Дом Гая Томаса находился на открытой местности за Пензансом. Чтобы до него добраться, мне пришлось взять на поезд свой велосипед и затем поколесить вверх и вниз по холмам. Хотя у меня всегда было чувство, будто Фалмут находится на крайнем западе, теперь я вспомнила, что это не так. Между тем местом, где живем мы, и настоящим западным Корнуоллом пролегают многие мили.

Земля здесь была каменистой, а освещение – иным, каким-то утонченным, почти эфирным. Тут я почувствовала, что нахожусь на самом краю континента, на скалах, выступающих из широкого ложа Атлантики. Воздух оказался необычайно свежим, потому что после Труро в Корнуолле уже не было настоящих городов, а Труро находился на много миль к востоку. Поблизости располагались лишь портовый городок Пензанс, имевший статус гражданского прихода, и деревни.

Жилище Томасов представляло собой массивный каменный сельский дом неподалеку от деревни Сент-Буриан, располагавшейся близ деревни Сеннен и Лендс-Энда. Здесь у меня возникло ощущение, что я нахожусь на краю света, наполненном новыми возможностями – возможностями все изменить. Мне показалось, что даже ангелы могут плавно спуститься с небес и приземлиться передо мной прямо на дороге. Что кусты могут вспыхнуть пламенем.

Неуместным тут оказался фургончик телевидения, припаркованный у ограды поля. Дальше, вдоль всей узкой дороги, наполовину в канаве, стояли припаркованные машины. Ворота, ведущие к дому Томасов, были заперты на висячий замок, и их облепила толпа журналистов, болтающих с черствой беспардонностью. Изо рта у них вылетал пар, образуя маленькие облачка. Журналисты притопывали ногами, отсылали по телефону эсэмэски и казались скучающими и удивительно молодыми. Я-то заранее представляла себе старых, седеющих писак с Флит-стрит, но эти розовощекие тинейджеры выглядели так, словно проходили учебную практику.

Я протиснулась мимо них и стала карабкаться на ворота. Когда я уже наполовину перелезла и вид имела самый неэлегантный, все ринулись ко мне и принялись меня фотографировать, просто на всякий случай. Будь я на их месте, тоже бы сфотографировала: я вела себя отнюдь не как типичная гостья скорбящей вдовы. Откуда им было знать, кто я такая!

– Привет, вы друг семьи? – спросил миловидный молодой человек. – Как себя чувствует Диана?

– Как дети? – спросил еще кто-то.

– Извините. – Я почувствовала, что должна что-то сказать. После этого, впрочем, я больше ничего не смогла придумать, поэтому зашагала по подъездной аллее мимо двух кошек (одна была маленькой и рыжей, другая – огромной и черной, напоминающей внедорожник) и притворилась, что не слышу их.

Все изменилось, когда полиция доказала, что Лара находилась на том поезде, когда он выехал из Лондона, и что у нее был роман с Гаем Томасом, причем их отношения распространялись и на их лондонский быт и оба успешно жили двойной жизнью. Все на том ночном поезде о них знали. По утрам персонал приносил им в купе завтрак на двоих, зная, что они частенько опускают верхнюю полку, чтобы провести ночь в одном купе. Если верить газетам, койки были недостаточно широки для того, чтобы на них могли спать вместе даже самые разнесчастные любовники. А теперь Гай был мертв, а Лара так и не нашлась. И поскольку Сэма быстро исключили из числа подозреваемых, все пришли к нелепому выводу, что Лара убила Гая Томаса – по общему мнению, вероятно, непредумышленно, в результате ссоры по поводу того, покинет он свою жену или нет, – и сбежала.

Жена Гая Томаса Диана сначала узнала, что ее мужа убили, а затем – что он с легким сердцем ей изменял. За воротами ее дома толпилась пресса, фокусируясь на сочинении завтрашних заголовков. Личная жизнь ее мужа была во всех газетах и телепрограммах: мир все никак не мог ею насытиться. Я даже отдаленно не могла представить, что творилось у Дианы в душе.

Меня она чрезвычайно интересовала, и мне страшно хотелось с ней встретиться. Поэтому, когда Сэм спросил, не могу ли я нанести ей визит и передать, что он смущен и соболезнует (поскольку ему самому было невмоготу выходить из дома), я ухватилась за эту возможность. Я испросила ее согласия через Александра Зеловски из фалмутской полиции, и Диана Томас сразу же согласилась.

