Глава 5. Алые острые кромки
Глядя вперед – не пропусти, что под носом…
Песни Койота
Утро в Зоне начинается одинаково. Ты, вот ведь, просыпаешься… под буйный шум из-за стены твоего укрытия. Ну или не особо буйный, но если за стеной тихо – жди беды. Не может в Зоне просто так стать тихо и спокойно. Либо вокруг кто-то перебил все возможное, либо приперся кто-то большой и страшный. Как правило, это одно и то же.
Меня разбудила Раздва. Да-да, чего-то там заворчала, ворочаясь у меня под боком, пискнула, скатившись на пол, и недовольно зафыркала. Вот такое, понимаешь, сложилось утро.
Птицы за окн… скорее, за бойницами, прикрытыми сейчас заслонками из стали, не чирикали и не свиристели. Каркать каркали. Как обычно, каждое утро Зоны начинается с этой нахальной переклички постоянной детали пейзажа. Наших, мать их, откормленных и аспидно-черных ворон. Не серых городских, а откуда-то налетевших черных-пречерных каркалок размером чуть ли не с гуся. Ну, насчет гуся приврал, чего там… но эти самые вороны куда как велики.
Вот сейчас там, на когда-то ровном покрытии Парка, велась массированная перекличка, мешающаяся явно с руганью и выяснением отношений. Как, по поводу чего? Насчет жратвы, чего тут непонятного. Дело ясное, как сферы «хрусталиков», редкие и ценные. Там, за бортом, после Бури, есть пара-тройка померших Красных. Вот за них сейчас и спор. Сложно не понять птичек-синичек, епта. Всем хочется есть.
И мне, собственно, тоже. Так… но сперва оглядимся.
Хотя, вернее, займемся тем, из-за чего утром первым делом вовсе не кофе. Собственным туалетом, елы-палы, уж не знаю, чего там кто думает. Пусть даже и думает в верную сторону. Тем более в нашем на троих адском локомотиве все предусмотрено. Хотя ковыряться, восстанавливая удобства, пришлось немало. Но оно того стоило. А воду, если правильно помню, мы притаранили сюда с помощью большущих канистр за несколько подходов. Жаль, не получится пополнить запас в емкости.
Оглядеться вышло минут через десять. И даже, во дела, бытовало в голове странное желание побриться. Но отпустило, и одумался. Нечего тратить те двести литров, что уже уменьшились на пяток. Не поверите, но когда стараешься экономить ее как следует, так умыться можно двумя пригоршнями.
Смотреть наружу следовало из кабины, куда и потопал. По дороге выяснилось, что Мара уже проснулась и, не расставаясь с оружием, рассматривает окружающий пейзаж.
– Тоскливо, – пробурчала валькирия, – даже тоскливее, чем вчера.
– Бывает и такое. Туалет вон там.
– Спасибо.
Спасибо… странное впечатление. Ведь от души сказала. Просто понимая, что в любом другом варианте утра ей, возможно, пришлось бы делать все дела со мной, топчущимся за ближайшим кустом и охраняющим ее. Ну и, чего уж там, наоборот. Не, ясное дело, что любой умный человек это поймет сам. Дело в другом.
Был у Мары опыт в таких походах. И, видать, не просто она тренированная злая сучка Маздая. А повоевать в наше-то время всегда есть где.
Ладно, чего у нас тут творится-то? Ох ты ж, экая тут икебана прямо перед носом. С непривычки можно и унитаз побежать пугать.
Скульптурная композиция состояла из двух Красных, скрученных небольшим тросом и аккуратно разделанных на составляющие, напоминая кукол-марионеток. Такая, понимаешь, креативная инсталляция, изображающая черт чего пойми. И торчала она прямо на просторной площадке, видимая явно не только мне. Кто-то из бродяг, засевших в том самом «Крузере» и стоящем подальше «Витязе», наверняка тоже любовались этой херней.
С чего матерому бродяге сыпать креативными выражениями? Да полноте, делов-то. Все из-за баб и желания произвести впечатление, не больше. Ладно, это ерунда.
Если со вчерашним казусом в виде снятого скальпа еще могли возникать вопросы, то… то вот здесь они отсутствовали. Полностью, то есть совершенно. Потому как, кто это сделал, становилось ясно сразу.
Красных любить невозможно. Жалеть их надо, ведь были они людьми, и не так давно. Но только на расстоянии – либо когда их не особо много, а патронов в достатке. Ненавидеть Красных глупо, и даже это под силу. Как бы глупо ни звучало такое утверждение от бродяги, в третью ходку чуть не сгинувшего именно из-за представителя их племени. Но – и это не особо нормально – некоторые их ненавидят. Так люто, что потом перед глазами возникает подобный, понимаешь, экзерсис.
Блед метит территорию подобно волколюдоеду. Хотя этих тварей ни разу не видел. Говорят, есть где-то со стороны Залива. А вот Бледа видел, пусть и не особо много. Мне хватило. И повадки его пришлось узнать. А как еще, если, пересекаясь, он всегда устроит на тебя, родимого, охоту?
Зачем ему это? Скальп тот, вот эта дрянь? Чтобы боялись. Только одного не понимаю: почему он не боится ни Бога, ни его противника?
– Ни черта себе, – присвистнула Мара, – экие у вас тут перформансы по утрам.
– Инсталляции.
– Что?
– Это скорее инсталляция.
– Охренеть ты культуровед.
– Уж как есть. Кушать будешь?
– Думаешь, без тебя паек не открою?
