Наше прибытие в Браунсвилл с ребенком на руках переполошило всю деревню. Роджер облегченно выдохнул, хоть тут же вновь расправил плечи, принимая самоуверенный вид. Я опустила голову, пряча улыбку, и покосилась на Джейми: заметил ли он? Тот старательно отворачивался – значит, заметил.

– Молодец, справился, – словно невзначай обронил он, хлопая Роджера по плечу.

Роджер небрежно кивнул, хотя лицо у него просветлело, будто озаренное свечой.

Юная мисс Бердсли подняла настоящую суматоху; одна из кормящих матерей тут же забрала ее и приложила к груди, вручив мне взамен своего ребенка. Трехмесячный карапуз чуть недоуменно взглянул на меня, но возмущаться не стал, только выпустил пару пузырей.

Нас сразу же засыпали вопросами и домыслами, однако рассказ Джейми о событиях на ферме – урезанный и подправленный – положил конец спорам. Даже девушка с заплаканными глазами (та самая возлюбленная Исайи Мортона) забыла о своей печали и слушала с открытым ртом.

– Бедняжечка, – причитала она, глядя на младенца, яростно сосущего грудь ее кузины. – Значит, осталась вовсе без родителей…

Судя по тяжелому взгляду на отца, в сиротстве она видела одни лишь преимущества.

– Что теперь станется с малышкой? – рассудительно заметила миссис Браун.

– О, мы о ней позаботимся, дорогая. С нами она будет в безопасности!

Муж ободряюще похлопал ее по руке, а сам переглянулся с братом. Джейми это заметил и открыл было рот, но потом пожал плечами и стал что-то обсуждать с Генри Галлегером и Фергусом, двумя пальцами постукивая по ноге.

Старшая мисс Браун подалась ко мне, но в комнату вдруг ворвался ветер, взметнул на окнах шкуры и засыпал всех снежными брызгами. Женщина тихонько вскрикнула от испуга и, забыв про любопытство, бросилась закрывать окна.

Пока мисс Браун воевала со шкурами, я выглянула наружу. Буря разыгралась не на шутку. Снег валил пеленой, залепляя сугробами черные рытвины дороги. Кажется, отряд милиции на какое-то время здесь застрянет. Мистер Ричард Браун, хоть и не без недовольства, предложил нам приют еще на одну ночь, и милиционеры разместились по хижинам и сараям деревушки.

Джейми вышел, чтобы взять из седельных сумок наши вещи, а заодно проверить лошадей. А еще, скорее всего, поговорить с Исайей Мортоном, если тот, несмотря на пургу, до сих пор прятался в конюшне.

Интересно, что Джейми будет делать с этим горским Ромео? Правда, размышлять времени не было: уже темнело, и меня вовлекли в суматоху, поднявшуюся возле очага: перед женщинами встала необходимость приготовить ужин на сорок лишних ртов.

Джульетта – то есть младшая мисс Браун – угрюмо сидела в углу и помогать отказывалась. Впрочем, она охотно взяла на себя заботу о девочке Бердсли, укачивала ее и пела колыбельные, даже когда девочка давным-давно заснула.

Фергуса и Галлегера отправили за козами; они вернулись только к ужину, грязные, промокшие насквозь, с обледенелыми бровями. Козы тоже замерзли, болтая распухшими красными выменами, полными молока. Они были рады вернуться в лоно цивилизации и потому задорно скакали и блеяли.

Миссис Браун со своей золовкой отвела коз в сарай, чтобы подоить, а я осталась присматривать за котелком с рагу и Хирамом, которого разместили в самодельном загоне из перевернутого стола, двух стульев и сундука. Хижина представляла собой одну большую комнату с чердаком и кладовой, всю заставленную вещами: столами, скамьями, бочонками пива и связками шкур; в одном углу примостился прядильный станок, в другом – высокий комод с часами (на которых красовались донельзя нелепые купидончики), у дальней стены – кровать и два сундука, а на колышках у двери висела груда одежды, так что раненый козел вполне вписывался в обстановку.

Я пыталась осмотреть пациента, но тот мекнул и словно в насмешку высунул длинный синий язык. Рога, мокрые от талого снега, блестели черным, а шкура собралась на плечах колючками.

– Такова, значит, твоя благодарность? – упрекнула я. – Если бы не Джейми, вариться бы тебе сейчас в том горшке, злобный ты черт.

– Бе-е, – огрызнулся тот.

Впрочем, он устал, ослабел от голода и в отсутствие своего гарема смилостивился и позволил-таки почесать затылок, потрепать за ушами, скормить пару пучков сена и – так уж и быть – проверить лубок. Я сама еле держалась на ногах, потому что с утра ничего не ела, кроме той чашки козьего молока. От пьянящих запахов мясного рагу голова шла кругом.

– Ты ведь славный парнишка, правда? – пробормотала я. После целого дня с орущим мокрым младенцем на руках компания сердитого козла только успокаивала.

