От длинного парика у меня так потела и чесалась голова, что мне нестерпимо хотелось его снять. Всякий раз, как я пыталась это сделать, рефлекторно поднося руку к голове, Леон ее убирал. Затем брал мою руку в свою и держал. Я старалась ее выдернуть, потому что от его большой сухой ладони моя начинала потеть и делалась скользкой, но он лишь сильнее сжимал ее.

Мы сидели на заднем сиденье машины и направлялись в Краби из аэропорта. Мы ездили в аэропорт, чтобы Леон купил билеты до Сингапура. Оттуда, как он мне сказал, мы полетим в Дели, куда уже куплены билеты, а в Дели пересядем на самолет до Катманду, где начнется наша новая жизнь.

Мне все так же удавалось вызывать рвоту, но чувствовала я себя по-прежнему плохо. Одурманенность наркотиками почти прошла, но тот факт, что я извергала из себя почти все съеденное, означал, что я по-прежнему находилась в страшно невыгодном положении. Я с трудом концентрировалась. У меня часто бурчало в животе, но Леон, казалось, не понимал почему.

Мне не хватало еды.

Я закрыла глаза. Я спала, когда только могла, потому что это было единственной возможностью избегать общества Леона. Он увидел, как я плакала на катере по пути от Ко-Ланты.

– Что случилось? – спросил он.

И это спросил человек, который убил моего любовника и подругу, приехавшую меня спасти. Человек, заставивший весь мир думать, что я убила мужчину, которого обожала, человек, который приехал в Таиланд и поймал меня в ловушку, который везет меня в горы, чтобы там держать как домашнего зверька. Он спрашивал, что случилось.

– Ничего, – ответила я.

Мы сидели в ресторане на главной дороге, ведущей из Краби. Странно, что Леон выбрал это заведение – совершенно обычный туристический ресторан, открытый с трех сторон. Здесь нет полированной и лакированной деревянной мебели, нет искусно аранжированных тропических цветов, нет кондиционирования воздуха.

Я видела, как он недовольно морщился при виде посетителей, с их рюкзаками и потными волосами. Леон изо всех сил старался одеваться проще и выглядеть неприметным, на нем были серые шорты и белая футболка. Он совсем не выделялся; ему это удавалось чрезвычайно хорошо.

Он выбирал столик в глубине ресторана, позади ряда деревянных колонн, подальше от дороги. Мы сидели рядом с проволочной изгородью и домом, во дворе которого сушилась одежда пастельного цвета. Я как можно незаметнее посматривала на окно этого дома. На подоконнике стояла ваза с пластмассовыми цветами, но никаких признаков того, что дома кто-то есть, не было.

Я перевела взгляд обратно на Леона.

На мне был дорожный костюм, который он купил: простая зеленая футболка и облегающие брюки-капри. Парик мой украшала зеленая заколка в виде цветка, а на ногах были зеленые сандалии из ремешков. Мне всегда нравилось присущее Леону чувство стиля. Но теперь у меня от него бежали мурашки. Я старалась не думать о будущем в маленьком домике в отдаленной местности Непала, где не будет никого, кроме нас с Леоном. Он будет одевать меня, свою куклу, в одежду, которую будет покупать через Интернет, и никто никогда не поинтересуется у него зачем. Он никогда не доверит мне куда-нибудь сходить и сделать что-то самостоятельно. Я стану его игрушкой, его домашним питомцем, его вещью, и мы будем жить так, пока кто-нибудь из нас не умрет.

Я нарисовала в воображении крохотный домик на горном склоне с живописным видом на величественный пейзаж, ярко-синее небо, снежные вершины. Когда мы туда приедем, я снова стану позволять ему пичкать меня лекарствами, просто для того, чтобы заблокировать сознание. Я буду умолять его накачивать меня успокоительным.

Он смотрел на меня с той же самой теплотой в глазах, что и всегда.

– Ты хорошо себя чувствуешь, милая? – спросил он, наклоняясь вперед и глядя на меня с нежной заботой, которую я привыкла видеть на его лице.

– Да, – ответила я медленно, как делаю всегда, симулируя наркотическую заторможенность. – Леон?

– Да, Лара.

– Почему… – Я сделала взгляд расфокусированным и сосредоточенно нахмурилась. – Почему ты убил Гая? Ты никогда не говорил мне о своих чувствах. Ты должен был сначала сказать.

Леон кивнул и помахал, подзывая официантку.

