Глава одиннадцатая

Его губы прикоснулись к моему затылку, и я улыбнулась, еще не проснувшись окончательно. Я придвинулась к нему, схватила его руку, обнимавшую мою талию. Хорошо бы не вставать, а спрятаться под одеялом и остаться рядом с ним на весь день.

– Хорошо спалось? – прошептал он мне на ухо.

Мне захотелось его увидеть, и я повернулась к нему:

– Да. Очень хорошо. А тебе?

– Спал как младенец.

Марк перевернул меня на спину, перекатился через меня, зажег лампу на ночном столике и взял часы; перед тем как положить их обратно, он скорчил гримасу и уткнулся носом мне в грудь. Я потрепала его по волосам:

– Который час?

– Полвосьмого.

– О нет, не может быть… Я собиралась быть в офисе к восьми и забыла завести будильник.

– Ну и что, будешь к девяти, ничего страшного не случится.

– Вообще-то да, ты прав.

– Можно я пойду с тобой в душ? – Он уже начал подниматься с постели.

– Нам придется поторопиться!

Он поцеловал меня, и я, не выдержав, потянулась к нему. Он выпрямился и, не прерывая поцелуя, высвободился из моих объятий, после чего рывком вскочил с постели.

– Между прочим, вовсе не я валяюсь под одеялом, – заметил он, скрываясь за дверью ванной.

Я лежала и с улыбкой смотрела в потолок. В конце концов я встала и присоединилась к нему под душем. Вести себя разумно было нелегко, но я держалась твердо, времени на забавы не оставалось, пора было приступать к работе. Марк вытерся и надел вчерашнюю одежду, а меня попросил приготовить кофе. Никогда раньше я не начинала так рабочий день: уже поздно, а я все еще в тысяче световых лет от агентства! Однако, пока я одевалась, разум понемногу переключался на деловой лад, как если бы моя униформа – брючный костюм и лодочки на высоких каблуках – возводила стену между развлечениями на выходных и профессиональными обязанностями. Макияж и строгая прическа как последний штрих, и я готова к работе. Я уже выходила из спальни, когда заметила на ночном столике часы Марка. Я села на кровать и взяла их в руки; прикоснулась к корпусу кончиками пальцев, восхитилась тонкостью исполнения стрелок, мягкостью кожи, формой браслета, сделанного точно по запястью. Я тяжело вздохнула, встала и направилась на кухню.

– Ты забыл, держи. – Я протянула Марку часы.

Машина наполняла вторую чашку кофе. Он обернулся ко мне и окинул загадочным взглядом.

– А вот и твое второе я, – произнес он.

Не поспоришь: время шло, и с каждой минутой Яэль, оживавшая в выходные дни, погружалась в сон, готовилась к многодневной зимней спячке, уступая место другой Яэль, той, что из агентства. И я не могла ничего с этим поделать. Но хотя я нарушала свое внутреннее расписание и опаздывала, мне все же нравилось натягивать свою вторую кожу. Я подошла к Марку, взяла за руку и стала медленно застегивать часы.

– Спасибо, – шепотом поблагодарил он, подавая мне кофе.

«Порше» стоял во втором ряду перед агентством, я снимала ремень, собираясь встать.

– Ну вот, теперь уикенд действительно закончился, – констатировал Марк.

– Да… меня ждет много работы, но…

Он прервал меня поцелуем.

– Захочешь, приходи ко мне вечером в лавку, даже если будет поздно.

– Я тебе позвоню, – выдохнула я, отодвигаясь от него.

Я вышла из машины и, захлопывая дверцу, посмотрела на него в последний раз. Все, теперь я должна сосредоточиться на сегодняшних задачах, не думать больше ни о нем, ни о том, что мы пережили вдвоем в эти дни, – я не имею права отвлекаться. Но это не помешало мне обернуться, когда я толкала тяжелую дверь, и послать Марку улыбку, сопровождаемую вздохом. Он уехал. Меня поразила тишина на лестнице: обычно утром здесь бывает оживленно, коллеги подтягиваются на работу. Еще больше я удивилась, когда переступила порог офиса. Было пять минут десятого, но нигде не горел свет, не гудел ни один компьютер, не слышно было ни малейшего шороха, в общем, ничто не свидетельствовало о присутствии хотя бы одного человека. Шторы были задернуты, в помещении царил собачий холод. Я зажгла свет и пошла по общему залу, растирая руки. Интересно, кто додумался выключить отопление в начале декабря? Кабинет Бертрана был погружен во тьму. Мне это не понравилось, но главное, я действительно не понимала, что происходит. Я в растерянности достала телефон и проверила почту: на выходных я так редко делала это, что, возможно, пропустила какую-то важную информацию. Но нет, ничего особенного я не прочла, все спокойно.

– Я здесь, Яэль.

Я вздрогнула и обернулась, схватившись за сердце.

– Бертран, вы напугали меня! Ваша любимая игра – появляться передо мной, когда я этого меньше всего ожидаю.

– Иди сюда.

Он был без пиджака и без галстука, рукава рубашки закатаны. Вот уж точно, день начинается весьма странно. Что происходит? Что он от меня скрывает? Мне это решительно не нравилось. Я ненадолго задержалась, перед тем как последовать за ним в переговорную.

– Садись, – распорядился он, как только я перешагнула порог.

Я послушалась. Бертран закрыл за мной дверь и начал расхаживать по комнате, не произнося ни слова. Он погрузился в размышления. Выглядел он изнуренным. Таким я его видела крайне редко.

– Я разрешил всем не приходить сегодня утром, – сообщил он, даже не взглянув на меня.

С каких это пор у нас такое практикуется? За моей спиной и к тому же в начале невероятно напряженной недели? Все, похоже, серьезно. Он притормозил у окна и стал смотреть на улицу, засунув руки в карманы.

– Помнишь? Я должен был, когда сочту нужным, вернуться к разговору о партнерстве.

Партнерство… Я была так занята, что засунула эту тему в дальний ящик и крепко заперла на ключ. Мне вдруг стало трудно дышать, словно грудную клетку придавила свинцовая плита.

