ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Получалось, что эмир ничего больше подсказать не мог, и надобности в нем, честно говоря, не было. По крайней мере, я не видел причины тащить его с собой. При этом от него всегда можно было бы ожидать предательства и удара в спину. Вопрос возник сам собой – все же брать его с собой или связать руки, и отправить с сопровождающим в Полосу Отчуждения, где передать в суровые лапы ментов или ФСБ. И те и другие сильно интересуются его деятельностью, и готовы активно позаботиться о дальнейшей судьбе Магомета Арсамакова. Выглядело это не совсем порядочно, хотя я и не давал эмиру никакого обещания, не давал никаких гарантий безопасности, и на траверсе хребта, по сути дела, не беседовал с ним, а допрашивал обезоруженного пленника. Пленника, который, кстати, устроил мне засаду, пустив по склону двоих своих приверженцев, всегда готовых на меня напасть. И это уже была третья попытка моего уничтожения. Третья ловушка, которую пытался подстроить мне и моим бойцам эмир. В первый раз вместе с летчиком старшим лейтенантом Брюхановым послал двух шахидок, которые своим поясом могли бы уничтожить весь взвод. Во второй раз, когда имитировал бой между двумя бандами, рассчитывая, что я ввяжусь. Но и в третий раз эмиру не повезло, третья попытка тоже оказалась неудачной. Стоит ли ждать четвертой? Если брать Арсамакова с собой, четвертая попытка обязательно последует. И я, честно говоря, не знал, как мне следует поступить. И просто радовался в душе, что не являюсь командиром отряда. Пусть майор Медведь решает, что делать с эмиром. Отпускать его нельзя. Даже при том, что выйти из резервации ему будет, скорее всего, невозможно. Пограничники – парни строгие. И будут стрелять на поражение. А данных о возможности такой встречи у Магомета Арсамакова нет. Его никто не предупредил, я думаю. Но опасность он может представлять и с другой стороны. Отсюда, с хребта, после уничтожения двух банд, которые Арсамаков «пригрел» у своей груди, эмир ускользнул. Как я подумал, в одиночестве. Только откуда у меня эта мысль об одиночестве возникла, я догадаться не сумел даже после тщательного анализа всех перипетий минувшего вечера. Если он улизнул один, откуда взялись еще два парня, только что без звука уничтоженные на склонах с двух сторон от тропы. Возможно, где-то поблизости у Арсамакова существует база, на которой возможно найти еще несколько моджахедов. Значит, он снова может найти себе помощников. И станет опять опасным и для федералов, и для мирных жителей.

Понимая, что эмир базу все равно не покажет, я, тем не менее, спросил:

– А где, эмир, твоя база находится?

Глаза эмира настороженно и по-зверски блеснули в темноте, отражая свет звезд.

– Это которая? У меня их раньше много было.

Он хитрил, не желая что-то показывать. И я был уверен, что не покажет.

– На которой у тебя еще люди остались. Те люди, на помощь которых ты рассчитываешь.

Арсамаков ответил не сразу, значит, соображал, что я знаю, чего знать не могу, и только предполагаю. Но удивление изобразил естественное:

– Мои люди остались? Ты всех, командир, перебил. Сегодня двух последних, самых верных, которых я при себе держал, убил. Больше нет никого.

– Не хочешь сказать. Тем хуже для тебя. Скажешь, думаю, следствию. А твою базу я все равно найду, и твоих людей там перебью. Но для тебя это будет отягчающим обстоятельством. Хотя тебе уже отягощаться некуда. Пожизненный срок тебе в любом случае грозит.

– И зачем я только пришел к тебе! – вздохнул он, впрочем, не очень горько. – Зачем поверил! Можно было бы просто в сторону уйти, и все. И разминулись бы наши пути. А что теперь делать? Что мне теперь делать? Только зубами драться.

