ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Леха! Не отставать! – сурово приказал Светлаков, и с места взял в карьер. Только что, не побежал. Но был близок и к этому.

Для меня такой темп был вполне нормальным и легко переносимым. Более того, я был в состоянии еще добавить скорости, пожелай того Светлаков. Только вот обгонять начальника заставы я не намеревался, хотя мог бы, теоретически, сделать без особых затрат и это – подготовка позволяла. Но я не знал, куда нам предстоит идти, и был уверен, что меня одного, если другие отстанут, там не примут.

Еще на подлете к заставе я рассмотрел вершину горы, усыпанную старыми, развалившимися скалами. Куда-то в ту сторону и вел нас капитан Светлаков. Я сразу подумал, что, если бы я был начальником заставы, то оборудовал пост наблюдения на противоположном склоне, на своей, то есть, территории, где имею право делать, что хочу, а проход туда вырыл бы между скалами. Может быть, даже в человеческий рост, чтобы проходить незамеченным в любое время дня и ночи, если, конечно, за проходом не будут наблюдать в тепловизор. Капитан, как оказалось, умел думать точно так же. Впрочем, застава стоит здесь уже не первый год. Наверное, со времен распада Советского Союза, когда образовалась граница между Россией и Грузией, и не все это время начальником заставы был капитан Светлаков. И вполне возможно, что проход к наблюдательному пункту вырыли задолго до того, как капитан заступил на свою должность.

Мы подошли к скалам, и сразу углубились в петляющий между ними проход. Светлаков вдруг резко остановился. Я подумал, что капитан пожелал дождаться сержанта, отставшего на такой короткой дистанции метров на полста, но он не обернулся, а стал смотреть вверх, и даже ладонь с собранными плотно пальцами к уху приложил. Так слушалось лучше.

– Что? – спросил я, ничего не слыша. Видимо, шлем мешал.

– «Беспилотник» где-то. Слышать – слышу, а увидеть не могу.

– Он над нашей территорией?

– Если я его не вижу, как я могу сказать? Думаю, над нашей. Нас с тобой рассматривает.

Я мысленно обратился к шлему. И тут же услышал над головой свист. Шлем в этот раз не помешал. Мой скутер разрезал воздух на высокой скорости, и устремился ввысь.

– Что это? – спросил Светлаков.

– Веди нас, «Сусанин». Скутер посадит чужой «беспилотник» тебе в руки. Если это «беспилотник»-разведчик. А если это боевой «беспилотник»-штурмовик, то скутер его уничтожит.

– Расстреляет? У него же вооружения не видно.

– Ему не нужно вооружение. Он сделает с ним, что захочет. Вернее, что я захочу. Моим мнением поинтересуется. Может кочергой загнуть, может сплющить, как прессом. Этого хватит, чтобы вооружение сдетонировало. А ты веди, капитан, веди, у меня времени мало.

Светлаков, довольно хмыкнув, пошел дальше, но уже не на прежней скорости. То ли раздумья мешали, то ли сам проход между скалами был таким извилистым, что не позволял идти быстро. Более того, в нескольких местах проход нырял под монолитные камни, и тогда нам приходилось наклоняться, проходя под ними.

– Проход солдаты рыли? – спросил я у спины капитана, стянутой широкими резиновыми креплениями «разгрузки».

– Да. По приказу полковника Сорабакина. Тогда еще майора Сорабакина. Рыли ночью, скрытно. Сорабакин начинал свою службу здесь с начальника пятой заставы. Сейчас это его любимое детище. Не знаю только, к добру такое положение или ко злу. Любимым детям, известное среди людей дело, всегда уделяют больше внимания, но с них и спрашивают намного строже, потому что на них обычно надеются. А полковник Сорабакин бывает люто строг, если встретит какой-то непорядок.

– Почти, как наш комбат. У того если табуретка из общего ряда на пять миллиметров выступает, поголовно все в казарме разгильдяи, которых следует воспитывать и воспитывать. Даже если с комбатом начальник штаба батальона приходит, начальник штаба – тоже разгильдяй, потому что плохо за порядком в батальоне следит.

– Вот-вот, – согласился Светлаков, остановился, и посмотрел на меня впервые по-человечески. – То же самое и у нас. И тоже любит, в основном, на табуретки в казарме смотреть. Значит, и у вас, как у людей.

– Мы ж, как и вы, не ктархи, – честно сознался я, не желая себя даже представить в образе паука, даже самого симпатичного, если такое вообще возможно.

– А это кто такие? Что-то в голове вертится. Ты говорил, кажется.

