Рождество наконец-то закончилось. Мы с Сэмом отметили Новый год в Фалмуте только вдвоем. Там мы ни с кем не разговаривали, а после побрели домой сквозь послеполуночные толпы людей, отрезанные от окружающего шумного веселья. В первый вечер нового года я обняла мужа и тронулась в путь с предательски легким сердцем, с предательски учащенным пульсом, чтобы успеть на поезд. Гай ждал меня в вагоне-салоне. Все так, будто и не было этого перерыва.

Недели проходили как одно сплошное расплывчатое пятно. Я была одержима Гаем до умопомрачения. Я никогда не испытывала ничего подобного. Я желала лишь быть с ним, дотрагиваться до него, разговаривать с ним. Все остальное не имело значения.

Я узнала каждый дюйм его тела, а он – каждый дюйм моего. Оглядывая незнакомцев и коллег, я спрашивала себя, испытывали ли они когда-нибудь такую сексуальную одержимость. Начинались ли браки других людей с этих фейерверков? Потому ли Леон советовал мне, когда я познакомилась с Сэмом, не выходить за него? Предвидел ли он то, чего не смогла прозреть я: что однажды вдруг наступит нечто подобное, подхватит меня и увлечет за собой?

Я так долго была хорошей. Когда-то давно я была плохой, и вот теперь я стала такой снова; но на этот раз я плохая по-другому, и ставки ниже. Возможно, поэтому я справлялась.

Даже чувство вины, ложь, волнение на лице Сэма, когда я приезжала домой в субботнее утро, и его грусть, когда я уезжала вечером в воскресенье, не смогли меня остановить. Я знала, что поступаю дурно. Знала, что мой брак закончился. Мне хотелось развестись немедленно, но что-то всякий раз меня останавливало: иногда это было ожидание, что чары рассеются и я брошусь обратно к Сэму и стану молить его о прощении, спрашивая себя, во что, черт возьми, я играла. Иногда я уже открывала рот, чтобы во всем признаться, но тут же обнаруживала, что не могу. Я хотела Гая, одного только Гая, постоянно.

Дома я бывала мила с Сэмом, как на Рождество. Я вела себя с ним милее, чем когда-либо прежде. Я была тактична и заботлива, интересовалась всем, что он говорит, и находила силы, чтобы ходить с ним на прогулки и сидеть в пабах. Время от времени я занималась с ним сексом, представляя, что он мой любовник. Я ненавидела себя за то, что это делаю, и одновременно за то, что этого не делаю.

Мне повсюду виделись тени и фантомы. Я чувствовала, что кто-то за мной следит, знала, что я в опасности, хотя реальная ли это была опасность или мой ум просто преобразовывал внутреннюю тревожность в ощущение внешней угрозы, я сказать не могла. Я старалась убедить себя, что мне лишь мерещится пагубное присутствие кого-то, кто следит за мной из-за углов, таится за дверями. Я почти надеялась, что кто-то сфотографирует нас с Гаем в Лондоне, потому что это побудило бы нас к решительным действиям.

Я села в поезд до Хендона и провела там полдня, чтобы закончить начатые приготовления, а после этого постоянно таскала с собой свой аварийный комплект. От этого мне стало чуть-чуть лучше. Я не могла никому сказать о совершенном, потому что те, кто не боялся по-настоящему за собственную безопасность, не поймут. Я надеялась, что никому никогда не придется это узнать. Я всегда была готова к побегу, если придет нужда; и этот план у меня был самый лучший.

Сланцево-серым днем я стояла под дождем на мосту Ватерлоо, держа огромный зонтик, который нашла на работе и который, похоже, никому не принадлежал. Он был клетчатый и нелепый, и я рисковала попасть кому-нибудь в глаз его торчавшими спицами, зато он защищал от дождя.

Я быстро осмотрелась вокруг, ощущая на себе чей-то взгляд с противоположной стороны дороги, но там никого не оказалось.

Дождь падал в мутную Темзу, рисуя на воде концентрические круги. Подо мной проплыл туристический пароходик, почти пустой. Здание парламента, колесо обозрения, Саут-бэнк: я могла произвести серьезный осмотр достопримечательностей, просто стоя здесь в ожидании.

