Книга: Резервация разума
Назад: ГЛАВА ВТОРАЯ
Дальше: ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Спрашивать дежурного майора, где расположена пятая застава, я, естественно, не стал. Любому показалось бы странным, что полковник, отправляя меня на заставу, не показал на карте где она находится. Но я мысленно поинтересовался у квантового киберкомпьютера, сможет ли он найти мне заставу, и шлем ответил, что считал всю необходимую информацию из головы полковника Сорабакина. На это я и понадеялся. В противном случае пришлось бы пригласить с собой в полет начальника разведки. Была надежда, что начальник разведки характером слегка отличается от начальника погранотряда. Но теперь и такой необходимости не было.
Видимо, весть о том, как я покидал скутер, уже успела облететь военный городок погранотряда. И к штабу стекалась целая рука желающих посмотреть, как я буду улетать. Полковник Сорабакин, похоже, знал, что так произойдет, и опасался неудачи с моей и со своей стороны, и потому от полета отказался. Я же знал уже, что неудачи быть не может. Мысль моя работала четко, шлем работал в унисон с мыслью. И уже на подходе к скутеру я поднял фонарь кабины, сам слегка взлетел, развернулся в воздухе, и сел в свое кресло. Одновременно с этим вдруг распахнулось окно над входной дверью штаба, расположенное прямо под российским флагом, и из-за окна раздался заливистый львиный рык. Но это был не звук из зоопарка, а всего лишь храп полковника Сорабакина.
Шлем при этом, почти извиняясь, стал объяснять мне, что это не он прислал на храп несколько офицеров – они сами пришли по звуку, открыли дверь, отчего создался сквозняк, который и распахнул окно. А сейчас офицеры снимают на видео своего полковника, храпящего в собственных соплях. Еще шлем поставил меня в известность, что все офицеры, вошедшие в кабинет Сорабакина, намереваются или, по крайней мере, думают о том, что выставят этот видеосюжет в Интернет. Так они надеются от Сорабакина избавиться.
– Мудрое решение, – согласился я, опуская фонарь кабины.
И тут же взлетел, совершив крутой, чуть не вертикальный подъем. При этом мой организм без проблем выдержал необходимую физическую перегрузку – здоровья на такие полеты мне пока еще хватало, несмотря на обильную седину в волосах и морщины на лице. Самому мне казалось, что вираж, который я мысленно «заломил», выглядел очень изящным. Самолеты так взлетать не умеют. Наверное, он и в самом деле выглядел эффектно. Собравшиеся смотрели на начало полета, раскрыв рты. Но зрелищного продолжения я им не показал, стремительно улетев туда, куда мне было необходимо лететь, не теряя времени. У меня было его катастрофически мало, а зрители могли обойтись и без наблюдения фигур высшего пилотажа. Тем более, я точно даже не знал, какие фигуры можно выполнять, не вываливаясь из кресла, хотя я ни разу еще не вываливался, и даже знал, что какая-то неведомая мне сила держит пилота в кресле всегда. Но, думаю, зрителям достаточно было моего крутого виража и стремительного удаления в сторону ближайшей горы, той самой, как я понял, которую показывал мне на карте майор Медведь.
– Когда мы вернемся, как будем налаживать отношения с полковником Сорабакиным? – спросил я вслух, подразумевая, что шлем понимает не только мысленные посылы. Мне просто удобнее было общаться вербально. Без посторонних это было нормальной вещью, и никто не мог посмотреть на меня косо.
– Я хотел оставить его спящим. Но могу разбудить, и стереть в его памяти все моменты непонимания, заложив в нее другие моменты, более дружелюбные, – шлем по-прежнему отвечал, вкладывая мне мысль в голову, но я не просил его произносить слова. Если ему так удобнее, пусть так общается. Главное, что я его понимаю.
– А есть гарантия, что полковник снова не взбрыкнет по какому-нибудь поводу или даже без повода. Просто захочет почувствовать себя хозяином…
– У меня такой гарантии нет, – ответил шлем. – Я не могу переделать его характер. Он давно уже устоялся, и мало поддается воспитанию.