Это уже было похоже на угрозу. Тон сказанного был с откровенно запахом угрозы. А это, как я понимал ситуацию, должно пресекаться в корне. И я легко спрыгнул с камня, шагнул к нему, видя, как эмир руку под «разгрузку» пытается засунуть. Однако «разгрузка» сидела на нем плотно, и рука туда сразу забраться не смогла. А я оказался более проворным. Помогать эмиру забраться под «разгрузку» я не стал, более того, я даже его руке сделать это не позволил, и, не останавливаясь, чтобы сохранить скорость движения, нанес классический хай-кик с левой ноги.

Вообще-то у любого человека лодыжка – очень слабое место в отношении переломов. Там множество мелких костей, которые любят ломаться, даже когда ногу неправильно поставишь или поскользнешься. И потому многие бьют хай-кик голенью, самой нижней ее частью, где кость достаточно крепкая. У меня же, как и у многих солдат моего взвода, на язычки берцев прикреплены алюминиевые пластины, которые обувь утяжеляют не сильно, при ходьбе не мешают, при нанесении же хай-кика не только предохраняют лодыжку от перелома, но и делают сам удар значительно жестче. В моем случае Арсамаков слетел с камня так, словно его тяжеленным бревном по голове огрели. В лучшем случае, оглоблей. Свалился, и лежал без движений. Памятуя, что это человек хитрый и подлый, я мог бы и подвох заподозрить, но я хорошо знаю тяжесть своего хай-кика, и потому подошел без опасений, и смело склонился над ним, сунул руку под разгрузку эмира, туда, куда он пытался забраться, нащупал там что-то пластмассовое, и вытащил. Это была светошумовая граната «Заря», оружие не самое сильное, но достаточное, чтобы минут на пять ослепить и меня, и снайпера, который смотрел на эмира в оптический прицел. Особенно досталось бы снайперу. В этом случае возможен даже ожог глаза. А пяти минут эмиру хватило бы, чтобы разорвать дистанцию, и сбежать. Моя вина была в том, что я стал разговаривать с ним, не обыскав. Но я сначала начинал разговор почти мирно, и только потом объяснил Арсамакову, что ему в любом случае не избежать пожизненного заключения. Не знаю уж как он рассчитывал уйти от старшего сержанта Камнеломова и майора Медведя, которые были не просто сбоку, а за спиной Арсамакова. Но, видимо, рассчитывал на быстроту своих ног. Но попытку он предпринять готовился. Любой бы на его месте постарался сбежать. Это понятно. А сумел бы это сделать или не сумел бы – этот вопрос оставался открытым. На всякий случай, пока он в себя не пришел после тяжелого нокаута, я обыскал эмира полностью. Из поясной кобуры на спине вытащил пистолет, из двух ножен вытащил ножи, и все это разложил на камне, рядом с которым сидел раньше. И стал ждать, когда эмир в сознание вернется. Он, впрочем, не торопился.

Да, это и понятно. Любой бы на его месте начал прикидываться, выжидая следующего удобного момента для побега или просто сопротивления. Да и силу своего хай-кика я хорошо знал. Пропустивший такой удар, как правило, долго в себя приходит. А его физиономия удар помнит еще неделю, пока опухоль не сойдет.

Мне, наконец, надоело ждать.

– Товарищ майор, что делать будем с эмиром?

– Он показал на карте место?

– Показал. На границе с Грузией база. А рудник вообще в Грузии.

– Туда америкосы идут.

– Я в курсе.

– Нельзя допустить их контакта с пауками.

– Это понятно. Только я не уверен в честности Арсамакова. У него, наверняка, я думаю, есть еще люди, которые будут идти по нашему следу. Эмир рассчитывает, что мы отведем его в Грузию, а там на нас нападут его люди, его освободят, и они вместе уйдут за границу.

– Зачем ему это нужно? Он что, сам пройти не может?

– Подозреваю, он рассчитывает, что погранцы сделают для нас коридор для свободного выхода. А его люди просочатся следом.

– Твои предложения?

– На ваше усмотрение, товарищ майор. – я аккуратно «умыл руки», сбросив решение проблемы на другого.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите дать совет, – вступил в разговор старший сержант Камнеломов.

– Говори, Коля.

– Нельзя эмира с собой тащить. Его следует отправить на Большую землю.

