Глава 21
Когда меня разбудило пронзительное чириканье птиц за окном, мне показалось, что я едва успела вздремнуть. Тэйлор, судя по глубоким мерным вдохам и выдохам, еще спал. Я надела купальник и парео, взяла шляпу, солнечные очки, телефон и выскользнула из номера.
– Привет, – сказал Трэвис. – Собралась на пляж?
Я кивнула:
– А ты пойдешь?
Он покачал головой:
– Я к Томасу. У них ранний рейс.
– Может, позже увидимся.
– Да. Фэйлин! – окликнул он меня прежде, чем я успела сделать шаг. – Тэйлор с тобой очень счастлив. Если бы он мне сам об этом на днях не сказал, я бы понял по физиономии. Не допускай, чтобы какая-нибудь его идиотская выходка все испортила.
У меня подвело живот:
– А что – все в курсе?
– В курсе чего?
– Ничего. – Я поморщилась. – Еще раз поздравляю.
Пройдя мимо Трэвиса, я еле себя сдержала, чтобы не броситься по ступенькам бегом. Кроме меня, на лестнице никого не было, и на пляж я пришла первой. Выбрала шезлонг в середине первого ряда и расслабилась.
Через десять минут пришла еще одна пара. Небо сначала превратилось из черного в темно-синее, потом стало голубым, а потом озарилось всеми цветами радуги, осветив океан и берег.
С закрытыми глазами слушая шум волн и пение птиц, я попыталась избавиться от ненужных мыслей. Я вдыхала густой соленый воздух, но сосредоточиться на окружающей красоте не удавалось. Вместо этого я думала о том, как Тэйлор дотрагивался руками и губами до какой-то калифорнийской женщины. Он делал с ней то же, что столько раз делал со мной, а она, наверное, балдела, ведь у него эти вещи получаются очень и очень хорошо.
Мой телефон зажужжал. Я посмотрела на дисплей и, дотронувшись до него, прочла эсэмэску от Тэйлора:
Это ты лежишь на пляже?
Я обернулась: он стоял на нашем балконе.
ОК. Оставляю тебя в покое. Просто хотел проверить, все ли в порядке.
Это не обязательно.
Что не обязательно?
Оставлять меня в покое.
Через три минуты Тэйлор уже был возле моего шезлонга – в одних плавках и солнечных очках. Он сел, тяжело дыша.
– Нужно о многом поговорить, – сказала я.
Он кивнул:
– Понимаю, моих извинений не достаточно. Словами делу не поможешь, и я, наверное, с ума сойду, прежде чем придумаю, как все это исправить.
Я повернулась лицом к воде, порадовавшись тому, что широкие поля шляпы скрывают меня от пристального взгляда Тэйлора.
– Ты верно говоришь, но дело не только в тебе, и я это понимаю.
Он опустил голову и подпер ее рукой:
– Хорошо, что ты реагируешь так здраво, но, честно говоря, Фэйлин, – он поднял на меня взгляд, – мне немного не по себе от твоего… буддийского спокойствия.
– Никакого буддийского спокойствия я не ощущаю. Я злюсь, я чувствую себя уязвленной и преданной. Самолет у нас только в три. Здесь вся твоя семья. Если я при них закачу тебе скандал, это горю не поможет.
Внимательно на меня посмотрев, Тэйлор спросил:
– Значит, ты собираешься меня бросить, как только мы улетим с острова?
– Не знаю.
– Мне жаль, что я тебя ранил, – вздохнул он. – Жаль, что я тебя предал. И что разозлил. Если дашь мне второй шанс, это никогда больше не повторится.
– Я тебе верю.
Тэйлор сел на песок рядом со мной, взял мою руку и поцеловал ее. Полчаса мы просидели молча. Потом пришли Трентон и Камилла, а чуть позже Трэвис – один. Он уселся в стороне и стал неподвижно смотреть на воду.
– Эх! – вздохнул Трентон и, поднявшись с шезлонга, подошел к брату.
Тэйлор, пожав мне руку, тоже пересел к ним. Время от времени они тихо переговаривались, но больше молчали и, казалось, втроем смотрели в одну точку.