– Тогда пусть лучше продолжает спать. Я бы еще поставил под стол пустую бутылку из-под водки, а содержимое бутылки влил как-то ему в рот. Чтобы и запах был, и состояние соответствующее, – это я вспомнил слово «бывает», произнесенное дежурным майором, и еще какие-то его намеки.
– Это легко сделать. Могу даже надоумить офицеров, что пока еще в его кабинете, чтобы они сняли на камеры своих смартфонов пустую бутылку.
– Сделай, – предложил я шлему добить карьеру полковника. – И пусть каждый из них выставит свои записи в Интернете. С разных адресов, в разных социальных сетях.
Признаться, я в этот момент думал не о том, что у меня отношения с Сорабакиным не сложились, и едва ли сложатся в дальнейшем. Я думал о том, как он общается со своими офицерами и солдатами-пограничниками. И считал, что наказание через Интернет будет лучшим решением. Командир просто не имеет права быть таким. Мы своего комбата, честно говоря, слегка опасаемся, но наш комбат никогда не позволяет себе оскорблять офицеров или солдат. А о том, чтобы поднять на солдата руку, и разговора не может быть. Комбат знает, что ему, возможно, придется этих солдат в бой вести. И потому разница между нашим подполковником и здешним полковником бросалась в глаза.
Но скорость полета скутера не дала мне возможности долго размышлять на эту тему. Пятая пограничная застава располагалась не на вершине горы, а на пологом склоне рядом с вершиной, причем от вершины смещалась в российскую сторону, значит, из Грузии не просматривалась. Тем не менее, я подлетать решил на сверху, а снизу, над склоном, чтобы и меня увидеть со стороны Грузии было невозможно. Поскольку граница проходила по нижнему краю внешней подошвы горы, дорога к заставе не вилась серпантином, как обычно бывает в таких местах, о описывала вокруг овальной горы спиральные круги, постепенно, с каждым кругом, забираясь все выше и выше. Но меня дорога интересовала мало, поскольку автомобильным транспортом я пользоваться желания не проявлял. Дорогу я отметил только потому, что многократно пересек ее, то есть, пролетел над ней. Сама застава была огорожена забором из профилированного стального листа высотой в пару метров. Такие заборы делают, насколько я видел, дачники в российских деревнях, тогда как сами деревенские люди предпочитают простое прясло вместо забора, то есть, жердь, что тянется от столбика к столбику. Но перелететь даже через металлический забор было для скутера не слишком существенной проблемой. Однако я пожелал подняться еще выше, но не настолько, чтобы меня было бы видно со стороны Грузии, то есть, выше вершины я не поднялся. Но даже та небольшая высота позволила мне рассмотреть компактный бетонный плац, с традиционной дорожкой к штабному корпусу, и обычную для всех застав, на которых мне довелось бывать, а их было больше десятка, круглую клумбу перед входом. На клумбе цвели цветы, за которыми солдаты ухаживали. И, если сначала у меня было желание совершить посадку прямо в середину клумбы, то, подлетев ближе, я передумал, пожалев труд солдатских рук, и посадил скутер на дорожке.
У двери в штабной корпус, к которому под прямым углом, как видел я сверху, примыкала казарма, стоял капитан с двумя сержантами по обе стороны. Наверняка здесь, на заставе, были и еще офицеры, поскольку не бывает застав с одним только командиром, но, видимо, капитан Светлаков посчитал лишним отрывать их от каких-то, наверное, важных дел только ради того, чтобы познакомиться с полетом скутера, причем, такого же, какой пограничники накануне умудрились подбить из ПЗРК. Наверное, такое дело было для пограничников гордостью, и они не подозревали, что пилот скутера, ктарх Прсжнан, сын Матомоссэ, просто позволил себя сбить из гуманистических подозрений на присутствие в ракете разумного существа. Если бы ктарх не захотел быть сбитым, он не позволил бы это сделать. Значит, капитана Светлакова и его солдат ждало определенного рода разочарование. Впрочем, я не спешил это разочарование преподнести. Но Светлаков сам на это напросился. Когда я шагнул к нему, он шагнул ко мне навстречу, протянул руку для рукопожатия. Кисть у капитана оказалась крепкой, мужской.
