Главный вестибюль вокзала бурлил, как всегда. Мы с Гаем продирались сквозь толпу, шагая плечо к плечу. Мне нравился Паддингтонский вокзал. Это воплощенная быстротечность: ты прибываешь сюда, ждешь поезда или бежишь к нему, а потом едешь к своему месту назначения. Или, наоборот, прибываешь сюда на поезде и идешь к метро или такси. Это место, где кипит жизнь. Было бы странно, подумала я, работать здесь, быть одной из неподвижных точек в этой сумятице.

Гай остановился и положил руку на мое плечо.

– Послушай, Уилберфорс, мне нужно сюда заскочить. Увидимся в зале ожидания.

Он указал в сторону магазина открыток. Я поняла – в его семье у кого-то день рождения, и решила не расспрашивать. Когда-нибудь я познакомлюсь с его детьми, постараюсь выстроить с ними взаимоотношения. Тоже буду покупать поздравительные открытки.

– Конечно, – согласно кивнула я.

Гай свернул в сторону, а я пошла дальше.

К этому времени мне уже следовало привыкнуть к Гаю. Уже должна была облезть позолота и под ней проступить суровая правда жизни. Мы должны были уже узнать друг друга и в ужасе и отвращении отпрянуть друг от друга, а затем ринуться обратно к нашим супругам, благодаря Вселенную за то, что позволила нам унести ноги. Пусть это и упрощенный взгляд, но, поскольку ничего подобного с нами не произошло, я решила, что мы друг другу подходим.

Наши отношения выросли до того, что заполнили все доступное нам пространство. Гай почти переехал в мой номер в отеле, и мы оба эффективно вели двойную жизнь. Моя связь с ним – самое значительное, самое потрясающее свершение в моей жизни.

Мне не следовало вообще выходить за Сэма. Я сделала это, потому что нуждалась тогда в чувстве безопасности, в ощущении, что мне ничто не угрожает и что со мной никогда больше не случится ничего плохого.

Я все испортила. Когда я ударилась в приключения, все закончилось плачевно. Потом я попробовала жить в безопасности, и из этого тоже не вышло ничего хорошего. В обоих случаях я причинила зло близкому человеку. Мне нужно оставить Сэма – ради него и ради себя.

Я мечтала о следующей неделе. В эти выходные мы сделаем то, что должны, а уже на следующей неделе будем смотреть только в будущее.

Я брела вдоль платформы № 1, направляясь в зал ожидания.

Я освобожу Сэма, чтобы он мог повстречать кого-то еще: в моем положении это лучшее, что я могу сделать. Он тотчас с кем-нибудь познакомится. Поселится с женщиной, которая станет ценить его и родит ему детей. Он не будет проводить всю неделю в ожидании меня, не ведая, какова я на самом деле.

Мне было страшно. Сэм будет опустошен. Я расскажу ему о Гае, только если потребуется.

Я улыбнулась, а в животе у меня екнуло от ужаса и возбуждения.

Внезапно кто-то тронул меня за плечо, я обернулась, но никого не увидела. Позади вообще никого не оказалось. На платформу только что прибыл какой-то поезд, и из него высыпали люди, которые, толпясь, обтекали меня. Никто не стоял на месте рядом со мной. Тем не менее я была уверена, что почувствовала руку на своем плече. Рука была теплая, она отчетливо прижалась ко мне, а затем пропала.

Мимо меня прошло семейство, с растерянным видом таща громадные чемоданы, а также три молодые женщины с огромными рюкзаками, увлеченные разговором, как мне показалось, на каком-то скандинавском языке. Люди, прибывшие прямо из офиса, в своей рабочей одежде, целеустремленно шагали к стоянке такси. Никто не остановился. Никто не заинтересовался мной.

Я решила, что кто-то просто нечаянно задел меня, проходя мимо. Меня терзало прошлое, и я дала себе слово в понедельник рассказать Гаю всю историю. В эти выходные я даже раскопаю свой старый запрятанный дневник и дам ему почитать. Тогда мы сможем построить наши отношения без чудовищной всепоглощающей тайны. Мысль об этом подняла мне настроение.

Я ускорила шаг и вошла в зал ожидания первого класса. Взяла две бутылки газировки, пару пачек печенья и бросилась в кресло.

Через час мы покинули зал ожидания, чтобы идти на поезд, который ждал на своем обычном месте, на платформе № 1. Внезапно я услышала чей-то крик с дальнего конца платформы и, посмотрев туда, где вокзал заканчивается и рельсы уходят на запад, увидела фигуру.

На полсекунды я замерла. Кровь громко застучала у меня в ушах. Ноги напряглись, готовые то ли подогнуться, то ли бежать. Я почувствовала, как мое лицо сначала залилось краской, а потом побледнело.

