Лиз смотрит в никуда. Около двух часов назад погас свет, и теперь ее окружает непроглядная тьма, словно в самом сердце преисподней, где дьявол залил адское пламя. Лиз знает, это он хочет показать ей, что уже ночь и она должна спать.

Он затаился где-то в темноте, и его лицо – маска соблазнительнейшей красоты, маска, надломленная пополам, и в разломе, под этой сорванной частью маски, обнажился истинный лик чудовища.

«Его здесь нет. И он не может тебя увидеть, здесь темно», – уговаривает себя Лиз.

Тринадцатое сентября. С тех пор прошло два дня. Она потеряла чувство времени и будто невзначай спросила у Иветты:

– Тринадцатое – это сегодня?

– Нет, – рассеянно ответила та. – Завтра. – И тут же прикусила губу, будто выдала что-то, о чем нельзя было говорить.

Целый день Лиз трясло от страха. А потом дверь открылась и он вошел в комнату. Если бы только она была сильнее, могла совладать со своим телом, то попыталась бы что-то предпринять, и неважно, насколько бессмысленными могли показаться ее ошибки. Но Лиз лежала в кровати и едва могла шевелиться.

Он устремил на нее взгляд, и его ноздри затрепетали – он точно чуял ее страх, и это его возбуждало.

– Откинь одеяло, я хочу посмотреть на тебя.

Дрожащими руками она отодвинула одеяло.

– И халат.

Лиз помедлила, хотя это и не имело смысла. Просто глупый инстинкт.

Так быстро, что Лиз даже не ожидала этого, мужчина всадил шприц ей в бедро и отпустил.

Лиз вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, и уставилась на иглу в ноге. Дрожь в ее теле перекинулась и на шприц.

– Видишь жидкость в шприце? – прошептал он.

Лиз даже кивнуть не могла, но ему это было и неважно.

– Если я введу в твое тело этот чудесный прозрачный раствор, у тебя начнутся страшные боли в ноге. Такой боли ты еще никогда не чувствовала. И ты будешь умолять меня, – он склонился к лицу Лиз, – чтобы я отрезал тебе ногу, только чтобы не чувствовать эту боль. Ты этого хочешь?

Лиз, сжав губы, покачала головой. Шприц в ноге дрожал, точно мерило ее страха.

– Халат, – повторил он.

На этот раз она не стала медлить.

Мужчина взглянул на ее груди и остановил взгляд на татуировке с черепом.

– Я знаю, что ты сильная, – прошептал он. – И что когда-то ты поклялась никому не подчиняться. Но, поверь мне, тут все по-другому. Тут ты должна забыть обо всем этом.

Он будто ощупывал взглядом ее тело, слегка округлившийся живот, мочевой катетер.

– Речь идет не только о твоей жизни. – Левой, здоровой рукой он дотронулся до ее тела, ребер, синяков, ссадин, и движения эти были умелыми, привычными, будто он был врачом и обследовал пациентку на приеме.

– Что эти твари с тобой сделали… – рассеянно пробормотал он. – И сколько усилий понадобится, чтобы тебя вылечить…

При мысли о том, что этот человек мог быть врачом, и, вероятно, сам поставил ей катетер, Лиз затошнило.

– На самом деле я должен был вмешаться раньше. – Он провел пальцем по ее животу. – Это от него, верно?

«От него?» – Лиз не понимала, о чем он.

– Ребенок от него? – прошипел мужчина.

«Габриэль. Он знает Габриэля». Лиз кивнула. Она не могла говорить.

– Я так и знал. – Он, сам того не замечая, хихикнул.

Лиз чувствовала себя совершенно беспомощной. «Что еще ему известно? Сколько он уже следит за мной?»

Он поднял на нее взгляд – холодные глаза с желтоватыми крапинками в радужке.

– Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, – прошептал он.

Задрожав, Лиз отвернулась, будто так могла помешать ему заглянуть в ее душу.

Резким движением он выпрямился, достал иглу из ее бедра и вылил жидкость.

– В воде разведен хлорид натрия. Его обычно называют поваренной солью. – Он холодно улыбнулся, но в то же время в его улыбке чувствовалась затаенная страсть. – Я не хочу причинять тебе боль. Целой и невредимой ты куда красивее. У тебя такая светлая нежная кожа, гладкая и… – Его разделенное на две такие несхожие половины лицо покрылось по́том от возбуждения, и он отпрянул, будто сдерживаясь. – Еще месяц. И мы отметим наш праздник. А теперь спи! Здоровый сон полезен для цвета лица.

И Лиз осталась одна, дрожа как осиновый лист. Она натянула на себя одеяло, и свет погас.

С этого момента она начала вести отсчет. Свет-тьма, свет-тьма. Теперь она знала, какой сегодня день. Вернее, ночь. Ночь с пятнадцатого на шестнадцатое сентября.

Когда около двух часов назад погас свет, она ощупала венозный катетер, трубку и наконец закрутила регулятор, прекращая поступление лекарства. Теперь оставалось только ждать. Этот процесс повторялся уже пятую ночь.

Часа через три действие препарата прекратилось.

Лиз встает – ей это удается с первого раза. «Отлично». Она осторожно выбирается из кровати, становится на холодный пол и опять ощупывает капельницу. Затем осторожно вводит иглу шприца, оставленного ей Иветтой, в пробку перевернутого сосуда с медицинским препаратом. Когда острие иглы оказывается внутри флакона, она набирает жидкость в пустой шприц. Пара секунд – и она нащупывает слив в бетонном полу. «Уберем яд». Слышится не плеск даже, а что-то вроде тихого шепота, когда жидкость стекает в канализацию. Иветта не заметит, что препарат попал не в кровеносную систему Лиз, а в сточные воды.

Лиз повторяет эту процедуру много раз, пока не опорожняет флакон на три четверти. Она понимает, что игла не может остаться стерильной в этих условиях, учитывая, что она тут вытворяет. И лишь вопрос времени – когда инфекция проникнет в ее организм.

Затем Лиз приступает к тренировкам. Шаг за шагом, от стены к стене, с капельницей на штативе, как старик с костылем, в другой руке – трубка от мочевого катетера.

Ноги Лиз трясутся, как пудинг. Она подозревает, что по капельнице поступают не только препараты, но и питательные вещества. Но если выбирать между сытостью и ясностью сознания, то тут и раздумывать не о чем.

Лиз касается стены, разворачивается и идет в противоположном направлении. Шаг за шагом. «Хоть бы ему в голову не пришла мысль явиться сюда ночью».

Еще два шага до стены.

Поворот – и обратно.

«Он уверен в том, что делает. Чертовски уверен».

Лиз заставляет себя замедлить шаг, чтобы ненароком не споткнуться.

От напряжения она покрывается по́том.