– Старший лейтенант Троица, спецназ ГРУ, – представился я традиционной формулой.
– Капитан Светлаков, начальник погранзаставы, – ответно представился он. – Не опасаешься, старлей, на такой колымаге летать?
– А чего мне опасаться?
– Тут недалеко дагестанское село. В горах отары пасутся. У каждого, считай, чабана есть с собой автомат. От волков держат. Даст очередь, и свалится колымага.
– Надо еще суметь попасть. А то я ведь могу и обидеться, приземлиться, и автомат у чабана отобрать. Или сверху его расстрелять из своего автомата.
– Ну, попасть-то в такой летательный аппарат не слишком сложно. – чуть свысока сказал капитан. – Он же низкоскоростной.
– Это ты о том говоришь, что твои солдаты сбили скутер из ПЗРК?
– И об этом тоже говорю. Опасно на таком летать.
– Скутер, который вы сбили, не желал защищаться, считая, что нет причин его уничтожать. Он сам мог бы уничтожить вашу ракету, да, пожалуй, и всю заставу вместе с солдатами и офицерами, но посчитал, что в ракете находится разумное существо, и потому уничтожать не стал. По той же причине, видимо, не стал уничтожать и заставу.
– Я не вижу у твоего скутера, как ты его называешь, оружия, – единственное возражение Светлакова казалось ему самому убедительным. – Чем он мог уничтожить хотя бы ракету?
– Простой мыслью.
– Ну вот, и до ненормальной фантастики дожили. – капитан вздохнул.
– Если бы все мы не оказались в мире фантастики, никто не стал бы объявлять территорию Резервацией, никто не стал бы окружать ее Зоной Отчуждения. Мы с тобой, капитан, живем сейчас в мире фантастики, и, если не получается в ней самой жить, придется все же с таким положением вещей смириться. А сбить скутер. – я усмехнулся, и дал шлему задание.
В ту же секунду скутер без пилота сорвался с места, на высочайшей скорости сделал петлю и совершил несколько настоящих голубиных кульбитов в ограниченном пространстве ниже вершины горы, и ниже заставы. Если кто-то кроме нас четверых наблюдал за этой картиной, то вполне мог себе от удивления челюсть вывихнуть. Скутер тем временем совершил еще несколько маневров, и аккуратно, не светясь над горой, совершил посадку точно там же, откуда взлетел по моему приказу.
– Ну, что, смогли бы, капитан, твои солдаты сбить скутер, когда он летит даже не на полной скорости, и совершает в воздухе такие выкрутасы?
– Сложно. – досадливо покачал головой Светлаков. – Так почему, я не пойму, тот скутер не летел так же, как твой?
– Не могу знать, могу только предполагать, что он желал показать свое дружелюбное отношение к пограничникам. А они ответили ему выстрелом из ПЗРК.
– Это досадно. Но здесь граница, – коротко оправдался капитан. – Тот скутер перелетал границу, и солдаты были обязаны стрелять в него.
В этом Светлаков был прав, и я возражать не стал.
– Ладно, капитан. У меня времени мало. Меня интересует место, куда упал скутер, и вся окружающая обстановка.
– Сейчас пойдем. А что там с полковником Сорабакиным. Мне показалось, он как-то не так разговаривает.
Значит, шлем не может полностью передать нужные интонации. Вернее, передает их не всегда точно. Я уловил фальшь в разговоре с мнимым командующим. Майор Медведь уловил то же самое. Теперь капитан Светлаков так же воспринял голос полковника Сорабакина.
– Мне тоже показалось, – согласился я, интуитивно найдя правильный выход из ситуации. – Показалось, что он – пьян.
– Опять! – это вырвалось у капитана явно не преднамеренно. – Есть за Николаем Васильевичем такой грешок. Хотя слово офицера давал командованию. После приступа белой горячки, когда его отстранить от должности хотели. Тогда сразу достойную замену найти не смогли. С таким же опытом. Потом дело «на тормозах» спустили. И где он сейчас?