– С нашего первого разговора многое изменилось. Я принял ряд решений…

У меня сердце упало. По движению его плеч я догадалась, что он тяжело вздохнул. Бертран обернулся, сделал несколько шагов и остановился напротив. Оперся кулаками о стол и поймал мой взгляд. Не помню, чтобы когда-нибудь раньше он был таким серьезным, таким строгим и значительным.

– Для меня с агентством покончено. Я начинаю новое дело.

Его словам потребовалось некоторое время, чтобы проникнуть в мой мозг! Это невозможно! Нет! Как он может так поступить с нами? Со мной и со всеми остальными. Мы уродовались ради него долгие месяцы, годы, а он покидает корабль?! Готов вышвырнуть нас! Отказаться от нас, после того как высосал все соки… Я вскочила:

– Вы не имеете права! Вы все бросаете в тот самый момент, когда компания процветает, как никогда раньше, и когда у нас столько проектов! Как вы…

– Покончено для меня, а не для тебя и остальных.

Я потеряла дар речи.

– Но… но… что это означает? Вас кто-то заменит?

Это было скорее утверждение, чем вопрос. Я рухнула обратно на стул, мне было наплевать на то, что он подумает о моем поведении, я не боялась потерять лицо. Я поставила локти на стол, обхватила голову руками. Я умела работать только с ним, он меня всему научил, он был моим гуру, моим наставником. Он служил мне ориентиром, давал уверенность в себе. Теперь придется искать новую работу. Мое профессиональное будущее только что развалилось как карточный домик, я чувствовала себя опустошенной. Я думала, что достигла дна, когда он отправил меня в отпуск, но этап моей жизни, который сейчас начинается, будет гораздо хуже.

– Яэль, посмотри на меня.

Я подняла голову, но избегала встречаться с ним глазами и переводила взгляд справа налево и обратно, рассматривала потолок, потом ковер и, наконец, пылинки, кружащиеся в луче солнца. Бертран стукнул кулаком по столу, я вздрогнула. Его холодная ярость заставила меня вспомнить свои первые шаги в агентстве.

– Ты что, нарочно? Пора уже стать взрослой! Меня заменишь ты!

Я вдруг задышала часто-часто. Он присел на угол стола, неожиданно успокоился, словно избавился от тяжкого груза.

– Но… Бертран… мы же должны были стать партнерами… Вы мне нужны.

Тут он улыбнулся:

– Вот уже несколько месяцев я готовил тебя, а в последние недели проверял твои способности самостоятельно управлять компанией. Поверь, я пошел на это только потому, что ты готова, я бы ни за что не подверг опасности фирму, которой отдал всю душу и даже больше. Ты займешь мое место заслуженно, это абсолютно логичное решение.

– Но…

– Итак, с этой самой минуты ты принимаешь наследство, у меня же совершенно другие планы. Я остаюсь владельцем этого помещения, и ты будешь платить мне символическую арендную плату. Я уступаю тебе сорок девять процентов моих акций и раз в год буду получать дивиденды. За исключением этого, теперь хозяйка – ты. И твоя задача – обеспечить правильный баланс.

– Сегодня днем мы объявим это решение персоналу, и что-то подсказывает мне, что некоторые будут рады. Ты доказала, что ведешь себя с ними лучше, чем я. Я буду помогать тебе месяц или два, если понадобится.

Ой! Как это? Нет! Не так скоро! Что на меня свалилось? Почему я в таком состоянии? Паника парализовала меня, по спине струился холодный пот, руки стали влажными, виски заломило.

– Бертран, я так быстро не смогу, – жалобно взмолилась я.

– Все равно когда-то надо перебираться из лягушатника в большой бассейн.

Сразу после обеденного перерыва, когда мои коллеги – мои работники? – вот-вот должны были появиться, я сбежала и заперлась в туалете. Оперлась об умывальник и внимательно изучила свое отражение в зеркале. Мой двойник обратился ко мне: Черт возьми! Да что с тобой, Яэль? Это же мечта всей твоей жизни! Чтобы агентство стало твоим. И вот теперь, когда тебе преподнесли его на блюдечке, ты робеешь, трясешься от страха и забываешь, что ты – лучшая. Ты же готова была растоптать любого, чтобы получить власть, ты всю свою жизнь поставила на эту карту. Ничего не изменилось. Или я ошибаюсь?

– Возьми себя в руки, – сухо приказала я своему отражению.

Да нет, все правильно, я именно такая. Я все знала и пахала как проклятая, чтобы добиться того, что получила сегодня. Пора входить в клетку со львами.

Все собрались за столом, Анжелика оставила для меня свободный стул рядом с собой, но я отрицательно покачала головой, поймав решительный взгляд Бертрана: я должна прямо сейчас приступить к исполнению своей роли и потому стать рядом с ним, показывая, что мы теперь на одном уровне. Он начал абсолютно спокойно:

– В сентябре я проинформировал о переменах, которые вскоре могут у нас произойти. И этот момент настал. Я создаю новую компанию. С сегодняшнего дня вы переходите под начало другого человека со всеми возможными последствиями и переменами. Как вы догадываетесь, этот человек – Яэль.

Он посмотрел на меня, отошел на пару шагов и жестом пригласил меня сесть во главе стола.

– Здравствуйте все, с кем я сегодня еще не встречалась…

Я набрала побольше воздуха в легкие и на секунду прикрыла глаза. Десятки воспоминаний промелькнули в моей голове, начиная с самого первого дня, когда я явилась сюда, и включая тот, когда после исчезновения Марка я думала, что меня уволят. А затем первые добытые контракты, вынужденный отпуск. Перед моим мысленным взором предстала неуклюжая, плохо одетая студентка, и я явственно осознала, какой стала сейчас – сильной деловой женщиной. Я наконец-то добилась успеха. До меня дошло, что сейчас я переживаю один из самых важных моментов в жизни. Я уверенно подняла голову. Обозначила в общих чертах свои планы и то, каким вижу агентство в будущем. Затем обратилась к Бертрану:

– Хотите что-то добавить?

Он покачал головой. Я снова повернулась к команде:

– Есть вопросы?