«Возможно, это мазохизм, – написала она в своем электронном письме, – но я чувствую, что хотела бы услышать о Ларе от кого-то, кто ее знал, а не из прессы, которую я стараюсь избегать, хотя и безуспешно. Почему бы нет? Приезжайте. Хуже уже не будет».

Исчезновение Лары по-прежнему оставалось тайной, но первый шок ослабел, и ее пропажа стала теперь неумолимой реальностью. Прошла неделя, снова была суббота, и мало что изменилось. Расследование, которое теперь называлось «Операция Водолей», велось из полицейского участка Пензанса под руководством следственной группы по расследованию особо тяжких преступлений, которая, по словам Алекса Зеловски, являлась высокопрофессиональной командой. Сам детектив-констебль Зеловски, как бы он того ни хотел, не имел отношения к расследованию.

Мы с Лори бесконечно обсуждали это происшествие, но лишь ходили по кругу, и наши теории становились все менее интересными. Согласно заявлениям полиции и прессы, Лара отправилась спать рано, после того как неожиданно отключилась – поговаривали, она сделала это нарочно, чтобы обеспечить себе алиби, которое подтвердили бы те, кто укладывал ее в постель. Однако уже вскоре она поднялась: другой пассажир видел ее примерно в половине первого ночи направлявшейся в купе к Гаю. Утром она исчезла, а Гая нашли мертвым, убитым маленьким, но острым ножом, на котором остались отпечатки пальцев Лары. Пассажиры в обоих соседних купе сообщили, что слышали приглушенные голоса, а еще звуки какой-то потасовки, но в целом ничего серьезного, поэтому на тот момент они почувствовали лишь раздражение от того, что их побеспокоили.

Каждого пассажира из спальной части поезда проверили. Это было легко, потому что их имена вносились в списки и отмечались проводниками, как в старомодных поездах. Имелась, однако, вторая часть поезда, которую пассажиры спальных вагонов называли «экономклассом», – там люди всю ночь сидели в креслах. Я поверила словам Алекса о том, что он почти полностью уверен: никто из пассажиров спальных вагонов не замешан в убийстве. Поэтому я была убеждена, что убийца путешествовал в экономчасти поезда и, вероятно, покинул поезд прежде, чем тот прибыл в конечный пункт.

Мое мнение никто не разделял. Раз убийцей оказался не Сэм, весь мир решил, что преступление совершила Лара.

Полицейские проверяли поверхность земли вдоль пути следования поезда, но маршрут охватывал многие мили. И я подумала, что они в первую очередь искали ее тело, полагая, что она выбросилась из поезда после того, как случайно заколола своего любовника. Газеты предпочитали более волнующие сюжеты: например, Лара сбежала и теперь может находиться где угодно. «Она может быть сейчас прямо рядом с вами! – азартно сообщали они читателям. – В тот самый момент, как вы это читаете! В автобусе! Будьте начеку!» Это походило на ажиотаж при пропаже ребенка, разве что вместо поисков невинного ангела люди всматривались в лица прохожих в поисках красивой, порочной убийцы. Переполох стал очень волнующим развлечением для граждан, которые не рассматривали ни одного участника этой драмы как человеческое существо.

Я один раз ходила навестить Сэма, но совсем ненадолго. Я не могла находиться рядом с его болью, хотя и понимала, что это скверно с моей стороны. Он рассказал мне о часах, проведенных под арестом в Кэмборне, пока криминалисты осматривали его компьютер, машину и дом.

– Тогда было не так плохо, – прибавил он. – По крайней мере, что-то происходило.

Его мать оказалась существом хрупким, но при этом устрашающим, его брат – толстокожим и крикливым, и Сэму ничего не оставалось, как вцепиться в меня, когда я собралась уходить. Я убеждала себя, что ничего ему не должна, но знала – мне следовало бы остаться подольше. У него не было настоящих друзей, он дважды потерял свою жену и, очевидно, ненавидел общество своих родичей.

Детектив-констебль Алекс явился ко мне на другой день после того, как Лара пропала. Его неожиданный визит выбил меня из колеи. Было воскресенье, обеденное время, и я готовила. Я никого не ожидала, и, когда забренчал звонок, Лори вздохнул.

– Я не хочу никого видеть, – сказал он. – Даже если это сама Лара Финч. Я буду наверху. Не говори им, что я дома.

– Слушаюсь, ваше высочество, – пробормотала я себе под нос, когда он метнулся вверх по лестнице.