– Спит за своим столом в луже собственных соплей. Некрасиво для полковника. Офицеры штаба снимают эту сцену на видео. Думаю, хотят в Интернет выставить.
– Для Николая Васильевича это конец службы. Если в Интернет выставят. Жалко его. Голова дурная, но офицер деловой, службу знает.
– И солдат бьет! – добавил я.
– И этот грех за ним водится. Только командованию об этом не докладывали. Иначе полковника уже сняли бы с должности. У нас с этим строго. А как известно стало?
– Дезертир. – коротко сообщил я. – Домой убежал.
– Понятно. А полковник его бегство свалил на пауков. Сказал, что пауки его сожрали.
– Пауки, вернее, ктархи, это они себя называют ктархами, людей не едят, и вообще они весьма даже гуманные травоядные создания.
– Ты с ними встречался, старлей?
– Разговаривал, как сейчас разговариваю с тобой.
– Понятно. Значит, и летаешь на их технике с их паучьего согласия?
– Значит, так. Они воевали за наш мир с другими пришельцами, и многие из них погибли за людей. Правда, в гибели они не видят большой беды, потому что, как они утверждают, душа бессмертна, и воплощается в ином теле, может быть, даже человечьем.
– Реинкарнация что ли?
– Типа того. Свой вариант реинкарнации.
– Я – православный. – сумрачно ответил Светлаков.
– Они тебе на это ответят, капитан, как и я, что это твоя личная беда, но переубеждать тебя не будут. У нас уже случался разговор на эту тему. Так мы как, идем на точку наблюдения или не идем?
Я понял, что здесь каждый встречный человек готов задавать кучу вопросов тому, кто что-то знает о ктархах, хотя знания эти весьма невелики. И уже каждый из сержантов-пограничников, что стояли по обе стороны от капитана Светлакова, готов был задать собственный вопрос. На все вопросы отвечать пришлось бы до вечера. И при этом необходимо было использовать знания шлема, хотя бы для того, чтобы выглядеть убедительнее. И все равно большей части услышанного люди не поверят. Сами увидят, и своим глазам тоже не поверят. Так уж человек устроен. Или посчитают, что их посетила «белочка».
– Куда ты так спешишь?
– В погранотряд по моему адресу должен прилететь грузовой «беспилотный» вертолет. Я не знаю, успеет ли проснуться полковник Сорабакин. А без него и без меня принять груз будет некому, дежурный майор ничего не поймет, поскольку он не в курсе. Чего доброго, подобьют из ПЗРК. – не удержался я от укола. – К тому же среди груза должен быть диск с инструкциями. Мне следует изучить инструкции до того, как прибудет наша группа. Вот потому и тороплюсь, вот потому все делается бегом.
– А группа летит на таких же машинах, как у тебя? – спросил капитан заинтересованно.
– Да. Должны лететь. Десять скутеров, как я полагаю.
– Десять. – согласился Светлаков с некоторой долей самодовольства. – Мне уже сообщили, что они медленно летят в нашу сторону. Ваши скутеры засечены РЛС. Мне оттуда передали шифротелеграмму. Правда, переговоров не слышно. Должно быть, между машинами нет связи. На РЛС их приняли за «беспилотники», передали данные в Москву, и готовят приборы РЭБ для принудительной жесткой посадки. А жесткая посадка в наших горах – дело опасное. Какие-то меры принимать будешь?
– Не буду.
Я уже успел задать мысленный вопрос шлему, который так и не снял с головы, и шлем ответил мне, что система земной РЭБ не в состоянии воздействовать на квантовый киберкомпьютер, управляющий скутерами. Когда я летел, уже была, оказывается, попытка такого воздействия. Шлем просто не успел мне сообщить, и даже не посчитал это важным. Попытка же не увенчалась успехом, и закончилась легкой поломкой прибора воздействия.
– Почему? Не будет жалко группу, которая разобьется? – капитан Светлаков расспрашивал с пристрастием и с подозрением.
– Я думаю, что вот-вот из Москвы придет команда «Отбой!» Там в курсе нашей миссии.