Надо думать, что моя улыбка была не просто ироничной. Она так и сочилась сарказмом и чувством собственного превосходства.
– Мне хочется тебя удивить.
– Чем ты меня, болезный, удивишь? Уровнем ай-кью или еще каким старым анекдотом?
– Вот поэтому ты и не замужем.
– Почему?
– Людей не любишь. А я тебя удивлю своими манерами, умением готовить самое мужское блюдо и хитрыми тайнами Зоны.
О, да у нее прямо удивление на лице. Типа: чего ты мне на уши две порции лапши навешал? Ну-ну.
Я же говорил, что обожаю нормально пожрать? А нормально, сами понимаете, это именно нормально. А не только из банок хавать подогретый сухпай и заедать галетами.
Вообще, если совсем по-честному-благородному, мы тут далеко не крутые парни из сериала с Хемулем, страусом и псевдоктулху, взаимно любящими друг друга с помощью стали, свинца и такой-то матери. Ну, как? В крутости вряд ли уступим, а вот в желании комфорта – далеко превзойдем. Там, где персонажи старого доброго, хороводящие вокруг четвертого энергоблока, мужественно обходятся банкой тушенки, мы поступаем иначе.
Говорят, высшей точкой крутости Рыси является чашечка кофе с видом на Дворцовую. Причем кофе неизменно не растворимый, а чашечка из мейсенского фарфора, с золотым ободком и восемнадцатого века производства. Кто знает степень крутости Рыси?
В нашей сибаритствующей тройке частенько вел Баркас. Его чумовейшее пристрастие к омлету поутру давно стало байкой. Дайте утро, когда не надо никого спасать-убивать-вести, и будьте уверены, Барка слабает омлет. И, сами понимаете, омлет без яиц не сделаешь. Возможно такое в Зоне? А то, хотя и не везде.
Если «хрусталик» положить в стеклянную открытую тару с холодной водой, что случится? Точно, в радиусе метра станет холодно. В радиусе двух – прохладно, а вот в окружности пятьдесят сантиметров вообще наступит мороз. Поместите сей ценный артефакт в плотный и закрывающийся железный ящик. Как думаете, много в военно-исследовательской машине плотно закрывающихся металлических ящиков? Верно, хоть жопой ешь. Ну и вот, положите – и, вуаля, у вас есть холодильник. Главное, не забывать менять «хрусталик». Где-то раз в месяц. Так что яйца наш любитель омлета притаскивал в Парк регулярно. Это ж в Первом круге, Периметр рядом, чего ж не донести?
Ну, вот я и продемонстрировал наш дивный агрегат, помеченный значком биологической опасности, Маре. Почему-то она не напугалась красивого хищного трафарета. Я даже расстроился.
Ну а уж спиртовка, куда больше напоминающая примус, у нас есть. Вот только сковороды все ж таки не держим. Барственно уж больно было бы. Откуда молоко для омлета? Да вы че? А как же сухое из пайка?
Но мы выпендриваться не станем и просто возьмемся за наш завтрак. А Блед и его кретиническо-художественные изыски подождут. Не в детском саду, не реветь же и не прятаться по углам, ожидая страшного серого волка, верно?
Завтрак, сами понимаете, это важнейшая составляющая дня. Это должно быть правильно и питательно. Но если торчишь черт пойми где и под рукой нет соковыжималки, плиты, холодильника и вообще кухни, то… то тогда куда важнее питательность. А про правильность, учитывая сам факт будущего дня, где вас точно захотят схарчить местные… да пусть она идет лесом.
Яйца есть. Большая спиртовка – тоже. Нет сковороды? Тоже мне беда. Есть МСЛ, верно? На кой ляд? Вы меня поражаете, честное слово.
Конечно, не каждая МСЛ подойдет для яични. Прямо как не каждая птица долетит сами знаете до чего. Но на безрыбье и рак рыба, и лопатка сковородка. Лишь бы в сухпае смалец оказался. А он оказался, и ничего, сами понимаете, не подгорит.
Конечно, можно добавить и немного тушняка, кто ж спорит. Но тут дело такое, что это на любителя. К яичне мясо нужно чуть другое.
Можете тыкать в Хэта пальцем и называть сибаритом либо, того хуже, настоящим гурманом, какая разница. Просто порой все должно быть правильно.
Калибр – семь шестьдесят два. Его на многое хватит.
Женщина – не тощая швабра, что сорок семь и меньше.
Яичница – должна быть с колбасными изделиями. Или грудинкой.
Если все с процессом жарки яиц соблюдено, то… Лукулл обедает у Лукулла. Ежели кто не в курсе, то был в Древнем Риме любитель пожрать вкусно, красиво и с огоньком. Вот его Лукуллом и звали.
Так вот, если в сухпае, а его явно продумал кто-то неглупый, есть смалец, то есть мягкое сальцо, что можно намазать на галету, то яичня удастся. Берите его и смело мажьте на вашу лопатку. В зависимости от изгиба ее штыка, ясен пень. Глисты? Ну, прокалите как следует перед готовкой, потом все остальное. Стремно отчищать будет? Да ладно? Уж всяко не так стремно, как удалять сопли мозга, ошметки присохшей крови вперемешку с волосами и крошками черепа. И это только к примеру.
Да понятно, что делать правильную и вкусную яичницу с грудинкой надо на сковороде. А лучше и на двух. На одной, киданув туда сливочного масла, готовить ее саму. На другой, без всякого масла, как раз и стоит жарить колбасно-копчености или что у вас там есть. Грудинку, шпикачки, сардельки, сосиски, на худой конец, или, чего уж там, колбасу. Хотя колбасу лучше с жирком. Чтобы он-то и потек.
