Книга: Другие. Потерянный взвод
Назад: 9
Дальше: 11

10

Стольников чувствовал, как от пронизывающего насквозь холода не слушаются ни ноги, ни руки. Вокруг него царила кромешная тьма и гробовая тишина. Пол был покрыт инеем, и капитан с трудом оторвал от него сначала майку, а после и брюки. Поднявшись и стуча зубами, он потрогал лицо. Переносица разбита, но кость цела. Ледяная корка покрывала лицо. Сколько же он лежал на полу, если кровь превратилась в лед?
Через несколько секунд тело вновь обрело упругость, и его забило крупной дрожью. Голова болела так, как в тот раз, под Самашками, когда неподалеку разорвался снаряд «Града». Тогда его откинуло, и он утратил способность соображать. Стольникову что-то кричали, а он раскрывал рот, и в голове, которая, ему казалось, должна скоро разорваться от боли, непрерывно гудела корабельная сирена. Его тогда вытащил на себе Жулин. Сейчас вытаскивать было некому, хотя и эта боль тоже не чета той.
Пытаясь согреться, капитан обхватил себя руками и несколько раз присел. Ничего, кроме резкой боли в затылке, это не принесло. Но кровь все-таки заструилась по венам, он ощутил подвижность мышц. Вытянув вперед руку, стал мелкими шажками двигаться вперед. Вскоре кулак уперся в толстую корку льда. Повторив такое перемещение несколько раз, капитан понял, что находится в помещении площадью около восьми квадратных метров. Нет сомнений в том, что его чья-то заботливая рука поместила в промышленный холодильник. Чтобы не испортился. Значит, убивать сразу его снова не станут. Терпение Алхоева не бесконечно. Полевой командир должен вывести отсюда разведчика, чтобы начать допрос, состоящий из одного только вопроса: где навигатор?
«Бог оставил нас», – вспоминал Стольников слова, нацарапанные на стене пещеры, и вопрос Алхоева: «Тогда скажи, где мы сейчас находимся?»
– Что здесь происходит?.. – думал он уже вслух, чтобы отогнать мысли о холоде. – Точнее сказать – где это происходит?
Он не узнавал район Чечни, это был участок местности, на котором он ни разу еще не бывал. Это подтверждал и вопрос Магомеда, и – опять не давали капитану покоя написанные на стене тоннеля слова. Кого оставил Бог и когда? Русские оказались на Кавказе с Ермоловым в начале девятнадцатого года девятнадцатого столетия. Вполне возможно, что эти слова приблизительно в то время и написали, а может быть, и позже… Но от этих мыслей Стольникову легче не стало, ситуация не прояснилась.
Еще больше ее запутывали показания Жулина о людях, атаковавших его и пленивших Крикунова. Холщовые рубахи…
А разве не так одевались лет сто, двести назад? Крестьяне, что ли? Бред…
Нужно двигаться. Если он будет стоять столбом, через двадцать минут потеряет способность соображать. Мороз не трескучий, но он слишком долго лежал на полу и остыл до состояния бутылки пива в холодильнике. Звать кого-то бесполезно. Его сюда поместили не для того, чтобы забыть. И если не вынимают обратно, значит, не хотят этого. Вынут, когда Алхоев решит, что пришла пора поговорить. И важно, чтобы к этому моменту он имел возможность работать.
Безостановочно приседая и махая руками, Стольников медленно передвигался по морозильнику. Стараясь разогреться, он одновременно думал о том, чтобы и не вспотеть. Это самое худшее, что может сейчас произойти. Когда-то придется остановиться, чтобы отдышаться, и тогда стоящий в порах пот превратится в лед. Двигаясь, можно сохранить себе жизнь, а двигаясь бездумно – ускорить смерть. Удерживая себя на этой грани, разведчик перемещался по холодильнику и ждал.
И вдруг, оказавшись в одном из углов камеры, он почувствовал, как нога его ударилась обо что-то твердое. Стольников наклонился и на ощупь определил очертания предмета.
Под его ногами лежало тело мертвого, замерзшего, словно кость, человека. Очень мило. Его предшественник тоже не пользовался большим выбором в решении вопроса – как умереть. Ему было суждено замерзнуть. Здраво рассудив, что сейчас не самый подходящий момент для паники, Саша вернулся на середину камеры. Размахивая руками и насвистывая, он разгонял остывшую от холода и страха кровь.
Не боится только дурак. Все боятся. Страх – такое же нормальное человеческое чувство, как радость. Главное, чтобы эти чувства не начали безраздельно властвовать над тобой…
– Ислам, – позвал Алхоев, сидя на стуле и просматривая газету на арабском языке. – Он пришел в себя?