Это был не кто-то из моих знакомых. Это просто человек, стоявший на платформе. Ночной вокзал пах двигателями и механизмами. Температура уже, вероятно, упала ниже нуля. Я поежилась в своем пальто и прикрыла глаза.

Мы сидели в поезде, за нашим обычным столиком. Гай пошел в бар за напитками и чипсами. Элен пригласила к нам из зала ожидания одну женщину – иллюстратора по имени Кэрри из Бодмина. Я изо всех сил старалась быть жизнерадостной и обаятельной, видя, как Кэрри впечатлена жизнью на пятничном ночном поезде. Она рассказывала о том, как совмещает семейную жизнь с работой.

– Моим родителям приходится приезжать и сидеть с ребенком, когда мне необходимо ехать в Лондон, – сказала она. На щеках у нее, когда она потягивала свой напиток, появлялась ямочка. На ней был толстый горчичного цвета свитер и белые цветы в волосах, что выглядело несообразно, но почему-то приятно. – Это требует жесткой организации, но в тот момент, как я ступаю на поезд, я становлюсь совершенно другим человеком. Мне здесь очень нравится.

– Да, – согласилась я и взглянула на Гая, болтавшего с барменом. У Кэрри зазвонил телефон, она посмотрела на экран и встала.

– С вами хорошо, но я вынуждена вас покинуть, – сообщила она. Я никогда не понимала, зачем люди это говорят. Странная фраза. – Мне нужно позвонить домой. Впрочем, если все в порядке, я скоро вернусь. Сохраните мой напиток.

Кэрри отошла, нажимая кнопки телефона, затем приложила трубку к уху. Она вела себя как хорошая жена.

Гай забрал напитки, болтая с каким-то человеком в баре. Элен протянула руку и дотронулась до моей щеки.

– Эй, – позвала она, – Лара! Что с тобой?

Я вздрогнула, но затем, посмотрев на нее, решила, что могу ей довериться.

– Что ты имеешь в виду?

– О, перестань. Ты сама не своя. Ты невероятно напряжена. Ну же, золотко. Что такое?

Я прикусила губу и перевела взгляд на темноту за окном. Мы все еще были на Паддингтонском вокзале. Сейчас только без четверти одиннадцать: поезд будет стоять еще час.

– Я собираюсь уйти от Сэма, – ответила я, и сердце мое при этих словах провалилось в пустоту. – Я так больше не могу. А Гай собирается оставить Диану. В эти выходные. Завтра.

Ее брови взлетели вверх.

– Он собирается? В самом деле? – Элен немного помолчала, обдумывая мои слова. – Только не удивляйся, если он вернется и скажет, что не смог. У него может найтись какая-нибудь отговорка. Был неподходящий момент или что-то в таком роде. Это серьезный шаг – разрушить семью.

Мне стало стыдно за себя.

– Я знаю. И, конечно, ему незачем торопиться. Я в любом случае ухожу от Сэма.

– Ты переедешь в Лондон? Значит, мы больше не увидим тебя в поезде?

– Полагаю, что так.

– Мы все равно будем видеть тебя в Лондоне. Ну, то есть Гай, конечно, будет, но я тоже надеюсь с тобой видеться.

– Конечно, Элен. Всегда. И вот еще что…

– Да?

– Есть еще кое-что…

Но я замолчала, потому что вернулся Гай и поставил перед нами по напитку. У Элен это оказалась небольшая бутылочка белого вина, а у нас с Гаем – джин с тоником. Он принес также миниатюрную бутылочку вина и для Кэрри. Я глазами показала Элен, что не могу рассказывать при Гае, хотя мне ужасно хотелось облегчить душу.

– Это твое, – сообщил Гай, аккуратно вручая мне пластиковый стаканчик с черной соломинкой.

– Почему это мое? Какая разница?

– О, я взял на себя смелость заказать тебе двойной джин. Парень в баре сказал, что, судя по твоему виду, тебе это будет полезно, и я с ним согласился. У тебя действительно такой вид. Пусть тебе будет море по колено в этот уик-энд.

Его голос был так сердечен, участие – так искренне, что хоть я и напомнила себе, что он муж и отец и возвращается к своей ничего не подозревающей семье, меня переполнила любовь к нему. Я остро жалела его. Я жаждала быть с ним на законных основаниях.

– Спасибо, – кивнула я. – Я рассказала Элен о наших планах. Извини. Не смогла удержаться.

– С чем вас и поздравляю, – произнесла Элен, наливая свое вино в пластиковый стаканчик.

Мы все подняли стаканы.

– За тебя, Лара, – объявила Элен перед тем, как я успела сделать глоток. – Ты поступаешь правильно. И за тебя, Гай. Желаю принять правильное решение.

Я сделала глоток, затем другой, слыша слова Гая: «Ох, и не говори».