Чтобы даже и пригорело немного. Зато как пахнет, а? Не забываем переворачивать всю вкусную годноту.
А яичня? Лишь бы не пристала к самой сковородке. К МСЛ точно пристанет, к гадалке не ходи. И если дома, на кухне, самым важным является поджарить желтки так, чтобы они могли потечь, то здесь, сидя в кунге, важнее просто не спалить. В смысле, что все. Потому как лопатку надо прокалить очень сильно, чтобы яйца не потекли к краям.
Там, дома, каждый может еще добавить сырка, помидорок… ну или еще чего. Хотя… чего там можно добавить к правильной яичнице? То-то и оно, что ничего.
Чуете запах? Вот-вот. Все уже готово. К слову, как раз к моменту, когда дома грудинка должна зарумяниться и на ней обязательно появится пара-тройка подгорелостей, вы должны успеть заварить чай. Причем по принципу – евреи, не жалейте заварки, епта. И, – оба-на!
Вот она и получается, прямо одна треть правильного английского завтрака. Без овсянки, тостов и пудинга, правда.
Что, на лопатке не получилось? Вышла какая-то неаппетитная хрень? Ничего, в следующий раз точно выйдет. Точно как у нас сейчас, да… Твою мать…
– М-да, удивил. – Мара хмыкнула. – Но, думаю, было бы вкусно.
Раздва, недоуменно покосившись на нее, начала молча есть яичню, лежавшую на полу. Ну, не пропадать же продуктам.
– Бывает и на старуху проруха.
– И не говори. – Мара взяла из моего пайка рис с курицей. – Ну, считай, что поверила. В хорошие манеры. Ты же второе утро подряд пытаешься сделать для меня что-то хорошее. А не должен.
– Ну да.
Мара включила коммуникатор. Здесь он будет работать долго. Если вовремя отключить. Вчера успели, Буря никак не задела ни ее, ни мой.
– Смотри.
Батюшки-светы, неужели мне сейчас покажут страшно секретные координаты? Точно, я прямо человек-рентген, прозревающий время и пространство. Где это у нас? Ага, не так и далеко. Даже больше… нам придется взять левее и почти подойти к Периметру. Он же почти выбрался, надо же.
– Понятно. Надо выходить. Час, полтора максимум. И там по ситуации, мало ли куда нам двигаться дальше?
Мара кивнула. Золотой напарник, если уж разбираться. Если бы не мотивы и цели, так вообще пригласил бы в компаньоны. Точно вам говорю. Жаль даже, что у нас обоих в головах есть по паре-тройке раскладов избавления друг от друга.
– Ну, зверушка твоя доест. Уже? Ну, мать, ты и жрать… – Мара сморщила верхнюю губу, так это… презрительно. – Меньше надо, меньше. Вон жопу какую с животом отъела. Не хорек, а самодвижущаяся фабрика по производству целлюлита. Даром что вроде как зверь.
Раздва, явно обалдев от подобных инсинуаций в свой адрес, потихоньку показывала зубки. И чего она ее злит? Ну как так можно, не глупая вроде. В общем…
– Стоять… тс-с, ты чего, милая, меня за что? – Перехватить ее успел в самый последний момент. – Ты чего?
А это уже ко второй деве моей крохотной группы. И не надо делать такие удивленные лица с изумленными глазами.
– Мара, – пришлось прижать Раздва сильнее, – на радужек нельзя ругаться. Совсем нельзя. Я удивлен твоей причуде.
– Э?..
– М-да…
– Не корчи из себя завуча, отчитывающего старшеклассницу, показавшую трусики сразу обоим физрукам и географу.
– У тебя все же были проблемы в школе, да?
– Ну?
– Радужки очень развиты с точки зрения эмпатии. Отсюда и их название. Они чувствуют страх, угрозу, ласку. Маскируются, меняя цвет, исходя из ситуации. На них нельзя ругаться. Тем более говорить такие гадости женщине.
– Я ху…дею, честное слово. Вы тут все готовые клиенты психиатров.
– Да. И нам от этого просто офигительно. Вроде говорил уже, да?
– Говорил. Ладно. Раздва, я пошутила.
– Видишь, маленькая, она извиняется. И не пробуй гладить ее в ближайшие пару часов.
– Да ты с дуба рухнул, Хэт? Я – и ее гладить?!
– А я тебя предупредил. И это, у нас все-таки проблема. Блед тоже ночевал в округе. Вон ту малосимпатичную хреновину, сляпанную с помощью знания анатомии и двух Красных, сделал он.
– Круто. И?..
– Где-то рядом сейчас кто-то из его ребят. Подозреваю, что Шер. И мы его не увидим, пока Шер этого не захочет.
– Класс… и что дальше?
– А дальше нам в Зону. Потому что, если пойдем на выход – нас просто положат, если только нас не спасут военные. Блед любит играть. И ему игрушки нужны в Зоне.
– То есть, если правильно понимаю, у нас дополнительная проблема в виде какого-то лютого хрена, что не просто любит охотиться за говорящей добычей, но еще и имеет на тебя зуб?
– Даже два. Или три, черт знает.
– Очешуенно просто.
– У тебя точно были проблемы в школе. А еще ты была в ней ботаничкой и занудой. И, думаю, точно была плюшкой.