– Спасибо. Совет дельный, – за меня согласился Медведь. – Но придется пару человек отправить с Арсамаковым в качестве охраны.

– Мы недалеко ушли, товарищ майор. Хватит одного. Чтобы он нас потом догнал.

– Пусть так. Надо только предупредить командующего, чтобы выслал людей навстречу. На старое место.

– На старое место тропа протоптана. Бандиты могут там засаду устроить. Пусть командующий новое место выберет.

– Согласен. Сейчас свяжусь с командующим. Троица, кого в сопровождающие назначишь?

Я долго не колебался.

– Младший сержант Твердоглазых!

– Я! – отозвался командир второго отделения.

– Ты у нас на ногу самый легкий. Готовься к выходу. С эмиром в пути не церемониться. У него сейчас легкое сотрясение мозга после моего хай-кика. Его можно подзатыльником на место поставить, если будет возникать. У него от легкого удара начнется головная боль и тошнота. Собирайся. Сейчас командир с командующим место определят.

Я увидел, как недовольно, но вполне осмысленно зашевелился Арсамаков. В сознание приходят не так. Значит, он уже давно в сознании, и внимательно слушал мой разговор с Медведем. Пытался уловить из моей односторонней речи что-то для себя полезное.

Эмир поворочался, пристраивая свой мясистый зад среди камней поудобнее, и сел.

– Не думаешь, командир, что я сбежать смогу?

– Не думаю. Даже наоборот, думаю, что не сможешь. Я дам сопровождающему категоричный приказ пристрелить тебя при всякой попытке к бегству.

– Я тоже, как у вас, у русских, говорят, «не лыком шит». Отправляя меня, ты рискуешь своего солдата потерять. Лучше бы ты оставил меня с собой, если солдатской жизнью дорожишь.

Это была откровенная попытка надавить на меня и запугать. Даже голос звучал, как змеиное шипение. Я обозлился, выключил микрофон, и приблизился к эмиру ближе.

– Ты, ублюдок недобитый. Попомни мое обещание. Если с моим солдатом хоть что-то случится, я тебя откуда угодно достану, даже из брюха любого из пауков, если они тебя сожрут. Достану, и по ближайшим камням размажу.

Я дал эмиру не сильной, но болезненный пинок в нос. Из носа потекла на верхнюю губу кровь. Но не настолько сильно, чтобы помешать Арсамакову идти.

– Безоружного пленника бить. Не по-мужски.

– Не любите вы, сволочи местные, когда с вами обращаются так же, как вы обращаетесь с пленниками. И не тебе меня мужественности учить. Я сейчас по связи передам, чтобы тебя в нужную камеру поместили. Через два часа бабой станешь.

Я отошел, и включил микрофон.

– Камнеломов!

– Я!

– У тебя веревка, помнится, есть. Свяжи мне пленника.

– Есть, связать пленника! Только руки? Ноги не путать?

– Ноги в кандалы. Без камня.

Старший сержант появился из-за валунов через десять секунд. Рюкзак он уже снял, и на ходу вытаскивал оттуда веревку. И сразу приступил к делу, вкладывая в него и свое умение, и ненависть к пленнику. Как раз к моменту, когда старший сержант свою работу закончил, пришел и младший сержант Твердоглазых. Вместе со мной осмотрел, как пленник связан. Ему идти рядом, и младший сержант хотел убедиться, что никакой эксцесс невозможен. Камнеломов постарался от всей души. Руки были связаны впереди в запястьях и в кистях, но так, что тыльные стороны ладоней прижимались друг к другу. В этом положении руками вообще невозможно ничего сделать. Веревка между ногами была длиной сантиметров в тридцать, не больше. Придется эмир у посеменить под стволом автомата Стаса Твердоглазых. А Стас церемониться не стал бы и без моего напоминания. Будет подгонять эмира тычками автоматного ствола. Только для этого придется снять с пленника «разгрузку» и бронежилет. Что по моему приказанию младший сержант тут же и сделал. Бронежилет мы забросили в кусты, а разгрузку, в карманах которой было много различных бумаг, Твердоглазых взял с собой, чтобы следственные органы с бумагами разбирались. Мало ли что среди них может оказаться.