Я заметила Гая, когда он был еще далеко, – одинокая фигура среди спешащей с работы толпы. Уже почти стемнело, горели уличные фонари, автобусы и такси, громыхая мимо, поднимали маленькие фонтанчики водяной пыли. Тем не менее я тотчас его узнала и стояла абсолютно неподвижно, высоко держа свой зонтик, чтобы минимизировать неудобство для остальных.

Я полюбила его, безраздельно и страстно. Это секрет, которым я не могла поделиться ни с кем, даже с самим Гаем. Если я ему расскажу, он может испугаться и перестать со мной видеться, и тогда мой мир рухнет. Я жалела, что мы не встретились в другое время, когда оба были свободны. Я бы хотела, чтобы его дети были моими детьми. Я бы хотела, чтобы у нас была совместная жизнь, ипотека, муниципальный налог. Мне бы хотелось, чтобы мы вместе проводили выходные, читая газеты и орудуя пылесосом, раздражаясь друг на друга. Я делала бы все это с радостью, потому что наши отношения были бы основаны на абсолютной любви и вожделении.

– Уилберфорс! – Гай пристрастился называть меня девичьей фамилией. Мне это нравилось. Никто больше не звал меня Лара Уилберфорс; а только одна Лара способна вести себя так скверно. Лара Финч никогда бы не позволила себе ничего подобного. Кроме того, Гай сказал: «Уилберфорс – смешная фамилия. По-хорошему смешная. Уилбер звучит немного тщедушно, а затем «форс» подпрыгивает и бьет тебя кулаком в лицо. Это имя, которое дает тебе фальшивое чувство безопасности. Как котенок, который выцарапывает тебе глаза».

– Хм, спасибо, – пожала плечами я и с того дня стала для него и только для него Уилберфорс.

– Гай. – Я называла его исключительно по имени.

Я отвела зонтик в сторону, вынудив прохожего сердито чертыхнуться, и Гай подхватил меня на руки и оторвал от земли. Он часто так делал. Иногда я пыталась проделать то же самое с ним, но он такой большой и мускулистый, что у меня не получалось.

– Поставь меня!

Он поставил меня на ноги и поцеловал в губы. Мы могли себе это позволить – в центре Лондона, в час пик.

– Чем бы ты хотела сегодня заняться? – спросил он. Вечер четверга стал нашим особым вечером. Мы старались использовать эти вечера, чтобы испробовать разнообразные удовольствия, которые может предоставить столица. Я взяла его за руку, и мы пошли в северном направлении, в сторону Олдвича.

– Я нашла кое-что, хорошее и немного странное одновременно. Мы можем испробовать это позже. Оно находится в бывшем общественном туалете. В мужском.

– Звучит упоительно.

Мы зашли в паб «Лицей» и нашли столик на втором этаже.

Много позже мы сидели в подземном баре в нескольких метрах оттуда. Он действительно находился в старом мужском туалете; если верить меню, сюда часто захаживали Уайльд, Ортон и Гилгуд, так как все трое проживали в Уэст-Энде. Теперь здесь подавали коктейли и устраивали эстрадные представления, и, к счастью, ни то ни другое не оказалось настолько низкопробным, как можно было ожидать.

Бармен, светловолосый и безоглядно жизнерадостный, поприветствовал нас как старых друзей и сказал:

– Смотрите, вот столик. Занимайте его быстро. На вес золота!

Мы сели за крохотный столик и, поедая бесплатный попкорн, просмотрели коктейльное меню. Среди посетителей были туристы, влюбленные парочки, а еще группа дам, судя по разговорам, отмечающих чей-то развод. Разведенная женщина то и дело ударялась в слезы, целуясь и обнимаясь со своими подругами.

– Давай закажем коктейль с абсентом, – решила я. – Никогда не пробовала абсента. А ты?

– Я тоже нет. Бурная молодость прошла мимо меня. Смотри, здесь можно купить и понюшку табаку. Очевидно, они тут продают его как наиболее близкое к кокаину легальное вещество. Ты когда-нибудь пробовала нюхать? Я имею в виду не табак.

– О боже, нет. Никогда ничего подобного не делала.

– Я тоже. Абсент-мартини?

– Один. Потом пойдем.