Полицейский, высокий, худой и любезный, смотрел на меня с извиняющимся видом, притопывая на пороге, чтобы согреться.

– Извините, – произнес он. – Я знаю, мне следовало позвонить.

– М-м. Все в порядке. – Он держался странно неформально, и по его лицу я заключила, что хороших новостей нет. – Входите, – предложила я, потому что ничего другого мне не оставалось. Я верила, что Лори будет сидеть, запершись наверху, столько, сколько потребуется. Я знала, он пойдет на все, лишь бы избежать встречи с полицейским.

– Я просто хотел поговорить с вами как с подругой миссис Финч, – объяснил Алекс, когда мы вошли в дом. – О, вы стряпаете. Пахнет изумительно. Прошу простить за то, что помешал вам. Вы ожидаете гостей? Я не вовремя?

– Нет, – ответила я. – Правда нет. Выпьете чего-нибудь? Моего бойфренда нет дома. Больше я никого не жду. – Мне вдруг захотелось выпить чего-нибудь покрепче. Мы с Лори нечасто пили алкоголь. – Могу я предложить вам бокал вина? Это запрещено, если вы на работе.

– Если бы я мог. Впрочем, от кофе или чего-то в этом роде не откажусь. Извините, Айрис. Сделайте мне просто кофе.

– О, это дело одной секунды. Не беспокойтесь.

Алекс стоял на кухне, пока я готовила кофе, и объяснял, что хочет поговорить со мной неофициально.

– Это дело такое причудливое, – начал он. – Крайне необычное. Я никак не могу его осмыслить. Миссис Финч, похоже, как сквозь землю провалилась.

– Ага, – сказала я. – И вы решили вмешаться?

– Знаю-знаю. Я ведь не участвую в расследовании после визита к мистеру Финчу. Я из Фалмута. А как вы знаете, это дело ведет Главная следственная группа из Пензанса. Но здесь нечасто происходит что-то столь экстравагантное. – Он уселся на поверхность рабочего стола. Ноги его были такими длинными, что ступни почти доставали до пола. – Между прочим, мне нравится ваша юбка. Это винтаж?

Я в голос рассмеялась. Моя юбка была древним платьем в цветочек. Я купила его в благотворительном магазине подержанных вещей. Мне пришлось трижды его постирать, прежде чем оно перестало пахнуть мускусом и покойниками.

– Винтаж из благотворительного магазина, а не винтаж от-кутюр. Но все равно спасибо. На самом деле это платье. – Я задрала кардиган, чтобы это продемонстрировать.

А затем я ему улыбнулась, а он ответил с улыбкой, что меня ужасно смутило.

– Итак, Лара, – быстро произнесла я. – Да. На самом деле я не так хорошо ее знала. Я понятия не имела, что она встречается с Гаем Томасом. Бедный малый. Я имею в виду то, что он умер, а не то, что он встречался с Ларой. Ну вы понимаете.

– Я понимаю, – кивнул он. – Похоже, только постоянные пассажиры поезда знали о связи Лары и Гая. И персонал отеля, если их это интересовало. Да еще ее сестра, а вот ее крестный в Лондоне говорит, что он подозревал об интрижке, но никогда не встречал Гая Томаса.

– Как себя чувствует ее семья?

– Так, как и следовало ожидать. Послушайте. Я заранее извиняюсь за свой вопрос, но не могли бы вы рассказать, как получилось, что вы оказались у мистера Финча вчера утром? Не то чтобы кто-то увидел в этом нечто предосудительное. Я знаю, его уже отпустили, не предъявив обвинения. Просто… если тайный любовник женщины мертв, нужно наведаться к ее мужу. А когда приходишь к мужу и обнаруживаешь его с другой женщиной, то…

– Вас этому учат в полицейской школе?

– На очень раннем этапе – да.

Я объяснила ему, как было дело. Изложила события дня, начав с того момента, как проснулась, и закончив тем, как Сэма увезли в полицейской машине.

– А ваш партнер? – спросил Алекс. – Он готов дать показания, если потребуется? Просто для того, чтобы завершить картину? Хотя вряд ли в этом возникнет необходимость, если ничего не изменится.

Это придало мне уверенности, и я сказала:

– Не сомневаюсь, что он согласится.

– Можно мне записать его имя?

У меня не хватило духу солгать полицейскому, и ничего не оставалось, как его сообщить.

– Лори Мадаки. – Я тут же пожалела, что не могу от всего откреститься, и продолжила с излишней торопливостью: – Послушайте, я хочу выпить бокал вина. Вы уверены, что не составите мне компанию? Одну порцию?