О-па, а ведь угадал. Только вышеперечисленные женщины могут вот так смотреть. Жди теперь дополнительных пинков по яйцам в нашу финальную разборку.
– Блед…
– Именно он. – Раздва совсем успокоилась и задорно рвалась наружу. Непоседливый характер, что и говорить. – Блед. И знаешь что…
Мара выдохнула. Вдохнула. Открыла рот:
– Короче. Ты. Меня. Задрал. Артист, мать твою. Театра имени Петухова!
– Ну, не злись, милая.
– Я тебе ни хрена не милая.
– Как это, дорогая? Мы же с тобой вот только-только расписались.
Ни хера себе скорость! В принципе неприятно, когда пистолетный ствол смотрит на тебя. А когда он смотрит прямо тебе в зрачок, это, знаете ли, неприятнее раза в три. Или даже в четыре.
– Говори!
Да конечно, скажу. И не надо в меня тыкать чем попало. Особенно оружием.
– Блед в последнее время все реже выходил за Периметр.
– И чего тут такого? Рэкет и вымогательство всегда идут бок о бок с любыми авантюрами. Что у золотодобытчиков на Аляске в девятнадцатом веке, что у предпринимателей за Уралом сегодня.
Ну да. Как она точно подмечает всякие верные нюансы. За небольшим исключением, приходящим с опытом.
– Понимаешь… убери ствол, не дури. Убери, говорю. Хорошо, умница. За Периметр выходят только в Зону. А из-за него – возвращаются.
Мара нахмурилась.
– Подожди…
– Чего тут годить? Он и его команда чаще всего обретаются здесь, внутри. Вот и думай, чего хочешь. Может, хрен знает, нашли они какую-то дрянь и она им мозги напрочь вынесла, заменив хер пойми чем.
О, валькирия удивилась. Приятно иметь дело с теми, кто в Зону не ходит. Все вроде у нее есть для крутого персонажа нашей грустной маленькой пьески. И крута, и умна, и умела. Ствол вон как достает, моргнуть не успеешь. А вот – и это так мило – не все так гладко. Что для нее самой, что для Маздая.
Зона и просто война – вещи разные. А противники и подавно. Там, где Мара набиралась опыта, могли и по ночам взводами вырезать или квадратами крыть чем-то тяжелым или чего круче. Кто тут спорит? Опыта у нее хватает, полные карманы. Но не местного. И врагов, таких, как здесь, девушка не встречала.
А Блед и сам по себе не подарок кому угодно, это верно. А уж во что он превратился, находясь в Зоне постоянно, – один Ктулху ведает. Безумие – штука такая… если взялась за кого-то, то сгложет полностью.
– Поняла. То есть ты говоришь о том, чтобы нам вернуться?
– Все проблемы в нашей жизни возникают от нежелания слушать других. В курсе? Я говорил о том, что, если мы сейчас пойдем назад, тогда они точно за нас примутся. А вот если мы пойдем дальше, то примутся тоже. Но не сразу.
– Чудная перспектива. И?..
– Выходим сейчас. И, судя по координатам, идем в сторону Стеклянного поля. Вот и все. А дальше – по ситуации.
– Хорошо. Идем?
– Да. Не забудь проверить снаряжение. Ты разозлила Раздва, и кто знает, все ли на месте?
Не, а чего? Не надо было вести себя как последняя стерва. Вот пусть теперь ворчит и копается в собственном обвесе и подсумках. Раздва – девчонка ловкая. Сами не заметите, как у вас что-то пропадет, если она захочет.
Какой дурак выйдет наружу через специально приспособленный люк? Любой, если он не в Зоне. Так что мы вышли с черного хода. Нет, вовсе не через брюхо локомотива. Через запасной вход, закрывающийся автоматически и только выпускающий изнутри.
Зона ранним утром, да после Бури, это… это… щас, подберу слова. Это, мать его, офигенно. Что, думали, сейчас обрушу лавину аббревиатур и определений, подходящих для гида Русского Императорского музея искусств? А хрен вы угадали. Зона поутру порой крайне офигенна. Хотя опаснее от того она становится еще больше. Заглядишься – и все, кабздец, пропал бродяга.
Солнце здесь появляется не так и часто. Хотя кто знает, это ж Питер. Здесь, говорят, с солнцем всегда напряг. Что ДО, что сейчас. Прорыв, если он и при чем, то не так сильно, как в Мск, к примеру.
А вот сейчас, чудо из чудес, солнце решительным образом заявляло о себе. Пробивалось через ворочавшиеся серые клубы киселя, ничем не похожего на доброутрешнее небо. Тучи, вчера торчавшие в самом верху, сейчас, явно за ночь набравшись воды, низко сгрудились прямо над головой. Густые, плотные, с туманными окраинами, ворочались, вот прямо рукой достанешь. Доставать-то, к слову, не особо и хотелось.
Но солнце, наглое и сильное, плевать хотело на все их безмолвные угрозы, напоминающие поединки двух сумоистов. Да, точно, вон два ёкодзуны схлестнулись и толкаются, потрясая всеми центнерами боевой массы. Надо же…
Так вот, солнцу на все эти препоны явно с утра плевать. Лучи, юркие, как напуганный лемминг, и золотые до опупения и неправдоподобности, лихо прокалывали небо. То тут, то там, то сям. Световые копья рассекали воздушную темную шкуру небесного зверя, ворочавшегося в вышине. Протыкали, падая вниз тонкими острыми остриями, тут же начинавшими шарить по земле.
