Никому не нравится нож, поднесенный к лицу, вот почему Марото сделал с пойманным лазутчиком то, что сделал. Похожий на белку человечек – пожалуй, даже мальчишка – лежал на спине, часто дыша, а Марото сидел возле него на корточках у обросшего мохом ствола клена, и клинок касался основания носа пленника, а большой палец лежал на его переносице. Оба знали, что Марото может оттяпать подергивающийся, кровоточащий кусочек хряща так же легко, как вырезать клин из скособоченной головки сыра, и все же лазутчик отказывался выдавать информацию. Как будто подлец знал о клятве Марото и с первого взгляда понял, что варвар скорее раскроит собственную физиономию, чем подвергнет пытке человека, присягнувшего в верности Самоту.

Редким был день, когда Марото не сожалел, что поклялся королеве Индсорит не поднимать оружие против нее или ее подданных, кроме как при самозащите. У него не было выбора, учитывая обстоятельства, но все равно демонски противно, что неудачное решение, принятое двадцать лет назад, мешает ему уже в который раз. Он по-прежнему не представлял, насколько будет полезен своей бывшей командирше, когда догонит ее во имя той надоевшей клятвы, но он сожжет этот мост, добравшись до него, – сначала нужно попасть к Софии. Поскольку они пришли по следу Кобальтового отряда сюда, в Мьюру, любой поймет, что она забаррикадировалась в ближайшем замке, который осаждают имперцы. А сейчас хорошо бы раскупорить этого долбаного шпиона, не вскрывая его физически.

– Давай, парень, – сказал он, надеясь, что нож придаст весомости блефу. – Если отниму нос, ты заорешь, а если заорешь, придется перерезать тебе горло. Кому от этого будет легче?

– Я не знаю, о чем вы говорите, честно! – повторил шпион слишком громко, и Марото вздохнул. Ему претила сама мысль кромсать человека постепенно: если собрался кого-то резать, то резать не до смерти – гадкое дело.

Как будто он занимался другим.

– Я обещал тебе два шанса. Это был первый, а второй будет зависеть от того, заорешь ты или нет. Быть безносым лучше, чем мертвым, так что я бы на твоем месте потерпел.

Разведчик заскулил, вылупив глаза, которые стали похожи на гусиные яйца, но не раскололся. Марото был озадачен: пока он и в самом деле не порежет мальчишку, из него ничего не вытянуть. Варвару не хотелось выяснять, что случится, если он нарушит клятву именем своего демона.

– Марото, почему… – заговорила прятавшаяся на дереве Пурна, но он шикнул.

– Поцелуйся с демонами, девочка, ты все-таки сорвалась, – сказал он, втайне радуясь, что она предоставила возможность сблефовать последний раз. – Тебе же сказано было: не называй меня по имени. Я бы мог отпустить этого голубчика без носа, но теперь… извини, парень.

– Марото, – прошептал лазутчик с великим почтением, как имя святого. – Вы… Марото Завоеватель!

– Ага-ага, – кивнул Марото. – А ты будешь безносым шпионом, умершим ужасной смертью шпионом, если не…

– Кобальтовая Ведьма, – быстро сказал парень. – Вот кого вы ищете, да? Вашу старую королеву.

– И твою, – напомнил пацану Марото, пытаясь обуздать восторг от того, что лазутчик произнес титул, которого варвар не слышал уже десятки лет. – Должно быть, ты еще не родился, когда она… пока она… Она не ведьма, вот в чем суть, которую тебе следует уяснить. Называй ее Кобальтовой Софией, или как там ей нравилось…

– Холодный Кобальт, – вставила сверху Пурна. – О-о-о, и «Баньши-с-Клинком» – одна из лучших баллад, какие сложил о ней Вунтвор Нинский. Я бы на ее месте выбрала это имя. Ух как круто звучит!

– Мне всегда нравилось просто королева София, – задумчиво буркнул Марото. – Но вообще, сойдет любой почтительный титул, и твой нос еще немного побудет на месте.

– Это ведь правда? – сказал разведчик, чье потрясение отчасти сгладило слепой ужас, который он выказывал с того момента, как Марото бросился на него из-за дерева и прижал к земле. – Это на самом деле она?

– Чтоб демоны твои кости обглодали, это то, о чем я спрашиваю тебя! – вспылил Марото. – Кто командует отрядом наемников, который твой полк запер в замке Мьюра?

– Женщина, я же вам сказал, а больше ничего не знаю, – ответил лазутчик. – Офицеры не говорят нам правду, боятся снизить боевой дух. Это наверняка она.

– Почему ты так думаешь? – Марото немного ослабил давление на клинок.

– Я ее не видел вообще, а не то что настолько близко, чтоб цвет волос разглядеть, но флаг, который она вывесила над замком, синий, темно-синий, со сломанной багряной короной по центру и пятью серебряными пятиугольниками вокруг. – Разведчик сглотнул. – Один для каждого Негодяя, верно?

