Обещание завтрашнего дня
Через два дня после того, как халиф вернулся из Амардхи, Шарзад была готова привести свой план в действие.
Достаточно, значит, достаточно.
Не важно, что Муса-эфенди намекал на его трагическое прошлое.
Не имело значения, что этот мир был далеко не так прост, как она могла бы подумать.
И абсолютно ничего не значит, что ее сердце… плохо вело себя.
Она пришла во дворец с ясной целью.
Халиф Хорасана должен умереть.
И она точно знала, как это сделать.
* * *
В ту ночь она сидела в своей комнате напротив него, кушая виноград, пока он пил вино.
Она ждала подходящего момента, чтобы ударить.
– Ты такая тихая, – заметил он.
– А вы выглядите очень уставшим.
– Путешествие из Амардхи было не из легких.
Она вгляделась через стол в его тигровые глаза. Под ними отчетливо виднелись круги, а его острые черты лица выглядели еще более суровыми из-за явственных линий крайней усталости.
– Но вы возвратились два дня назад.
– Я плохо спал с тех пор, как вернулся.
– Вы бы предпочли, чтобы я не продолжала сказку про Аладдина? Может, вам лучше поспать? – предложила Шарзад.
– Нет. Это не то, чего я хочу. Совсем не то.
Она отвернулась, не в силах выдержать его пронзительный взгляд.
– Могу я у вас о чем-то спросить, сеид?
– Ты можешь спрашивать все, что тебе угодно. И я буду вести себя так же.
– Почему вы поехали в Амардху?
Он сдвинул брови.
– Я слышал, Джалал устроил тебе встречу с Мусой Сарагоса. Несомненно, ты узнала интересные факты о моем детстве, пока он был здесь. Полагаю, теперь ты знаешь о моей матери?
– Да, он рассказывал мне о ней.
– У нас с султаном Парфии есть тайное соглашение. Каждые полгода или около того я еду к нему и делаю завуалированные угрозы, рисуясь перед ним как павлин, демонстрируя силу, чтобы разубедить его предавать огласке заявления, будто я незаконный наследник халифата Хорасана.
– Что, простите? – с пылом спросила Шарзад.
Халиф продолжил:
– На самом деле это логично. Он открыто называет мою мать шлюхой. И все ставят под сомнение мое происхождение. Тогда он сможет собрать поддержку и начать войну за халифат. Только ему не хватает силы и числа людей, чтобы занять определенную позицию. И я намерен сохранить такое положение дел.
– Он может называть вашу мать шлюхой?
– Это не должно тебя шокировать. Мой отец говорил то же самое мне. Много раз.
Шарзад осторожно вдохнула.
– Ваш отец тоже сомневался в том, что вы его сын?
Халиф поднес чашу с вином к губам и сделал большой глоток.
– Опять же, это не должно тебя шокировать.
Она почти хотела думать, будто ослышалась.
«Какое же, лишенное любви, детство было у него?»
– И для вас это нормально?
Он поставил чашу на стол.
– Полагаю, у меня несколько искаженное понимание этого слова.
– Вы хотите, чтобы я вас жалела, сеид?
– А ты хочешь меня жалеть, Шарзад?
– Нет. Не хочу.
– Тогда и не надо.
Огорченная, она схватила его чашу со стола и выпила все до остатка.
Уголок его губ слегка приподнялся.
Вино жгло; она откашлялась и поставила бокал перед собой.
– Кстати, я придумала, как вы можете загладить свою вину. Если вы, конечно, все еще хотите.
Он отклонился на подушки в ожидании.
Она глубоко вдохнула, готовясь захлопнуть капкан.
– Помните, прошлой ночью я рассказывала, как Аладдин увидел переодетую принцессу, бродившую по улицам города?
Халиф кивнул.
– Вы сказали мне, что завидуете свободе, которую принцесса испытала в своем городе, без королевской мантии на плечах. Я хочу так сделать… С вами, – закончила она.
Он застыл, его глаза изучали ее лицо.
– Ты хочешь, чтобы я вышел в Рей без телохранителей?
– Да.
– Только с тобой?
– Да.
Он помедлил.
– Когда же?
– Завтра ночью.
– Почему?