Со своего склона поднялся майор Медведь, завершающий разговор с полковником Мочиловым. Как только завершил, сразу включился в общую сеть связи.

– Мне в течение десяти минут сбросят на карту точку встречи. Свой «планшетник» я вынужденно отдам младшему сержанту. А ты, Троица, на время уступи мне свой.

– Стасу достаточно будет на карту посмотреть, он найдет дорогу, – попытался я отказаться от такого обмена.

– А обратная дорога? Как он нас будет без «планшетника» искать?

Против этого аргумента я возражать не стал. Он показался мне разумным, потому что было точно неизвестно, куда мы можем забраться.

Майор взмахнул своим «планшетником», как аргумент высказал. Я заглянул в монитор, заинтересовавшись мельком увиденной картинкой. Медведь это заметил, показал заставку, на которой он стоял рядом с белым автомобилем «Порше Кайен».

– Ваш?

– Мой.

– Красавец. А я вот пока мотоциклом обхожусь. Самым простеньким, дешевым китайцем. Но мне хватает. И жену прокатить могу.

– Ладно. Наметь на общей карте примерный маршрут отсюда до места крушения космолета с пауком, – потребовал Медведь.

– А нам и туда заглянуть следует?

– И не просто заглянуть. Главное задание, посмотреть, зарядятся ли там наши аккумуляторы. Мне специально три полностью разряженных аккумулятора подкинули с вертолетом. Тебе там следует обшивку поискать с хоботками. – майор показал, что хорошо знаком с заданиями, которые я получил от генерала Вильмонта. Должно быть, генерал все эти задания перечислил и полковнику Мочилову, а тот, чтобы я ничего не забыл, попросил майора Медведя проконтролировать выполнение.

– Не расстраивайся, Троица, – заметив мою хмурость, сказал Медведь, понимая ее по-своему. – Я без «планшетника» никак не могу. Отметь на своей карте, где находится база пауков, где рудник, и отправь данные командующему. Потом планшетник мне передашь.

Он отошел в сторону.

Я выполнил приказ, передал данные. Хотя передавать опять пришлось через узел связи штаба сборного отряда спецназа ГРУ. Дежурный офицер узла связи напрямую спросил меня:

– А у нас тут появились данные, что твой взвод, старлей, поместили на два месяца в карантин. И нам на пополнение должен другой взвод прибыть. Из вашей же бригады. А ты, как я понимаю, все еще по Земле Отчуждения бегаешь?

– Это и есть часть карантина. – сообщил я загадочно, путая дежурному офицеру все мысли. Треть взвода со мной, а две трети отправлены под присмотр врачей. Но кому-то и работать надо. Не все же в штабах сидят.

– Понятно. К нам, кстати, новый начальник штаба прибыл, но это не майор Медведь. Некий капитан Смурной. Фамилия такая. Будешь разговаривать?

– Нет. Я пока работаю в прямом подчинении командующего. И майор Медведь рядом. Вместо начальника штаба вашего отряда стал моим командиром здесь.

Думаю, фраза о прямом подчинении командующему должна избавить меня от докладов начальнику штаба сводного отряда. Так мне мешать будут меньше. Завершив сеанс связи, я по памяти восстановил маршрут перехода к месту падения космолета с пауком – маршрут автоматически перешел на другие «планшетники» группы, показал майору жестом, что все готово, и передал свой гаджет подошедшему Медведю. Тот внимательно просмотрел карту, изучая маршрут. Потом посмотрел на своем «планшетнике», проверяя точность копирования, произведенное системой без моего участия. Остался, как мне показалось, доволен. Электроника не подвела, и все данные сохранила в точности.

– А маршруты «гуляющих дымов» ты, Троица, на карту не наносил?

– На то они, товарищ майор, и «гуляющие», чтобы маршрутов не иметь. Но место прохождения одного на другой карте отмечено. Это рядом с тем местом, где мы летчиков нашли. Сейчас, думаю, мы туда и двинем.