Дверь в холодильную камеру была частью одной из четырех стен помещения, похожей на комнату для допросов в полицейском участке. Мебель от ИКЕА – два сдвинутых стола, настольная лампа, четыре стула. На одном из них сидел Магомед Алхоев, полевой командир. Высокий, широкоплечий, он давно заслужил славу беспощадного к неверным воина. Непостижимым образом он оставался неуловимым для федеральных сил и всякий раз, когда оказывался в засаде, уходил вместе с людьми и ранеными. Нельзя сказать, что Алхоев полностью контролировал южные подступы к Грозному, но каждый раз, когда появлялся со своей группой, численность которой иногда доходила и до двухсот человек, наводил ужас на мирных жителей и поднимал на ноги федеральные силы. Его особенной, ничем не объяснимой тактикой во время ухода от преследования и окружения было стремление уйти под Ведено. И там исчезнуть. Именно – исчезнуть, потому что, сколько бы человек ни было с ним и какой бы груз ни несла банда, разведка федеральных сил, стиснув кольцо окружения, натыкалась лишь на перепачканные кровью бинты, шприцы с остатками обезболивающего и героина, пустые бутылки и окурки.
Алхоев последние два года искал Стольникова, опозорившего его тейп, а Стольников тем временем не прочь был познакомиться со старшим из братьев Алхоевых. И теперь они находились на расстоянии трех метров друг от друга. Командир разведвзвода в промышленном холодильнике для хранения мяса, а полевой командир в комнате с кондиционерами. Их разделяла только дверь.
Алхоеву было около сорока, он был старшим из братьев Алхоевых. Самые младшие два брата отдали жизни Аллаху во время первой чеченской кампании, средний проявил себя не с лучшей стороны, не сумев справиться с русским во Владикавказе. Старший сейчас сидел на стуле и читал египетскую «Аль-Ахрам». Алхоев был бы красив по европейским меркам, наверное, если бы не длинная, сантиметров тридцать, борода и отсутствие усов. В костюме от Бриони, он со своим рубиновым перстнем на безымянном пальце левой руки мог подходить к дверям любого отеля в Европе, не беспокоясь о том, что дверь не успеет открыться.
В самом начале девяностых двадцатилетний Алхоев по рекомендации родственников в Грозном уехал к родственникам в Москву и некоторое время промышлял разбоями на западе столицы. После одного провала ему пришлось бежать домой.
– Он занимается спортом.
Алхоев уставился на боевика немигающим взглядом. Он подумал, что ослышался. Ислам наверняка сказал – «плачет», «кричит» или «зовет».
– Я говорю – капитан занимается спортом.
Магомед раздраженно подошел к стенке холодильника и обратился в слух. Отсюда ему хорошо было слышно частое дыхание разведчика. Тот или отжимался от пола, или приседал.
– Может, уже пора выпустить? – предложил боевик.
Вместо ответа Алхоев подошел к двери.
– Сашья!
– Оу! – раздался голос из камеры. – Привет, Магомед!
– Не холодно?
– Холодно, – крякнул Стольников. – А что поделаешь?
– Ничего, – согласился Алхоев. – Где навигатор, Сашья?
После короткой паузы – узник отжимался от пола – из морозильника донесся голос:
– Ты же знаешь – я все равно не скажу.
Алхоев оскалился и погладил бороду. Посмотрел на Ислама.
– Ну-ка, добавь парку.
Боевик двинул ручку вниз, и через пять минут наружный термометр стал показывать температуру не восемнадцать, а двадцать два градуса ниже нуля. В майке и тонких брюках находиться на таком морозе неуютно. «Все равно откроют, – думал Стольников. – Не в его интересах меня убивать. Потом – конечно. Но пока я знаю, где и у кого навигатор, а Алхоев – нет, я – жив. Значит, нужно потерпеть».
– Магомед, куда прицепить датчик? – спросил Ислам, вынимая из кармана предмет размером с десятикопеечную монету. – Он в одной майке. Дождаться, пока сознание потеряет, и сунуть в карман брюк?
– Если он потеряет сознание от переохлаждения, датчик будет уже не нужен. – Поднявшись со стула, Алхоев в задумчивости стал ходить по комнате. – Убери автоматы из комнаты.
Ислам поднял со стола два АКС и положил на пол в подсобном помещении. Вряд ли русский капитан будет осматривать подсобки. Дверь на выход – вон она, ее ни с какой другой не спутать… «Кольт» на поясе полевого командира оставался единственным оружием.
– Выйди на улицу, – приказал Алхоев. – Кто у двери?
– Кахир.