Алекс широко улыбнулся и соскочил с кухонной стойки.

– Я могу поддаться на уговоры. Мое дежурство заканчивается через двадцать минут. Вы мое последнее задание за смену. Так что никто не узнает. Спасибо. Будет чудесно.

Я постаралась не думать о сидевшем наверху и бурлившем от нетерпения Лори и сказала себе, что он не мог расслышать, как я сообщала полицейскому его имя и фамилию. Открыв бутылку бархатистого красного вина, я села за стол со странно располагающим к себе полицейским, каждым нервом ощущая свое предательство и в то же время бессердечно им наслаждаясь.

Будь я одинока, подумала я, я бы запала на Алекса Зеловски. Я бы вовлеклась в его орбиту. Мне бы захотелось все о нем узнать. Будь я одинока.

А затем он скоординировал мой визит к Диане в качестве представителя Сэма, и вот я прибыла сюда, потому что очень хотела с ней встретиться. Пока я шла к парадной двери дома Томасов, журналисты продолжали кричать. К этому времени им следовало бы уже перейти к следующей сенсационной истории. Беда заключалась в том, что не было никаких подходящих новостей столь же непристойного толка. В этой истории соединились секс, смерть и железные дороги; экономика по сравнению с этим скучна и уныла. Людям хотелось скандала, и вся страна неистовствовала по поводу Лары.

У Гая был аккаунт в «Твиттере», редко используемый, который вдруг посмертно обрел полмиллиона подписчиков вместо прежних двадцати семи. Все, что он когда-либо в нем написал (а написал он не много), было выставлено на обозрение и признано неинтересным: почти все, что он когда-либо делал, было снабжено линками на новостные сообщения «Гардиан» и «Би-би-си». Все сошлись на том, что это самый скучный аккаунт в «Твиттере», и, несмотря на внимательное изучение, в нем не нашлось никаких закодированных сообщений, которыми бы обменивались любовники. У Лары же обнаружился никогда в сущности не используемый аккаунт в «Твиттере» и давно находившийся в спячке аккаунт в «Фейсбуке», который оказался так же неинформативен, что было неудивительно. Этим утром я увидела безумную статью в интернетовском таблоиде, озаглавленную: «Может ли успешная женщина иметь всего лишь 47 друзей? «Психотическая потребность осуществлять контроль», – говорит известный психолог».

Дверь была деревянной, покрытой лаком, с медным дверным молотком, который подскочил, когда я приподняла его и отпустила. Диана Томас тотчас открыла дверь; в жизни она оказалась гораздо лучше, чем по телевизору и в газетах. Она была выше меня, с волнистыми черными волосами, с короткой, текстурированной стрижкой, в которой пробивалась седина. Конечно, она выглядела ужасно; все пережитое отпечаталось на ее лице, но она старалась улыбаться.

– Вы Айрис, – сказала Диана, бросив взгляд на возбужденную свору репортеров, которые прыгали за воротами, фотографируя ее. – Входите, быстро.

– Спасибо, что согласились со мной встретиться. Большое спасибо. Это очень любезно с вашей стороны. Я так сочувствую вам в вашем горе.

Мои слова были банальны, но я понятия не имела, что еще сказать.

– Вам пришлось перелезть через ворота, не так ли? Я видела из окна. Нам приходится держать их на замке. Вы понимаете?

– О боже, да. Конечно. Я оставила свой велосипед на той стороне.

– Он там в безопасности. – Она издала что-то вроде смешка. – Не думаю, что кто-то из них уедет на велосипеде. Вряд ли это в их стиле.

– Спасибо, что согласились со мной встретиться.

Диана вздохнула, выпустив воздух сквозь поджатые губы.

– В каком-то извращенном смысле мне хочется узнать больше об этой женщине. Получить сведения от кого-то, кто ее знает, а не тот мусор, что пишут в газетах. Мы с Сэмом Финчем никогда в глаза друг друга не видели, но получается, что мы, сами того не ведая, были связаны все это время. Я понимаю, почему ему захотелось связаться со мной. Когда все эти ублюдки уйдут домой, может, нам действительно удастся встретиться.

Я последовала за ней по темному коридору с сильно потертыми напольными плитками, указывавшими на старый и заботливо ухоженный дом, и вошла в кухню с французским окном, выходившим в заросший травой сад на заднем дворе. На веревке висело белье – судя по виду, уже довольно давно: оно застыло от мороза.