Я почувствовала, как алкоголь распространяется по телу, оглушая меня и притупляя чувства. Я отпила еще глоток. На периферии моего зрения образовалась чернота. Оказалось, я устала сильнее, чем думала.

Я решила просто откинуться назад и дать голове отдохнуть. Против моей воли голова тяжело свесилась набок. Я ощутила, что сама куда-то соскальзываю, и оказалась на плече у Гая.

Как сквозь вату до меня донеслись их голоса.

– Лара! – воскликнули они в один голос. – Лара, что с тобой?

Я услышала, как подошла Кэрри, распознала участие в ее голосе, но не поняла ни слова.

– Все нормально, – проговорила я, приоткрыв глаза. – Все в порядке. Просто устала.

– У нее сильный стресс, – произнесла Элен и тут же взяла командование на себя: – Посмотрите – она за секунду выпила половину этой порции. Ничего удивительного, что она вырубилась. Давайте отведем ее в купе и уложим. Ты сегодня оставь ее в покое, приятель, ладно? На следующей неделе она будет вся твоя, как я думаю.

– О, – отозвался Гай, – конечно. Да. Хорошо. Она ведь очнется, правда? Эй, Уилберфорс?

Потребовались неимоверные усилия, чтобы заставить мои ноги идти, но я старалась как могла. Гай и Элен вели меня под руки, а Кэрри находилась где-то поблизости. Мы медленно добрались до моего купе в соседнем вагоне.

Они положили меня на кровать. Я слышала их голоса, хотя они звучали так глухо, что я не могла разобрать слов. Кто-то снял с меня туфли. Они натянули на меня одеяло, выключили свет и затем ушли.

Меня волной накрыла чернота. Колеса поезда стучали по рельсам, и я безвольно уплыла во тьму.

Темноту прорезал звук эсэмэски, и я вмиг пробудилась, словно этот сигнал активировал некую находившуюся во мне кнопку «вкл». Я принялась искать в темноте мобильник, но, поскольку не сама укладывалась в постель, его не оказалось на обычном месте – сетчатой полочке возле кровати. Его голубой свет заливал все купе призрачным сиянием, но я понятия не имела, где находится сам телефон.

Поезд двигался. Я не имела представления, как долго спала.

Меня страшно мутило, и я поняла, что должна пошевеливаться. Я поднялась и бросилась к раковине, еле-еле успев откинуть крышку.

Наклоняясь над ней, ожидая взрыва рвоты, я услышала, как пришла вторая эсэмэска, и заметила, что телефон по-прежнему находится в моей сумке. В этот момент меня вырвало. Надеясь, что маленькая раковина справится с задачей, я все смыла, вытерла рот мягкой фланелевой мочалкой для лица, входившей в набор пассажирских атрибутов, и, дрожа всем телом, почистила зубы. Затем прошагала на трясущихся ногах обратно и села на край койки. Найдя сумку, я обнаружила и телефон в переднем внутреннем кармашке.

Я рассмеялась. Меня разбудил спам. Одна рекламная эсэмэска от «Пицца Экспресс», другая – от магазина подарков, в котором я когда-то купила маленький фонарик и который теперь спамил меня, как ни одно человеческое существо. Было, однако, и письмо от Гая, пришедшее часом ранее, когда я еще спала. Однако без сознания я была совсем недолго: сейчас только половина первого.

«Милая Уилберфорс, – написал он. – Я буду волноваться о тебе всю ночь, но знаю – Элен права и я должен дать тебе поспать. Если ты проснешься и захочешь меня увидеть, у меня купе F21. Я люблю тебя. Честное слово. У нас все получится».

Я встала на ноги, слегка пошатываясь, но на удивление хорошо себя чувствуя, и попыталась отпереть дверь. Обнаружилось, что она вовсе не заперта, видимо, поскольку я была не в состоянии этого сделать.

Я радостно ковыляла по коридору вагона, и слова Гая звучали в моей голове снова и снова. Он меня любит. Он никогда не говорил этого прежде, и я тоже тщательно избегала этих слов. У нас все получится. Он меня любит. У нас все получится.

Я шла вперед, погруженная в этот привычный мир, с его запахом поезда, неустанным жизнеутверждающим движением. В пространстве между вагонами я прошла мимо мужчины в пижамных брюках и вьетнамках, направлявшегося в туалет. Он улыбнулся мне понимающей улыбкой, словно говоря: «Мы в одной лодке», – и я ответила ему тем же. Я постучалась к Гаю и, не дождавшись его ответа, взялась за ручку и толкнула дверь.

Из горла у меня вырвался крик. Я схватилась за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах, беспомощно глядя на открывшуюся глазам картину – картину, в которой не было никакого смысла.

Поезд со скрежетом остановился, и все замерло.