– Он умрет?

Я удивленно подняла глаза – совсем забыла про юную мисс Браун, которая притаилась в темном уголке. Теперь она, держа спящую девочку, стояла возле очага и хмуро глядела на Хирама, лениво жевавшего мой передник.

– Нет. – Я вытянула ткань у него изо рта. – Вряд ли.

Как же ее зовут? Я сонно рылась в памяти, сопоставляя имена и лица людей, которых мне наскоро представили. Алисия, кажется, хотя про себя я называла ее Джульеттой.

Тем более что девушка наверняка ее ровесница – выглядела она лет на пятнадцать. Сущий ребенок с пухлым лицом и плоской фигуркой: плечики узкие, а бедра, напротив, чересчур широкие. Да уж, не «в ухе мавра – жемчуг несравненный»…

Она молчала, и я, чтобы поддержать разговор, кивнула на младенца:

– Как малышка?

– Хорошо, – безучастно ответила девчушка, и вдруг из глаз ее хлынули слезы. – Лучше бы я умерла.

– Правда? – опешила я. – Ох… Ну…

Я провела рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями и понять, что с ней делать. Где же мать этой девчонки? Я покосилась на дверь, но там было тихо. Мы остались наедине: женщины готовили ужин, мужчины устраивали на ночь животных.

Я вышла из загона и взяла девочку за плечи.

– Послушай, – негромко начала я. – Исайа Мортон того не стоит. Ты ведь знаешь, что он женат?

Она распахнула глаза и вдруг зажмурилась, вновь брызгая слезами. Похоже, не знала.

Слезы катились по щекам и капали ребенку на голову. Я забрала у нее младенца и легонько подтолкнула девушку к скамье.

– От-ткуда вы?.. К-кто?.. – заикалась и всхлипывала она, тщетно пытаясь успокоиться. С улицы донесся мужской голос, и девушка отчаянно принялась вытирать лицо рукавом.

Ее слезы напомнили, что хоть мне вся эта ситуация кажется излишне мелодраматичной, дело очень серьезное. В конце концов, ее родственники пытались убить Мортона – и наверняка убьют, как только поймают. Услышав шаги, я вся собралась, и ребенок на руках захныкал. Однако, кто бы ни был за дверью, он прошел мимо.

Я села рядом с Алисией Браун и с облегчением вытянула усталые ноги. Каждая мышца, каждый сустав ныли. Судя по всему, нам с Джейми предстоит еще одна ночь на твердом полу, хотя на затоптанные деревяшки возле очага я поглядывала почти со страстью.

В комнате было на удивление спокойно, за окном шуршал снег, булькал котелок, распространяя умопомрачительный аромат лука, оленины и репы. Ребенок мирно дремал у груди. Хотелось просто сидеть и держать ее, ни о чем не думая… Но долг превыше всего.

– Откуда я знаю? Мортон сообщил одному из людей моего мужа. Вроде бы его жена живет в Гранит-Фолс.

Я погладила ребенка по спинке, девочка чуть отрыгнула и снова тепло засопела мне на ухо. Женщины обмыли ее и смазали маслом, теперь она пахла свежими блинчиками. Я смотрела на дверь, одним глазом приглядывая за Алисией Браун – как бы та снова не закатила истерику.

Она и впрямь зарыдала, потом икнула и затихла, уставившись в пол.

– Лучше бы я умерла…

Девушка сидела сгорбившись, из-под чепца свисали волосы, а руки она бережно прижимала к животу.

– Ох, милая моя… – Учитывая ее бледность, все обстоятельства и трепетное отношение к ребенку Бердсли, вывод напрашивался сам собой. – Родители знают?

Она вскинула голову.

– Только мама и тетя. Я думала… думала, папа разрешит нам пожениться, если…

Как по мне, шантаж не лучший повод для свадьбы, но говорить об этом уже нет смысла.

– Хмм… А сам мистер Мортон в курсе?

Она безутешно затрясла головой.

– А у него… у его жены есть дети, не знаете?

– Понятия не имею.

Алисия вдруг с неожиданной силой схватила меня за руку.

– Я слышала вчера разговор мистера Маккензи и других мужчин. Они говорили, вы целительница… колдунья. Я насчет ребенка. Может, вы знаете, как…

– Кто-то идет, – вовремя перебила я. – Вот, возьми девочку. Мне надо… надо помешать рагу.

Я бесцеремонно сунула ей ребенка и встала. Когда открылась дверь, впуская порыв снежного ветра вместе с мужчинами, я уже стояла возле очага, держа в руке ложку и глядя на горшок. В голове кипели мысли.

Алисия Браун не произнесла этого вслух, но я поняла, о чем она просит. Она назвала меня колдуньей. И почти наверняка хотела, чтобы я помогла ей избавиться от ребенка. Как?! Как женщина может думать о таком, держа на руках младенца, только-только покинувшего женское чрево?..