– Сегодня утром я столкнулась с Трэвисом, – сказала я Камилле.
– Правда? Где?
– Он шел к Томасу. Может, это с ним как-то связано?
– С Томасом? – Кэми задумалась. – Нет.
По тому, как решительно прозвучало ее «нет», я поняла: она врет. Раньше она встречалась с Томом. И все ей было известно. Знала она и о том, что произошло в его номере.
Внезапно Трэвис вскочил и ушел. Тэйлор вернулся на свое место.
– С ним все в порядке? – спросила я.
– Не знаю, он ничего не сказал.
Вид у Тэйлора был озабоченный. Камилла притворялась, что не слушает, и я специально для нее произнесла:
– Вы производите впечатление очень дружной семьи, но на самом деле у вас слишком много тайн.
– Пожалуй, – согласился он.
– Похоже, ты здесь единственный, кто умеет говорить правду, – сказала я и тут же пожалела о своих словах.
Тэйлор ошибался: мое состояние не имело ничего общего с буддийским спокойствием. Вообще-то, я считала, что не способна устраивать истерики и наносить удары ниже пояса. Но сейчас мне хотелось и того, и другого.
– Если любишь человека, – проговорила Камилла, задетая моим замечанием, – это еще не значит, что надо все выбалтывать.
– Конечно. Зависит от того, кого твой секрет касается, разве не так? – спросила я, так и не сумев побороть злобу.
Камилла разинула рот, потом захлопнула его и, стиснув зубы, уставилась в ту же точку на горизонте, которую недавно изучали парни. Мне показалось, она не столько сердится на меня, сколько огорчена тем, что́ ей приходится хранить в тайне.
– Значит, тебе известно, чем так расстроен Трэвис, – сказала я. – Но Трентону ты ничего не объяснила, потому что дело касается Томаса?
Тэйлор испытующе воззрился на Камиллу, а она посмотрела на меня в надежде, что я наконец остановлюсь. Я скривила рот:
– Извини, не хотела тебя обидеть. У нас у всех есть свои секреты, Кэми. Мы должны быть уверены, что, храня их, не вредим близким людям.
Задумчиво посмотрев на меня, Камилла перевела взгляд на океан, и ее глаза наполнились слезами.
– Черт возьми, да в чем дело?! – воскликнул Тэйлор, поворачивая голову то ко мне, то к ней.
– Думаю, нам пора поесть и начинать собираться. Мы должны выехать в аэропорт… часов в двенадцать, верно? – спросила я.
– Да, – ответил он.
Камилла явно его встревожила. Он встал и подал мне руку. Я взяла ее, и мы пошли завтракать. В ресторане Тэйлор молча ел омлет, погрузившись в свои мысли.
– Кто была эта женщина? – спросила я.
Он перестал жевать. Я наморщила нос и покачала головой:
– Нет, не отвечай.
– Она была не ты.
– Догадываюсь, – буркнула я и сжала зубы.
Внутри меня кипела злоба, а Тэйлор терпеливо ждал. Мы оба знали, что будет дальше.
– Значит, четыре дня? – прошипела я.
Он уставился в свою тарелку.
– Чего ты молчишь?
– А что сказать? Оправдания у меня нет. Я в дерьме.
– Ты пообещал думать всю неделю. Но не смог дотянуть до конца срока, который сам установил, без того чтобы с кем-нибудь не перепихнуться.
Он кивнул.
– Да перестань кивать, черт возьми! Не сиди как болван.
Тэйлор поднял глаза:
– Каких слов ты от меня ждешь? Я сижу здесь, до смерти боюсь, как бы ты не послала меня подальше, и ничего не могу поделать. Ведь мы оба знаем, Фэйлин, что я это заслужил. Мне остается только одно: сидеть, понурив долбаную голову.
– Ну и как я, по-твоему, должна ответить?