Тишина.

– Ну что ж, за работу!

Все встали, по очереди подошли к Бертрану, чтобы пожелать ему удачи, затем поздравили меня и вернулись к работе. Когда переговорная опустела, я перевела дух и рухнула на ближайший стул. Я была без сил, но все прошло скорее хорошо.

– Ты отлично справилась.

– Спасибо, Бертран. Вы уверены, что не хотите остаться подольше?

– Кресло начальника узковато для двоих.

Около девяти вечера агентство опустело, даже Бертран ушел. Я никогда не решусь спросить его о мотивах принятого решения, хотя мне было важно это знать.

Я сидела за столом и заново знакомилась со всем, что меня окружало: здесь и так был мой дом, а теперь он станет им в еще большей степени. Ничего не прося, я только что получила то, о чем даже не смела мечтать. Жизнь моя идеальна. Вот только за мечты, профессиональную самоотверженность и совершенство всегда приходится платить. Я знала, что когда люди получают в свое распоряжение компанию, им приходится делать выбор, не всегда легкий, иногда нужно заставить себя резать по живому. Это не очевидно, но неизбежно. Я всегда это знала. Я взяла телефон и заказала такси. Затем еще раз зашла в туалет, и в большом зеркале отразилось мое измученное лицо. День не прошел бесследно.

Свет в витрине магазина был погашен, а внутри еще горел. Марк возился с какой-то мебелью. Я толкнула дверь, и на меня обрушилась музыка – он слушал Supertramp. Как же я ненавижу совпадения! Последние ноты Don’t Leave Me Now раздались, когда он обернулся ко мне и улыбка осветила его лицо. Он пошел навстречу, на ходу снимая очки, как в первый раз, полгода назад, когда я влетела в его лавку.

– Ты выглядишь усталой, – заметил он, подходя ближе.

Я так и осталась стоять на пороге.

– И впрямь тяжелый день.

– Иди ко мне…

Его улыбка исчезла, когда он увидел рядом с домом ожидающее такси с включенными фарами.

Он нахмурился:

– Ты не останешься?

– Нет.

– Почему?

Он в недоумении застыл в метре от меня.

– Что происходит, Яэль?

– Давай остановимся на этом. Слишком все нелепо.

Марк отпрянул, как если бы я ударила его. Контролируй ситуацию.

– Ты о чем сейчас?

– Послушай, нам было хорошо вместе все это время, но у нас нет… мы слишком разные.

Он выпрямился.

– Ты издеваешься? – повысил он голос.

– Посмотри правде в глаза, мы с тобой существуем на разных волнах. Я честолюбивая, а тебе достаточно того, что у тебя есть, и мне этого никогда не понять. Я не могу размениваться на мелочи…

– Размениваться на мелочи! Но…

– Не притворяйся, будто удивлен. Я тебя предупредила с самого начала: семейные отношения не для меня, вся эта влюбленность, уютный домашний мирок и все такое… мне на это наплевать, я стремлюсь к другому. Будь ты здесь последние десять лет, ты бы знал, что со мной это обычно бывает не дольше двух-трех ночей.

Он сделал шаг вперед и схватил меня за руки, я не дрогнула и с вызовом посмотрела на него. Контролируй ситуацию. Никогда еще я не казалась себе такой высокой.

– Ты где, Яэль? Эта стерва ведь не ты?

Его руки скользнули вверх и взяли меня за шею, как он делал, когда целовал меня. Он всматривался в мое лицо, и его взгляд становился все жестче, челюсти сжимались, ладони еще сильнее стиснули мой затылок. Я сохраняла спокойствие. Контролируй ситуацию.

– Бред какой-то, – произнес он хриплым, усталым голосом.

– В самом начале ты сам говорил, что, поскольку ты только что развелся…

Марк отпустил меня, как будто прикосновение ко мне его обожгло. Сделал несколько шагов назад, устанавливая между нами непреодолимую дистанцию, но не отводя взгляда, мрачневшего с каждой секундой. Я догадалась, что он быстро все обдумывает. Постепенно его ярость нарастала, он сжал кулаки, на виске запульсировала вена. Он вышел из себя. Я никогда его таким не видела, он всегда был таким спокойным и беспечным. Правильно я сделала, что не отложила решение на потом. Контролируй ситуацию.

– Если ты решил, что мне надо что-то еще, кроме как…

– Кроме как переспать со мной? – заорал он. – Черт, черт, черт! Как я мог позволить обвести себя вокруг пальца? Причем самой мерзкой сучке. То есть у тебя так заведено: ты берешь, пользуешься и выбрасываешь? Ты убила ту, которую я знал, ты растоптала ее, превратила в пыль. Да за кого ты себя принимаешь?

Он посмотрел на меня с отвращением. Я выдержала его взгляд. Контролируй ситуацию.

– Посмотри на себя! На кого ты похожа на своих каблуках? Да ты всего лишь девчонка, которая пришла в восторг, потому что подумала, будто ее приняли во взрослую игру. Ты позволяешь себе судить жизнь других и считать их лохами! А сама ничего не стоишь. Ты ничего и никого не уважаешь, даже саму себя. Ты готова продаться за свою гребаную работу. Я должен был понять это в тот день, когда наблюдал, как ты вышла после встречи и красовалась перед этими мужиками, помешанными на бабле. Ты холодная, ты пустая. У тебя ничего нет внутри. Ты мертвая. Выпотрошенная.

Бесполезно продолжать, будет еще хуже. Все теперь и так ясно. Контролируй ситуацию.

– Меня ждут, я тебя оставлю.

– Вот-вот, правильно, катись отсюда! Полезай в свое такси, возвращайся к своей бессмысленной жизни. – Его голос был полон горечи. – Только подумать, по твоей милости я едва не разругался с Адрианом, защищая тебя, находя тебе оправдания! А ведь ты сеешь зло всюду, где появляешься, ты пачкаешь все, к чему прикасаешься, Яэль…

Марк провел по лицу ладонью. Мой взгляд обежал лавку и в последний раз остановился на нем, после чего я развернулась, чтобы уйти.