– Это пауки так себя называют. – напомнил я, а сам подумал, что память капитану Светлакову не мешало бы потренировать. В спецназе ГРУ, например, с такой памятью служить невозможно. Наверное, и в погранвойсках тоже сложно. Но это уже дело самих пограничников. А мне моя память подсказала карту, которую показывал мне майор Медведь перед тем, как отправить меня впереди группы в качестве авангарда. Я мысленно сравнил ее с картой на своем «планшетнике», которую тоже держал в голове, и так же мысленно нанес на нее проход, вырытый пограничниками в горе между скалами, и сам наблюдательный пункт, к которому мы только что подошли. Наблюдательный пункт напоминал окопный блиндаж времен Великой Отечественной войны – настоящий квадратный окоп размерами два с половиной на два с половиной метра, перекрытие в два наката из еловых бревнышек-«карандашей», за неимением, видимо, настоящих стволов или, скорее, из-за невозможности сюда настоящие стволы доставить незаметно. Поверх наката была насыпана утрамбованным слоем земля, и навалены крупные камни, которые в одиночку таскать было бы невозможно. Мы вошли внутрь. От стен до потолка тянулись двухметровые стояки из тех же «карандашей». Но они потолок не подпирали, а служили запорами для стен. Стены были из того же популярного здесь строительного материала, но крепились не гвоздями, а были привязаны к стоякам еловыми корнями. Я давно уже знал, что это очень прочный и эластичный материал даже после высыхания, и хорошо годится для связывания рук пленникам, если в рюкзаке не окажется веревки или веревка нужна для чего-то более важного. Не зря викинги, которые хорошо знали ударную силу волны северных морей, тоже использовали такие корни вместо гвоздей при строительстве своих драккаров.

На наблюдательном пункте находилось два солдата-пограничника и младший сержант, в момент нашего прихода прильнувший к окулярам большого и громоздкого наблюдательного прибора. Младший сержант обернулся на наши шаги, козырнул, и начал доклад начальнику заставы. А мне в это время напомнил о себе шлем:

– «Беспилотник»…

– Что он? – мыслью на мысль, без слов, ответил я.

– Скутер нашел его. «Беспилотник» без вооружения. Носит на себе три камеры – простую, инфракрасную и тепловизионную. Радиосигнал заглушен. Изображение больше не передает. Только производит съемку. Результаты сохраняет на отдельную карту памяти. Что с ним делать?

– Результаты съемки скачать можешь? Что он отснял?

– Уже скачал. Предвидел желание. И стер все записи с носителя, на который «беспилотник» транслировал то, что видел. Там большая запись, больше часа по вашему человеческому времени. Что требуется с самим беспилотником сделать?

– Сможешь сложить его вдвое, строго пополам, и сбросить на то место, откуда он взлетел? Сверху! С грохотом и свистом!

– Разумных существ я там не обнаружил. Отошли в сторону, хотя и недалеко. Стоят группой вокруг человека с компьютером. Волнуются из-за отсутствия связи с дроном. Могу его сложить даже в четыре раза.

– Сделай, запечатай его так, чтобы разогнуть было невозможно. С нескольких местах можешь наложить сварочные швы. Так будет убедительно. Но на корпусе напиши… – я сосредоточился, чтобы вспомнить, как пишется по-английски фраза, обращенная к гостям. И представил себе ее написание: «So with all of you if you don't get out…». Это было не слишком вежливо, но в казармах не учат хорошим манерам светских балов.

– Напишу, – у шлема память была, может быть, даже лучше моей. – Куда нести?

– Откуда взлетел.

– Там уже неподалеку находятся люди. Они сильно волнуются – пропала связь с дорогим аппаратом. Он у них в единственном числе.

– Ну, сбрось рядом, чтобы никого не покалечить… – я понял гуманитарную миссию шлема, и поддержал ее.

– Что делать с записью «беспилотника»?

– Перебрось ее на мой «планшетник». – свой «планшетник» я носил в специальном нагрудном кармане, который «липучками» крепился к бронежилету. – И отметь там же место, откуда «беспилотник» взлетал.

– Готово.

– Уже перебросил? – удивился я, привыкший к скорости работы обычных домашних компьютеров, и не сумевший до сил пор привыкнуть к неуловимой скорости квантовых операций.

– И перебросил, и «беспилотник» сбросил. Сейчас люди читают там твое послание, чешут затылки, посматривают в небо, озираются.

– Со скутера наблюдаешь?

– Да. Больше наблюдать неоткуда.