– Поговори с ним… – Алхоев прищурился и погладил бороду. – В его разгрузочном жилете достаточно места для глаза Аллаха.
Ислам понимающе кивнул и направился к двери…
Полевой командир сел на стул и развернул газету. Ему хотелось читать, но он пробегал глазами строчки и не понимал прочитанного. Все его мысли занимал человек, который даже сейчас продолжал оставаться человеком. Встряхнув газету, от чего Ислам вздрогнул, как от удара, он встал и решительно подошел к двери.
– Раз, два!.. Раз, два!.. Сели, встали!.. Сели, встали!..
Что над ним издеваются, сомнений не было. Почти нагой человек находился в морозильной камере уже второй час. С яростью плюнув в угол комнаты, Алхоев вернулся к газете.
Голос внутри становился все глуше и прерывистее. Человек замерзал. Замерзал, но продолжал бороться со смертью. Он не звал на помощь, не впадал в истерику. Он просто замерзал, окоченевшими губами считая количество выполненных упражнений. И Алхоев понял – даже если бы не шла сейчас речь о навигаторе, а если просто сейчас дать ему умереть – он, Алхоев, проиграл. Этот неверный так и уйдет непобежденным.
– Открой, – сквозь зубы процедил Магомед.
Ислам быстро исполнил приказание, и уже через секунду из открытых дверей камеры вырвался пар. В комнате мгновенно установился холод. Но капитан выходить не торопился. Умер?!
Ислам метнулся было внутрь и чуть не столкнулся с подошедшим к двери Стольниковым. На капитана было страшно смотреть. Он был синим. Ислам вывел его из камеры и усадил в кресло напротив Алхоева. На столике стояла пузатая бутылка армянского коньяка и несколько стаканов. Ислам плеснул коньяку в стакан Алхоева. Обслуживать капитана он не собирался.
– Алхоев… – едва слышно прошептал Стольников. Его тело била дрожь. – Тебя мама учила… прессу вверх ногами… читать?
Алхоев с досадой отшвырнул газету. А Стольников дотянулся до коньяка. Он около минуты наполнял свой стакан. Но налил только до половины. Двумя руками поднес ко рту и выпил. Были слышны лишь судорожные глотки и клацанье зубов о стекло. Возвращение к жизни всегда дается тяжелее, нежели приход смерти. Посидев некоторое время со склоненной над столом головой, разведчик наконец выпрямился. Алкоголь совершенно не брал его здоровый организм. Он лишь почувствовал невыносимую боль в отмороженных кончиках пальцев рук и ног. Сжав кулаки, Стольников спокойно посмотрел на Алхоева.
– Где прибор, капитан? Я буду задавать этот вопрос до бесконечности, пока ты не сойдешь с ума. А тебе недолго осталось.
– Прибор у Жулина. Но куда он ушел – я не знаю. Чечня большая.
– Чечня?
– Мы же в Чечне?
Алхоев выдохнул и почистил зубы языком.
– Сашья, я тебя убью все равно. Но у тебя есть выбор. Или я буду убивать тебя долго, сутками, или просто приставлю пистолет к твоей виску и нажму на курок. Есть разница?
– На курок нельзя нажать, Алхоев. Нормальные люди нажимают на спусковой крючок.
– Ислам! – позвал полевой командир и погладил бороду.
Боевик быстро зашел в морозилку и выволок оттуда труп.
– Узнаешь?
Антон с ужасом глядел в застывшие голубые глаза Пушкова и не мог поверить, что это тот самый начальник разведки бригады, которого он знал. Он видел его окоченевший труп, переломы на руках и ногах и понимал, что подполковник умер не самой легкой смертью.
– Что скажешь? – продолжал, жадно глядя в лицо Стольникову, Алхоев.
Происходящее здесь и сейчас выглядело ирреально, так что кружилась и болела голова.
– А что ты хочешь от меня услышать? – Саша покрепче охватил себя руками. Озноб понемногу стал отступать.
– То же самое будет с тобой и твоими людьми, если я не получу навигатор.
– Как подполковник оказался в твоих руках?
Алхоев рассмеялся.
– Я же знал, Сашья, что он лично бросится тебя спасать! Вы же друзья, да? Большие друзья… В гневе человек беззащитен, как ребенок. Нельзя брать Магомеда Алхоева одним разведвзводом…
– Убийца ты, Алхоев. Жадная, мерзкая тварь, – выдавил Стольников. Ему хотелось вскочить и схватить за горло сидящего перед ним боевика. Но он понимал – не время. Силы неравны. – Знаешь, о чем я сейчас подумал, Алхоев, – процедил капитан. – Я хочу, чтобы ты убивал меня сутками.
– Что?