– Один зеленый карри из курицы, один зеленый карри из овощей, один вареный рис и два пива, пожалуйста, – твердо сказал он, и она записала это в свой маленький блокнот, зачитала ему вслух заказ и ушла. Я спросила себя, могла бы я передать ей записку. Но если Леон меня застукает, последствия будут серьезными. Все равно в какой-то момент мне придется рискнуть, но сейчас у меня не было ручки и бумаги, но я могла пойти в туалет и, проходя мимо персонала, попросить их вызвать полицию.

Затея эта довольно рискованная, но мне все равно нужно было что-то попробовать, потому что мое время истекло.

– Тебе будет трудно следить за моей мыслью, но я все-таки тебе объясню, прежде чем ты получишь свои препараты, – сказал Леон, вываливая весь рис на свою тарелку. Мне углеводы не положены, потому что я должна оставаться стройной.

– Ладно, – проронила я сонным голосом.

– Как ты теперь знаешь, я давно, очень давно люблю тебя. Не низменной любовью: я никогда не дотронулся бы до тебя, когда ты была ребенком или подростком. Я ведь не дотрагиваюсь до тебя даже сейчас, верно? Пока нет. Я жду, чтобы все было идеально. Я обожал тебя. Мой брак с Салли был достаточно счастливым, большей частью. Но мое сердце последние двадцать лет принадлежало тебе, Лара. Ты действительно не знала? Я думал, ты знаешь. Я думал, что между нами есть связь, которую ты тоже замечаешь. Мы оба жили в скучных маленьких браках с людьми, которые нас совсем не понимали. Но у меня была ты, а у тебя я. Мы оба имели индивидуальность, и я был терпелив, потому что знал: когда-нибудь мы будем вместе. Я всегда это знал. Всегда. Затем ты обратилась ко мне по поводу работы, желая приехать в Лондон, где был я, и желая сбежать от Сэма Финча и всего того, что он олицетворял. И я понял, что пришло наше время. Я бы дождался, когда ваш с Сэмом брак развалится, а затем вмешался бы и спас тебя. Я бы отдал тебе все. Первое, что я собирался сделать, – это свозить тебя в Гималаи на каникулы твоей мечты. После этого мы бы сделали все, что ты бы пожелала. У меня, Лара, было столько всяких планов и идей. Я намеревался прожить осень своей жизни в абсолютном счастье. Только я и Лара Уилберфорс. Это было единственное, чего мне хотелось.

И вот пожалуйста. – Леон посмотрел на меня в упор. – Как только на сцене появился Гай Томас, я понял, что у меня серьезная проблема. Возможно, ты помнишь, что я велел тебе его избегать? В пабе в тот вечер, когда Оливия объявила о своей счастливой новости? Я надеялся, что это просто короткое увлечение, которое ускорит твой уход от мужа. Но вы оба собрались покинуть своих супругов. Ты по нему с ума сходила. Вы хотели начать совместную жизнь. Я должен был вмешаться, и немедленно. Я знал, что если ты будешь горевать, я смогу о тебе позаботиться. Дорогая, в мои планы вовсе не входило, чтобы кто-то подумал, будто это ты убила его. Вот почему я подмешал кое-что в твой напиток на поезде, чтобы ты заснула и вышла из игры. Но когда я увидел, что подозрение все-таки может пасть на тебя, и когда ты сошла ночью в Рединге, меня стали одолевать сомнения в успехе дела.

Пока Леон все это говорил, мне стоило неимоверных усилий оставаться спокойной. Я пыталась сдержать слезы. Мне хотелось броситься в ближайший полицейский участок. Я его ненавидела. Ненавидела его и своих родителей за то, что вытолкнули меня ему на глаза, когда я была младенцем, за то, что он стоял в церкви и обещал обо мне заботиться. И я ненавидела себя за то, что всю свою чертову жизнь считала его добрым, заботливым крестным и думала, что за мной охотится Джейк.

Больше всего, однако, я страдала из-за рваной зияющей дыры в том месте своей жизни, где должен был быть Гай. Если Леон увезет меня на ту гору, я брошусь с обрыва, как только мне представится такая возможность.

Внезапно Леон оживился.

– Ты сейчас меня ненавидишь, и это просто та цена, которую мне придется платить некоторое время. Ты не можешь пойти в полицию, потому что тебя разыскивают за убийство, поэтому даже не думай об этом. Пойми, ты не всегда будешь меня ненавидеть. Скоро ты станешь мыслить так же, как я. Я ведь до тебя не дотрагивался, правда? Я не хочу, чтобы ты себя к чему-то принуждала. Я хочу, чтобы ты пришла ко мне добровольно и сама предложила себя.