– Уведи в сторону скутер, и посади его на прежнее место.

Тем временем два солдата-пограничника стали приподнимать тяжелую крышку люка в перекрытии, чтобы выставить в отверстие ствол крупнокалиберного сдвоенного пулемета «Корд». Капитан Светлаков, видя, как упираются солдаты, взялся им помогать. Шея капитана напряглась так, что вздулись синие жилы.

– Что ты хочешь? – спросил я капитана.

– Хочу «беспилотник» сбить.

– А где он?

– Тепловизор быстро его найдет, – Светлаков показал мне на тот самый «Dedal-TA2.642 Pro», про который я недавно вспоминал. Прибор лежал на столе, прикрытый старой газетой. Пограничники использовали его, похоже, в качестве дополнительного прибора наблюдения, а не в качестве насадки на оптический прицел. Ночью, может быть, и как прицел используют. Значит, и до погранвойск достижения военной науки все же тоже доходят. И это, наверное, хорошо.

– Не найдет. Не заставляй мальчишек надсаживаться почем зря, – посоветовал я.

– Не понял. – капитан остановился, и серьезно, даже как то колюче, с неприязнью посмотрел на меня. Ему, должно быть, показалось, что я начинаю командовать на его заставе.

– «Беспилотник» уже неблагополучно закончил свой короткий век. И сейчас в сплющенном и погнутом виде лежит перед теми, кто его запускал. Больше он никогда не взлетит. У экспедиции был с собой всего один дрон. Они лишились возможности широкого обзора.

– Его сбил. – Светлаков ждал завершения своей начатой фразы.

– Нет. Его никто не сбивал. Скутер просто изуродовал его, и сбросил на то место, откуда он взлетал. Такой, понимаешь, оскорбительный жест. Жест проявления нечеловеческой силы. Жест, который призван испугать наличием фантастики в реальности. И надпись на изуродованном теле «беспилотника»: «So with all of you if you don't get out».

Светлаков, видимо, знал английский язык, и не стал спрашивать, что надпись означает.

– И все это твой скутер?

– И все это мой скутер.

Я не стал заострять внимание на шлеме. Пусть капитан думает, что скутер обладает такими способностями. Я уже пожалел, что рассказывал о шлему полковнику Сорабакину. И, как русский человек, который «задним» умом славится, подумал, что вся наша операция проводится ради того, чтобы вернуть ктархам один из шлемов, и велика вероятность, что начальник погранотряда или начальник заставы пожелают иметь такое оружие, и станут нам конкурентами. Осознав все это, я мысленно дал задание шлему стереть из памяти полковника Сорабакина все, что я рассказывал ему о шлеме. Шлем сказал мне с укором:

– Сделаю. Но больше никому не рассказывай. Хвастовство никогда не доводит до добра. Сорабакин еще до знакомства с паутиной думал, как ему завладеть мной для выполнения своей службы. И шлем Прсжнана, сына Матомоссэ может его заинтересовать. Тогда он начнет мешать всей вашей группе. А наше с тобой задание – честно найти утерянный шлем, и так же честно доставить его адмиралу.

– Ты сам чувствуешь, что тот шлем близко?

– Нет. Я могу почувствовать его только тогда, когда он начнет работать. Пока он не активен. И это хорошо. Когда он активируется, может оказаться поздно…

Я вытащил из нагрудного кармана свой «планшетник», сел на грубо сколоченную из тонких досок табуретку за хлипкий стол, и запустил программу просмотра видеозаписей. Капитан Светлаков с младшим сержантом встали за мой спиной. Как раз в это время пришел, догнав нас, запыхавшийся при подъеме в гору сержант, но начальник заставы, рассердившись, видимо, на него за отставание, жестом приказал сержанту выйти за дверь, и не мешать. В небольшом пункте наблюдения было, в самом деле, тесновато. Да еще я постоянно ощущал присутствие рядом с собой квантового киберкомпьютера, который казался мне порой человекоподобным объемным существом, которое тоже занимает место. Два солдата-пограничника по приказу капитана ставили люк в потолочном накате на место. Сдвоенный крупнокалиберный пулемет так и не успел толком посмотреть в небо. Я знаю, что сдвоенные «Корды» отдельным дистанционно управляемым модулем ставятся на танках и боевых машинах пехоты. Там они как раз и выполняют обязанности зенитной батареи. Но чтобы стрелять из них с земли, что называется, вручную, насколько я этот пулемет помню, следует иметь железные руки, иначе пулемет отобьет их. Но пограничники, должно быть, знали, что делали, и имели, скорее всего, опыт такой стрельбы.

