Глава 31

Направляясь к квартире Патрика, они дошли по нижней набережной Сены до Pont Neuf, когда Сара почувствовала, что в словах Патрика что-то не сходится. Такое чувство, что надо обработать громоздкие данные, но закрадывается подозрение, что задача изначально была поставлена неправильно. В таких случаях у Сары появлялось опасение, что она упускает нечто важное.

Или Патрик что-то нарочно не договаривает.

Все дело в звании Meilleur Ouvrier de France. Возможно, Патрик мог сказать себе, что добился его ради своего шефа, и, возможно, так и было – в конце концов, их профессия требовала от них делать приятное другим. Но Meilleur Ouvrier de France – высшее достижение их карьеры. Оно требовало всех сил, и большинство претендентов терпело неудачу. Никто не стал бы утруждаться, если бы это звание на самом деле не имело бы для них никакого значения. Правда, теперь она понимала, почему Патрику надо было притворяться перед самим собой, будто оно не было важно для него.

Но что же делать ей? Он столько раз заботился о ней в кухне, так неужели теперь она не поможет ему осуществить его мечту без риска для них обоих?

– Как же ты приспособился? – наконец спросила она. – Оставил инженерное дело и добился успеха в pâtisserie?

– О, да никак. – Опять у него веселый голос! Ну, конечно. – Когда она оторвала меня от науки и отдала в ученики, я стал совсем диким. Я не оставил ей ни единого шанса сохранить власть надо мной, и в конце концов попал в приемную семью. Я пробыл у Бернара Дюрана меньше двух месяцев и уже собирался сбежать, когда Люк зашел к нему, потому что Бернар всегда хотел, чтобы приемные дети видели в Люке образец для подражания. Я до сих пор не понимаю, что именно Люк увидел во мне. Мне он не понравился. Тогда мне никто не нравился. Но я хорошо помню, как он сказал Бернару: «Он слишком большой, не впишется сюда. Позвольте мне забрать его в Париж. Есть место ученика, которое я могу получить для него, он может остаться со мной». Я совсем не поверил ему, но… ну, он ведь вырос на улице? Значит, разбирался, что к чему. Он арендовал для меня квартиру размером с кровать через площадку от своего жилья, чтобы у меня было свое собственное пространство и ощущение контроля, взял меня в кухни, где работал су-шефом, и сказал: «Вот, смотри, чего ты можешь добиться, если воспользуешься этой возможностью. Так и я сделал в свое время». И вот… Я воспользовался.

Люк был героем, который был так нужен Патрику. В ответ Патрик стоял грудью за Люка. И так продолжается по сей день.

Но стоял он грудью за Люка или нет, никто не становится Meilleur Ouvrier de France, если не увлечен своей работой. Никто и никогда.

– И что тебе понравилось больше всего?

– Люди, – мгновенно ответил он. – Все их личности, стремление стать лучшими и еще то, что никто не может остановить их. Не в кухнях Люка. Ни шеф, ни су-шеф. Вот во что верит Люк, что все должны стремиться стать лучшими. Я имею в виду, черт, Сара, что меньше всего на свете он хочет, чтобы я ушел. Но если завтра я скажу ему, что должен начать собственное дело, если я брошу его, как ублюдок, сразу после того, как его бросила Саммер, то он, несмотря ни на что, даст мне взаймы, чтобы я мог сделать это. Он не скажет ни слова, не попытается помешать мне достичь того, чего я хочу. Безусловно, он поможет мне.

Вот в чем заключались ответы на вопросы, прозвучавшие когда-то в баре. Сара сжала руку Патрика, понимая, почему он остался, а не начал собственное дело.

– И мне нравится каждодневная энергия, – продолжал Патрик. – Хаос на самом деле не хаос, все под контролем, пока что-то не пойдет не так, и тогда взрыв, и ты сразу видишь, как разрядить обстановку, заставить все опять работать гладко.

«О, ты можешь видеть это сразу же? – подумала Сара. Патрик был для нее столь милым и обаятельным, что ей с трудом удалось удержаться и не превратить эту прогулку в одно долгое самоходное объятие. – Разве кто-то еще может сделать это? Разве это просто?»

– И ароматы. – Тон Патрика стал похож на тот, который у него появлялся во время занятий любовью, когда от возбуждения все ее тело ощущало покалывание. – И текстуры. И то, как они откликаются на прикосновения рук. Как они могут стать чем тебе только угодно. Не бывает ничего слишком прекрасного, ничего, о чем ты мог бы мечтать, но не мог найти способ сделать.

Для финала соревнования Meilleur Ouvrier de France была выбрана тема «Стремиться к звездам», внезапно вспомнила Сара. Карамельную скульптуру, сделанную Патриком, много раз фотографировали журналисты. В тот день Сара прижала нос к стеклу и упрямо держалась за свое место, хотя ее пытались отпихнуть локтями другие ученики, – им тоже хотелось видеть, как работает Патрик. И внезапно все получило совершенно новое значение: завитки и завихрения карамельного стекла, переплетающегося с шоколадом, чтобы достичь невозможных высот и заискриться пойманным золотом звезд. А шоколадные планеты? Все клялись, что они слишком большие для невозможно прекрасного тонкого основания, что под их весом все рухнет. Но скульптура выстояла. Патрик отлично рассчитал все детали и материалы своей конструкции – она стала выдающимся достижением инженерного искусства.