«Он не отказался наотрез».
– Ради приключения, – подстрекала она его.
Он потупил взгляд. В раздумье.
– И вы у меня в долгу, – нажала на него она.
«Пожалуйста. Не откажи мне в этом шансе».
– Я согласен. Я в долгу перед тобой. И принимаю условия.
Шарзад просияла.
Его глаза расширились от яркости ее улыбки.
И, к ее большому удивлению, он тоже ответил ей улыбкой, выглядевшей чуждой на его обычно холодном и угловатом лице.
Чуждой, но дивно великолепной.
Что-то опять сжалось у нее в груди… и это должно быть проигнорировано.
Любой ценой.
* * *
Они стояли в небольшом переулке рядом с входом на базар. Небо над ними было багровым в сумерках, и смесь из пряностей, пота и запаха домашнего скота наполняла весенний воздух пьянящим ароматом жизни во всем ее изобилии.
Шарзад плотнее закуталась в темно-серую накидку. Кристалл отравленного сахара, который она украла, в ее кармане, казалось, загорится от одной мысли о нем.
Охристые глаза халифа увлеченно изучали окружающую обстановку. Его черная рида была натянута на лоб и закреплена тонким обручем из подходящей кожи.
– Вы раньше бывали на базаре Рея? – прошептала она.
– Нет.
– Держитесь рядом. Он очень похож на лабиринт, с каждым годом становится все больше, а его коридоры извиваются без всякого смысла либо закономерности.
– И тут у меня есть твердое намерение оставить тебя позади, чтобы исследовать все самому, – пробормотал он.
– Вы пытаетесь быть смешным, сеид?
Он нахмурил брови.
– Нельзя использовать это слово здесь, Шарзад.
Справедливое замечание. Особенно если учесть беспорядки на городских улицах из-за него.
– Ты прав… Халид.
Он издал быстрый вздох.
– А как мне тебя называть?
– Извини?
– Как тебя называют друзья?
Она колебалась.
«Почему я пытаюсь защитить глупое прозвище, которым меня наградил Рахим, когда мне было десять?»
– Шази.
Нечто, напоминающее улыбку, заиграло на его губах.
– Шази. Тебе идет.
Она закатила глаза.
– Следуй за мной.
С этими словами Шарзад выскочила из безопасной тени в оживленную толпу наиболее активного уличного рынка Рея. Халиф Хорасана следовал за ней по пятам, когда они прошли под аркой в душный лабиринт людей и товаров.
Справа от них были торговцы, предлагающие разнообразные продукты, – засахаренные финики и другие сухофрукты, разные виды орехов в потемневших от воды деревянных бочках, высокие горы специй ярких оттенков. А слева продавали сукно, окрашенные ткани и мотки пряжи, лежащие на слабом ветру, чьи цвета были словно знамя, вырезанное из радуги. Многие продавцы налетели на пару, пытаясь уговорить их попробовать фисташки или отведать вкусной кураги. Поначалу Халид напрягался при столкновении с каждым человеком, подходившим к ним, но вскоре его походка стала неторопливой, как у обычного покупателя, прогуливающегося по базару теплым весенним вечером.
Пока из-за прилавка не выскочил юноша, чтобы обернуть Шарзад рулоном ярко-оранжевого шелка.
– Так красиво! – вздохнул он. – Вы должны купить его. Он так вам идет.
– Я так не думаю. – Она покачала головой, отодвигая его руки.
Он притянул ее ближе к себе.
– Мы не встречались раньше, госпожа? Я бы не забыл такую красоту.
– Нет, не забыл бы, – сказал Халид низким голосом.
Юноша усмехнулся ему.
– Я не с тобой говорю. Я разговариваю с самой красивой девушкой, которую когда-либо видел.
– Нет. Ты разговариваешь с моей женой. И ты очень близок к тому, что это станет последним разговором в твоей жизни. – Его голос был холоден, словно острие кинжала.
Шарзад взглянула на юношу.
– И если ты хочешь продать мне ткань, вести себя как развратный ублюдок не лучший способ. – Она сильно толкнула его в грудь, очень сильно.
– Дочь шлюхи, – пробормотал он.
Халид замер, костяшки его кулаков начали приобретать опасный оттенок белого.