Стену украшала одна семейная фотография. Я украдкой взглянула на нее. Фото сделали на какой-то вечеринке: на Диане было бирюзовое платье, чуть излишне яркое для оттенка ее кожи, а Гай щурился в камеру, при этом его бледно-розовый галстук был ослаблен, а верхняя пуговица расстегнута. Он был красив. Я понимала, что привлекло Лару, хотя до сих пор удивлялась, что она отважилась на такой крупный и длительный обман.

В доме, похоже, больше никого не было. Мне это показалось странным. Я-то ожидала увидеть здесь собравшихся друзей и родственников.

– Вы совсем одна? – спросила я, когда Диана наполнила водой старомодный чайник и поставила его на газовую плиту.

– Стараюсь быть последние пару дней, но все хотят прийти и утешать. Дети наверху, с друзьями. Кажется, их компания успокаивает лучше, чем что-либо другое. Приехал брат и забрал на время мою маму. Она ведь живет с нами, вы знаете. К нам приходит офицер полиции по связям с семьей – чудесная, надежная, как скала, женщина, я раньше и представить себе не могла такого. Но сейчас она бывает только раз в день. Остальные доброжелатели появляются и уходят. Иногда я просто не могу этого выносить. Сидеть пить чай с людьми, которым отчаянно меня жаль, и знать, что хотя они стараются подыскать правильные слова, они и понятия не имеют, каково это. Когда твоя жизнь разодрана на части. А муж умер. А потом ты узнаешь все остальное и даже не можешь как следует на него рассердиться. Вообще-то, я чертовски зла на него, ублюдка, за то, что позволил себя убить и лишил меня возможности как следует поговорить с ним, и я даже не… – Диана закусила губу и сделала несколько глубоких вдохов. – Как бы то ни было… Давайте выпьем чаю, хорошо? Я бы лучше выпила чего покрепче, но стараюсь держаться, потому что знаю, куда это ведет. Расскажите мне о ней. О Ларе Финч. Это она убила моего мужа?

– Нет, – ответила я. – Я абсолютно уверена, что она этого не делала. – Я легко перешла к преувеличенной версии нашей дружбы. Если Лара каким-то образом объявится, невиновная, мне придется дать задний ход в том, что касается силы и длительности наших уз. Настоящие ее друзья, коллеги и знакомые выступали в газетах, озадаченные ее драматической историей, и настаивали, что недозволенный секс не в ее характере, не говоря уж об убийстве. – Я виделась с Сэмом в прошлую субботу, потому что пришла навестить Лару, а ее не оказалось дома. Но тогда нам было известно только то, что она не приехала на своем обычном поезде. Я и понятия не имела, что они с Гаем были… Извините. Лара вообще никогда о нем не рассказывала, во всяком случае мне. Я имею в виду, что даже не слышала раньше его имени.

Диана повернулась ко мне спиной и принялась возиться с заварным чайником.

– Бедняга, – произнесла она. – Я про Сэма Финча. Он наверняка раздавлен. Быть так неожиданно арестованным, помимо всего прочего. Я знала. Нет, Гай, конечно, не рассказывал мне ничего подобного. С какой стати? Но это была уже не первая моя обида, и я умею читать его как раскрытую книгу. То он все время упоминал эту женщину из поезда, а затем вдруг совсем перестал о ней говорить. Это его модель поведения.

– Модель поведения?

Диана обернулась и посмотрела мне в глаза. Каждая черточка ее лица говорила о том, что она держит себя в руках лишь усилием воли.

– Я замужем за Гаем больше двадцати лет. То есть была замужем. Нам обоим по сорок семь, и мы знаем друг друга как облупленных. Его интрижка с Ларой Финч была, как ни печально, абсолютно в его характере, хотя все, что писали в газетах о том, как они на неделе жили вместе в Лондоне и умело вели двойную жизнь, делает его еще более гнусным ублюдком, чем я подозревала.