Похоже, Леон искренне верил, что такое возможно.

– Хотя, когда мы приедем в горы, возможно, небольшое обольщение с моей стороны будет уместно. Мы отпразднуем нашу новую жизнь. Но у нас будет уйма времени. Мне придется несколько лет подержать тебя взаперти. Ты это поймешь. Никаких прыжков с горных троп или мостов. Никакой передачи записок деревенским жителям. Ничего такого. Пока я не увижу по твоим глазам, что ты готова, я буду принимать меры предосторожности.

– Но ты даже не будешь меня хотеть, – сказала я ему. – Сейчас ты держишь меня при себе. Ты не думаешь, что уже слишком стар для этого?

Я почувствовала себя намного сильнее, поев принесенной пищи. Даже Леон не стал бы распылять измельченные транквилизаторы над едой в ресторане. Пиво ударило мне в голову.

– Тебе необходимо принять лекарство, – заметил он. – Это было грубо. Ты права: в некотором смысле пребывание вместе с тобой день и ночь – это не то, на что я надеялся. Но все изменится. Твоя кожа всегда была идеальной, а сейчас она… ну, да ладно, не буду жестоким. И твоя фигура. Она костлявая. И мы сможем откорректировать твое поведение, пока оно не станет правильным. Должен признать, я ожидал больше такта от тебя, моя милая. Чуть больше такта.

Леон смотрел на меня так, словно я должна попросить прощения. Я этого не сделала, что, видимо, доказало его правоту.

– В любом случае, – продолжил он, передавая мне две пилюли, – лучше прими вот это. Если ты запьешь их пивом, они поддержат в тебе чудесное спокойствие во время прилета и вылета из Сингапура. Я понимаю, что оказаться в Сингапуре для тебя непросто, но те дни далеко позади. Рэйчел давно нет, и жизнь продолжается.

Как жаль, что только он знал о моем контрабандном прошлом. Я чувствовала: Леон напоминает мне об этом только для того, чтобы держать в руках. Лучше бы он не дал мне в то время действительно хороший совет. Как жаль, что он единолично привел меня в чувство и показал, что я должна продолжать жить, несмотря ни на что. Мне отвратительно, что я стала его вечной должницей.

Голова под париком чесалась нещадно. Я хотела его снять. Но знала, что не могу. Я взяла две таблетки, положила их в рот, спрятала за щеку и притворилась, что проглотила вместе с глотком пива.

– Покажи.

Я широко открыла рот. Леон встал и направился ко мне. Я быстро проглотила таблетки – не запивая, что очень мучительно, – за секунду до того, как он подошел ко мне. Он сунул палец мне в рот, и я не сопротивлялась. Я даже его не укусила. Должно быть, мое поведение «корректировалось», как он предсказал.

– Хорошо, – сказал он. – Хотя я уверен, что ты проглотила их в последний момент. Мы дадим им несколько минут, чтобы они подействовали, а затем мне будет необходимо нанести визит в мужскую комнату. Ты оставайся с нашими вещами. Я тебе доверяю. Это проверка.

Я кивнула и сделала несколько глотков воды, чтобы смягчить горло, в котором словно остался кровавый след от проглоченных насухо таблеток.

– Итак. – Леон принял страдальческий вид. – Я тебе доверяю.

– Хорошо.

Он быстро удалился. Едва он исчез из виду, как я протянула руку к его борсетке и выхватила телефон. Он никогда прежде не оставлял меня вот так, одну, наедине со своими вещами, и я не могла использовать драгоценное время, чтобы побежать в туалет и вызвать рвоту.

Я не могу сделать звонок, потому что он тут же увидит его в своем списке звонков и прежде, чем кто-то появится, мы улизнем.

Я вошла в настройки, затем – в браузер «Сафари», в режим «инкогнито». Я собралась оставить сообщение в «Твиттере» десяткам тысяч своих подписчиков. Я сообщу подробности и буду надеяться, что достаточное количество их является журналистами, которые отнесутся к моим словам серьезно и кого-нибудь пришлют.

Однако я кликнула по иконке сообщений и нашла серию личных сообщений от Айрис. Сердце у меня замерло. Я быстро прочла все, затем ответила.

«Тоже в Краби. Прямо сейчас – в кафе на дороге в аэропорт, бар на крыше, жилье для пеших туристов, рядом с кофейней. Летим в Синг, сегодня вечером. Помоги».