Солнце в Зоне штука редкая и любопытная. Как ребенок, познающий мир. Очень уж похоже. Вон два зайчика, прорвавшихся вниз, запрыгали-запрыгали куда-то в нашу сторону. Ших-ших, мазнули по оставшимся лужам, отразились от их кривых зеркал, врезались в стекла ближайших машин, заскакали дальше. К ним присоединились еще несколько, таких же юрких и неуемных, исследующих кусок больной земли, накрытой тучевым покрывалом.
У Красных, скрученных в адскую двуглавую куклу, солнце не задержалось. Побрезговало, думаю. Хотя чего тут такого? Да и вообще для Зоны это не странность. Это данность, без которой Зона не Зона. Хотя, конечно, приятного тут мало.
Солнце на пару минут превратило Парк в то, чем он и был. В место, собравшее на своей площадке много причин для гордости человеческого гения. В стоянку странных, но все же просто машин. Подсветило, разбавив серость и охру Зоны и показав немного красок. Я вот, к примеру, и не подозревал, что у «жнеца» на борту есть эмблема. Щит с рыжим косматым солнцем и черным мечом, его же рассекающим. Вот ведь…
Да, место убежища, даже с остатками нескольких погибших и сожженных молниями Красных, под солнечными лучами смотрелось чуть иначе.
Жесть-трава, гнущаяся под ветром с залива, переливалась медью и редкими пятнами оливы. Оставшаяся краска машин обрела глубину, раскрылась изнутри, превращаясь в куски безумного полотна свихнувшегося художника. Защитный, хаки, серый, голубой и серый с единичными вкраплениями красного бросались в глаза, отвлекая, заставляя смотреть только на них. Да, есть такая беда в Зоне. Привыкаешь к ее монотонной желтовато-серой сепии и поражаешься, видя нормальные цвета.
– Красиво, – буркнула Мара, – неожиданно красиво.
– Угу. Пошли быстрее. Не стоит здесь задерживаться.
Как думаете, кто провожал нас с ночевки? Точно, моя любимая местная подруга.
Жирная черная ворона, сидя на плече убитого Красного, отвлеклась от выклевывания мутного глаза. Подняла голову, уставившись прямо на меня острым толстым клювом. Раскрыла его, хрипло каркнув на прощание. И я тоже рад тебя видеть, дорогая.
* * *
Стеклянное поле на самом деле полно стекла. Глупость какая-то, но так и есть. Почему здесь столько стекла? Хрен знает. Идти по нему та еще морока. Под подошвами хрустит и хрустит, куда ни шагни. Выводит из себя с непривычки. К счастью, нам выпало забрать чуть дальше, к видневшемуся вдалеке небольшому поселку. Какой-то полустихийный пригород брошенного града Петра, судя по хаосу застройки и разнокалиберным стройматериалам. Хотя нет. Виднелись среди разномастных крыш и пара-тройка невысоких двухподъездных зданий явно еще советской постройки.
Что главное в Зоне? Смешной вопрос, да?
Главное в Зоне – видеть и слышать все вокруг. Ну и, в идеале, чуять тоже. Запахи, сами понимаете, могут сказать не меньше глаз. Уважаешь эту особенность запахов – получишь еще немного удачи. А в нашем деле удача не повредит. Совсем не повредит. Как у этих, у вождей норманнов в свое время. Да, точно. Если у этого, как там, ну… конуга… конунга, да!
В общем, если у конунга имелся свой запас удачи, то и все остальное складывалось как надо. Доблестная дружина отъявленных убийц, грабителей, мародеров и насильников, любителей хлебнуть пивка, рубануть от плеча секирой и полапать молоденьких француженок относилась к такому мужику с уважением. Все расклады предполагали помощь одноглазого Вотана, и орда немытых угрюмцев с мечами и копьями наперевес шла за таким вождем куда угодно. Хоть на Париж, хоть на Рим, хоть на Новгород. Англию викинги за противника не считали, и там запас удачи был не так важен.
Так вот, запас удачи хёвдинга давал ему полное право вертеть несколькими десятками профессиональных убийц так, как хотелось его левой пятке. Надо – нанимаемся охранниками к русским купцам и по Волхову-Днепру идем в Византию, честно отрабатывая серебро. Надо – прем всем кагалом через Исландию, открывать Америку за полтыщи лет до Колумба. Надо – высаживаемся гуртом в Хель и давай искать хозяйку царства мертвых. Но все это вплоть до момента, пока запас удачи не закончится.
Вот у сталкеров что-то такое же. Можешь обвешаться самым дорогим оборудованием, купленным у ученых, и попасться в рой «бенгалок» там, где первоходка пройдет не поцарапавшись. А можешь выйти до Третьего круга только со стареньким и заклеенным в паре мест РШ-4 и… вернуться целым, живым и с наваром. Это все запас удачи, братишка, никак больше не объяснить. Да-да, так и есть.
Хорошо, конечно, когда у тебя есть Раздва. Вон бежит впереди, чуть припуская, и приходится ее догонять. Успевая следить за хвостом и идти прямо по следу. Чего там Мара? Идет, уверенно так, куда делась вчерашняя неуверенность, ага. Ишь, прямо опытный бродяга, ну-ну.
Ты, милая, не надейся, что дальше так же будет. Вот этого допускать здесь нельзя. Совершенно и абсолютно. Не то место. Тем более это Первый круг. Здесь серьезно попадают совсем уж уверенные в себе лопоухие щенята, возомнившие себя крутыми перцами. Ну да, вон как тот.
– Стоять!