– Не глухой. Ты все услышал. А Жулин донесет навигатор до штаба бригады. Этот – донесет. И там выяснят, почему он тебе так важен, что ты даже память о брате за него готов продать.
По лицу Алхоева пробежала судорога.
– Не серди меня, Сашья.
– Да пошел ты на хер, волчара!.. Убивай меня часами, сутками. А я буду улыбаться тебе! Но только все-таки убей! Потому что если ты не сделаешь этого, я найду тебя и вставлю головой вперед твоей маме туда, откуда ты появился! И пусть твой папа тебя переделывает!..
Алхоев откинулся на спинку стула. Он уже начал понимать, что толку от всех этих мероприятий, включая разговор по душам, не будет. Больше всего ему хотелось взять нож и начать резать русского. По сантиметру. Порезал – рюмочку выпил. Порезал еще – еще рюмочку. Но тогда навигатор для него будет потерян навсегда. С разочарованным видом Алхоев приказал себе успокоиться, закурил и бросил пачку сигарет на стол, поближе к капитану.
– Что ты за человек такой, Сашья? По-хорошему ты не понимаешь, по-плохому – тоже. Что с тобой делать? Я из-за тебя как Ленин. В постоянных бегах. Я ведь не прошу тебя Родину продать. Просто отдай то, что принадлежит мне. Я даже готов с тобой поделиться. Мне – прибор, тебе – жизнь.
Сигарету Стольников прикурил, но делиться не пожелал.
– Твои люди все равно окажутся в засаде! – вскричал вдруг Алхоев. – Их возьмут у пещеры, у самого входа!
Стольников на мгновение замер, отрывая сигарету от губ.
«Пещера? Какая пещера? Вход в пещеру? – Саша выпустил дым в потолок. – Мы вышли через водный канал, к водопаду. Я не знаю, где вход в пещеру. А он утверждает, что мы оказались здесь, выйдя из пещеры. Значит, сюда как минимум два входа?..»
От мысли, что Алхоеву не приходит в голову зачистить зону водопада, у Стольникова поднялось настроение.
– Чему ты улыбаешься, русский капитан? – вскипел Алхоев. – Я сказал что-то смешное?
– Не обращай внимания, я о другом думаю. Не о нас с тобой.
Он поднял взгляд на приблизившегося с бутылкой, чтобы наполнить стакан полевого командира, боевика.
Продолжая держать в зубах сигарету, разведчик вскочил со стула и профессионально, вложив в удар вес тела, вбил кулак в лоб Ислама. Чувствуя, что нос сломан, и ощущая ужасную боль, от которой хлынули из глаз слезы, Ислам заорал и упал на Алхоева. Удержать вес двух тел хлипкий стул не смог. Хрястнув во всех соединениях, он сложился, как карточный домик. На полу возились полевой командир и боевик…
«Кажется, это называется – „не теряя позиционного преимущества“», – пронеслось в голове капитана, и он с разворота пробил ногой в челюсть Исламу. Дотянуться до Алхоева было невозможно – тот был закрыт телом Ислама, как щитом. По хрусту костей и по ставшему вдруг тяжелым телу боевика Саша понял, что тот без сознания. Удар был рассчитан на попадание в висок, но два часа в морозильной камере сделали свое дело – капитан промахнулся. Однако и того, что случилось, оказалось достаточно. Стольников сумел вырубить Ислама.
Капитан бросился к двери.
– Взять его!.. – захрипел Алхоев, пытаясь выбраться из-под тела весом в центнер. – Взять!..
Но брать было некому. Разве что самому.
Рванув дверь на себя, Стольников почувствовал за спиной тяжелое дыхание. Помня, чем закончилась его схватка в ложбине, Саша решил в контакт не входить. Подсев, он опять с разворота, но уже рукой, пробил в пространство позади себя. Расчет был верен. Почти приблизившийся к нему вплотную Алхоев получил сокрушительный удар в живот. Издав хрюкающий звук, он сел и наклонился. Добавив два раза по загривку, уже не по-боксерски, а как в драке, сверху – чтобы просто ошеломить, Стольников побежал по коридору.
С того момента, как он встал, и до того, как буквально пополам переломился Ислам, прошло не более пяти секунд. Саша понимал, что сейчас все зависит лишь от скорости его движения. В его распоряжении не более трех-четырех секунд. Вдвое меньше времени полевому командиру Алхоеву понадобится, чтобы достать оружие и передернуть затвор. Скорость полета выпущенной из «кольта» сорок пятого калибра пули – тысяча метров в секунду. А сколько метров за это время пробежит он, Стольников?
До конца коридора оставалось двадцать метров…
Назад: 9
Дальше: 11