Тем не менее, мне самому сильно хотелось, чтобы команда или опоздала или вообще не пришла. Мало ли что – сбой связи. Тогда и спецы по РЭБ и пограничники поймут, с чем имеют дело, и оценят работу спецназа ГРУ. Хотя мне это было, по большому счету, безразлично. Я уже много раз сталкивался с подобными вещами. Впервые это произошло, когда некий громила-омоновец пытался мне доказать, что ОМОН – это сила, а спецназ ГРУ – это так, армия, и не больше. Этого громилу потом пришлось полчаса откачивать при моем непосредственном участии. Но похожие случаи повторялись регулярно, когда приходилось сталкиваться с теми, кто имеет усиленную боевую подготовку. Усиленная боевая подготовка все же весьма далека от подготовки спецназа ГРУ. Особенно пытался на словах доказать свое превосходство офицер спецназа ВДВ. И даже то, что я сам отправлял из своего взвода солдат, которые у нас не справляются с физическими нагрузками, дослуживать как раз в спецназ ВДВ, не было аргументом достаточным. Дело было накануне преследования сильной банды дагестанских террористов и последующего боя. В итоге преследования взвод спецназа ВДВ добрался до места встречи в горах с часовым опозданием. И нам пришлось дожидаться «десантуру». А итоги боя показали еще один убедительный результат. У меня во взводе только одному солдату порвало осколком обшивку бронежилета, а во взводе спецназа ВДВ был один убитый сержант и трое раненых солдат. И это при том, что мы в равных условиях выполняли схожую задачу. А пограничники, сколько сталкивался с ними, всегда считают свои зеленые погоны признаком небывалого и неукротимого боевого духа. И все это отчетливо читалось в глазах капитана Светлакова. Гордость за свой род войск – дело полезное, здесь я даже возражать не стану. Плохо только, когда эта гордость идет в ущерб общему делу. А слова «спецназ ГРУ» для многих, к сожалению, является, своего рода, красной тряпкой для быка. Раздражает, и вызывает желание доказать собственные способности.
– А если команда из Москвы опоздает? – капитан Светлаков устойчиво выдерживал свою линию поведения.
– Тем хуже для средств РЭБ. Они только покажут свою бесполезность в данном вопросе.
– То есть, ты, старлей, считаешь, что РЭБ – это сказки для малолетник детишек?
– Капитан, – высказал я с укором. – Как ты думаешь, заряжаемые ядрами пушки начала девятнадцатого века, даже если ими будет командовать талантливый артиллерийский офицер Наполеон Буонапарте, смогут противостоять современной реактивной артиллерии?
– К чему такое сравнение? Глупый вопрос, я считаю.
– Я тоже считаю, что глупо противопоставлять простейшие компьютерные системы РЭБ квантовым киберкомпьютерам, которые управляют скутерами. Скутер даже плюнуть в сторону средств РЭБ постесняется. Но я категорично посоветовал бы тебе связаться срочно с командиром РЛС, и категорично сообщить ему, что в случае атаки их РЭБ на скутера, сами скутера смогут вывести из стоя не только средства РЭБ, но и всю систему РЛС. Причем, сделают это основательно. Не скоро удастся восстановить.
Последнее я добавил по подсказке своего шлема. На Светлакова мой тон, видимо, подействовал, он кивком головы послал своего сержанта с левой стороны, и тут убежал.
– Свяжись, и предупреди, – сказал капитан спине сержанта. – Результат доложишь мне по связи.
Он даже с некоторой гордостью за достижения своей техники поправил нагрудный карман своей «разгрузки», откуда торчала, не прикрытая клапаном, антенна переговорного устройства.
Уже одни только существующие средства связи говорили о том, какая существенная разница присутствует между обладателями шлемов и нашими войсками. Воевать против армии ктархов нашему миру пока явно не по силам. И хорошо, что ктархи настроены миролюбиво. И даже шлемы от экипировки «Ратник», в которые интегрированы и наушники, и микрофон, в сравнение со шлемами ктархов не шли. Так, мы сначала пытались вставить наушники и микрофоны с шлемы ктархов, и только потом научились обходиться без них. И моя мысль, только что прозвучавшая в голове, тут же нашла подтверждение. Видимо, беспилотные скутеры справились в работой по дезактивации кристаллических гребней, и появилась связь с группой майора Медведя. Или группа уже перелетела через гребень. Майор сам объявил о наличии связи:
– Хорошо, Троица, что ты предупредил нас о РЭБ. Я запросил свой шлем. Он говорит то же самое, что и ты. Я продублирую приказ через Москву. А то поломаем им что-то основательно. А это же прикрытие границы.