Впрочем, она очень молода. К тому же потрясена новостью, что ее возлюбленный – подлец. Беременность на раннем сроке. Алисия еще не чувствовала шевелений ребенка и не воспринимает его как живого. В нем она видела лишь средство воздействия на отца… вот только ловушка захлопнулась для нее самой.

Ничего удивительного, что она в отчаянии ищет выход. Надо дать ей время прийти в себя. Поговорить с ее матерью, с тетей…

Рядом вдруг возник Джейми, потирающий над огнем красные руки и вытряхивающий из складок одежды снег. Он был на удивление весел, невзирая на холод, разгулявшуюся пургу и непростую личную жизнь Исайи Мортона.

– Как дела, саксоночка? – хрипло спросил он и, не дожидаясь ответа, отобрал ложку, обнял холодными руками и притянул для крепчайшего поцелуя.

Оторопев от его напора, я вдруг поняла, что все остальные так же веселы. Мужчины хлопали друг друга по спинам, шутя и подзадоривая.

– Что такое? Что случилось?!

Я изумленно обвела комнату взглядом. Как ни странно, посреди толпы обнаружился Джозеф Уэмисс, раскрасневшийся от холода и еле держащийся на ногах, потому что каждый норовил хлопнуть его по плечу.

Джейми расплылся в широченной улыбке, сверкая зубами на обледенелом лице, и сунул мне в руки мокрый измятый лист бумаги с остатками восковой печати.

Чернила расплылись от снега, однако суть была понятна. Прослышав о походе генерала Уоделла, регуляторы сочли, что осмотрительность почетнее доблести, и разошлись. Согласно новому приказу губернатора Триона, милиция распускалась.

– О господи! – пробормотала я и, повиснув у Джейми на шее, жарко поцеловала холодные обветренные губы.

Взволнованные новостью, милиционеры решили устроить праздник, тем более что плохая погода не располагала к скорому отъезду. Брауны, радуясь, что им не придется вступать в наши ряды, выкатили три больших бочонка лучшего домашнего вина Томасины Браун и шесть галлонов сидра – всего-то за полцены.

К концу ужина я сидела в уголке с ребенком Бердсли на руках, засыпая от усталости. Воздух дрожал от дыма и разговоров, я выпила слишком много сидра, и в глазах теперь все плыло, сливаясь в одно большое пятно.

Алисия Браун не смогла подойти ко мне для разговора, но и я не сумела перекинуться парой слов с ее матерью или теткой. Девушка сидела в загоне Хирама и угрюмо скармливала козлу жесткие корочки хлеба.

Роджер по просьбе слушателей исполнял французские баллады. Прямо передо мной из тумана вдруг проступило женское лицо. Незнакомка что-то сказала (я не разобрала за гулом голосов) и ласково, но настойчиво отняла у меня ребенка.

А, ну да. Это Джемайма, так ее вроде зовут, – молодая мать, которая кормила девочку. Я встала, освобождая ей место, и она сразу же приложила ребенка к груди.

Я прислонилась к каминной полке, глядя, как она поддерживает новорожденной девочке голову и ласково бормочет. Женщина словно воплощала в себе нежность и уверенность. Ее собственный ребенок, малыш Кристофер, мирно сопел на руках бабушки, покуривающей глиняную трубку.

При виде Джемаймы меня охватывало странное чувство дежавю. Я моргнула, пытаясь разобраться, откуда умиротворяющее ощущение тепла, покоя и близости. И сперва подумала, что это воспоминания о том, как сама нянчила дитя, но потом вдруг поняла, что воспринимаю себя не как мать, а как младенца. Мне вспомнилось, как это было, когда я грелась в крепких объятиях, сытая и преисполненная любви.

Я закрыла глаза и надежнее оперлась на каминную полку, чувствуя, как вертится вокруг мир.

– Бичем… Да ты совсем пьяная.

Если так, то не я одна. Радуясь скорому возвращению домой, милиционеры охотно поглощали горячительное. Праздник уже подходил к концу, и мужчины разбредались по холодным сараям или – кому повезло – кутались в одеяла возле огня.

Открыв глаза, я увидела, как широко, едва ли не ломая челюсть, зевает Джейми. Он встал, стряхивая оцепенение от выпивки и сытной еды, потянулся и нашел меня взглядом. Джейми устал не меньше моего, но, судя по всему, голова у него не кружилась.

– Пойду проверю лошадей, – сказал он, вконец охрипнув от простуды и болтовни. – Прогуляемся под луной, а, саксоночка?

Снег уже перестал, и сквозь прозрачные облака лился лунный свет. После вьюги ветер был особенно холодным и быстро выдул пьяный дурман из головы.

С детским восторгом я шла по нетронутому снегу и потому ступала осторожно, постоянно оглядываясь, чтобы полюбоваться цепочкой следов. Она выходила кривоватой, но, к счастью, никому не было дела до того, насколько я пьяна.

– Можешь прочитать алфавит задом наперед? – спросила я у Джейми.

