло ими при каждом удобном случае, но только не Хортрэп. Вереница кружек проскакала в воздухе за бочкой, и пока Пурна и Дигглби глазели на это, разинув рты, Дин сосредоточила все внимание на картах.
– Какие ставки? Я играю только на конкретные вещи.
Пурна налила Марото, покуда Хортрэп вешал всякую лапшу на уши окаменевшим щеголям. Эль был кислый и терпкий, как сидр, но охлаждал пересохшее горло и воспаленный мозг. Пока Марото наблюдал за игрой, Хортрэп вынул резную черную трубку, которую сделала ему София еще во времена бесконечной кампании против короля Калдруута, которого в итоге лишила короны при помощи известного количества серебра и огромной толпы разъяренных крестьян.
Сколько может стоить такая трубка, задумался Марото, вырезанная Поверженной Королевой до того, как она завоевала Самот? Вероятно, на демонскую тучу больше, чем та сумма, за которую он заложил свою еще сосунком, сидевшим на медовых жальщиках. Как многие события тех времен, он не помнил, как расстался с трубкой, – помнил только день, когда не нашел ее и потянулся за новым не то могильным червем, не то скорпионом. После многомесячного преследования он все еще трепетал при мысли, что его уже не возьмут в отряд, и придумывал бесчисленные объяснения тому, что она не смогла его найти… Но уж карты на стол: возможно, она просто поняла, что он ненадежный сын сколопендры, и решила, что ей лучше послужит его отсутствие.
– Хочешь залезть в мой кисет? – спросил Хортрэп, и Марото осознал, что завистливо пялится на трубку колдуна.
– Не, мне и так хорошо. – Палочка тамбо, наструганная Хортрэпом и упиханная в трубку, изрыгнула столб едкого темного дыма, который пах больше ядом, чем тубаком, и даже останься у Марото его старая трубка, он ни за что не набил бы ее такой гадостью. – Похоже, герцогиня переблефовала тебя, старина. Будь повнимательнее.
– Редкую игру можно сделать интереснее, если относиться к ней слишком серьезно, – сказал Хортрэп. – И эту философию я считаю применимой ко всех аспектам моего существования. О, достойный вызов, граф Хассан, достойный!
Много партий спустя громыхнула дверь. Дигглби встал, Принц тихо зарычал из-под стола, но Хортрэп, даже не поднимая взгляда от карт, взмахом ладони велел паше сесть. У Марото замерло сердце, как после укуса громовой осы, и он, глядя на дверь, произнес вслух то, о чем наверняка думал Хортрэп:
– Если это она, то выломает.
Дверь снова содрогнулась. Застонало дерево, щепясь под железными полосами. Аристократы уставились на нее вместе с Марото, но Хортрэп вернул внимание Хассана к столу, подняв и без того солидную ставку на три динара.
Потом дверь подалась. В таверне горел свет – Хортрэп мановением пальца зажег лампы, когда солнце опустилось за промасленной тканью окон, – но снаружи было темно, как в подвале ужальни, и женщина, стоявшая впереди толпы тяжеловооруженных солдат, силуэтом обрисовывалась в проеме разрубленной створки.
Марото шатало, и он не встал, увидев наконец ту единственную, которая могла избавить от мук его израненный череп. У него напряглись глаза, в здоровом ухе закололо, и он затрепетал всем существом, как в пылу битвы, когда он переставал отвлекаться на все, что не касалось схватки.
София.
Она вошла в комнату, властная, как ей и надлежало, а за нею шел Феннек. Его лисий шлем сверкал, он нисколько не потускнел за все эти годы, побывав во множестве битв. Но взгляд Марото ни на миг не задержался на старом жулике, а впился в глаза Софии.
Демонская собака скалит зубы; изогнутые зубцы серебряной короны вздымаются над стальной маской. Сколько часов он провел, помогая ей отгибать эти зубцы, приводя их в первоначальную форму после боя? Сколько шипов заменил после их близкого знакомства с чужими мечами, топорами, молотами?
София подошла к Марото, и он впитал ее всю одним глотком – так завязавший пьяница хлещет соджу после десятка лет трезвости. Это была не та София, которую он помнил, это была София с портретов, для которых она неохотно позировала в Багряном тронном зале… Как раз перед тем, как их мир рассыпался ко всем демонам.
Темно-синие сапоги доходили ей до колен, отвороты были украшены серебром. Дальше шла заляпанная грязью идеальная женская кожа – ляжки блестели от пота, несмотря на ночной холод. Ничто не защищало ее от удара или от взгляда, кроме тонкой набедренной повязки из полированной кольчужной сетки. Потом скульптурный пупок, крепкие бока и еще одна полоска серебряных звеньев: маленькие форпосты брони еле удерживали груди. Кроме шлема, сапог и этого доспеха, настолько скудного, будто она смеялась над опасностями войны, на ней был только темно-красный плащ. На винную ткань струились кобальтово-синие волосы – шлем был сделан так, чтобы они развевались свободно, – и опять картинка была идеальной. Ее наряд словно бросал насмешливый вызов самой идее, что этой женщине есть чего бояться на всей Звезде.
Это была София, какой Марото воображал ее десятки тысяч раз; София, которая жила в его мечтах еще долго после того, как все поклялись, что она погибла в Диадеме. Это была София, какую он всегда хотел, какой умолял ее быть.
Иными словами, кем бы ни была эта полуголая синеволосая женщина в маске, она определенно не была Софией. В последние месяцы он позволил себе заиграться в фантазии, что его любимая жива, но теперь точно знал: она мертва. Как и многих других, его одурачила самозванка, принятая за неисполнимую мечту. Марото сдался и повалился на пол, как делал уже много раз прежде.