– Я жалею, что ты тогда забрела сюда, – заявил он, когда я уже держалась за дверную ручку. – Мне лучше жилось с воспоминаниями о тебе, чем с той, кем ты теперь стала. Не хочу больше никогда слышать о тебе, Яэль.

Контролируй ситуацию. Не обернувшись, гордой и деловой походкой я двинулась к такси с тикающим счетчиком. Водитель распахнул передо мной дверцу, я села в машину, положила сумку на сиденье и взяла телефон, чтобы проверить, не пришли ли сообщения. Стало чуть темнее – свет в антикварной лавке погас.

– Как всегда, улица Камброн в пятнадцатом?

– Да, поехали.

Я закрыла глаза, как только он включил двигатель. Контролируй ситуацию. Итак, я сделала это. Теперь можно переходить к другим проблемам. Мы уже отъехали довольно далеко, оставили за собой не меньше трех улиц, когда мое тело неожиданно взбунтовалось. Я швырнула мобильник в сумку, наклонилась к водительскому сиденью и вцепилась в подголовник.

– Остановитесь, пожалуйста! Скорее!

Он затормозил, я рванула дверцу, выскочила из машины, отбежала в сторону и наклонилась. Меня тут же вырвало. Я держалась за живот, сотрясаемый мощными спазмами: вот и цена, которую мне приходится платить. Через несколько минут перед моим носом возникла бутылка с водой, за которой последовал пакетик бумажных носовых платков. Я прополоскала рот и вытерла губы, после чего вернулась на заднее сиденье такси. Водитель, явно опасаясь за кожаную обивку своей машины, протянул мне бумажный пакет.

– Спасибо, – поблагодарила я охрипшим голосом. – Но мне больше не понадобится, уже прошло… кончено…

Придя домой, я не стала включать свет и долго-долго стояла не двигаясь в прихожей. Руки у меня ужасно дрожали, и это вывело меня из столбняка. Отрывистыми движениями я сняла и повесила пальто. Со второй попытки налила трясущимися руками большой стакан ледяной минеральной воды. В спальне поставила лубутены в шкаф. Собираясь с силами, чтобы поднять глаза на все еще разобранную постель, я сжимала и разжимала кулаки, пытаясь унять дрожь. Кое-как справившись с ней, я старательно сменила белье: мне нужны были чистые, незапятнанные простыни, пахнущие свежевыстиранной тканью. Я с остервенением тянула одеяло, стараясь как можно глубже подоткнуть его под матрас, как вдруг мое сердце сжалось так, что стало больно, и я едва сдержала рвущийся наружу крик. Я зажмурилась, чтобы взять себя в руки, и несколько раз стукнула кулаком по кровати. Контроль! Контроль! Контроль! Грязные простыни я засунула поглубже в бельевую корзину. Туда же полетела вся сегодняшняя одежда. От ледяной воды сбилось дыхание, я сжала зубы и принялась энергично тереть себя мочалкой, подвергнув этой процедуре даже лицо. Не обращая никакого внимания на свое отражение в зеркале, я стала так же остервенело чистить зубы: сначала электрическая щетка, потом зубная нить. Я натянула чистую пижаму, открыла ящик ночного столика, достала упаковку снотворного и запила таблетку целым стаканом воды.

После этого я наконец-то легла, не выпуская мобильник из рук. Контролируй ситуацию. Нужно срочно навести порядок в телефоне, и я удалила оттуда один-единственный номер. Затем включила будильник и лежала не шевелясь в темноте под одеялом, натянутым до подбородка, уставившись в потолок.

Горбатого могила исправит. Старые привычки возвращаются со скоростью света. Это первое, что мне пришло на ум, когда я вынырнула из сна в шесть двадцать восемь. Мысленно я была уже на работе. Через две минуты зазвонил будильник, я встала, застелила постель и надела спортивный костюм. В семь утра я вошла в бассейн, удивив охранника.

– Рад вас видеть, мадемуазель Яэль! Давненько вас не было!

– Надо было разобраться с одним старым делом. Не беспокойтесь, это давняя история.

– Вы уверены, что все в порядке?

– Э-э-э… да… все хорошо, – со вздохом ответила я.

В восемь пятьдесят семь я сидела за столом, готовая к началу рабочего дня. Через десять минут подошла Анжелика:

– Полагаю, вы больше не будете пить кофе со всеми?

– Почему же, конечно буду, – ответила я, поднимаясь.

На кухне меня встретили широкими улыбками, протянули кофе, и, взяв чашку, я облокотилась о стол.

– Привет, хозяйка! – без всякого пиетета встретил меня Бенжамен. – Круто! Чувствуется, что ты вчера отлично оттянулась! Ну и видок у тебя! Похмелье?

– Можно и так сказать…

– А если серьезно, ты планируешь что-то преобразовать после ухода Бертрана?

Все так же уставившись в никуда, я про себя твердила свою новую мантру: Контролируй, контролируй. Я твердо посмотрела на Бенжамена:

– Да, перемены будут. Я встречусь с каждым из вас отдельно и все расскажу.

– Хорошие новости?

– Думаю, да. – Я встала. – Я вас оставлю.

Я направилась в open space и по пути обернулась:

– Анжелика, я уезжаю к клиентам.

– Хорошо, буду отвечать на звонки.

– Нет, вы поедете со мной.

До конца недели я изнуряла себя работой. Ездила на все встречи, запланированные в последние недели, причем практически всегда вдвоем с Анжеликой. Она будет в числе первых, кто пойдет на повышение. Я начала проводить беседы с сотрудниками. Внимательно выслушивала их соображения, выясняла карьерные амбиции, сообщала об уже принятых решениях. Я не тратила время зря. Мне нужно было всеми средствами удерживать контроль над событиями, поэтому любой звонок, который не относился к работе и моим новым функциям, автоматически переводился на голосовую почту. Каждый вечер я все позже возвращалась домой. А когда валилась на постель, глотала любимую конфетку – снотворное.

В пятницу утром ко мне в кабинет вошла Анжелика:

– Яэль, у вас что-то случилось с телефоном.

– Нет. Почему вы так решили?