– У меня в джамаате два человека погибло от «бродячих дымов», – сообщил, стараясь хоть так быть нам полезным, эмир Арсамаков. Кровь у него из носа так и бежала двумя тонкими ручейками, но руки были связаны так, что самостоятельно он вытереть кровь не мог даже локтем. И Камнеломов помог эмиру высморкаться в полу его же камуфлированной куртки.

– Каким образом? – спросил Медведь.

– Один головой в дым сунулся. То ли посмотреть, то ли понюхать хотел. Все лицо почернело, и волосы вместе с бородой сгорели. На колени упал, и сразу умер. Второй его из дыма вытащить пытался, схватился за голову, дернул, и сам упал, как от пули. Хотя никто не стрелял. Тоже весь почернел, как подкоптился. Только борода цела осталась. Не подходите к ним.

Эмир этими словами, тоном сказанного, показал, что подхалимаж ему совсем не чужд. Медведь посмотрел на меня, я посмотрел на младшего сержанта Твердоглазых, делая посыл кивком головы, младший сержант без стеснения и уважения подтолкнул эмира стволом, направляя на тропу. Пошли они не слишком быстро, но быстрее эмиру ходить было трудно. Даже при таком темпе у него через час ноги заболят.

Я хорошо помнил все задания, что получил от генерала Вильмонта, и потому маршрут на карте в своем «планшетнике» проложил не прямой, а со значительным зигзагом – от точки к точке. Майор Медведь не мог не обратить на это внимания, поскольку пользоваться картами он умел, и по карте прекрасно умел определять проходимые места. И потому спросил меня сразу, как только эмира увели:

– Вот это. – Медведь показал пальцем, – есть необходимость навестить какое-то место?

– Так точно. По пути оттуда мы брали пробы воды. Сейчас возьмем в тех же местах, как просил Виталий Витальевич. А чуть дальше проходит след от «гуляющего дыма». Там я со следа пробу брал. Следов по пути много, думаю, встретится. Но, чтобы не искать, раз рядом будем, поинтересуемся старым.

Наш отряд уже собрался возле туши убитого кабана.

– Ребята мяса свежего просят, – сообщил старший сержант Камнеломов.

Переговоры о мясе, видимо, шли с выключенной связью, иначе я услышал бы. Бойцы постеснялись спросить у меня разрешения, и послали замкомвзвода.

– Просить не вредно. Я о чем предупреждал, когда вы сюда намылились?

– Никуда не соваться.

– А о чем тогда просите? Я не утверждаю, что с вами что-то произойдет. Но вполне может так получиться, что после куска такого мяса все солдаты у нас вдруг станут великанами, как этот кабан, который, вероятно, что-то попробовал, несмотря на приказ старшего из кабанов. И тогда на вас вся оснастка «Ратник» просто разлезется-расползется. Она же не будет расти вместе с вами. А вам останется только хрюкать и бегать голышом по горам.

– «Отставь желанья, всяк сюда входящий.» – перефразировал великого итальянца майор Медведь.

– Я лично, товарищ майор, еще сохраняю надежду, что мы находимся не в аду, – скромно заметил я. – И своих солдат постараюсь уберечь от желания туда попасть. Короче говоря, Камнеломов, отставить всякие поползновения попробовать кабанятину. Да и жарить мясо у нас времени нет. Мы уже выступаем.

– Понял, товарищ старший лейтенант, – не очень весело ответил старший сержант, и сглотнул слюну, едва ей не захлебнувшись.