Мара замерла. Даже ногу опустила не сразу. Раздва, спокойно и решительно направляющаяся к телу неподалеку, удивленно обернулась. Мол, чего ты тут раскомандовался? Да знаю я, что все уже в порядке. Была «мозгожарка», разрядилась, уползла дальше, по своим делам. Оставила нам тут кого-то. Кого? Посмотрим.
Так… Ну, чего тут думать. И так ясно, что новичок. Даже костюм очень знакомый. Сколько таких ребятишек, приезжая сюда, заходили к Папе Карло? Много, даже чересчур. И считают вот этот аляповатый костюм самым подходящим для Зоны. Не иначе, пересмотрели моего любимого сериала про крутых сталкеров. Точно вам говорю.
– Пару дней лежит, – констатировала Мара. – Поел кто-то уже.
Ага, поел. От лица и так вряд ли чего оставалось, а сейчас, спустя эти самые два дня, вообще кошмар индивида с тонкой душевной организацией. Но это как раз не главное.
– Тут топталось много людей… – Я присел рядом, рассматривая оставшиеся следы. – Ну да.
Странно, что они есть, следы-то. Хотя…
Бурю понять невозможно. Это не просто погодное страшное недоразумение. Это что-то большее. И это правда. Верить в такое не хочется, но приходится.
– Обувь одного образца. – Мара присмотрелась. – Хорошие специальные ботинки. В таких хоть по льду ходи, вряд ли просто так упадешь, хоть по огню бегай, не сразу расплавятся.
– Военные?
Она покосилась на меня. Через проем для забрала уставились строгие и чуть злые глаза. Ах да, о чем я? Кто тут опытный и тертый калач, пересекающий Зону, сплевывая шелуху от семечек? Точно, это ж Хэт, не иначе. И тут я с ней изволю советоваться.
– Не до хрена военных на пару-тройку километров Периметра? – в свою очередь решила все-таки поделиться догадкой валькирия.
А то! Не то слово, что до хрена. Куда больше можно сказать по этому поводу. Хотя…
– У обычных военных ребятишек обувь не унифицированная. Они подбирают каждый себе что-то по нраву.
– И?.. – Мара нахмурилась.
– Это кто-то из тех, кто сюда ходит не так и часто. Если вообще ходит. Вот смотри.
Я показал ей на три отпечатка, очень отличающихся от других. Благо, пятачок, где лежал погибший рыжик, позволял рассмотреть многое.
– И?!
– Ты меня удивляешь. У тебя размер какой?
– Чего?
Право слово, мне хотелось заржать. Именно заржать, а не рассмеяться. Женщины всегда женщины, где бы они ни оказались.
– Обуви, милая моя.
– А…
И чего бы сразу не ответить? Ну, скажите, какая мне разница, что там за размер? Нет, надо взять паузу, пококетничать, никак больше и не скажешь. Ишь, никак думает – правду сказать или нет.
– Тридцать девятый.
Ну… где-то так. Я бы сказал, что сороковой, если не сорок с половиной, но какая разница. Это сейчас даже на руку.
– Сюда поставь ногу.
Поставила. И расстроилась, о как. Не, ну, милая моя, это ты бы бросила. Да, какая-то неведомая мне мамзель, по каким-то причинам топтавшаяся у трупа, поменьше тебя будет. Размера на полтора-два. Тут у нас явно тридцать семь с половиной, ну, в самый край – тридцать восьмой.
И рядом еще два «индивидуальных» следа. Один уж точно знакомый. Такие подошвы делают в мастерских Грека. Узор знакомый, значит, кто-то из бродяг.
– Вон там еще один был. – Мара показала на пучки жесть-травы, росшей неподалеку. – Аккуратный, не хотел следов оставлять.
Ага, прямо не валькирия Мара, а скво из племени команчей по имени Зоркий Глаз.
– Лорд пропал…
– Кто?
– Лорд. – Точно-точно, о чем там кто-то говорил по поводу Лорда? И мой друг из МВД его ищет… – А Лорд ушел с каким-то спецназом.
– И?..
– И идем дальше. Дела Лорда – это его дела. Помощи он не просил. Попросит – посмотрим.
– Первое предложение мне очень нравится, – Мара огляделась, – а вот второе склонна отклонить сразу. Никаких помощей лордам, баронам и графьям.
– Я бы Графу даже за пару кило золота не помог бы. – Надо же, вот оно, прорезалось, задание Маздая. Чуть ли не в первый раз с самого начала ходки. – А вот если кто из бродяг помощи просит, так не принято им отказывать.
– Это не про наш случай.
– Ну да, как сам не подумал и не понял.
Не надо говорить красавице с автоматом про Зону лишнего. Ну ее, право слово, куда угодно. Хоть к послушникам в ортодоксальный монастырь. Это либо приходит само по себе, либо не приходит вообще. Во втором случае в живых к окончанию первых месяцев остаются процентов десять. То есть из тех, кто плевать хотел на сигнал SOS от попавших в беду.
Говорил же, что Зона не просто кусок земли и городской застройки? Да, говорил. И пусть меня кто поумнее посчитает больным на голову, но нельзя не верить в это. Зона многое не прощает и на многое обращает внимание.
Мара заметно нервничала. Так и зыркала по сторонам, выискивая опасность. Или опасности. Ну, милая моя, это не странно, чего уж. Особенно после вчерашнего-то. А ты, милаха, если хочешь, так и не понимай места, где сейчас находишься. Твои проблемы, не мои. Тем более что сейчас смотри не смотри, увидишь что угодно, кроме необходимого. Это тебе не операция против партизан в Туркестане. Это, мать ее, Зона.