– Наверное. А какой? Английский, греческий или иврит?

– Неважно. – Я взяла его за руку. – Если помнишь все три, значит, в отличие от меня, не пьян.

Он фыркнул и закашлялся.

– Саксоночка, ты же никогда не напивалась! По крайней мере, не тремя чашками сидра.

– Наверное, это из-за усталости, – сонно ответила я. – Того гляди голова улетит, как воздушный шарик. А откуда ты знаешь, сколько я выпила? Считал?

Он снова рассмеялся.

– Люблю за тобой наблюдать, саксоночка. Особенно на людях. У тебя так сверкают зубы, когда ты смеешься.

– Льстец, – отозвалась я, радуясь про себя комплименту. Я ведь несколько дней не умывалась, не говоря уж о том, чтобы принять ванну или сменить одежду; наверное, только зубами и можно было любоваться. Впрочем, на душе стало теплее.

Под ногами похрустывал снег. Джейми дышал хоть и тяжело, но уже без страшных хрипов в груди, и кожа у него была прохладной.

– К утру погода разойдется, – сказал он, глядя на туманную луну. – Видишь кольцо?

Его трудно было не заметить – мерцающий ореол на полнеба. Сквозь облака проглядывали звезды, через час-другой они засияют совсем ярко.

– Да. И мы поедем домой?

– Ага. Правда, будет слякотно. Ветер меняется. Утром все начнет таять.

Зато пока что я мерзла. Конюшня, укрытая ветками сосны и тсуги, походила на пушистый холмик, засыпанный снегом. Кое-где он стаял, и с темных островков вились тонкие струйки лошадиного дыхания.

– Мортону должно быть уютно, если он еще там, – заметила я.

– Не знаю. Я отправил к нему Фергуса сообщить о приказе губернатора.

– Ну, будь я на месте Исайи Мортона, вряд ли рискнула бы ехать в такую пургу, – скептически отозвалась я.

– Еще как рискнула бы, знай, что в Браунсвилле каждый жаждет тебя пристрелить, – ответил Джейми, впрочем, все равно подошел ближе и негромко окликнул: – Исайя!

Тишина. Взяв меня за руку, Джейми повернул к дому. Здесь снег уже утоптали милиционеры, расходившиеся на ночь. Роджер больше не пел, хотя в доме по-прежнему слышались голоса – не все спешили на боковую.

Не желая возвращаться в душную шумную комнату, мы по молчаливому согласию обошли дом и сарай, чтобы чуть дольше насладиться снежной тишиной и нашей близостью. Я заметила, что дверь кладовой приоткрыта, и указала на нее Джейми.

Заглянув, он убедился, что все в порядке, но вместо того, чтобы задвинуть щеколду, схватил меня за руку и втащил внутрь.

– Хочу кое о чем тебя спросить, саксоночка.

Дверь он оставил открытой, и лунный свет лился в проем, выхватывая из темноты висящие окорока, бочки и мешки.

Внутри было холодно, однако ветер не дул, так что я сняла с головы капюшон.

– О чем же?

Прогулка здорово взбодрила, и хотя я знала, что усну сразу же, как только лягу, сейчас я испытывала лишь чувство легкости, свойственное исполненному долгу. Вчера был ужасный день и тяжелая ночь, а сегодняшний день казался еще длиннее, но все уже закончилось, и мы свободны.

– Ты хочешь ее, саксоночка? – тихо спросил Джейми.

– Кого?! – удивилась я.

– Ребенка. Кого ж еще? – насмешливо хмыкнул он.

– Ты имеешь в виду… хочу ли я ее забрать? – осторожно уточнила я. – Удочерить?

Эта мысль мне в голову не приходила, хотя, возможно, исподволь жила в подсознании, потому что я ничуть не удивилась.

С самого утра грудь ныла, точно переполнившись молоком; на сосках до сих пор чувствовались жадные детские губы. Сама я не смогу кормить ребенка – но мне помогут Брианна или Марсали. В крайнем случае, есть козье и коровье молоко.

Я внезапно поняла, что обхватила грудь ладонью, и сразу же убрала руку, но Джейми заметил этот жест и обнял меня. Я положила голову ему на плечо, чувствуя под щекой грубую ткань охотничьей рубахи.

– А ты хочешь? – спросила я, не зная, что именно надеюсь услышать в ответ.

Джейми чуть заметно пожал плечами.

– У нас большой дом, саксоночка. Места хватит всем.

– Хмм, – только и сказала я.

Этим неопределенным ответом Джейми дал понять, что примет любое мое решение. Фергуса, например, он подобрал в парижском борделе, где тот промышлял воровством. Если мы возьмем и этого ребенка, он будет относиться к ней как к дочери. Полюбит ли?.. Никто не знает… как и то, полюблю ли девочку я.

Джейми понял мои сомнения.

– Я видел, как ты везла ее на лошади. Ты всегда обо всех заботишься, но этим утром… с выпуклостью под плащом ты выглядела совсем как в те дни, когда носила Фейт.