Я заглянул в свой «планшетник», который держал в руках майор Медведь. Мне было видно точку, которой обозначался носитель коммуникатора младший сержант Твердоглазых. Эмира, коммуникатора не имеющего, планшетник не показывал. Но они были уже достаточно далеко. Пора было и нам выступать. Время уже было утреннее, свежее, хотя до горного рассвета было еще долго. Но идти маршем в такую погоду в местном климате было лучше всего. В такое время силы не только не теряются, но, казалось, прибывают с каждым вздохом, с каждым глотком воздуха. Я приказал Камнеломову построить бойцов. Офицеры группы Медведя уже стояли рядом, готовые к маршу. Как полагается, Камнеломов выставил боковое и передовое охранение – опять одиночное, поскольку личный состав на настоящий момент у нас только уменьшился, и смены ждать было неоткуда. Одновременно Камнеломов исправил упущенное при вчерашнем уходе с хребта. У убитых бандитов оказалось два ручных пулемета Калашникова. И даже с затворами, и с запасом патронов. Затворы, правда, пришлось найти. Но Камнеломов хорошо помнил, под какой камень их запрятал. Таким образом, вместе с единственным штатным пулеметом взвода это уже представляло собой немалую силу. Пулеметы, естественно ушли в охранение. Один пулемет обычно бывает в состоянии прижать к земле, и не позволить стрелять пяти – шести автоматчикам, и может нейтрализовать засаду противника. Это происходит за счет того, что пулемет имеет более длинный и более толстый ствол, что позволяет ему дольше, в сравнении с автоматом, стрелять длинными очередями, и не перегреваться. При этом, опять же за счет длины ствола, отдача у пулемета несравненно меньше, чем у автомата, и пулемет не «тащит» при очереди вверх и влево, значит, стрельба становится более прицельной, выше «кучность» очереди. «Оптика» от автомата легко ставится на пулемет, что дает возможность при необходимости использовать его, как снайперскую винтовку. Предохранитель позволяет вести стрельбу одиночными выстрелами. А при стрельбе из положения лёжа сошки пулемета существенно помогают всегда держать ствол в нужном направлении. Но и при стрельбе с пояса или, как иногда говорят, «с ремня», пулемет несравненно опаснее автомата. И потому всегда, если есть такая возможность, используется в охранении основной группы. У нас возможность появилась.

В этот раз в порядке «живой очереди», да и потому еще, что я единственный здесь уже ходил, и хорошо знаю, куда идти, мне выпала роль ведущего. Теперь темп можно было выбирать произвольный, и я выбрал привычный для своего взвода. А офицерская группа обязана уметь к любому темпу подстраиваться. Это и произошло. Я сначала довел отряд до перевала, где спустился с хребта до половины склона. Именно там я брал пробу со следа «гуляющего дыма». Однако внешний вид следа заставил меня остановиться. Еще и суток не прошло после того, как здесь прошел «гуляющий дым», а на месте следа выросла какая-то кристаллическая гряда, высотой около полуметра. Не думая долго, я вытащил из ножен свой большой нож, вогнал его в трещинку, и попытался отковырнуть кусок кристалла. Для этого пришлось нож раскачивать, пользуясь тем, что лезвие ножа было достаточно толстым. Майор Медведь, которому я временно отдал свой «планшетник», по мой просьбе производил видеосъемку процесса. Опыт у него, видимо был, и мне не пришлось давать дополнительные инструкции.

Кусок кристалла отламываться не захотел. Я сделал знак рукой, требуя, чтобы все отошли подальше, оставил нож торчать в трещине, потому что он и вытаскиваться не хотел, а сам сделал пять шагов назад, и поднял автомат.

– Не сильно рискуешь? – спросил майор.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское!..

Я рискую часто, хотя и не любитель шампанского. Рискнул и в этот раз. Больше всего меня поразил звук, раздавшийся после хлесткого одиночного выстрела. Впечатление было такое, будто пуля с воем удалялась в какую-то большую трубу. И, вместе с пулей, удалялся и вой. После выстрела я подошел к кристаллическому следу. Кристаллический след был на месте, не развалившийся, даже не поврежденный. Но вот следа пули не было. Она вошла в кристалл, и куда-то с воем улетела, а входное отверстие сразу закрылось, словно никогда его здесь и не было. Правда, какая-то мутно белая отметина осталась. Медведь все это снял на видео, и, поймав мой недоумевающий взгляд, только плечами передернул. Он понимал в случившемся не больше моего.

– Кибернетика. Двойное дно.

Эти слова в лексиконе Медведя, как я понял, характеризовали все непонятное уму простого человека, все, недоступное для нашего общего понимания.