И конечно, потом он напустил на себя такой вид, будто провел день, лениво занимаясь серфингом на пляже.

Сара посмотрела на его руку, обхватившую ее, на золотые волосы, ощутила ладонью его силу и мозоли, уверенность, с которой он держал ее руку, и нежность, на которую он был способен.

Телефон Патрика зарычал.

Он рассеянно посмотрел и улыбнулся.

– А, этот salaud, – отметил он нежно и показал ей экран с текстом «Luc: C’est toi qui gères». – Он часто говорил мне, когда я был подростком: «Ты командир», и все время напоминал мне об этом. «Ты управляешь собой и своей жизнью, и никто, кроме тебя, этого не сделает. Поэтому бери управление на себя». Сара, ты понятия не имеешь, как это меня злило. Мне было пятнадцать лет, выбранную мной профессию вырвали у меня из рук, потому что я грубо высказался о каком-то очередном мамином придурке. Гребаная школа проигнорировала меня, когда я объяснял, что хочу учиться и получить степень бакалавра естественных наук. Когда я начал сопротивляться, то оказался в чертовой системе патронатного воспитания. А Люк, которого до десяти лет таскали по улицам и затем впихнули в приемную семью, говорит мне такое дерьмо! Putain. Что, если бы он сказал это какому-нибудь отчаявшемуся идиоту, который смотрит на него как на пример для подражания? Слава богу, я никогда не попадал в такое положение, но я пытаюсь следить за его более подверженными внушению сотрудниками. Никогда не знаешь, в какую безумную вещь они поверят просто потому, что он говорит об этом уверенно.

Она слабо улыбнулась:

– Ты его очень любишь, признайся.

Он вздрогнул:

– Сара, ради бога.

Ее улыбка стала шире, и она крепче взяла его за руку.

– Ты ведь на самом деле не хочешь уходить от него?

Значит, у нее еще четыре недели до того, как ей придется делать выбор между его дорогой и своей собственной.

Он пожал плечами и большим пальцем потер ее руку.

– И да и нет, Сара. Но каждый раз, когда я близок к тому, чтобы уйти, я думаю, как сильно я этого не хочу, однако…

Он поморщился и посмотрел на воду.

Телефон опять зарычал. На сей раз потребовалось больше времени, чтобы посмотреть на экран, будто Патрику не хотелось отрываться от своих мыслей. Но взглянув, он замер.

– Погоди-ка, что?

Сара всмотрелась. «Pas sûr de mon date de retour». Это значит «Не знаю точно, когда вернусь».

Она моргнула:

– Он отправился за ней?

– Очевидно. – На лице Патрика начала расцветать усмешка. – Я, конечно, чертовски надеюсь, что туда-то он и отправился. Putain! – Он весь засветился радостью за того, кого любил, но не мог этого признать. – У этого парня все может закончиться счастливо. Merde. Он помчался за ней! – Патрик внезапно повернулся, подхватил Сару за талию и развернул ее в воздухе, в большом водовороте восхищения и радости за Люка. Иногда Сара так сильно любила Патрика, будто ее сердце было неуправляемой каруселью, которая все крутилась и крутилась без остановки. – Он сделал это! Отправился туда!

И внезапно замер, глядя ей в глаза и все еще держа ее высоко над собой. Люк проявил свои чувства! Сара с усилием протянула руку вниз, чтобы погладить золотые волосы Патрика и его подбородок, который он опять забыл побрить, – видно, ему очень не хотелось выкатиться из постели, которую он разделил с Сарой. Ее наполнили нежность и веселье. Неужели он думает, что сам не проявляет своих чувств? Ей всего-то нужно было просто научиться видеть его насквозь, этого мужчину, у которого было огромное сердце и такое же большое стремление, которые он хотел скрыть.

Он проявил свои чувства! Он всегда проявлял свои чувства. Просто не хотел, чтобы кто-нибудь знал это.

Она выгнулась, поскольку все еще была у него над головой, и поцеловала его. Он издал непонятный звук и стал медленно опускать ее, продолжая держать в своих объятиях, пока пальцы ее ног не оперлись на его ноги, а затем поцеловал.

Когда они наконец вернулись к реальности, то заметили, как какой-то турист с большой камерой фотографирует их.

Патрик, прищурясь, взглянул на фотографа, будто хотел заставить того стереть фотографии, но потом усмехнулся, закатил глаза, и они с Сарой, взявшись за руки, продолжили прогулку по набережной Сены.

– Если он хорош в своем деле, то, возможно, наша фотография окажется в музее, – бодро заметил он.

Вот только может так случиться, что сами они об этом никогда не узнают.

– Значит, нам надо чаще посещать музеи.

Смеясь, он обхватил ее за плечи:

– И после каждого будем ходить на футбол. А впрочем, куда захочешь, лишь бы ты была счастлива, Sarabelle.

Она улыбнулась и прижалась к нему.