– Договорились.

В углу помещения появилась женщина и приготовилась петь. На ней были черный корсет и крохотная юбочка, на голове – грива черных волос, на губах – ярко-красная помада. Она обменялась улыбками с дамами, отмечающими развод за ближайшим к ней столиком.

– Жаль, что завтра на работу, – заметила я.

Гай наклонился ко мне.

– Не могли бы мы как-нибудь провести вместе один день в выходные? Провести нормально пятницу и субботнюю ночь?

Да, такая возможность имелась. Но для этого нужно было оставить своих супругов и сделать нашу лондонскую жизнь легальной. Но я не смогла об этом заявить. Как можно просить человека бросить его детей?

Я взяла Гая за лежавшую на столе руку. Она была теплая и обнадеживающая, как всегда. «Мы с тобой хорошо сочетаемся, – вдруг подумалось мне. – Я люблю тебя». Мне потребовалась вся моя воля, чтобы не произнести это вслух.

Женщина начала петь «Секс в огне», почти неузнаваемую акустическую версию. Песня звучала со странным очарованием. Гай что-то говорил мне одними губами. На секунду я подумала, что это «Люблю тебя». Затем мне пришло в голову, что, возможно, он спросил: «Где тут сортир?» Я посмеялась над собой, отодвинула в сторону наши напитки и, наклонившись через стол над попкорном, поцеловала его.

Позже мы рука об руку побрели по Флит-стрит до отеля. Я была пьяна, но не до безобразия, и чувствовала себя более счастливой, чем заслуживала. Я уже несколько недель вела себя ужасно, но теперь вознамерилась поступить правильно. Настала пора положить этому конец. Пора сломать Сэму жизнь.

Я редко покидала здание офиса в обеденное время, разве только чтобы с кем-то встретиться. Но сегодня, однако, в половине первого я поднялась из-за стола.

– Мне нужно выскочить на минутку, – тихонько сказала я Джереми. – Надо к зубному. Не возражаешь?

Он едва поднял голову. Он ел бутерброд с пряностями из принесенной из дома коробки для завтрака и стучал по клавиатуре своего ноутбука.

– Конечно, – кивнул он. – Делай все что нужно. Только вернись к встрече с архитекторами. Правильное решение. Лучше заниматься зубами здесь, а не в Девоне. Ты же не хочешь зубы как у какой-нибудь деревенщины?

– В Корнуолле, – поправила я и выскользнула, чтобы встретиться с Леоном за кратчайшим из ленчей и сообщить ему, что собираюсь бросить Сэма.

Мы сидели в одном из этих маленьких кафе с шатающимися металлическими столиками и кулинарно-гастрономическим прилавком и пили кофе и воду прямо в процессе еды, потому что у нас не было времени на послеобеденный удар кофеином, хотя в кофеине нуждались мы оба. Леон посмотрел на меня поверх своего бутерброда.

– Я вижу, что тебе нужно это сделать, Лара, – сказал он. – Знаешь, с ним все будет в порядке. Как и с тобой. – Я глубоко вздохнула. Леон и прежде выручал меня из беды, и ему единственному я полностью доверяла. – Я не вполне понимаю, – прибавил он, – что раньше тебя удерживало.

Его голос был таким родным, таким обнадеживающим, что меня вдруг охватило странное чувство. Я протянула руку через маленький стол и на секунду взяла его ладонь в свою.

– Спасибо, – тихо произнесла я. Леон – человек, обладающий для меня авторитетом отца в самом прямом смысле слова: он заботился обо мне так, как никогда не заботились родители. С тех пор как я стала взрослой, между нами образовалась тончайшая нить притяжения, никогда нами не упоминаемая, но оттого лишь острее ощущаемая.

– Я сломаю ему жизнь, – вздохнула я. – Это меня и удерживало.

Леон взмахнул рукой, как бы отметая эти страхи.

– Женщины любят таких людей, как Сэм Финч. Найдется множество утешительниц.

Я задумалась над его словами. Это правда.

– Но не ввязывайся ни во что с Гаем, – предостерег Леон. – Серьезно. Побудь одна некоторое время. Дай себе шанс. Если он оставит ради тебя жену и детей, ваши отношения полностью изменятся. Тебе понадобится немного притормозить, если ты хочешь чего-то долговечного. Тебе не кажется?