– Эмблема новая, но похоже на ее стиль, – сказал Марото, стараясь не улыбнуться и позорно проваливаясь. Пять пятиугольников на ее флаге! Она его ждет! – Эта информация спасет тебе нос, если не жизнь, шпион!

– Шпион? – переспросил шпион. – Я не шпион.

– Я тебе говорила, что сомневаюсь, – сказала Пурна. – И отсюда мне ничего не видно, сплошные деревья. Можно, я слезу?

– Нет, – отрезал Марото и хохотнул почти убедительно. – Не шпион? А что скажет любой шпион, если его поймают? Зачем еще он крался бы по этому приграничному лесу, когда город внизу осажден? Да еще замазанные знаки багряных на всей амуниции. Не шпион!

– Нет, капитан Марото, сэр, я не он, – настаивал лазутчик. – Это я и пытался сказать, когда вы нож приставили – я и сейчас не шпион, и не был никогда. Я замазал багряное на плаще, чтобы спрятаться в лесу, это правда; но если б я был настоящим шпионом, я бы не пришел просто так в вашу засаду, верно ведь?

– Может, да, а может, и нет, – сказал Марото, рассматривая лежащего под собой мальчишку. Не шпион? – Я в свое время переловил много шпионов.

– А что бы я разведывал тут, в лесу, во многих милях от Мьюры, когда солнце уже почти зашло?

– Легко догадаться, – ответил Марото, гадая, кого он тут пытается убедить. – Патрулировал окрестности, чтобы сзади не подкрались подкрепления с целью прорвать осаду или доставить припасы.

– Да, смысл есть, – согласился шпион. – Про это я не подумал. Но будь я шпионом, разве не понимал бы, что надо приготовить отмазку получше?

– Я глух к твоим словам, – буркнул Марото.

От проклятой стрелы в голове только и пользы, что теперь он может сколько угодно пользоваться этим избитым выражением.

– Да какой шпион стал бы…

– Ш-ш-ш! – Марото прижал лезвие.

Даже одним ухом он вроде бы услышал…

– Кто-то поднимается на холм по нашему следу, – театральным шепотом сообщила Пурна из кленовых ветвей. – Мне стрелять?

Различив хруст листьев под несколькими парами сапог, за которыми последовало звяканье серебряного колокольчика и писклявое хихиканье, Марото серьезно задумался. Еще до того, как раненое ухо перестало сочиться лимфой, половина подопечных Марото вернулась в столицу, если не в фамильные дома. Большинство прочих аристократов отвалилось на тайном пути от края Пантеранских пустошей до Агаллоха, от Агаллоха до Геминид, от Геминид обратно в Катели и, наконец, от Катели сюда, до замка Мьюра, где неуловимый Кобальтовый отряд был заперт в замке местным имперским полком. Те несколько пижонов, которые остались с варваром, были самыми охочими до приключений, но никак не до выполнения приказов – сие прискорбное наблюдение пришлось сделать в который уже раз, когда из подлеска появились граф Хассан, герцогиня Дин и паша Дигглби.

Граф Хассан красовался в легчайшем фехтовальном халате. В одной руке он держал мачете с рукоятью из слоновой кости, а в другой – огромный рог для питья; плещущий сосуд предположительно был вырезан из зуба мегапотама. Пурпурного цвета сапоги герцогини Дин, высотой по бедро, крепились модными подвязками к блестящей чешуйчатой броне, киль ее парика пронзала сверкающая золотом арбалетная стрела, контрастируя со скучной дубовой, заправленной в огромный арбалет. Паша Дигглби изволил гулять в кожаном жилете и юбке, которые сотворил по образу и подобию одежды Марото, с хрустальным кальяном в одной тощей руке и поводком в другой. На конце поводка болтался пушистый белый песик, и пижон упорно утверждал, что это демон, купленный ему отцом у кравьядианского демониста, но, скорее всего, это был просто угракарский спаниель. Возвещавший их прибытие колокольчик, который услышал Марото, висел не на украшенном рубинами собачьем ошейнике, а на хозяйском.

– Ух ты! – воскликнул Дигглби. – Марото поймал нам ужин.

– На вид худосочен, – осудила герцогиня. – Я могу стерпеть мясо с душком, но не жилистое.

– Ох, ребята, – сказал Хассан, – не знаю, смогу ли я выдержать вид насыщающегося Марото хоть на фоне мирного леса, хоть нет. Это же форменное скотство.

– Разве мы не велели вам ждать в фургонах? – спросила Пурна со своей ветки.

– Мы? Мы! Пурна, дорогуша, это восхитительно, – отозвался Дигглби. – Ответь-ка нам, когда свадьба и с какой стороны мы будем сидеть: жениха или невесты?