– Не хотелось бы с вами спорить, но вроде как невозможно оставить вам сообщение, голосовая почта переполнена.

– Ладно… я проверю. Спасибо.

Я взяла телефон, нажала кнопку, услышала голос сестры и тут же пожалела о том, что сделала это. Первое сообщение она оставила во вторник утром:

Я прикрыла глаза. Второе сообщение, утро среды:

Я зажала рот рукой. Третье сообщение, вечер среды:

Полдень четверга:

Опять четверг, только вечер, и я с удивлением услышала голос зятя:

Следующие сообщения я удалила, даже не прослушав.

Издалека донесся голос Анжелики:

– Пришел посетитель, ему назначено. Передать, чтобы подождал?

Я посмотрела на Анжелику, ее силуэт расплывался.

– Вы плачете?

По моей щеке скатилась слеза.

– Нет, – ответила я, размазывая ее ладонью.

Весь остаток дня Алиса пыталась со мной связаться через равные промежутки, и я всякий раз сбрасывала ее звонки на голосовую почту. Потом прорезался Адриан – его не обязательно было выслушивать, чтобы угадать, как он меня ругательски ругает. Жанна тоже поучаствовала. Как долго я смогу их игнорировать и избегать объяснений? Пока я знала только то, что не хочу ни с кем из них говорить, не хочу выслушивать упреки, выдерживать атаки. Мне достаточно проблем со своей совестью. Сестре, которую я, возможно, именно сейчас тоже теряла, придется удовольствоваться моей эсэмэской:

Я быстро нажала на отправку, чтобы не поддаться искушению и не спросить, как дела у Марка. Зачем я позволила нашим отношениям зайти так далеко? Ведь я с самого начала знала, что не смогу впустить его в свою жизнь и я не та, кто сделает его счастливым. Вероятно, чудо-женщины, способные все совмещать, существуют, но я не из их числа. Я пришла к мучительному выводу: ослабив бдительность, я открыла ему путь к своему сердцу, я любила его каждой клеточкой своего тела, да что уж тут, я просто любила его. Я так долго ждала любви, но когда она пришла, не смогла ее принять, хотя хотела этого больше всего на свете. Когда я думала о нем, у меня все болело, горло перехватывало, я не могла произнести ни слова, а ведь говорить – суть моей профессии, мои мышцы деревенели, и я была готова послать все к черту. Боль могла нахлынуть в любой момент, она терзала тело, сердце, голову – я страдала так, что едва не кричала. И все время прятала руки – они предательски дрожали. Вернулась тошнота и боль в желудке, и я опять ничего не ела. Наверное, так себя чувствуют наркоманы, переживающие ломку. Стоило мне опустить веки – и снова всплывало его лицо в нашу последнюю встречу, я видела его взгляд, полный ненависти и отвращения, слышала его злые слова. Я внутренне сломлена, это очевидно. Алиса сразу ответила:

Приближалось Рождество и, значит, встреча с родителями, ну а боль постепенно покрывалась защитной оболочкой, капсулировалась. Я просиживала все дни и часть вечеров в агентстве. Ночи проводила дома, но снотворное мне больше не требовалось, потому что я засыпала, измученная слезами. Однако сон не приносил отдыха, он был переполнен кошмарами, голова раскалывалась, живот сводило. С Алисой я обменивалась только деловыми смс насчет организации праздника. Кто что на себя возьмет? Где? Подарки? Меню? В агентстве мне удавалось держаться – по крайней мере, я на это надеялась. На собраниях я часто отключалась от происходящего. А когда возвращалась к действительности, не знала, где нахожусь. Я никогда не обсуждала это с Анжеликой, которая не отходила от меня ни на шаг и ловко исправляла ситуацию. Я все реже обращалась за помощью к Бертрану по той простой причине, что избегала его: боялась, что он догадается, как мне плохо. Я цеплялась за агентство: я хотела его заполучить, теперь оно мое, и я все сделала и сделаю, чтобы удержать его.

Двадцать третьего декабря родители прилетели в Орли, но я не встречала их. Такое случилось впервые, обычно я заезжала за Алисой и мы вместе отправлялись в аэропорт. В этом году я уклонялась от общения с сестрой, сколько могла, понимая, что мне достанется, и поэтому максимально оттягивая неизбежное объяснение. У меня имелось идеальное оправдание: работа. Впрочем, в агентстве я проведу и этот вечер, и последующие в одиночестве, так как отправила подчиненных в трехдневный отпуск. Все очень обрадовались свободным дням, а премия по результатам года дополнительно улучшила их настроение. Едва дверь за ними захлопнулась, деланая улыбка сошла с моего лица, я отошла от двери и направилась к компьютеру, как вдруг встретилась взглядом с Бертраном.

– Яэль, зайди ко мне!

Я вздохнула. Он все еще здесь… Похоже, он намерен использовать свою власть до последней минуты. Еле передвигая ноги, я зашла в кабинет и села к его столу.

– Это хорошо, что ты заботишься о персонале. Но если ты хочешь, чтобы все было о’кей в долгосрочной перспективе, нужно заботиться и о самой себе.

Я напряглась.

– Не понимаю, о чем вы! Не беспокойтесь обо мне! – Я жестом отмела его замечание.

– Послушай, ты делаешь свою работу так, что тебя не в чем упрекнуть! За будущее агентства я спокоен. Но только если ты перестанешь бродить по офису как неприкаянная душа и изменишь свое отношение к битве за результат, которая сейчас на грани патологии. Задумайся об этом. Раньше твои коллеги боялись тебя или отказывались работать с тобой. Сегодня они приходят ко мне и спрашивают, как тебе помочь. Ты что, думаешь, никто не замечает твоих красных глаз по утрам, когда ты являешься в агентство? Или никто не видит, как ты вдруг убегаешь и запираешься в туалете?

Я спалилась. У меня не осталось сил. Хотелось очутиться где-нибудь далеко-далеко. Не важно где, только не здесь.

– Ерунда, пройдет.

Я отвернулась, поскольку не могла смотреть ему в глаза и чувствовала набегающие слезы.