Я покачала головой:

– Боюсь, я так безумно в него влюблена, что не уверена, смогу ли взять себя в руки. Но в любом случае я не собираюсь заставлять его предпринимать какие-то шаги. Я бы никогда не смогла этого сделать. Я просто хочу посмотреть на его реакцию, когда сообщу ему, что ухожу от Сэма. Может быть, он пустится наутек.

– Может быть, – согласился Леон, хотя я ожидала от него другого. – И если он так поступит, ты будешь в полном порядке.

Я притворилась, что верю этому.

В пятницу после работы я быстро шагала по Флит-стрит к Ковент-Гарден. Зимний воздух морозил мне щеки, в лучах холодного солнца сверкал лед, покрывающий землю. Я обожала Лондон в такие дни. Корнуолл тоже красив, но совершенно по-другому, и вспоминать о нем я пока не хотела.

В Ковент-Гарден полно народу: люди сидели в барах, ресторанах и кафе, оживленно шли по улице или неторопливо прогуливались, глядя по сторонам и разговаривая. Общее возбуждение было столь сильно, что казалось, будто оно потрескивает в воздухе. Вот что происходит, когда выглядывает солнце, даже в январе. Я старалась улыбаться, выглядеть как нормальный человек.

Гай уже сидел в баре, который он назначил для нашей традиционной выпивки перед отправлением на вокзал. Это полузлачное маленькое заведение, где подают сильно разбавленные коктейли и почти целый день скидки. Я увидела его за столиком у окна и преодолела последние метры почти бегом.

Он уже купил нам по бутылке «Короны».

– Привет, красотка! – Гай обнял меня обеими руками за талию и прижался ко мне головой. Я погладила его волосы, в которых под таким углом зрения оказалось больше проседи, чем видится обычно.

– Привет.

Я села напротив него.

– Тебе не кажется, что мы только и делаем, что выпиваем? – поинтересовалась я. – Тебя это не беспокоит?

– Нет. То есть да. Да, мы только и делаем, что выпиваем. Но это потому, что весь день мы на работе, а на выходные уезжаем домой. У нас есть только вечера. Пока я тебя не встретил, я редко пил в будний вечер. Но вдрызг мы напиваемся лишь по четвергам.

– Это верно. И иногда в поезде.

Он кивнул, и в уголках глаз собрались морщинки.

– И иногда в поезде, да. Послушай, я подумал, что на следующей неделе мы могли бы устроить неделю кино. Ты рассказывала, как трудно попасть в кино в Корнуолле. Так вот, это определенно можно устроить, просто никто не пытается. Какое у тебя расписание? В моем идеальном мире мы оба освобождаемся достаточно рано, чтобы каждый вечер в районе девяти отправляться в кино. С понедельника по четверг. Что ты об этом думаешь? Мы могли бы посмотреть всего понемногу: классику, боевик, комедию, мелодраму.

– Это было бы чудесно. Но я не уверена. Сегодня у меня не очень-то ладилось на работе. – На самом деле мне пришлось сделать гигантское усилие, чтобы довести этот рабочий день до конца и создать обычное впечатление эффективной деятельности и внимания к деталям. – Абсентное похмелье не слишком способствует выполнению дел, как оказалось.

– Тогда как тебе такой вариант: кино без выпивки? Берем с собой воду, кока-колу и конфеты. Как дети. Никакой выпивки.

Я едва могла сосредоточиться на его словах. Я слишком увлеклась сканированием лиц всех и каждого, кто проходил мимо окна. Поскольку уже стемнело, все люди снаружи были освещены мерзким уличным светом и каждый выглядел зловеще. Напротив слонялся какой-то подозрительный тип, одетый в кожаные штаны от баварско-тирольского национального костюма, которые придавали ему вид то ли незадачливого туриста, то ли, наоборот, стильного чувака.

– Может быть, – сказала я. Человек в кожаных штанах держал в руке красную розу. Он не смотрел на меня. Я же не могла оторвать от него взгляда.

– Или мы могли бы торчать каждый вечер в отеле.

К человеку за окном подошла женщина, он поцеловал ее в щеку и вручил цветок.