Вон несколько странно изогнутых березок. Местные темные березки, ничем не примечательные. Они так-то такие же, как и их сестренки. От Владивостока до Пскова русские березы и есть русские березы. Только здесь эти, пусть и не особо стройные, красотки все ж таки другие. И просто так рассказывать про них не стану. Вдруг пригодится попозже. Что именно?
Эти незатейливые деревца живут в странном симбиозе с парочкой не менее странных наростов-слизней. Их и не заметишь издалека, распластавшихся по стволам. Хотя вон Раздва, к примеру, к березкам и ее любимыми бубликами не заманишь. Моя пушистая умница прекрасно чует опасность, идущую оттуда. Видишь ты ее, валькирия? Ага, ни хрена не видишь. И не знаешь. И не чувствуешь. И это плохо. Для тебя.
Чувствуй движение воздуха. Лови запахи и еле уловимые колебания травы. Это спасет тебе жизнь. И может подарить немного счастья в виде его денежного эквивалента. Вот, протопали здесь недавно неведомые мне серьезные мужчины с оружием в компании одной женщины – и?.. И не заметили самое главное сокровище, сгубившее вот этого рыжика. Хотя, думаю, если это и впрямь был Лорд, то ему на «хрусталик» явно наплевать. Ему подавай Триггер. Да, он его ищет. И мне это хорошо известно.
А вот Хэт от «хрусталика» не откажется. Тем более «мозгожорка», сторожившая его и хитро прятавшаяся, разрядилась. И потом уползла куда-то.
– Ты куда? – Мара удивленно посмотрела на меня, огибавшего по кривой местонахождение драгоценного экспоната нашей Зоны. – Эй, болезный?
Показал ей кулак и еще раз проверил все вокруг. Детектор молчал, Раздва с интересом смотрела на мой индейский ритуальный танец, исполняемый вокруг мягко мерцающей полупрозрачной сферы. Ну, берем? Берем, конечно.
Мара вздохнула. Точь-в-точь как практикантки в моей бывшей школе, совершенно не понимающие учеников. И, что немаловажно, не стремившиеся понять.
Главное в любом подарке Зоны – умение его взять. «Хрусталик» с руками оторвут наши не особо многочисленные женщины. Или бармены. Его морозильные свойства очень даже удобны у Периметра. Помните же, что пять километров – и он помирает, так же как и «малахит»? Хотя если вспомнить, с каким интересом их покупают ученые, то мало ли? Вдруг «головастики» придумали способ их транспортировки, и вот этот чуть голубоватый малыш отправится в космос? Я только поддерживаю такие начинания.
Итак, аккуратно открываем небольшой подсумок на боку. Он сверху покрыт специальным полеуретаном, а внутри выложен чем-то мягким. С отделениями. Хотя сам подсумок называть так не стоит. Металл футляра кувалдой не погнешь, так-то. И таскать такие контейнеры не любят многие бродяги. При падении кости-то он поломает на раз. Чего поделать, работа у нас такая.
Открыл, Хэт? Ага. Теперь все делаем очень быстро. «Хрусталик» очень любит шутковать. Оказавшись в руках, частенько включает свою холодильную установку. Херак, и нет половины пальцев на ладони, костяшки со звоном разбитого стекла пополам – и все. Калека. Единственный плюс – кровь не идет, сосуды сразу же закрываются. И…
Получилось. Хотя, сдается мне, из-за чуть похолодевшего контейнера, красивый гладкий голыш таки активизировался. Пусть и с запозданием. Ну и Ктулху с ним.
– Ты все? – поинтересовалась Мара. – Делом, может, займемся?
– А то.
– На кой он тебе?
Ну и вопрос. Я посмотрел на нее как можно серьезнее и с легким пренебрежением.
– Я алчный бродяга, радующийся каждому заработанному рублю. Забыла?
Не было бы у нее на лице респиратора, явно сплюнула бы. Да и хрен с ней. Тоже мне представитель заказчика, возмущенный действиями субподрядчика. Во-во, именно так. Мол, нас с тобой ждет где-то такой нужный КПК, а ты тут время тратишь на ерунду.
Ладно, не будем злить. Партнер она неплохой, не надо заставлять девушку нервничать. Особенно когда ей так не терпится добраться до нужного нам погибшего. Тоже мне странное ответвление некрофилии. А как еще, когда молодая и в меру красивая женщина так рвется к окончательно умершему мужчине? И вообще нельзя стоять между женской целью и ею самой просто так. Точно вам говорю.
Ведь когда женщина задалась целью, то свернуть ее с этого пути невозможно. И мешать нельзя. Сам не заметишь, как попадешь. В том смысле, что в задницу. И даже не поймешь, как это вышло. Женщины – они такие. Правила дзюдо касаемо силы противника и обманных движений выполняют на сто процентов. Даже на сто десять. Укладывают вас на лопатки, а вы только счастливо улыбаетесь проигрышу.
Мужики, будьте с ними аккуратнее. Вот такой совет не к месту.
Раздва коротко тявкнула, показав набор своих костяных иголок во рту. К слову сказать, очень солидный набор. Не хотел бы оказаться на месте Мары, если они все же решат разобраться по-девичьи. Лишь бы честно, без оружия и экипировки. Хотя ждать такого от женщины… я вас умоляю. Это просто нелепо. Женщины как стратеги куда умнее мужчин. Имеешь шанс нанести невосполнимые потери вражине – нанеси. Пусть вражина всего-навсего и козел, случайно переспавший с любой из них по взаимному согласию.