Он хотел что-то сказать, но передумал. Я откинулась на спинку стула. Во мне все кипело, и в то же время тяжело было видеть вину и боль в его глазах. Он мучился. Знал, что совершил ошибку, и уже о ней сожалел. За это я тоже на него злилась: я заслужила минуту чистого гнева, не смягченного раскаянием виновного, а он мне и того не дал. Не в состоянии доесть свой завтрак, я закрыла лицо руками.
– Попросить счет? – страдальчески произнес Тэйлор.
Я не смогла ничего сказать и только кивнула.
– Господи боже! – прошептал он. – Все же было так хорошо! И как мы до этого дошли!
Из ресторана мы вернулись в номер, сложили вещи, потом отправились в главный вестибюль, чтобы сдать ключи. У входа в гостиницу жизнь била ключом: люди въезжали и выезжали, служащие суетились.
– Мы просили вызвать нам такси, – сказал Тэйлор женщине у стойки регистрации.
– Да, да, машина подана. Надеюсь, вам понравилось в отеле «Ритц-Карлтон». Будем рады видеть вас снова.
– Спасибо, – ответил Тэйлор и вынес наши сумки на крыльцо.
Нас поприветствовал тот же водитель, который привез меня сюда. Всю дорогу до аэропорта Шарлотты-Амалии Тэйлор молча смотрел в окно. Заговорил он, только когда мы приехали, да и то по необходимости.
– Еще два часа, – сказала я, взглянув на запястье.
Пока мы ждали посадки, Тэйлор сидел рядом, но в остальном вел себя как совершенно посторонний мне человек. Сажали пассажиров на нью-йоркский самолет, а номер нашего рейса еще даже не высветился на табло над стойкой – так рано мы приехали. Я то и дело поглядывала на часы, спрашивая себя, огорчен ли он из-за своих родственников, из-за меня или из-за нас всех и стоит ли мне попытаться с ним заговорить или пускай предается размышлениям.
Где-то позади нас завизжал младенец, и, как всегда, когда я слышала крик новорожденного, у меня в груди что-то болезненно сжалось. Кругом были семьи с детьми: измотанные мамаши и папаши изо всех сил развлекали усталых скучающих малышей. Интересно, Тэйлор когда-нибудь тоже станет глядеть на детей с такой тоской? Наверное, да, если учесть, с чего начинается наша семейная жизнь. А может быть, это наше начало – начало конца?
– Тэйлор, – сказала я.
Он вытащил изо рта палец и выплюнул заусеницу.
– Извини. Я не пытаюсь делать вид, что не замечаю тебя. Просто мне есть о чем подумать.
– Хочешь поговорить о Трэвисе?
– Нет, я хочу поговорить о нас. А ты выжидаешь? Готовишься сбросить на меня бомбу, когда мы прилетим домой? – Он с ужасом на меня посмотрел: – Да?
– Ты переспал с другой женщиной, – ответила я, стараясь говорить тихо, – потому что был на меня зол. Хуже того, ты, возможно, не предохранялся. Я еще не поняла, как себя чувствую. И не знаю, как буду чувствовать себя завтра или на следующей неделе. Такие вещи труднопредсказуемы. – Тэйлор уставился в пол и забарабанил по нему пяткой. – О чем еще ты хотел поговорить?
– По-моему, этого уже не мало.
Я раздраженно вытянула шею:
– И все-таки о чем еще?
– Ты сказала, что в нашей семье у всех есть секреты. Это правда. И мне это не нравится.
– Я видела Трэвиса с утра. Тогда с ним все было в порядке.
У Тэйлора глаза полезли на лоб:
– До пляжа?
– Я вышла из комнаты, а он шел к Томасу.
– Черт! – подумав, Тэйлор покачал головой. – С ними что-то происходит. Что-то важное. И вряд ли это хорошо.
– По-моему, Камилла в курсе дела.
Тэйлор сощурился:
– Она скрывала от Трентона, что раньше встречалась с Томасом. Долго ему не говорила. Видимо, тут не все так просто – я всегда подозревал. В смысле… мы все знаем Кэми. Трентон несколько лет был в нее влюблен. О ее отношениях с Томасом никому известно не было. Видимо, он скрывал от нас, чтобы мы его не пилили. А теперь… не знаю. Трэвис-то здесь при чем? Не пойму.
– Он выглядел раздавленным. Из-за чего он может так убиваться?
Тэйлор покачал головой:
– Из-за Эбби. На все остальное ему плевать. Лишь бы не потерять ее. Черт… А может, дело в отце? Вдруг он заболел?
– Тогда Томас вряд ли сказал бы одному Трэвису. Было бы странно, согласись.
Тэйлор долго молчал, а потом вздохнул:
– Не знаю. Не хочу больше об этом думать. Это пугает меня и бесит. Камилла не должна знать о нашей семье больше, чем я или Трентон. Дурдом какой-то!
– Уж лучше думать об этом. Хотя бы отвлечешься.
– От нас?
Я кивнула. Его плечи обмякли, и он подался вперед, потирая виски:
– Пожалуйста, не надо.
Я больше не смогла выносить эту муку:
– Я люблю тебя. Ты однажды сказал, что не бросаешься такими словами. Я тоже не бросаюсь. Я недовольна тем, что ты сделал. Но собой я недовольна тоже.
– Просто пообещай, что попробуешь.
– Тэйлор…
– Мне плевать. Плевать на все. Мы должны это разрулить.
– Я ничего не собираюсь на тебя сбрасывать. Нам о многом нужно поговорить. Если зайдем в тупик, ты сам это увидишь.
– Я уже вижу.
– Ничего ты не видишь, – раздраженно сказала я.
– Ты не понимаешь, – прошипел Тэйлор, наклонившись ко мне. У него под кожей задвигались желваки. – Я никогда не испытывал такого страха, как в тот день, когда ехал от тебя обратно в Эстес. Я нигде не чувствовал себя таким потерянным, как в коридоре перед дверью Томаса, пока ждал его возвращения. Я думал, у него мне станет лучше. Не стало. Думал, Томми поможет мне разобраться в моих чувствах и страхах, но он не помог. Я почувствовал себя только хуже. Фэйлин, я не понимал, что это было, пока ты не появилась в том вестибюле.
Я ждала. Хотелось отвернуться и не видеть боли в глазах Тэйлора.
– Фэйлин, это было настоящее горе. Я не испытывал такого с детства, но запомнил, каким беспомощным себя чувствуешь, когда кого-то теряешь. Как бы ты ни любил человека, ты не можешь его вернуть. Сколько ни кричи, ни пей, ни проси, ни молись. Внутри тебя образуется дыра, которая гниет и горит, пока ты не смиришься с болью и не начнешь воспринимать ее как должное.
Потеряв от ужаса дар речи, я судорожно глотнула воздух.
– Я не говорю, что не заслуживаю того, чтобы ты меня бросила. Но если ты дашь мне шанс, я сделаю все. В Эйкинсе Томас меня предупредил: если с кем-нибудь переспать, боль тише не станет. Невольно он подал мне такую идею. Я не оправдываю себя. Но это была ошибка, и я извлек из нее урок.
Выслушав Тэйлора и еще раз мысленно прокрутив его слова, я сказала:
– У меня есть несколько условий.
– Говори, – не раздумывая ответил он.
– Во-первых, ты должен провериться.
– Уже записался.
– Во-вторых, мне нужно время. Не могу делать вид, будто ничего не произошло.
– Понимаю.
– В-третьих, тебе придется проявить терпение, если у меня вдруг случится приступ ревности и я не сразу вспомню, что сама толкнула тебя на измену. Значит, это во многом моя вина.
– Это не твоя вина, – произнес Тэйлор с расстановкой, чеканя каждое слово. – Мы оба запутались и оба сожалеем.
– Пожалуй, это единственное, что я сейчас знаю наверняка.
– Нет. Еще ты знаешь, что мы друг друга любим. Поэтому все наладится.
Я кивнула. Тэйлор откинулся на спинку кресла, но вид у него был лишь немногим менее напряженный, чем раньше. Он или сам не верил своим словам, или думал, что я не поверила. Мы взялись за руки и, опять погрузившись в неловкое молчание, стали ждать, когда объявят посадку на наш рейс.