– Показать что-то хочешь? – глянув в монитор «планшетника» через мое плечо, спросил капитан. Светлаков был высокого роста, и мог позволить себе заглядывать через плечо.

– Скутер скачал все записи с вражеского «беспилотника». Посмотрим, что тот увидел.

– А на той стороне все это тоже видели?

– Конечно. Шла прямая трансляция.

– Эти кадры куда-то записывались?

– Естественно. И в память компьютера «беспилотника», и на земле на карту памяти.

– Значит, запись у них осталась?

– Нет. Она уничтожена. Скутером.

– Сдается мне, что такой скутер целой армии стоит. По крайней мере, бригады спецназа. Или целого погранотряда.

Я не стал вступать в спор, и сравнивать боевые возможности погранотряда и бригады спецназа ГРУ. У капитана Светлакова было собственное мнение, а для меня это было то же самое, что сравнивать бой трех российских истребителей с космическими кораблями пришельцев, не важно, пришли они из дальнего космоса или из параллельного мира. То, что пограничники сумели сбить из ПЗРК скутер, как я понимал, неоправданно сильно окрылило Светлакова. Но «приземлять» его я не собирался. Обстановка складывалась такая, что лучше было иметь окрыленного союзника, чем озлобленного конкурента.

– Он очень хороший помощник, – согласился я, не вдумываясь в слова, и стараясь найти нужный мне файл в большом списке видеозаписей, что хранились на моем «планшетнике». И мой «очень хороший помощник» тут же подсказал мне название, под которым файл был сохранен, и я с задачей справился, не включая для просмотра предыдущие записи, которые капитану Светлакову смотреть было вовсе ни к чему. Я просто таким образом заботился о здравости его ума, не решаясь продемонстрировать капитану ни летающее кресло, ни летающий мотоцикл, ни внешний вид ктархов.

Я запустил нужный видеосюжет. И вместе с капитаном мы наблюдали, как тепловизионная камера «беспилотника», может быть, грузинского, может быть, американского, хотя второе вернее, снимает сначала разбросанные по значительной площади обломки скутера, упавшего на грузинскую сторону, но не взорвавшегося, поскольку взрываться там было, по сути дела, нечему. И вообще определить, что это именно скутер, не зная его, было проблематично. С таким же успехом можно было посчитать, что подбит был легкий вертолет или самолет малой авиации, или даже планер. Потом беспилотник, как я понял, углубился в грузинскую территорию дальше, к склону противоположной горы. Интерес «беспилотника» вызвало заброшенное село, которое можно было рассмотреть в наблюдательные приборы с пограничного наблюдательного поста через относительно узкую щель, плохо различимую издали. Так, видимо, считал капитан Светлаков. Когда он привел меня на этот наблюдательный пункт, глаза его светились гордостью, несмотря на то, что пункт этот и проход к нему были построены без старания Светлакова. Смотровая щель располагалась на уровне груди человека среднего роста, такого, например, как я. Прибор наблюдения был выставлен на треноге, был, судя по всему, нелегок по весу, достаточно объемен для того, чтобы носить его, например, на груди, как бинокль, но все это – объем и вес, обещали большое увеличение. Окуляры находились сверху, достаточно удобно было приложиться глазами к резиновым наглазникам, и двумя регуляторами подстроить прибор под свое зрение, а потом уже третьим регулятором задать нужную дальность наблюдения. Но, даже не заглянув в эти окуляры, я понял, что прибор наблюдения имеет, судя по всему, инфракрасный режим. Что режим этот не тепловизорный, можно было понять уже из того, что здесь же использовалась тепловизионная насадка к оптическому прицелу.

Как и все инфракрасные наблюдательные приборы, и этот, видимо, тоже работает на принципе отраженного излучения луны, звезд, неба, других источников света, которые многократно усиливает, так называемый, ЭОП. Это мне подсказал аккумулятор, вставленный в прибор сбоку без крышки. Крышка лежала на столе. Но аккумулятор был, видимо, усиленный, выступал из корпуса, что не позволяло крышке встать на место. Вообще-то похожие внешне приборы ночного видения я много раз видел на пограничных вышках, где наблюдение ведется открыто. Внизу под горой, рядом с границей, как раз и стояла такая вышка, где постоянно находился наблюдатель. Но я не стал спрашивать капитана Светлакова, зачем ему понадобился скрытый пункт наблюдения, если есть вышка. Видимо, были к тому какие-то особые причины. Просчитать их было сложно, но предположить было возможно. Часовой на вышке не живет там постоянно. Время от времени происходит смена, и во время смены никто не смотрит в прибор наблюдения. Возможно, кто-то по ту сторону границы в это время как раз и активируется. Однако, если над горой летал «беспилотник», а он, когда Светлаков его услышал, летал именно над горой, его тепловизионная камера должна была бы определить наблюдателей. Значит, и прятаться смысла дальше не было.