Но это все ненужная лирика, порой лезущая в голову совсем не к месту. Когда вот так монотонно идешь и собственным чутьем понимаешь отсутствие серьезной опасности в радиусе метров трехсот – случается. А уж если за нами и крадется Шер, то увидим мы его не раньше, чем тому этого захочется. Зуб даю, уж поверьте.
И вот тут-то я замер. Мара, идущая следом, замерла тут же.
– Что?
Что… Неверный вопрос. Кто – вот это верно. Хотя, сдается мне, тут стоит говорить все же про «что». Потому как если бы «кто», то сигнал он нам бы подал.
Трава впереди росла высоко, да и впадина какая-то. Точно за последними из тех самых запримеченных домиков. Вот оно как, дошли. Спокойно и ровно нашли первую отправную точку ходки. Посмотрим. Потому как если сталкер стоит и не двигается, то…
То он мертв. А если сталкер мертв, то стоять он не должен. Особенно стоять, когда прямо на его плечо садится ворона. Возможно, что та самая. Хрен их пойми-разбери, если честно. Так чего он стоит-то, а?
Раздва, подобравшаяся ближе, принюхивалась. Вертела ушастой головкой, старательно соображая – что и к чему. Давай, милая, давай, высматривай, что же тут за напасть такая. Хотя, сдается мне, кое-что уже понял. Причину, во всяком случае, – точно. Нехорошие дела.
Раздва пропала, явно скакнув на нужную нам плешь посреди жесть-травы. Фу, можно выдохнуть.
– «Стекляшка» рядом со Стеклянным полем… охренеть не встать.
– Что?
Я не стал пояснять Маре причину, заставившую меня сказать полную глупость. Это плохо, но меня радовал сам факт отсутствия этой очень говенной аномальной ловушки. Вляпаться в «стекляшку»… что может быть хуже? Ну, конечно, с лету могу вспомнить пару-тройку вещей, но это же «стекляшка». Мерзкая дрянь, из-за которой вот так и застывают блестящими статуями попавшие бродяги.
Пропавшее было солнце вернулось. Мазнуло прямо передо мной длинным желтым лучом, осторожно прокравшимся к застывшей фигуре. И тут даже Маре стало все ясно. Пойди не пойми…
Луч отразился от плеча, от головы, сверкнув на ослепительно блестевшем стекле, тонкой пленкой покрывающем погибшего. Пришлось даже зажмуриться, настолько ярко полоснуло по глазам, не прикрытым забралом.
– Это же Бек…
– Ты его знал?
Знал ли я Бека? Да, знал. Вот и нашелся одиночка, надежный и спокойный, пару раз вытаскивавший даже Урфина. Эх, бродяга-бродяга, как же ты так, а?
– У него в КПК должен быть разъем под капсулу. Она точно уцелела.
Мара сказала и кашлянула. Странно так кашлянула, понимающе. Капсула? Угу…
Говорить что-то не хотелось. Смерть – она и в Африке смерть. Чужая трогает мало, к ней привыкаешь. Привыкаешь и к той, что касается ближних. Глупо и плохо звучит, но здесь по-другому никак. Но каждый раз… Каждый раз оказывается первым. Пусть и заканчивается быстрее. А я ведь плакал, когда погиб мой первый ведущий. И мне не стыдно. Это человек. Может, и не самый лучший, но ты его знал. А тут… а тут Бек. Мертвый Бек.
Он стоял посреди чернеющей земли. Взрыхленной вырвавшимся наружу раскаленным стеклом. Говорят, лицо погибшего отражает много, а когда-то верили в то, что в его глазах можно было увидеть отражение убийцы. Если того убивали. Не знаю. Не смотрел в глаза Бека. Потому что стыд жрал изнутри. Почему?
А вы сами подумайте… Не выходит? Сейчас подскажу.
Я в первый раз увидел результат «стекляшки». Костоглод, застывший сбоку, меня не интересовал. В другое время, да, думал бы о том, как его дотащить к Периметру. За него заплатили бы чуть меньше его же веса. Но это ерунда. Мне надо добраться до КПК Бека.
Титановый корпус со вставками из какой-то супер-пупер резины внешне не пострадал. И его надо снять. С тела бывшего бродяги, полностью пронизанного стеклянными нитями и превратившегося в огромную хрустальную скульптуру. Как снять? Не понимаете? Твою мать, за что оно мне такое?! Где ж так нагрешил, а?!!
МСЛ пришла на помощь. И отворачиваться я не мог. Удар должен быть точным. Прости меня, брат, прости!
За ладонь взялся так бережно, как не каждую женщину в своей жизни трогал. Взялся крепко-накрепко и только потом ударил. Хруст стекла пробил меня насквозь, острой пилой пройдясь по хребту, заставляя сцепить зубы до скрипа. Ох, твою-то мать.
Брызнуло крошкой. Льдисто-острой и алой, полностью пропитавшейся его закипевшей в один миг кровью. Охренеть не встать!
Я обернулся к Маре, протягивая КПК. И успел прыгнуть в сторону, сбивая и ее с ног.
Пуля вошла ему в голову. Навсегда стерла из списка живых даже память о павшем бродяге. Брызнуло алым и острым, чуть не зацепив даже ворону, так и не улетевшую, крутившуюся в паре метров высоты. Острые осколки разлетелись в стороны, алым веером рассыпаясь во все стороны.