Я ухватился за нож, приложил силу, и вытащил его, после чего попытался сковырнуть кристалл в том месте, в которое целился, то есть, там, куда вошла пуля. К моему удивлению, нож легко и без усилий наскребал в этом месте какой-то кристаллический порошок, похожий внешне на сахарный песок. Еще во время первого похода в Полосу Отчуждения, когда отправляли первые пробы для научного мира, мне переслали емкости для проб. Они, помнится, находились в моем рюкзаке и в рюкзаке старшего сержанта Камнеломова. Я быстро снял с плеч лямки рюкзака, нашел среди грузка подходящую случаю толстостенную стеклянную баночку со стеклянной же завинчивающейся пробкой, и загрузил туда то, что удалось выковырнуть ножом. Причем, выковырнуть мне удалось не много, не больше одной единственной столовой ложки. И только из отверстия, примерно соответствующего калибру пули. Может быть, чуть-чуть шире.

– Артефакт. – охарактеризовал содержимое стеклянной емкости старший лейтенант Лисин из «зоопарка» майора.

– Может быть, и артефакт. – неуверенно согласился я, отдаленно помня, что обычно артефактами зовут произведения рук человеческих, а что было здесь – непонятно.

Но на этом опыты со следом не закончились. Из того же рюкзака я вытащил упаковку «сухого пайка», вскрыл, нашел там пакетик с сахарным песком, вскрыл пакетик, и высыпал сахар прямо на кристаллическую гряду. Сахарный песок сразу прилипал к покатой поверхности, и плавился, как на раскаленной сковороде, хотя рука, даже находясь от кристаллической гряды поблизости, температуры не ощущала. Однако коричневые точки расплавленного сахара не исчезли, а словно бы поглотились кристаллом, заглатывались. Майор Медведь продолжал съемку. Когда я закончил, он передал мне «планшетник», а сам залез со спины в рюкзак капитана Волкова. Мои предположения нашли подтверждение. Когда я видел доставленный вертолетом кусок доски с односторонней покраской, я подумал, что это часть крышки стандартного армейского ящика из под мин или каких-нибудь других боеприпасов. Эти ящики подлежат обязательной пропитке противопожарным составом. Я даже знал, что армейские кладовщики свои дома пытаются таким же составом обработать. Хотя не могу судить, насколько состав эффективно противостоит огню. Свой дом, поскольку кладовщиком никогда не был, я так не обрабатывал, да и пожаров у меня пока не случалось. Кусок доски, сделав мне знак о ведении съемки, Медведь аккуратно уложил на кристаллическую гряду там, где образовывалась почти горизонтальная плоскость. И даже не побоялся ладонью по доске хлопнуть. И кристалл тотчас отреагировал, как мне показалось, не на саму доску, а на хлопок. Причем, отреагировал так резко и шумно, что Медведь руку отдернул и сам отскочил. Из-под доски посыпались настоящие искры, как при электросварке – целые снопы белых искр. Но процесса, что под доской происходил, видно не было. Тогда капитан Волков стволом автомата слегка сдвинул доску в сторону, и стало видно, что поверхность кристаллической гряды под доской буквально кипит и булькает. Там образовался небольшой кратер, из которого готова была вырваться наружу настоящая белая лава. Я тут же отскочил в сторону, вытащил из рюкзака керамическим тигель или какую-то емкость, на тигель похожую, метнулся к старшему сержанту Камнеломову, не спрашивая согласия хозяина, выхватил из ножен за его плечом мачете, и широким лезвием подцепил небольшую часть лавы. Лезвие не оплавилось. А свою добычу я тут же перегрузил в керамическую емкость. Лезвие мачете тут же протер сначала о камень, потом о землю, и вернул старшему сержанту. Он посмотрел на лезвие, и показал мне. На металле отчетливо просматривался участок синеломкости. Значит, температура в кратере была чрезвычайно высокая, и лезвие не оплавилось только потому, что я быстро его вытащил из лавы. А я продолжал все это снимать, держа «планшетник» левой рукой.