Шарзад схватила его за руку и потащила прочь. Она видела, как тикали мышцы вдоль его челюсти.
– Знаешь, а ты довольно вспыльчив, – заметила Шарзад, когда они отошли на какое-то расстояние.
Он ничего не ответил.
– Халид?
– Такое неуважение… это нормально?
Шарзад подняла плечо.
– Это не нормально. Но и не является неожиданностью. В этом и есть проклятие быть женщиной, – угрюмо пошутила она.
– Это непристойно. Он заслуживает порки.
«И это говорит король, каждое утро убивающий своих невест».
Они продолжали прогуливаться по базару, и Шарзад с удивлением заметила, что Халид сейчас шел возле нее, близко, как тень, его рука слегка касалась ее поясницы. Его обычно внимательные глаза сейчас казались даже более бдительными, чем раньше.
Она вздохнула.
«Он все замечает. Это будет еще сложнее, чем я думала».
Шарзад вела его через лабиринт маленьких аллей, мимо продавцов масла и привезенного уксуса, ковров, изящных ламп, духов и другой косметики, пока они не пришли к широкому проходу, где было полно людей, торгующих едой и напитками с рук. Она повела его к небольшому переполненному заведению со столиками на свежем воздухе.
– Что мы здесь делаем? – тихо потребовал ответа Халид, когда она усадила его на стул за свободным столиком недалеко от входа.
– Я сейчас вернусь. – В ответ на его раздражение она улыбнулась, лавируя сквозь толпу.
Когда вскоре вернулась с двумя чашами и кувшином вина, уголки его глаз сузились.
– Они славятся своим десертным вином, – объяснила Шарзад.
Он скрестил руки.
Шарзад многозначительно улыбнулась.
– Ты мне не веришь? – Она налила немного вина и первая отпила из чаши, прежде чем передать ее ему.
– Откуда у тебя деньги? – Он взял у нее чашу.
Она закатила глаза.
– Украла. У коварного султана Парфии.
Когда он поднял чашу к губам, она увидела его улыбку.
– Нравится?
Он, задумавшись, слегка запрокинул голову.
– Оно другое. – Затем протянул руку и наполнил вторую чашу для нее.
Некоторое время они сидели в уютной тишине, увлеченные видами и звуками базара, пили вино и наслаждались хриплыми разговорами людей вокруг них, пребывающих в различных стадиях опьянения.
– Так почему у тебя проблемы со сном? – непринужденно спросила она.
Ее вопрос, казалось, застал его врасплох.
Он уставился на нее поверх ободка своей чаши.
– У тебя ночные кошмары? – прощупывала она почву.
Он осторожно вдохнул:
– Нет.
– О чем был твой последний сон?
– Я не помню.
– Как же ты не помнишь?
– А ты помнишь свой последний сон?
Шарзад подняла уголок губ, задумавшись.
– Да.
– Расскажи мне, о чем он был.
– Он немного странный.
– Как и большинство снов.
– Я была в поле травы с… моей лучшей подругой. Мы кружились. Я держала ее за руки. Сначала мы вращались медленно. А потом все быстрее и быстрее. Так быстро, что, казалось, летели. Но это совсем не выглядело опасным. Сейчас странно, что это было так, но, думаю, такова особенность снов. Я помню, как слышала ее смех. Она очень красиво смеется. Будто жаворонок свежим утром. – Шарзад улыбнулась своим воспоминаниям.
Халид минуту молчал.
– У тебя красивый смех. Как обещание завтрашнего дня. – Он сказал это мягко, но нерешительно, с запоздалым раздумьем.
И сердце Шарзад застучало в ответ, крича о внимании.
«Шива, я клянусь тебе, я буду игнорировать этого изменчивого зверька».
Она заставила себя не смотреть на него, пока пила из своей чаши и гордилась собой за это проявление силы духа, однако почувствовала, как он весь напрягся.
Нога в сандалии резко опустилась на свободное место рядом.
– Не та ли это красивая девушка с колким языком? – послышался сверху невнятный голос.
Посмотрев вверх, она прищурила глаза в отвращении.
– По-видимому, здесь слишком популярное заведение, – сказал Халид, а на его лице проявились морщины напряжения.