– Что ж, это было бы чудесно, – отозвалась я, глядя, как эти двое уходят, держась за руки.

Тут к нам действительно кто-то подошел, и это оказалась не кто иная, как моя сестра. Я была почти рада ее видеть: ее неприятности в сравнении с моими казались мне теперь пустяком.

Теперь уже не оставалось сомнений в том, что она беременна. Помимо живота, в ней появилось еще что-то новое. Резкие контуры ее лица смягчились.

– Лара, – сказала она, глядя на меня с любопытством.

– Оливия, – отозвалась я, пытаясь улыбнуться. Оливия переводила взгляд с меня на Гая и обратно. Она все поняла. – Как поживаешь? Выглядишь отлично.

– Да. Спасибо. – Она повернулась к Гаю: – Привет, я Оливия. Сестра Лары.

Он встал.

– Здравствуйте, Оливия. Как приятно с вами познакомиться. Лара о вас рассказывала. Я Гай. Знакомый Лары.

– Понятно. Я знаю, что именно она обо мне рассказывала.

Оливия посмотрела на меня, слабо улыбнувшись. Мне не стоило столь самоуверенно заявляться выпить пива в район, где она живет. А живет она в пяти минутах от этого бара. Нет ничего удивительного в том, что мы встретились.

Между нами повисла напряженная тишина. Я решила поступить правильно.

– Послушай, извини, – сказала я ей. – В самом деле. Я не хотела так поспешно сваливать в тот вечер. Мне бы следовало оставаться с тобой на связи. Мне не терпится увидеть ребенка.

– Клево, – небрежно отозвалась она. – Тогда звони. Это будет мило. А сейчас я встречаюсь с подругой. Позвонишь мне на следующей неделе?

– Позвоню. Спасибо.

И прежде чем я успела сказать что-то еще, она ушла.

Гай улыбнулся:

– Вот я и познакомился с твоей сестрой! Она выглядит совсем не так, как я ожидал. Даже отдаленно не похожа на образ женщины, который я держал в голове.

Я едва его слышала.

– Да? А чего ты ожидал? Она всем расскажет, что видела меня с мужчиной. Она сразу все поняла. Определенно.

– А это имеет значение? – спросил Гай.

– Да нет, для меня не имеет. Хотя я предпочла бы, чтобы этого не было. Вообще-то, Гай, я не собиралась тебе об этом рассказывать, но… – Я немного помолчала и продолжила: – Я решила порвать с Сэмом. Я больше так не могу. – Мне вспомнились слова Леона. – Это нечестно по отношению к нему, он и понятия не имеет, что я ему изменяю. Будь он одиноким, нашлось бы множество женщин, которые наперебой бросились бы его опекать. Он этого заслуживает. Я не могу выносить этой таинственности и вранья.

– А знаешь, – произнес Гай, – удивительно, что ты об этом говоришь, Уилберфорс. Потому что, хотя моя ситуация более запутанная, у меня возникли такие же мысли. Как я могу быть таким дерьмом? Я собираюсь признаться во всем Ди, хотя это будет и трудно. Наши с тобой отношения не могут так продолжаться. Я хочу быть с тобой, Уилберфорс. Вот и все. Все остальное как-то уладится. Это чудовищно эгоистично, но…

– Я знаю.

Я едва могла говорить. Передо мной открывалась картина будущего, где мы с Гаем будем вместе официально и навсегда. Нам придется непросто, но мы с этим справимся. У нас получится.

Мне хотелось с кем-нибудь поделиться своей радостью, но не было никого, кто бы понял. Только Элен и Леон знали о нас, и Элен мы увидим сегодня вечером в поезде. Я вытащила свой телефон и быстро набрала эсэмэску:

«Леон. Мне больше некому об этом рассказать, но Гай только что сообщил, что собирается оставить жену. С понедельника мы будем вместе. Спасибо, что выслушал меня. Это будет тяжело, но восхитительно. Просто хотела тебе сказать. Пообедаешь со мной и Гаем на следующей неделе? Л.»

Я отрепетировала свою речь перед Сэмом. Я скажу ему утром, как только приеду домой. Тогда со следующего дня начнется моя новая жизнь.