Говорят, она убила его потому, что он ни в какую не хотел оставлять меня. Я думаю, это бессмыслица. Потому что, судя по тому, что нарыли газеты, он, очевидно, намеревался меня бросить. Я прямо слышу слова, которые он бы сказал: «Ди, мне надо кое о чем с тобой поговорить». Ему была бы противна каждая минута этого разговора. Иногда я чувствовала, как он к этому готовится. Я так и вижу выражение его лица, все во мне тогда сжималось от ужаса. Однако он в последний момент отступал. Кто знает? Может, он и впрямь отказыватся уходить. Может, она его уговаривала. Звучит вроде бы правдоподобно. Та женщина из поезда, Элен, с которой, кстати, я и дети однажды виделись и которая точно знала, что происходит, то есть ей можно доверять… Она, похоже, убеждена в том, что Лара собиралась бросить своего бедного мужа и что Гай хотел сделать то же самое. И жить потом долго и счастливо. Может, он передумал. Я уже больше ничего не знаю. Для этого потребовалось бы лишь минутное помешательство. Люди в гневе порой совершают безумные вещи.

Чайник начал свистеть. Я смотрела, как Диана выключает газ и насыпает в заварной чайник чайные листья.

– Я тоже завариваю листовой чай, – заметила я. – Сейчас редко кто так делает. А это гораздо вкуснее.

Она улыбнулась, и на долю секунды ее лицо прояснилось.

– Не правда ли? На этом настаивает моя мать, и поскольку меня так воспитали, я тоже так делаю. Совсем другой вкус, не как у чая из пакетика.

– Это как разница между зерновым и растворимым кофе.

– Да! Очень мало кто это понимает. Все либо проявляют снобизм в отношении растворимого кофе, либо извиняются за него, но чайные пакетики общество полностью приемлет. Я рада, что вы цените хороший чай.

Я смотрела, как ее лицо вновь становится печальным.

– Ей-богу, я не думаю, что это сделала Лара, – сказала я. – То есть, конечно, кто я такая, чтобы это утверждать, но я не могу поверить, что она способна на убийство. Мне кажется, там появился кто-то еще.

– Например?

– Ну… не знаю. Кто-то еще. Может, Лара стала свидетельницей убийства. Может, она тоже мертва.

– Тогда ее бы уже нашли.

– В озере или где-то еще. Или, возможно, убийца заставил ее сойти вместе с ним с поезда? Ее могли куда-то увести. Я уверена, в этом деле мы далеко не все знаем.

Диана ничего не сказала. Она налила молока, потом чаю в две одинаковые чашки. Это были настоящие деревенские чашки: кремовые, с розами на боках. В комнату бесшумно вошел кот и потерся о мои ноги. Диана опустилась рядом со мной на диван.

– О боже. Я понятия не имею. Я не настаиваю на том, что все было именно так, как оно выглядит, – откуда мне знать? Я просто пытаюсь осмыслить реальность. Понимаете? Ты как бы держишь в голове свою биографию – вот ты замужем, имеешь детей, переезжаешь в Корнуолл и думаешь, что под старость сможешь описать свою жизнь так: «Гай не был лучшим из мужей, а я была в какой-то мере тряпкой, но мы хорошо ладили, дети выросли и покинули дом, мама умерла, а мы вместе состарились, пусть не без взлетов и падений, но в целом счастливо и по-компанейски». Вот каким должно было оказаться мое будущее до прошлой недели. Теперь мне приходится себе напоминать, что концовка будет другой: «А когда мне было сорок семь лет, моего мужа убили, и я…» Я понятия не имею, как жить дальше. Сначала ты просто не веришь и каждое утро просыпаешься, ожидая, что он здесь или вот-вот вернется на поезде. А потом вспоминаешь, медленно осознаешь, что больше никогда его не увидишь. Суровая, банальная действительность.

– Я очень вам сочувствую.

Она выдавила слабую улыбку.

– Да. Так как поживает Сэм Финч? У них не было детей. Как он справляется?

Я вздохнула:

– Представления не имею, как он переживет все это.

– Да. – Диана кивнула и уставилась куда-то вдаль. – Как и я, только по-другому. Его жена. Мой муж. Оба исчезли. Твою мать. – Она попыталась улыбнуться. – Я вообще-то никогда не ругаюсь. Это не мой стиль. Так расскажите мне о ней. Как вы с ней познакомились? Как она жила до того, как увлеклась моим мужем? И правда ли, что вы ничего не знали? Потому что я не стану вас винить, если знали, моя дорогая. Честное слово, не стану. Все мы поддерживаем подруг, даже если они поступают нечестно. Бог свидетель, и я поддерживала.

Я поерзала на стуле.

– Я действительно не знала. Но у меня было слабое подозрение, что она не совсем счастлива с Сэмом. Я познакомилась с ней на пароме.

Мы просидели за полдень, и я рассказала вдове Гая все, что знала о той женщине, которую все считали убийцей.