– Я никогда не вмешиваюсь в частную жизнь персонала, но уверен, что недавно случилось нечто, что пошло тебе на пользу, сделало тебя лучше, а тут вдруг ты потеряла драйв. И произошло это сразу после того, как я объявил о своем уходе.

– Я отказываюсь это обсуждать. – Я приготовилась встать.

– Твой… твой друг… тот, кого я видел… он плохо отнесся к твоему продвижению?

Я снова рухнула на стул и сгорбилась.

– Нет… дело не в этом… он даже не знает, вообще никто не знает, – не задумываясь, ответила я.

– Не понимаю.

– Я предпочла уйти от него…

Это вырвалось само собой. Я пала так низко, что изливаю душу Бертрану.

– Почему ты это сделала?

– Потому что иначе я бы не справилась! – Я непроизвольно повысила голос, я больше не держала себя в руках.

– Кто тебе такое сказал?

– Вы!

– Я? Ну ты придумала! Когда это я говорил, что ты должна выбирать между карьерой и личной жизнью?

Я в ярости вскочила со стула. Что он мне рассказывает?

– Да всегда, постоянно! «Не отвлекайся ни на что, Яэль!» – процитировала я, подражая его интонациям, бегая туда-обратно перед столом и жестикулируя, как буйнопомешанная. – «Никто и ничто не должно мешать твоему карьерному росту!» Сколько раз вы мне это повторяли?

– Это не значит, что ты должна оставаться одна.

Я остановилась и уничтожила его взглядом. Хорош он, однако! Легко ему так говорить, когда его единственная страсть – работа!

– Еще как значит! Вот вы же один! Выходит, если хочешь добиться успеха, одиночество неизбежно.

– Мой пример не обязательно достоин подражания, и…

– Вы издеваетесь надо мной, Бертран?! Разве вы не ушли от жены ради карьеры?

– С чего ты это взяла? – занервничал он. – Так вот нет! Я ушел потому, что у нас были слишком разные представления обо всем.

– Это одно и то же…

– Ты ошибаешься.

Я встала перед ним, уперев руки в бока и едва сдерживая желание убить его. Он не отводил глаз.

– Хватит, Бертран! Кончайте играть в игрушки. Я выстроила свою жизнь по вашему образцу. Давайте объясняйте, – приказала я вибрирующим от злости голосом.

Он тяжело вздохнул:

– Когда я говорил, что никто не должен тебе мешать, я просто подразумевал, что нельзя отказываться от своих амбиций в угоду человеку, с которым живешь. Те, кто так поступает, в один прекрасный день терпят поражение и перекладывают ответственность за свой провал на партнера. Вопрос выбора не имеет права на существование.

– А как же ваши дети? – настаивала я.

Необходимо срочно отыскать хотя бы малюсенькое оправдание тому, что я сделала. Невозможно допустить, чтобы я настолько ошиблась! Этого мне не вынести.

– Мои дети выросли, у них своя жизнь. Но карьера не мешала мне заниматься ими и наблюдать за тем, как они взрослеют, пусть и издалека. Так, впрочем, поступает больше половины разведенных отцов. Я не говорю, что это самое удачное решение, что есть, то есть, но я никогда бы не бросил их из-за работы. За кого ты меня принимаешь?! Ты же ничего не знаешь о моей жизни!

Мы с вызовом уставились друг на друга. Пока я еще держалась. Но моя прекрасная уверенность в своей правоте потихоньку таяла.

– Не надо вешать на меня ответственность за собственные ошибки, Яэль. Ты уже большая девочка. Ты предпочла опустить то, что не встраивалось в твою теорию, и все поняла по-своему, чтобы найти себе оправдание. Кстати, с чего ты взяла, что у меня в жизни никого нет?! Все, абсолютно все – вопрос доверия и уважения.

Я свалилась на стул, все мои профессиональные и нравственные ориентиры рассыпались словно карточный домик. Получается, я принесла бесполезную жертву? Я чувствовала себя опустошенной, я осталась одна – бессмысленно и бесполезно.

– А теперь послушай меня. Когда я предлагал тебе партнерство, у меня были сомнения. И действительно, произошло то, чего я опасался, – ты обезумела, окончательно слетела с катушек. Нельзя выдерживать такой ритм в одиночестве, никто не может. Я держусь, потому что у меня есть моя «кислородная подушка», она всегда ждет меня и помогает мне, не забывая при этом о себе, так как у нее собственная блестящая карьера. Это ее выбор, и я его уважаю. Амбиции не означают одиночество. Буду честен с тобой: пока ты была в отпуске, я рассматривал не только наше с тобой партнерство, но и другие варианты. И все-таки я захотел дать тебе последний шанс. Я всегда верил в тебя, Яэль. Я полагал, что тебе хватит сил, ждал, чтобы у тебя внутри щелкнуло. И чудо случилось, ты развернулась в сторону равновесия между карьерой и личной жизнью. А дальше все пошло еще лучше, и я подумал, что ты созрела. Разве я хоть раз упрекнул тебя, хоть какой-то намек сделал, с тех пор как узнал, что в твоей жизни появился мужчина?

– Нет, – вынуждена была признать я, едва сдерживая слезы.

– И ты все, не раздумывая, разрушила.

– Я бы принесла ему страдания…

– Честно говоря, он не похож на обиженного ребенка. А ты даже не поинтересовалась его мнением. И это, по-моему, хуже всего: ты лишила его права выбора. Если ты могла выбирать между своей работой и им, то и он имел право решать, согласен ли поддерживать тебя.

Я не думала, что мне может быть еще хуже, чем в последние несколько дней, однако только что Бертран окончательно добил меня. Я упустила свою жизнь, я все испортила – эта мысль привела меня в ужас. Сегодня уже ничего не исправишь. Слишком поздно.

– Предупреждаю тебя, Яэль, мы говорим на эту тему в первый и последний раз, – продолжил он, не давая мне переварить услышанное. – Не мне объяснять тебе, как ты должна поступить. Но ты обязана так или иначе исправить ситуацию.

Он встал и надел пиджак.

– Хорошего Рождества!