Я кивнул, соглашаясь, чтобы не выглядеть загадочно-задуривающим других людей человеком, и не говорить ничего вслух. При этом не знал, сумеет ли майор Медведь со своим шлемом разобрать мои мысли так, как разбирает их мой командирский шлем, и понимая, что мой кивок вообще к нему дойти не должен. А разговоры с кем-то, не имея перед собой привычных пограничникам систем связи, могут натолкнуть и капитана Светлакова на мысли о возможности вызова санитаров из «психушки».
– Ну, что, капитан, я опять тороплю тебя. Пойдем смотреть.
– Пойдем, – наконец-то согласился Светлаков, и послал опять кивком второго сержанта. – Принеси автоматы.
Сержант только нырнул за дверь штаба, и тут же вернулся с двумя автоматами. Я обратил внимание, что автоматы у пограничников простые, не имеющие таких сложных прицелов, как у спецназа ГРУ. До них перевооружение еще не дошло. Комплекты снаряжения «Ратник» в первую очередь поставляются в армию. Вместе с оружием. А у пограничников нет даже тех минимальных приспособлений, что получены солдатами моего взвода. Во-первых, нет оптических прицелов на автоматах. А если нет оптических прицелов, то о насадке на простой прицел и говорить не приходится. А мои солдаты, кому не досталось настоящих тепловизионных прицелов, получили «Dedal-TA2.642 Pro» – насадку на простую дневную «оптику». Это тоже выручает в ночи и вообще при возникновении проблем с видимостью. Конечно, автомат далек от снайперской винтовки по своим техническим и тактическим характеристикам. Тем не менее, тепловизионный прицел дает возможность вести бой в ночное время, когда противник лишен этой возможности, и эффективно работать на уничтожение.
На мой автомат капитан Светлаков посмотрел, не скрывая своего интереса. Но ничего не спросил. Я слышал, что и у пограничников уже начали переоснащение и перевооружение. Наверное, уже обещали и этому высокогорному погранотряду. А интерес свой показывать капитан не желал, потому что ему казалось унизительным для пограничника завидовать чьему-то оружию. Гордость и здесь играла свою нехорошую роль. Гордость бывает хороша только при определенных обстоятельствах, и главное из всех обстоятельств – обоснованность. А когда нет даже обоснованности, то гордость выглядит слегка смешной.
По большому счету, пограничникам нечего делить со спецназом ГРУ. Они выполняют собственные функции, мы – свои собственные. В чем-то пограничники лучше нас, в чем-то мы лучше пограничников. И делить незавоеванную еще славу – дело глупое. Но в словах и поступках капитана Светлакова, как раньше в словах полковника Сорабакина, чувствовалась настоящая ревность. Но это все их проблемы.
Мы пошли, естественно, пешком. Впереди двинулся капитан Светлаков, за ним я, за моей спиной тяжело и с хрипотцой дышал сержант – курит, зараза, как я догадался, много. Светлаков сразу, еще на территории заставы, направляясь к воротам, рядом с которыми стоял часовой, взял высокий темп, надеясь, похоже, меня «загнать», как загоняют лошадей. Но получилось, что «загнал» он своего сержанта, как я слышал по постепенно отстающему дыханию. «Загнал» еще до того, как мы за ворота вышли. Металлическая калитка в воротах за нами со звоном захлопнулась. Но захлопнулась она, когда мы удалились от ворот уже на добрых два десятка шагов. Только тут капитан Светлаков понял, видимо, что закрыться она должна была бы раньше, и обернулся через плечо. Обернулся и я. Оказалось, калитка закрылась, когда через нее прошел сопровождающий нас сержант.
Назад: ГЛАВА ВТОРАЯ
Дальше: ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