У меня перехватило дыхание: чтобы Джейми вот так просто, почти невзначай, произнес имя нашей первой дочери?! Мы редко о ней говорили, она умерла слишком давно. И все же та рана никогда не заживет в наших сердцах…

Безымянная сирота, крохотная и хрупкая, с такой же полупрозрачной кожицей и синими прожилками вен напомнила мне о Фейт. Однако эта девочка – не мое дитя…

Готовы ли мы взвалить на себя эту ответственность?

– Думаешь, нам стоит ее забрать? Я о том… что с ней будет, если мы не согласимся?

Джейми коротко фыркнул и склонил голову, прислушиваясь к гулу голосов за стеной.

– О ней в любом случае позаботятся, саксоночка. В конце концов, она богатая наследница.

О да, об этом я не подумала.

– Точно? – с сомнением переспросила я. – Она же незаконная…

Джейми качнул головой, перебивая меня.

– Вовсе нет, законная.

– Неправда.

– Ее отец – Аарон Бердсли, – сообщил Джейми. – По английским законам ребенок, рожденный в браке, всегда записывается на имя мужа, даже если жену уличили в измене. А та женщина говорила, что Бердсли на ней женился.

Странно, отчего Джейми так рьяно почитает английские законы? Я хотела было спросить, но, слава богу, вовремя спохватилась!

Из-за Вильяма. Его сына, известного как девятый граф Элсмир. Значит, юридически мальчик будет считаться наследником древнего рода, даже если вдруг всплывет правда (которую пока знал один лишь Джон Грей).

– Понятно, – протянула я. – То есть малышка унаследует все имущество Бердсли, даже если выяснится, что он никак не мог быть ее отцом. Это… хорошо.

Перехватив мой взгляд, Джейми опустил глаза.

– Да, – тихо ответил он. – Хорошо.

В его голосе будто бы послышалась горечь, но тут он снова закашлялся.

– В общем, – продолжил Джейми уже тверже, – ей нечего опасаться. Суд по делам сирот передаст все имущество Бердсли… коз и прочее, – с насмешкой добавил он, – ее опекуну, и тот будет распоряжаться им, следуя интересам девочки.

– …и ее опекунов, – подхватила я, вспомнив взгляд, которым обменялись братья Брауны. – Так что Брауны охотно примут ее в свой дом.

– Да, – согласился Джейми. – Они знали Бердсли и знают, как она богата. Будет непросто забрать у них девочку, но если ты хочешь ребенка, саксоночка, ты его получишь. Обещаю.

Этот разговор будил во мне странное чувство сродни панике, будто кто-то невидимый толкает меня со скалы и неизвестно, что ждет за ее краем – пологий скат или бездонная пропасть.

В глазах так и стояли тонкие, почти бумажные ушки: розовые завитки с синеватыми жилками.

Чтобы оттянуть время, я спросила:

– Почему непросто? Разве у Браунов есть какие-то права на девочку?

Джейми покачал головой.

– Нет. Но они не убивали ее отца.

– Какое… Ох.

Такую ловушку я и не предвидела – что Джейми могут обвинить в убийстве Бердсли ради опеки над его ребенком, которая позволит прибрать к рукам ферму. Я сглотнула желчный комок.

– Никто, кроме нас, не знает, как умер Бердсли, – напомнила я. Джейми рассказал лишь, что с торговцем случился удар; о своей роли ангела-избавителя он умолчал.

– Кроме нас – и миссис Бердсли, – чуть иронично поправил он. – Вдруг она объявится и обвинит меня в смерти мужа? Будет нелегко оправдаться, особенно если я заберу девочку.

Я не стала спрашивать, с чего бы ей так поступать: и без того понятно, что от Фанни Бердсли можно ждать чего угодно.

– Она не вернется.

Что бы я ни думала насчет всего остального, в этом я была уверена. Куда бы Фанни Бердсли ни делась, мы о ней больше не услышим.

– А даже если вернется… – В глазах стоял заснеженный лес и маленький сверток возле кострища. – Я тоже там была. И расскажу, что на самом деле случилось.

– Если тебя послушают. Что вряд ли. Ты ведь замужняя женщина, саксоночка, ты не можешь свидетельствовать в суде.

И в самом деле… Живя в глуши, я редко сталкивалась с местными, порой очень странными и вопиющими законами. Как замужняя женщина, я не имею никаких юридических прав. В отличие от Фанни Бердсли, как ни парадоксально, – ведь та теперь вдова и вправе выступать в суде.

– Черт бы их всех побрал! – с чувством воскликнула я.

Джейми засмеялся.

Я фыркнула, выдохнув облачко белого пара. Стать бы драконом и спалить ко всем чертям некоторых неприятных личностей, начиная с той же Фанни Бердсли. Увы… Я вздохнула, и бесполезное дыхание развеялось в полумраке кладовки.

– Теперь понимаю, что значит «непросто».

– Да, но отнюдь не невозможно.

Он обхватил большой холодной ладонью мое лицо, вынуждая повернуть голову и посмотреть ему в глаза.

– Клэр, если ты хочешь ребенка, я заберу ее, несмотря на все трудности.

Если хочу… В руках ощущался невесомый груз спящего младенца. Я почти забыла безумие материнства, ту адскую смесь паники, восторга, усталости и гордости.

– Остался один вопрос. Отец ребенка – не белый. Как это отразится на девочке?

Я знала, что ждало бы ее в Бостоне 1960-х годов, однако сейчас другие времена, и здешнее общество, пусть не столь просвещенное, во многом отличалось большей толерантностью.

Джейми задумался, правой рукой выстукивая ритм по бочке соленой свинины.

– Думаю, с этим проблем не возникнет, – ответил он наконец. – В рабство ее точно не обратят. Даже если отец был из рабов (хотя тому нет никаких доказательств), ребенок всегда приобретает статус матери. А та женщина рабыней не была.

– Ну, по крайней мере, на словах. – Я вспомнила зарубки на дверном косяке. – А если забыть о рабстве и посмотреть глубже?..

Джейми вздохнул.

– Нет, не думаю. В Чарльстоне, где ей пришлось бы вращаться в обществе, еще возможно, но в здешнем захолустье?

Он пожал плечами. Наверное, так и есть. Здесь, вблизи границы с индейцами, немало детей-полукровок: поселенцы часто берут жен из чероки. Связи с чернокожими случаются реже, зато в прибрежных районах мулатов довольно много. Правда, большинство из них рабы…

Маленькой мисс Бердсли вряд ли грозит знакомство с высшим обществом, если мы оставим ее с Браунами. Здесь богатство куда важнее цвета кожи. А вот с нами ей придется сложнее, потому что Джейми был (и всегда будет, несмотря на тощий кошель) джентльменом.

– И последний вопрос, – сказала я, прижимаясь щекой к его руке. – Почему ты мне предлагаешь?

– О… Ну, я подумал… – Он отвернулся. – Ты ведь говорила недавно. Что могла сделать операцию и стать бесплодной, но рискнула ради меня. Вот я и решил… Я не хочу, чтобы ты вынашивала еще одного ребенка, – твердо сказал он, глядя в пустоту. – Я не могу рисковать тобой, саксоночка. У меня уже есть дочери и сыновья, племянники и племянницы, внуки… Но мне не будет жизни без тебя, Клэр. В общем, я подумал… Если вдруг ты хочешь ребенка, я мог бы тебе его дать.

Глаза защипало от слез. В кладовой было холодно, и пальцы почти не гнулись. Я крепко сжала руку Джейми.

Пока он говорил, я просчитывала мысленно все ходы и варианты. Впрочем, думать уже было не о чем, я приняла решение. Ребенок всегда становится соблазном и для плоти, и для духа; я знала, какую радость дарует безграничное единство с ним и какую муку доставляет разлука, когда ребенок обретает самостоятельность.

И я уже пересекла невидимую черту. Не знаю, был ли мне с рождения дан некий лимит, или я просто вся, без остатка, окунулась в другие обязательства… Так или иначе, я с лихвой исполнила свой материнский долг.

Я прижалась лбом к груди Джейми и проговорила в грубую ткань над его сердцем:

– Нет. Но, Джейми… как же я тебя люблю!

Мы долго стояли, обнявшись. С той стороны перегородки доносились шумные голоса, а мы молчали, храня покой и умиротворение. Слишком мы устали, чтобы покидать это бесхитростное убежище.

– Надо идти, – пробормотала я в конце концов. – А то прямо здесь и уснем, среди копченых окороков.

Джейми хрипло засмеялся, однако ответить не успел – кто-то встал в дверях, укрывая нас тенью.

Джейми вскинул голову, сжимая мне плечи, но тут же выдохнул и ослабил хватку, позволяя повернуться.

– Мортон… Какого черта вы еще здесь?

Как по мне, Исайя Мортон мало походил на лихого соблазнителя. Впрочем, о вкусах не спорят. Он был ниже меня, зато с широченными плечами, бочкообразным торсом и довольно кривыми ногами. Глаза у него оказались симпатичные, и волосы красиво кудрявились, правда, в темноте кладовой я не могла разобрать их цвет. А еще он был довольно молод: вряд ли старше двадцати лет.

– Полковник, мэм, – шепотом пробормотал он. – Простите, не хотел вас пугать. Просто услышал голос полковника и решил: вот удача-то.

– Удача, значит? – хищно прищурился Джейми.

– Ага, сэр. Я все думал, как бы выманить Элли из дому, и тут услыхал вас с вашей леди…

– Мортон, – начал Джейми. – Вы почему еще здесь? Разве Фергус не сказал, что отряд распускается?

– Да, сэр, сказал, еще как сказал. – Мортон чуть встревоженно поклонился Джейми. – Я ж не могу уйти, сэр, не повидавшись с Элли.

Я выразительно кашлянула и посмотрела на Джейми. Тот вздохнул.

– Э… Боюсь, мисс Браун уже наслышана о ваших обязательствах, – тактично заметила я.

– А? – глупо моргнул тот, и Джейми раздраженно хмыкнул.

– Она хочет сказать, девушка уже знает о вашей жене. И если ее отец не пристрелит вас на месте, она сама вырежет вам сердце. А если не они, так я самолично удавлю вас голыми руками. – Джейми расправил плечи, вытягиваясь во весь рост. – Что вы за мужчина такой, если награждаете девушку ребенком, которому нельзя дать ваше имя?

Даже в полумраке кладовой было видно, как побелел Исайя Мортон.

– Каким еще ребенком?

– Она беременна, – холодно пояснила я.

– Беременна, – повторил Джейми. – И лучше вам, чертов двоеженец, бежать прежде, чем…

Он вдруг замолк, потому что Исайя вытащил из-под плаща взведенный пистолет.

– Вы уж простите, сэр, – забормотал он, облизывая губы и переводя взгляд с меня на Джейми. – Не хочу случайно ранить вас, сэр, а уж вашу даму – тем более. Но вы ж понимаете, мне очень надо повидаться с Элли.

Губы у него подрагивали, однако пухлые черты лица вдруг заострились, и оружие он держал весьма уверенно.

– Мэм, будьте добры, идите в дом и позовите Элли… А мы с полковником пока подождем здесь.

Испугаться я толком не успела, зато от изумления лишилась дара речи. Джейми закрыл глаза, словно вознося молитву, потом вздохнул, выпуская белое облачко.

– Опусти-ка ты оружие, идиот, – почти ласково велел он. – Сам знаешь, что не сумеешь в меня выстрелить.

Исайя закусил губы и покрепче перехватил рукоять. Я затаила дыхание. Джейми глядел на него с жалостью и укоризной. Наконец палец на спусковом крючке расслабился и Исайя опустил пистолет, уставившись в пол.

– Я просто хочу повидать Элли, полковник, – прошептал он, не поднимая головы.

Я вздохнула и посмотрела на Джейми. Тот замешкался было, но все-таки кивнул.

– Ладно, саксоночка. Только осторожно.

Я поспешила в дом, услыхав за спиной, как Джейми пробормотал на гэльском что-то про выживших из ума. Уж не знаю, кого именно он имел в виду. Если Брауны проведают о свидании, несдобровать будет всем – и нам в том числе.

На полу валялись вперемежку спящие тела, завернутые в одеяла, хотя кое-кто еще сидел возле очага, передавая по кругу бутыль. Я пригляделась: Ричарда Брауна, слава богу, среди них не было.

Я прошла по комнате, осторожно переступая через спящих, заглянула в кровать у стены. На ней крепко спали Ричард Браун с супругой, низко надвинув колпаки, хотя в доме было душно из-за множества гостей.

Алисию Браун стоило искать только в одном мсте. Я тихонько, как могла, отворила люк на чердак. Люди возле очага ничего не заметили. Один из них как раз пытался напоить Хирама из кувшина.

Наверху оказалось неожиданно холодно, потому что крохотное окошко под крышей было открыто нараспашку, и ледяной ветер надул в него снег. В сугробе лежала Алисия Браун, причем совершенно голая.

Я встала рядом, глядя на нее сверху вниз. Она распростерлась на спине, сложив на груди руки. Девушка дрожала от холода, однако свирепо жмурила глаза. За шумом снизу она не услышала моих шагов.

– Чем это вы тут занимаетесь? – вежливо спросила я.

Она взвизгнула и рывком села, прижимая к губам руку.

– Я слыхала о многих способах избавиться от ребенка… – Я сняла с койки одеяло и накинула девушке на плечи. – Но замерзнуть насмерть – это что-то новое.

– Если я ум-мру, от реб-бенка не нужно б-будет избавляться, – веско заметила она и все же, стуча зубами, завернулась в одеяло.

– Как по мне, не самый лучший способ самоубийства… Хотя не мое дело. Впрочем, вам стоит задержаться в этом мире – мистер Мортон в кладовой и отказывается уезжать, пока не поговорит с вами. Давайте-ка вставайте и оденьтесь уже.

Изумленно округлив глаза, она вскочила и тут же чуть не упала – мышцы закоченели от холода. Я, слава богу, успела подхватить. Кое-как завязывая ленты негнущимися пальцами, Алисия Браун принялась торопливо одеваться.

Вспомнив о словах Джейми, я не стала сопровождать девушку. Если ее кто-то увидит, решит, что она идет в уборную. Мое присутствие, несомненно, вызовет лишние вопросы.