Проходя мимо меня, он положил ладонь мне на плечо и сжал его. Потом покинул кабинет. Я стоически осталась сидеть и слушала, как стихают его шаги, открывается и закрывается дверь агентства. Я застыла и не шевелилась долго-долго, заново переживая расставание с Марком – все те ужасные вещи, которые я ему наговорила, пытаясь оправдать наш разрыв, и такие жесткие, честные, прямые, справедливые слова, которыми он мне ответил. Я вспоминала все, что сказал Бертран, и наглядно представляла себе свое одинокое будущее. Покончив с воспоминаниями, я вскочила, бросилась к своему столу и схватила вещи. Я захлопнула дверь агентства и сбежала по лестнице. Подняла руку, останавливая такси, и дала водителю адрес антикварной лавки. Опущенная железная штора и погашенные огни квартиры вызвали у меня прилив страха и разбудили давние болезненные воспоминания; я попросила водителя отвезти меня к «Луи», в любимый ресторан Марка. Но дверь и здесь была заперта. Сжавшись на заднем сиденье, я достала из сумки мобильник, но вспомнила, что в приступе безумия удалила номер Марка из телефонной книги. Дорого же мне обходится зависимость от айфона: мозг напрочь отказался запоминать номера.

– Куда едем? – поинтересовался водитель.

Оставалось единственное место: квартира Абуэло. Я покопалась в глубинах памяти и выудила адрес. Такси пересекло Париж в обратном направлении. Десять лет назад я добиралась туда на метро, однако сейчас мои нервы были ровно в таком же состоянии, я дрожала как осиновый лист, а в глазах стояли слезы. Сегодня меня грызло чувство вины и я с отвращением думала том, что все погубила. Когда мы подъехали, я поняла, что попала в дурацкое положение, поскольку не знаю входного кода. Как же я попаду в подъезд?

– Так, а теперь мы что делаем? – спросил шофер, увидев, что я осталась сидеть в машине.

– Ждем.

В конце концов найдется добрая душа, которая мне откроет.

– Знаете, у меня есть и другие дела!

– Успокойтесь, ваш счетчик будет не в обиде! Стойте и не уезжайте! – приказала я и быстро вышла из машины.

К двери кто-то подошел, и я воспользовалась этим. Рванула босиком по лестнице на третий этаж. Я тут же узнала эту дверь и эту лестничную клетку, и четкость воспоминаний потрясла меня. Я позвонила, потом забарабанила в деревянную дверь.

– Абуэло! Абуэло! – орала я. – Откройте, это Яэль!

Через несколько минут я услышала щелканье замков. Дверь открыл Марков дед. Я задыхалась от рыданий. Он раскрыл мне объятия, я спряталась в них и вцепилась в его шерстяной жилет, пропахший нафталином. Его ласковые старческие руки осторожно гладили меня по волосам.

– Заходи, крошка Яэль, – мягко произнес он.

Он нежно обнял меня за плечи и повел по длинному коридору. Усадил на стул у стола в гостиной.

– Ох, да ты просто кожа да кости и вся промерзла. – Он покачал головой и направился в кухню.

Я подняла голову и увидела буфет, фотографии Марка на нем – мальчик, подросток, двадцатилетний юноша на блошином рынке. Я заметила и старый черно-белый снимок, пожелтевший от времени. Абуэло и его жена, любовь всей жизни, по рассказам Марка.

– Она была необыкновенная, – произнес вернувшийся в гостиную Абуэло. – Ангел…

Я посмотрела на него, и меня потрясла любовь, которая была написана на его лице.

– Пока ты еще не успела задать вопрос: не беспокойся, он не исчез, не уехал. Он просто справляется, как может. А теперь ешь, – распорядился он.

Он поставил передо мной чашку супа, положил серебряную ложку. Суп был домашним. Аромат овощей вернул меня в детство. Он протянул мне клетчатый носовой платок. Я вытерла нос и щеки, опустила ложку в чашку. Абуэло сел рядом и следил, как я доедаю его суп до последней капли. Боль, конечно, никуда не делась, но с каждым глотком мне становилось теплее, каждый глоток согревал меня. Когда с супом было покончено, Абуэло поднялся, унес чашку и вернулся с блюдцем, на котором лежал нарезанный кружочками банан.

– Тебе станет лучше.

И все повторилось. Он опять следил за тем, как я ела, и заговорил только тогда, когда не осталось ни кусочка.

– Крошка Яэль, я не забыл, какое у тебя было лицо, когда десять лет назад я сообщил тебе, что он не вернется. Оно всегда стоит у меня перед глазами. Не хотел бы я увидеть такое еще раз. – Он положил ладонь на мою руку и добавил: – Прости за то, что я так поступил с тобой. Мой внук так никогда и не узнал, как сильно ты тогда страдала. Он должен был идти вперед… И я сожалею обо всем…

– Это не ваша вина. Оставим прошлое прошлому, с ним уже ничего не поделаешь.

– Говорят, самые прекрасные любовные истории обязательно самые трудные. Однако я бы предпочел, чтобы вы оба были от этого избавлены.

– Это все из-за меня, Абуэло.

– Каждый имеет право на ошибку.

Мы долго сидели молча, его ладонь оставалась на моей руке, а моя – на его, и слезы текли по моим щекам.

– А теперь возвращайся домой, отдохни, и пусть время делает свою работу.

– Спасибо вам.

– Моя дверь всегда открыта для тебя.

Я надела пальто, взяла лежавшую на полу сумку и все-таки позволила себе помочь Абуэло подняться со стула. Мы пошли под руку к входной двери. На лестничной клетке я посмотрела на него, и меня охватил страх, что я его больше никогда не увижу. Он мило улыбнулся:

– До скорого, крошка Яэль. Будь осторожна по дороге домой.

– Да…

К горлу подкатил комок, а потом Абуэло закрыл дверь, и я услышала, как он запирает многочисленные замки. Все так же босиком я спустилась по устланной ковровой дорожкой лестнице, надев туфли только перед входной дверью. К моему изумлению, такси покорно дожидалось. Я снова устроилась на заднем сиденье.

– Прошу прощения.

– Извинения меня не интересуют. Но мы отправимся прямиком в полицию, если вы не расплатитесь.