Затем я написала общее сообщение такого содержания: «Помогите! Я жива, заложница. Лара». Я писала его в панике. Леон очень легко мог его заметить, поэтому я быстро стерла сообщение.

Я вернула телефон к обычным настройкам и положила его в сумку Леона. Когда он снова появился, я все еще стояла на ногах, поэтому подошла к ограждению и притворилась, что смотрю на сушащееся белье. Мои ноги начинало покалывать, и я чувствовала, что мозг отключается.

Я мешком повалилась на стул, перед глазами стоял туман. Я уже прошла ту точку, когда появляется желание пойти и вызвать рвоту. Все равно теперь было уже поздно. Я хотела спать. Леон заговорил со мной:

– Сыграем в скраббл, раз твои способности к тебе вернулись.

– Угу, – согласилась я и положила голову на стол. Как я могла это допустить? До меня дошло, что к тому времени, как я приду в полное сознание, я буду уже лететь в Дели. Я пропаду навсегда. Это величайшая ошибка, какую я могла совершить. Мне следовало извергнуть содержимое желудка прямо за ограждение вместо того, чтобы писать в «Твиттере».

Я сделала над собой сверхусилие, схватилась за живот и сказала:

– Туалет.

– Конечно, – кивнул Леон. – Мне знакомо это чувство. Иди. Хочешь, чтобы я тебя проводил?

Голова моя закружилась. Я попыталась сказать «нет», но он взял меня под руку, поднял и, крепко держа, повел к туалету.

Туалет был за углом, в конце гулкого коридора, у подножья лестницы.

– Я буду за столиком, – сказал он, – потому что вижу, ты никуда не убежишь.

Я заперла дверь и на минуту привалилась к белой стене.

Надо сфокусироваться. Нельзя отключаться.

Я сняла свой парик, опустилась на колени и извергла все из своего желудка, хотя и знала, что наркотик уже проник в кровь. Рвота не поможет мне почувствовать себя лучше, но, возможно, хоть немного смягчит действие лекарства. Я не привыкла к такой наполненности желудка, и грустно видеть, как карри выходит наружу, как содержавшиеся в нем грибы и горошек плавают на поверхности воды. Мне пришлось вызывать рвоту пять раз, прежде чем вышло все.

Я помыла руки, когда какой-то голос произнес: «Лара?»

Поскольку я находилась в прострации, то даже не вздрогнула от испуга. Я оглянулась и наконец заметила окно под потолком. Оно было без стекла, но забрано решеткой. Айрис находилась по ту сторону и, вероятно, стояла на чем-то, потому что окно высоко. Она внимательно смотрела на меня, и у нее была короткая стрижка. Мы больше не походили друг на друга.

– Эй, – сказала я ей. – Ох. Здравствуй.

– Боже мой, Лара. Ты здесь. Как только я прочла твое сообщение, я села в такси и описала водителю это место. Он сразу понял, что я имею в виду. Наверное, все дело в баре на крыше. Все его знают. Не могу поверить, что ты жива. Ты в порядке?

– Он дает мне таблетки. Я стараюсь их вытошнить. С этими я уже опоздала.

– Хорошо. Теперь слушай. Выходи отсюда, в задней части здания есть выход. Я буду ждать тебя там.

Я с трудом обдумывала это. Перед глазами все плыло.

– Он меня поймает. Я никуда не выберусь, а он меня схватит, и будет только хуже.

Чтобы произнести эти слова, мне потребовались все силы. То, что я увидела Айрис и поняла, что она меня нашла, помогало мне быть несколько более собранной при том количестве наркотика, что циркулирует в моем организме.

– Ты должна бежать. Немедленно, Лара. Идем. Мы сядем в такси и уедем в Бангкок.

– Серьезно. Не могу. Он найдет меня. Полиция ему поверит. Все думают, что я убила… – Я не могла произнести его имя, только не сейчас. – Мы должны сделать по-другому. Я знаю, как надо сделать. Я думала несколько дней. Про это. Я скажу тебе, что надо сделать. Ты сделаешь?

Я изложила ей свой план, делая сверхчеловеческое усилие, чтобы донести свою мысль. Она выглядела испуганной. Я ушла, не дожидаясь ответа, и, шатаясь, направилась обратно к своему столику, к своему тюремщику.

– Я уже собирался идти тебя разыскивать, – сказал он. – Рад, что ты вернулась.

Я кивнула и закрыла глаза.