– Как для распутных сволочей, так и для древних царей, – ответила себе под нос Шарзад.
– Что? – протянул юноша, вино явно ухудшило его восприятие.
– Неважно. Что тебе надо? – спросила Шарзад с искрой раздражения.
Юноша злобно посмотрел на нее.
– Возможно, я немного поспешил ранее. Но я хотел бы поделиться своим последним наблюдением. Этот здесь? – Он большим пальцем указал на Халида. – Он кажется слишком ворчливым для такой девушки, как ты. Думаю, тебе намного больше подошел бы мужчина с шармом. Такой, как я.
При этом Халид уже собирался встать. Шарзад положила руку ему на грудь, ее сверкающие глаза неотрывно глядели на помутневший взгляд юноши.
– Ты, кажется, забыл, как совсем недавно, должна добавить, назвал мою мать шлюхой. И думаешь, в этом мире я предпочла бы тебя какому-либо другому мужчине, не важно, ворчливому или нет?
Он улыбнулся ей, его друзья, сидящие позади, смеялись над ее дерзостью.
– Не принимай это близко к сердцу, красавица. Что, если я скажу, что моя мать на самом деле была шлюхой? Это исправит ситуацию? Так случилось, что я очень высоко ценю женщин подобного рода, – подмигнул он ей.
Смех за его спиной становился все громче.
И снова Шарзад почувствовала ярость под своей ладонью, когда она сильнее прижала ее к Халиду, удерживая его на месте.
Она кивнула:
– Я не могу сказать, будто удивлена. Что касается меня, я, наверное, тоже оставлю этот товар на стойке. Меня абсолютно не интересуют… маленькие бананы.
При этих словах Халид повернул к ней голову, в его глазах был шок. И края его губ подергивались.
На какой-то момент вокруг них воцарилась пронзительная тишина.
А потом дикий хор смеха заполнил пространство.
Друзья юноши хлопали руками по коленям и стучали по спине друг друга, хохоча над ним. Его лицо сменило несколько оттенков красного, когда он постиг полную степень оскорбления Шарзад.
– Ты! – Он рванулся к ней.
Шарзад отскочила с его пути.
Халид схватил мужчину за воротник камиса и швырнул в ватагу его друзей.
– Халид! – крикнула Шарзад.
После того как юноша сумел подняться на ноги, Халид чуть отошел назад и ударил его в челюсть так сильно, что тот пошатнулся в сторону стола с опасно выглядящими мужчинами, полностью поглощенными игрой в кости с небывало высокими ставками.
Монеты и кости астрагалы рухнули на землю, когда стол содрогнулся под тяжестью юноши.
Игроки взревели от ярости и вскочили на ноги, все вокруг них пришло в хаос.
И их драгоценная игра была уничтожена, без возможности восстановления.
Все взоры обратились к Халиду.
– Святая Гера! – простонала Шарзад.
С мрачным смирением он потянулся к шамширу.
– Нет, ты, идиот! – ахнула Шарзад. – Бежим! – Она схватила его за руку и развернула в противоположном направлении, кровь колотилась в ее теле. – Уйди с дороги! – крикнула девушка, когда они уклонились от тележки торговца, ее ноги в сандалиях летели над грязью.
Звук преследователей только подгонял Шарзад, а кроме того, бег ускорялся благодаря более широким шагам Халида, тянущего ее вдоль узкой оживленной улицы базара.
Когда он дернул ее за руку, увлекая в маленькую боковую аллею, она потянула его назад.
– Ты хоть понимаешь, куда бежишь? – потребовала ответа.
– Хоть раз в жизни замолчи и послушай.
– Как ты смеешь…
Он обвил ее правой рукой и плотно вжался вместе с ней в затененный альков. Затем прижал указательный палец к ее губам.
Шарзад слышала, как их преследователи пробежали мимо проулка, все еще крича и ругаясь в пьяном дурмане. Когда звуки стихли, он убрал палец от ее губ.
Но было слишком поздно.
Потому что Шарзад чувствовала, как его сердце забилось быстрее.
Так же, как и ее.
– Что ты говорила? – Он был так близко, что его слова больше напоминали дыхание, чем звук.
– