Глава 18
Пока я говорила, Пит резал зеленый перец, кивками показывая, что слушает. Солнце еще не встало, а его белый фартук уже покрылся свежими зелеными и коричневыми пятнами. На кухне было тихо: только нож мерно и часто стучал по разделочной доске. Как машинистка, печатающая страницу за страницей, Пит, измельчив одну порцию овощей, сдвигал ее в сторону и тут же брался за следующую.
Услышав на лестнице тяжелые шаги, я вздрогнула. Тэйлор вошел на кухню в одних серых хлопчатобумажных шортах и незашнурованных ботинках. Когда Пит направил на него острие ножа, он застыл, вопросительно глядя на меня.
– Не подходи к еде, – пояснила я.
Тэйлор остался стоять у двери.
– Что делаешь? – спросил он, обхватив сам себя за плечи, чтобы согреться.
Я вытерла мокрые щеки:
– Говорю с Питом.
– Но… – Тэйлор поднял руку, – без обид, старина… – Его взгляд снова обратился на меня: – Пит ведь не разговаривает.
Я пожала плечами:
– Он никому не выбалтывает моих секретов, а я не спрашиваю его, почему он молчит.
Интонация Тэйлора резко изменилась:
– Я тоже не выбалтываю твоих секретов, но что-то давненько ты со мной не откровенничала.
Я соскочила с металлической столешницы, протянувшейся вдоль стены, и, помахав Питу, взяла Тэйлора за руку.
– Давай вернемся наверх, – сказала я, потянув его за запястье.
– Ты плакала?
Немного поколебавшись, он вышел следом за мной из кухни и стал подниматься по лестнице. Судя по всему, он почуял неладное.
Закрыв за нами дверь, я прислонилась к ней спиной.
– Фэйлин. – Тэйлор нервно переступил с ноги на ногу. – Это то, о чем я думаю? Черт! Мы ведь всего раз с тобой поругались. Вернее, даже не поругались: это была не ссора, а… страстная дискуссия. И под конец ты согласилась переехать в Эстес. Если ты все-таки настолько боишься, что готова меня бросить, то, может, хотя бы обсудим другие варианты?
От того смятения, которое читалось в его взгляде, у меня чуть не разорвалось сердце.
– Я не собираюсь тебя бросать.
– Тогда что, черт подери, происходит? Почему ты в половине пятого утра крадешься вниз, чтобы излить душу Питу?
Я прошла в комнату, опустилась на диван и, сняв с запястья резинку, собрала волосы в неряшливый пучок.
– Никуда я не кралась. Я часто разговариваю с Питом, пока никого нет.
– Я есть. – Тэйлор сел рядом. – Поговори со мной. Фэйлин, что происходит?
– Мне нужно сказать тебе одну вещь.
Тэйлор сделал над собой видимое усилие, готовясь выслушать мое признание.
– У меня не может быть детей.
Он помолчал. Потом его глаза забегали по комнате.
– Знаю… Ну и что?
– Если мы продолжим наши отношения: я перееду к тебе и так далее… мы навсегда останемся только вдвоем. По-моему, ты этого до конца не осознал.
Все его мышцы расслабились:
– Боже мой! Женщина, как ты меня напугала!
– То есть?
– Я уж подумал, тебе надоело меня терпеть, а дело, оказывается, только в том, что ты не сможешь забеременеть и я, по-твоему, этого не понимаю?
– Да, – сказала я, слегка задетая тем, как легко Тэйлор говорит о таких вещах.
Он откинул голову на спинку дивана:
– Детка. Я все понимаю. Никаких проблем.
– Раз ты так говоришь, это как раз доказывает, что тебе понятно не все.
– Существует множество способов лечения. Если ни один не поможет, усыновим ребенка.
– Нет. – Я покачала головой. – Я же тебе сразу сказала: это все неспроста. Мы не сможем тут ничего изменить.
– Только не говори мне, что всерьез веришь в эту чушь… про наказание свыше.
Я едва заметно кивнула: теперь, когда Тэйлор высказал мою мысль вслух, она действительно показалась мне глупой.
– Детка, тебе не кажется, что ты уже достаточно наказана?
Слезы обожгли мне глаза. Конечно, разговор должен был получиться эмоциональным. Я это заранее знала, хотя и не представляла себе, чего ждать и к чему готовиться.
– Не рисуйся своим великодушием. Ты и так лучшее, что я видел в этой жизни. – Тэйлор крепко прижал меня к себе и поцеловал в макушку.
– А если я скажу тебе, что не смогу усыновить чужого ребенка? – спросила я, радуясь возможности не смотреть ему в лицо.
Тэйлор задумался:
– Мне это удивительно.
– Я знаю, ты хочешь детей. И они должны у тебя быть. Но я успела обо всем этом подумать и поняла: усыновление не для меня. Я буду слишком бояться. Слишком многое будет меня беспокоить: например, кто и почему отказался от малыша и что, если родные захотят его вернуть? Риск потерять ребенка во второй раз… Нет, я просто не смогу.
– Я об этом не думал с такой точки зрения.
– Знаю.
– Я понимаю тебя, но давай решать проблемы по мере их поступления.
– Это надо решить сейчас. Ты хочешь детей. Я не смогу забеременеть и не хочу усыновлять. Тэйлор, дело нешуточное. Если только говорить: «Поживем – увидим», – то потом может быть слишком поздно.
– Ты мне нужна.
Слезы брызнули у меня из глаз.
– Я хочу, чтобы ты некоторое время об этом подумал.
– Боже мой, Фэйлин! Неужели ты действительно считаешь, что мне есть о чем думать? Нет! Я от тебя не откажусь. А ты не откажешься от меня.
Горестно посмотрев на него, я покачала головой:
– Твои слова только доказывают, что ты не понимаешь серьезности ситуации.
– Я услышал твое предложение. И отвечаю «нет». Остаться вдвоем с тобой – для меня далеко не худший вариант.
Я всхлипнула:
– Именно из-за этого я и опасаюсь съезжаться с тобой. Я не должна была допускать, чтобы ты принял такое решение, не обдумав его как следует.
– А бросить меня ты, черт возьми, не опасаешься?
Тэйлор встал и несколько раз измерил шагами комнату. Остановившись перед диваном, он опустился на пол и притянул меня к себе так, что мои колени уперлись в его голую грудь.
– Этим ты меня бесишь, и в то же время я тебя за это люблю, – сказал он, покачав головой. – Ты должна знать: кроме тебя, мне ничего не нужно.
– А если потом ты пожалеешь?
Он побледнел:
– Ты же сказала, что не бросаешь меня! А на самом деле именно это и пытаешься сделать. Точнее, хочешь сделать так, чтобы я сам тебя бросил.
– Я хочу только, чтобы ты подумал об этом. Серьезно подумал.
– Фэйлин, зачем ты так себя ведешь? Может, тебе тоже надо кое о чем серьезно подумать? Наши отношения под угрозой, сирена уже воет. Остановись и поразмысли над этим хотя бы две долбаные секунды!
– Нам нужна пауза. Если потом ты не изменишь своего решения…
– «Потом» это, черт побери, когда?
С каждой секундой он все больше злился.
– Тэйлор…
– Пауза? Фэйлин, я не ребенок. Ты решила отослать меня, чтобы я думал о том, о чем ты хочешь, и так, как ты хочешь?
– Я понимаю: это выглядит не очень, но я просто боюсь, что мы совершим ошибку. Может, потом ты сам скажешь мне спасибо. Я не пытаюсь создать проблему, я…
– Хватит. Только не говори, что делаешь это из любви ко мне, а то я не выдержу.
Тэйлор встал и направился в спальню. Через несколько минут вышел оттуда в джинсах, черном флисовом пуловере и черно-серой шапке, натянутой до самых бровей. Увидев, что он обувается, я почувствовала себя виноватой.
– Ты уходишь прямо сейчас?
И чему я только удивилась? Конечно, он решил уйти. Что ему еще оставалось? Мои намерения были благими, а в результате наши отношения покатились под откос. Теперь я жалела о том, что затеяла этот разговор, хотя вроде бы заранее все взвесила.
Надев ботинки, Тэйлор запихнул грязную одежду в рюкзак, перекинул лямку через плечо и схватил со стола свои ключи.
– Ты этого хотела? – Одной рукой схватившись за дверную ручку, он направил на меня указательный палец второй: – Я еду домой и, вместо того чтобы устраиваться на стабильную работу, буду неделю думать. Потом вернусь, и ты извинишься передо мной за испорченные выходные, которых я ждал целый месяц. – Не оборачиваясь, он с порога сказал: – Люблю тебя.
Дверь захлопнулась так резко, что я зажмурила глаза. Упав на диван, я закрыла лицо руками. Возможно, Тэйлор был прав: я действительно его отталкивала. А теперь он ушел, и я почувствовала точно то же самое, о чем говорил Трэвис в день моего первого приезда в Эйкинс: я как будто медленно умирала и одновременно сходила с ума.
– Ненавижу тебя, – сказала я сама себе.
* * *
В понедельник утром я уныло спустилась по лестнице и, отказавшись от блинчиков, стала пить кофе. Мы с Тэйлором расстались чуть более суток назад, но я понимала: сколько бы времени ни прошло, тяжелое чувство, возникшее в тот момент, никуда не денется.
В обеденном зале никого не было, кроме Чака, Федры и меня. Пит с Гектором выглядывали из кухни через окошко. Пожилые супруги смотрели в мою сторону с одинаковым выражением участия. Чак тронул меня за плечо:
– До сих пор не позвонил?
– Вчера поздно вечером прислал эсэмэску.
– Ну и как он? – спросила Федра.
– Все еще думает.
– Ты сама, черт возьми, виновата: он не просил, чтобы ты его отпускала. И, сдается мне, вовсе этого не хотел.
– Дорогая, – произнес Чак с легким оттенком предостережения.
– Федра права. Он этого, наверное, не хочет. И тем не менее заслуживает.
– Эх, девочка! Совсем не этого он заслуживает. Он ведь такой добрый!
Взяв стопку меню, хозяйка удалилась на кухню, явно рассерженная. Я робко поглядела на Чака. Тот сказал:
– Федра желает тебе счастья. Ей больно смотреть, как ты портишь себе жизнь. Так… о чем говорилось в эсэмэске?
Я вынула телефон и вслух прочла сообщение:
Не могу поверить, что ты спустила в унитаз наш уик-энд и бросила меня из-за ничтожной вероятности того, что когда-нибудь я брошу тебя из-за того, что от тебя не зависит.
Следующая эсэмэска была такой:
Честно говоря, раньше я действительно не раздумывал о том, что у нас не будет детей, но раз ты настаиваешь, то, может, ты и права. Это важное решение, и я должен все взвесить, но выбрасывать меня на обочину было не обязательно.
Федра вернулась. Послание Тэйлора произвело на нее впечатление:
– Умный, паразит! Надо отдать ему должное.
– Что это значит? – спросила я устало.
В моей голове теснилось столько противоречивых мыслей, что я не смогла выспаться.
– Он по крайней мере притворяется объективным.
Мое лицо искривила хмурая гримаса. В этот момент вбежала Кёрби, и мы все дружно сделали вид, будто ничего не произошло. Однако она нас раскусила и каждую свободную минуту приставала ко мне с расспросами, как прошли выходные.
Бо́льшую часть смены все столики были заняты. Это помогало мне спасаться от любопытства Кёрби и разочарованных взглядов Федры. Но когда я проводила последнего посетителя и, усевшись на барный стул, принялась считать чаевые, подруга все-таки вывела меня из себя.
– Хотя бы скажи, кто на кого рассердился! – умоляюще воскликнула она.
– Ничего я не скажу! – рявкнула я в ответ. – Отстань!
Федра скрестила руки:
– Фэйлин, я хочу, чтобы ты меня выслушала. Тысячи пар не заводят детей по собственному выбору. Посмотри на нас с Чаком. Конечно, сейчас у нас есть ты и Кёрби, но мы и раньше были счастливы. Ты не обманываешь Тэйлора. Он знает, что его ждет. Но ты не должна ничего ему навязывать, даже если это кажется тебе правильным.
Кёрби уставилась на меня так, будто я горела:
– Бог ты мой! Фэйлин, ты что – беременна?
– Всем пока, – я схватила свои вещи и устремилась к лестнице.
Когда я приняла душ и залезла в постель, Тэйлор прислал сообщение. Я так заволновалась, что почувствовала тошноту. Но все равно прочла письмо:
День второй. Можешь не отвечать. Знаю: ты хочешь, чтобы я разобрался во всем объективно. Но я хочу покончить с этой фигней (пускай даже ошибусь – плевать), а ты заставляешь меня начинать сначала. Думал о тебе все выходные. Вчера было первое воскресенье за три недели, когда я не работал, но без тебя я провел его паршиво. Я и скучаю по тебе, и злюсь на тебя. Главное, не пойму, как ты могла подумать, что кто-то значит для меня больше, чем ты. Да, дети это важно. И вместе мы недавно. Но если я должен выбирать, то выбираю тебя.
Тэйлор сдержал свое обещание: думал над моими словами всю неделю. И каждый вечер писал.
День третий. Еще только вторник, а я уже чувствую, что съезжаю с катушек. Можешь не отвечать, но я черт знает как по тебе соскучился. Ни о чем другом не могу думать. Я не изменился, и мои чувства не изменились тоже. Эта гребаная неделя самая длинная в моей жизни, и я боюсь, что в итоге ты меня просто пошлешь. Ты так и сделаешь? Не отвечай. Поеду на пару дней к Томми, проветрю мозги.
На четвертый день Тэйлор долго не писал. Лежа в постели, я волновалась за него до тошноты. На грудь как будто давило что-то тяжелое. Эмоции, воюя друг с другом, выходили из-под контроля. Я не хотела потерять Тэйлора, но должна была его отпустить, в случае если ему потребуется что-то, чего я не смогу дать. Иначе мой эгоизм медленно отравил бы наши отношения.
Слезы текли у меня из глаз, скатывались по вискам и с еле слышным глухим звуком падали на подушку. Я лежала, закинув руку за голову и опустив веки. Хотелось отогнать от себя страх, но он пробуравил во мне дыру, которая все расширялась.
Я посмотрела на будильник. На табло горели красные цифры: «04:15». Я потянулась к телефону, и в этот момент он завибрировал. Вскочив на четвереньки, я схватила его с прикроватной тумбочки.
Пятый день этой фигни я в Сан-Диего может ты и права.
Может через сто вонючих лет я правда решу что мне чего-то не хватает. Захочу играть с сыном в футбол или иметь внуков. А может я просто тебя не заслужил.
Или я просто пьяный.
На хрен на хрен это все. Люблю тебя и до сих пор все делал как положено. Но сейчас я от тебя еще дальше чем когда мы только познакомились. Вина не моя.
Я написала с десяток вариантов ответа, но Тэйлор напился и был не в себе. Если бы я попыталась его урезонить или даже извинилась перед ним, ничего толкового из этого не вышло бы. Могло стать только хуже. Я заставила себя отложить телефон. Это оказалось труднее, чем все, что я делала в последние шесть лет. Я прикрыла глаза рукой, во второй раз за неделю сказав себе: «Ненавижу тебя».
Через несколько часов я сползла с кровати, умылась и почистила зубы. Оделась и через одиннадцать минут сошла вниз. На кухне я кое-как собрала волосы в пучок, а потом вернулась на чердак за передником.
Как и следовало ожидать, все утро я еле таскала ноги. Отчасти это объяснялось утомлением, но главной причиной было чувство подавленности. Мои добрые намерения сделали нас обоих несчастными. И все-таки теперь, раз я заварила эту кашу, оставалось только терпеть и ждать, чтобы Тэйлор самостоятельно принял решение.
После завтрака, когда посетителей стало поменьше, телефон в кармане зажужжал. Я побежала за барную стойку, зная, что пришло письмо от Тэйлора.
День пятый. Пожалуйста, ответь. Прости меня: я ужасно жалею о том, что наболтал ночью. Точнее, наверное, уже утром. Сижу в аэропорту. Звонил отцу. Он помог мне понять, что я о многом должен поговорить с тобой. К вечеру буду в Эйкинсе. Пожалуйста, приезжай на Сент-Томас. Могу спать на полу, если хочешь. Мне хреново. Голова трещит. Чувствую себя хуже некуда, хотя заслужил, чтобы мне было еще говеннее. Так хочу тебя увидеть и обнять, что крыша едет. Нет, не пиши мне. Я боюсь твоего ответа. Лучше просто приезжай.
Водя пальцем по чехлу телефона, я думала, какую из двух просьб, противоречащих друг другу, стоит исполнить. Из этого письма, как кровь из раны, сочилось мучительное чувство вины. От жалости у меня подвело живот.
Я ведь хотела, чтобы наши отношения развивались правильно! Почему же все обернулось для нас таким кошмаром? Это была всего лишь недельная пауза для размышлений о нашем будущем. А мы оба уже разрывались на куски.