– Надо бы проявить милосердие и перерезать тебе горло сейчас же, – сказал Марото шпиону.

– Кто твой новый дружок? – спросил Хассан, когда Пурна свесилась с ветки и преодолела оставшуюся до земли пару футов. – На вид такой же старый, как твой предыдущий противник. Хорошо, что мы прибыли вовремя, – спасем тебя от новой трепки.

– Меня зовут Лукаш, – сообщил шпион и начал выкарабкиваться из-под Марото, но застыл, когда нож варвара похлопал ему по лицу.

– Его зовут Безносый Шпион, Погибший Страшной Смертью, – возразил Марото, воображая, какими станут лица этих пижонов, когда он сделает первый надрез.

Вот бы вернуться в прошлое и снять с себя клятвы. Лорденышам нужно напомнить, что здесь не какая-то забава, а война или нечто близкое к ней, и этот несчастный шпион запросто мог…

– Я не шпион, – повторил Лукаш довольно желчно.

Это была уже наглость, какой обычно не встретишь у отчаявшихся задохликов.

– Тогда кто же ты? – спросила Пурна, сев на корточки рядом с Марото и положив грязный от коры большой палец прямо на левый глаз парнишки. – Говори сейчас же, иначе с сегодняшнего дня тебя будут звать Одноглазым Лукашом, Безносым Идиотом.

– Я… дезертир, – признался Лукаш, от стыда закрывая второй глаз. – Я кхимсари, воевал вопреки моей вере. Искал возможности сбежать с тех самых пор, как меня призвали в Мьюранский полк.

– Угу, конечно, – сказала Пурна. – Отрежь ему лживые губы, Марото.

– Ох, дайте наконец мальчику встать, – потребовал Дигглби, наклоняясь, чтобы зажечь кальян от спички, поднесенной Хассаном. – Все это сущее варварство.

– Кхимсари, говоришь? – Под бульканье пижонского кальяна Марото стащил с парнишки железный шлем.

И правда, густые черные волосы местами были выстрижены так, что получился узор, напоминавший корону. Не будь Марото связан священной клятвой, он бы изуродовал пацифиста. Не впервой.

– Демоны помилуйте… Дай ему встать, девочка, он говорит правду.

– Браво, – восхитилась герцогиня Дин, перекидывая арбалет из одной руки в другую, чтобы принять у Хассана дымящийся кальян.

Тем временем Дигглби выкашливал из легких ароматный дым.

– Значит, отпустите? – спросил Лукаш, не решаясь сдвинуться с собственного отпечатка в гниющих листьях.

– Как только расскажешь нам все о твоем полку, об осаде замка Мьюра и о том, как можно туда попасть, – сказал Марото. – Давайте вернемся в лагерь. Я безумно хочу балуту, но не думаю, что здесь можно найти утиные яйца.

Веселая ватага – а они не унывали, эти немногие оставшиеся богатейчики, пусть даже несколько дней назад от них сбежал последний слуга, – брела по осеннему лесу. Яркие, словно светящиеся, топазовые, аметистовые и гранатовые листья, оставшиеся на кленах, дубах и диких сливах, превращали чащу в древесный сундук с сокровищами. Холодный вечерний ветер показался вечно потному Марото запоздалым даром надолго запропастившихся богов, и он замурлыкал под нос старую походную песню. Пурна шла следом, расспрашивая пленного и этим давая Марото передохнуть от ее болтовни, а чуть впереди Дигглби, Дин и Хассан обсуждали хорал, который Марото никогда не слышал. Уж конечно, после Пантеранских пустошей они устроили тур по всей долбаной Багряной империи лишь затем, чтобы завершить путешествие здесь, меньше чем в сотне лиг от места, где вышли из пустыни, но так ведь все и устроено: всегда заканчиваешь там, откуда начал. Было время, когда Марото возмутил бы такой кружной путь, но в настоящий момент ему ничуть не хотелось жаловаться. Причина его превосходного настроения была проста: за последнюю пару месяцев, пока они собирали все больше обрывочных слухов, идя по следу синеволосой предводительницы наемников, Марото наконец позволил себе поверить в разговор, подслушанный весной в баре Найлса. София жива, и если последние двадцать лет он скитался по кругу величиной со всю Звезду и даже больше, то теперь идет прямиком к началу. К ней, обратно к ней.

Как это возможно? Ее, наверно, бросили в тюрьму, а не убили, как утверждает молва. Но она сбежала, и вот собирает армию, чтобы вернуть принадлежащее ей по праву. Пусть это кажется совершенно невозможным, но его королева, командир, единственная настоящая любовь все еще дышит, все еще живет на свете. И она здесь, прямо за теми холмами, заперта в замке, окружена войсками бывших своих пленителей.

Марото шел, чтобы освободить ее.