Но вопрос все же опять сводился к тому, кто запустил «беспилотник». Если это американская научная экспедиция, то еще не факт, что она передаст полученные данные грузинским пограничникам. А если и передаст, то опять же не факт, что грузинские пограничники передадут их террористам, которые возвращаются из Сирии или Ирака в российские Северо-кавказские республики. В любом случае, хотелось узнать то, что сумел рассмотреть дрон.

Мы продолжали смотреть в монитор. Пока же «беспилотник» облетал заброшенную деревню, что-то там просматривая, и конкретно никого, кажется, не выискивая, но провалившиеся крыши домов его, похоже, интересовали мало. Я вообще не понимал, зачем американским ученым и спецназовцам из корпуса горных егерей, этой деревней интересоваться. Но, облетев деревню по кругу, и не удосужившись заглянуть центр, «беспилотник» ушел в сторону склона, где неподалеку от крайних дворов высились традиционные для здешних мест каменные средневековые башни. Мне как-то рассказывали, что башни такие изначально строились деревянными, по мере набора этажей, с легким уклоном в сторону центра, а потом, поверх дерева, обкладывались снаружи камнями, которые на деревянную основу и опирались. И в сложные и опасные периоды башни могли спрятать всех жителей деревни и их скот от любого врага. Потому нижний этаж всегда был похожим на загон для скота. Брать такие башни штурмом было сложно и долго, да и смысла особого не было, и потому их обычно оставляли в покое, удовлетворившись разграблением деревенских домов. Именно этим, а отнюдь не крепостью средневековой кладки, обусловлено то, что башни во множестве стоят до сих пор.

– Что он там ищет? – капитан Светлаков мыслил точно так же, как я.

– Если ищет, значит, знает, где что-то можно найти, – сделал я логичный вывод. – Иначе нашел бы себе более достойное дело.

– Афиногенов! – обратился Светлаков к младшему сержанту. – Ничего интересного рядом с башнями не видели?

– Они же, товарищ капитан, стоят от нас по прямой линии одна за другой. И нам только первую видно.

– А следить следовало за третьей. – подсказал я, не отрывая взгляда от монитора.

– Что там? – подслеповато сузил глаза капитан Светлаков.

Я остановил изображение, и отмотал видеосюжет чуть-чуть назад. Запустил снова, и остановил в нужном месте.

– Что это? – спросил я, показывая пальцем.

– Бойница. – сообщил капитан.

– Окно-бойница, – подтвердил младший сержант Афиногенов.

– Даже я понимаю, что это не ворота свинофермы, – мне не трудно было согласиться с их обоюдным утверждением. – Я спрашиваю вот про это.

Я показал пальцем еще раз. В этот раз увидели оба.

– И что это? – спросил меня капитан.

– Для облачка это слишком низко. Облака в стороне плывут. Гораздо выше, – сообщил младший сержант.

– Это кусочек дыма. Дрова сухие, дыма, практически, не дают. Но попался гнилой кусок, дым и вырвался. Возможно, костер водой залили, и это просто облачко пара, а не дым. На пар это тоже похоже.

– Точно, – согласился Светлаков. – Ну и глаз у тебя, Троица. Охренеть можно. Ведь только на секунду облачко промелькнуло. И оно ведь именно из бойницы вышло.

Избегая новых попыток устроить спор о приоритете родов войск, я удержался, и не сказал, что это обычный взгляд военного разведчика.

– Но, товарищ капитан, – вмешался в разговор двух офицеров младший сержант, – костер просто так не заливают. Нужно было увидеть «беспилотник», и опасаться его, чтобы спешно костер заливать.

– «Беспилотник», во-первых, летел не слишком высоко, – возразил я, – и его не сложно было услышать. А, во-вторых, это могло быть простым совпадением. Костер могут заливать потому, что надобность в нем отпала, а человек бережется, прячется, и лишний дым пускать не хочет. Как раз в момент пролета дрона кто-то залил свой костер, не зная даже, что за башнями наблюдают. Только кто?

– Кто? – обратился ко мне, как к энциклопедии, капитан Светлаков.