Оставшись на темном чердаке одна, я запахнулась в плащ и подошла к узкому окну, решив немного выждать, прежде чем спускаться. Внизу тихо стукнула дверь кладовой. Судя по радостному лицу девушки, убивать Мортона она не собиралась, хотя одному богу известно, что эти двое способны натворить.

Облака уже разошлись, и передо мной раскинулся залитый лунным светом пейзаж. Через дорогу стояла темная конюшня. Как и предвещал Джейми, ветер сменился, и с навеса то и дело падали белые комья снега.

Несмотря на досаду из-за молодых любовников и вообще весь комизм ситуации, я испытывала к ним некоторую симпатию. Похоже, они питают друг к другу искренние чувства.

А как же неизвестная жена Исайи?..

Я съежилась под плащом, дрожа от холода. Не стоит одобрять их поведение – я и не одобряла, – но кто может знать, какие тайны скрываются за стенами супружеской спальни? Мне ли искать соломинки в чужих глазах? Почти рассеянно я погладила золотой ободок обручального кольца.

Прелюбодеяние. Блуд. Предательство. Бесчестье. Слова падали, как комья талого снега, оставляя взамен черные дыры.

Можно, конечно, найти себе оправдание. В случившемся не было моей вины, я к этому не стремилась, напротив – боролась изо всех сил. Вот только выбор есть всегда… Я свой сделала – и потом жила с его последствиями.

Бри, Роджер, Джемми… Все дети, которые родятся у них в будущем… Они будут жить здесь, потому что в тот день, много лет назад, я сделала выбор на Крэг-на-Дун.

«Ты слишком многое на себя берешь» – так постоянно говорил мне Фрэнк, почти всегда неодобрительно, но порой и нежно, желая избавить меня от лишних забот.

А может, не было никакой нежности, просто я пыталась найти себе утешение? Каждый делает выбор, не зная, к чему он приведет. Далеко не все случившееся зависело от того моего решения. И не во всех бедах я виновата.

«Пока смерть не разлучит нас». Многие дают эту клятву и не задумываясь нарушают ее. Я же верила, что ни смерть, ни неверное решение не способны разрушить некоторые узы. К добру ли, к худу, я любила двоих мужчин – и оба они всегда будут со мной.

Самое страшное, что я ни капельки не сожалела о своем выборе и не испытывала вины. Будь у меня второй шанс, поступила бы так же.

Я вздрогнула, заметив внизу движение. Две темные фигуры бесшумно, как олени, бежали бок о бок, а за спиной у них вились на ветру плащи. Замерев на секунду возле конюшни, беглецы скользнули под навес.

Я высунулась в окно, не чувствуя, как обледенелые доски царапают ладони. Проснувшиеся лошади зафыркали и засопели. Шум в доме затих, только козел громко заблеял, видно, почуяв волнение лошадей.

Потом грянул мужской смех, заглушая любые шорохи. Где же Джейми? Я высунулась дальше, и ветер сорвал капюшон, бросая в лицо снежную крошку.

Он тоже там был – брел к загону, поднимая белые облака пыльного снега. Что он делает?..

Неужели… затирает следы молодых любовников?!

Часть стены в загоне вдруг обрушилась, в дыру хлынуло облако пара, за которым выскочила лошадь, несущая на спине двух всадников, и галопом рванула на запад. Снег был неглубоким – три-четыре дюйма, не более, – и копыта оставляли в нем четкие следы.

В загоне заржала лошадь, потом другая. Снизу послышалась возня и бряканье металла – мужчины повскакивали и похватали оружие. Джейми исчез.

Из загона вдруг вырвались все лошади разом, сваливая остатки стены. Фыркая, храпя и толкаясь, они бросились прочь, только гривы с хвостами трепало на ветру. Самая последняя еле увернулась от удара хлыстом по заду.

Джейми отбросил хлыст и торопливо нырнул в конюшню, потому что дверь дома распахнулась, заливая двор светом.

Воспользовавшись переполохом, я незамеченной сбежала вниз. Все высыпали на улицу, даже кутающаяся в одеяло миссис Браун в ночном колпаке.

По дороге метались полуодетые люди, суматошно размахивая руками. Посреди толпы я увидела Джейми, который актерски изображал удивление. Отовсюду сыпались вопросы и предположения: «Напугали…», «Пантера?», «Черт бы ее побрал!».

В конце концов все единогласно согласились, что к утру лошади вернутся сами. Ледяной ветер сбивал с деревьев снег и норовил забраться под одежду.

– Вы бы остались на улице в такую погоду? – веско заметил Роджер.

Поскольку ни одно здравомыслящее существо не осталось бы (а лошади хоть и не мыслящие, но в здравости сознания им не откажешь), пыл азарта понемногу схлынул, и люди стали расходиться по домам, ворча под нос.

Одним из последних был Джейми. Он повернулся и увидел меня на крыльце. Перехватив мой взгляд, он выразительно возвел глаза к небу и чуть заметно пожал плечами.

Я прижала к губам застывшие пальцы и послала ему воздушный поцелуй.