– Да получите вы свои деньги.

– Куда мы едем теперь?

Я назвала не свой адрес, а сестры: я нуждалась в ней, в Седрике, в детях и в своих родителях. И я должна была извиниться. За все. За зло, которое причиняла в течение десяти лет.

Алиса открыла дверь, и мы долго глядели друг на друга. И тут у меня все поплыло, она протянула ко мне руки, и я кинулась к ней:

– Прости меня, Алиса. Не знаю, что на меня нашло.

Она нежно обнимала меня, гладила по волосам:

– Ты здесь, все в порядке. Заходи.

Она втянула меня в прихожую и обхватила ладонями мое лицо.

– Я совершила самую ужасную глупость в своей жизни.

– Ничего-ничего… все уладится. Для начала успокойся, пожалуйста…

– Но он больше не хочет даже слышать обо мне…

– Твой отец приволочет его за шкирку!

Папа! Алиса отпустила меня, и я бросилась в объятия родителей. Я снова стала маленькой девочкой, которая нуждается в том, чтобы папа и мама поругали ее и утешили.

– Маленькая моя Яэль, – шепнула мне на ухо мама. – Все будет хорошо, вот увидишь.

Я вздохнула и отодвинулась от них. Встретилась взглядом с Седриком.

– Мне очень стыдно, – сказала я и ему тоже.

– Какая ты все-таки зануда. Ну-ка иди сюда.

Зять обнял меня за плечи и увлек в гостиную, украшенную к Рождеству. Алиса хорошо усвоила мамины уроки, и, войдя в комнату, я будто снова очутилась в гостиной бабушки и дедушки, маминых родителей: всюду развешаны гирлянды и лампочки, расставлены свечи. Мама убежала на кухню и тут же вернулась с кружкой чаю и тарелкой сконов, которые она уже успела испечь, хотя и приехала всего несколько часов назад! С ее точки зрения, булочки с чаем даже после девяти вечера – чудодейственное лекарство от любых печалей и огорчений. Она устроилась рядом на диване, намазала их маслом и домашним джемом, как будто мне все еще пять лет. По всей вероятности, на меня действительно было страшно смотреть, если все старались меня накормить. Алиса села по другую сторону от меня, папа и Седрик – в кресла напротив дивана.

– С начала месяца я руковожу агентством, мой начальник передал мне часть своих акций, – объявила я, желая поскорее поделиться хорошей новостью.

Я больше не могла скрывать от них свой успех.

– Потрясающе! – воскликнул отец. – Ты не зря стараешься, этого человека не назовешь неблагодарным. Ты наверняка безумно счастлива!

– Спасибо.

– Ого, сколько всего мы будем отмечать в это Рождество! – подхватила мама. – И ребенка, и твое продвижение! Я горжусь своими дочками.

– Спасибо, мама, но давай лучше думать только о ребенке и об Алисе… Я бросила вас ради своей работы, ради агентства. Вся эти годы я вычеркивала из своей жизни самое важное. Я перепутала приоритеты. Я забыла о вас… Я… Простите меня за все, что вытерпели по моей вине…

– Ты стала звонить нам чаще, чем раньше, – оборвала меня мама. – Разве ты не заметила? Мы уже и этому рады. Мариус и Леа то и дело рассказывают о тебе и обо всем, чем ты занималась с ними этим летом…

– Да, это правда! – подтвердил папа. – С тех пор как ты съездила в отпуск с сестрой, ты справляешься со своими обязанностями и со всем остальным гораздо лучше. Да просто хорошо справляешься. Так мы с мамой считаем…

– После летнего отдыха ты больше не исчезаешь и не уходишь в подполье, – подхватил Седрик. – Именно поэтому мы и не поняли, почему ты вдруг повела себя как чокнутая…

После летнего отдыха, после Лурмарена – после Марка, охотно добавила бы я. Он сделал меня лучше, вернул мне нормальные человеческие чувства, научил думать не только о работе, хотя никогда раньше она не приносила мне такого удовлетворения, как после нашей встречи. Как если бы сам факт того, что моя жизнь перестала вращаться исключительно вокруг агентства, заставил меня взглянуть на вещи по-другому, начать относиться к работе как все люди, а не болезненно, подменяя ею нехватку чего-то важного. Тут я вспомнила, что произошло несколько месяцев назад. Габриэль, всегда отравлявший мне существование, призвал меня добавить страсти в жизнь и предсказал, что это сделает меня еще более успешной. Тогда я ничего не поняла. Однако сегодня я не могла не признать, что этот мерзкий тип, быть может, не так плох, как мне казалось, и к тому же прав. Все свидетельствовало об этом. Я всегда считала, что у Бертрана нет ничего, кроме его бизнеса, а на самом деле это не так, у него есть женщина, которая ждет, поддерживает, признает его амбиции. За то короткое время, которое мы провели вместе с Марком, я не услышала от него ни единого упрека. Он никогда не говорил, что моя работа мешает нашим встречам. Но одному богу известно, как он от этого страдал. Все всегда полагали, что это начальник заморочил мне голову, тогда как я сама и никто другой, без чьей-либо помощи и весьма успешно лишила себя разума.

– Все дело в этом? – спросила Алиса, сжимая мою руку.

Я увидела, что она улыбается мне.

– Я запаниковала, подумала, что не смогу, не справлюсь со своей работой, поэтому… я предпочла…

– Оставь свои объяснения для него. А мы и так всегда будем с тобой. Договорились?

– Я не достойна вашего…

– Еще как достойна…

– Можно мне здесь переночевать?

– Если тебя устроит диван и ты не против, чтобы тебя спозаранку разбудили дети, я буду только рада!

– Я тоже.

– Завтра работаешь? – спросил Седрик.

– Э-э-э… нет… все же завтра Рождество.

Он сдержал иронический смех. Что ж, я это заслужила.

– В агентстве грядут большие перемены?

– Надеюсь… Но я приду в офис двадцать шестого, не раньше. Обещаю.

– Значит, останешься здесь до утра двадцать шестого!

– Спасибо, но завтра мне надо будет заехать домой.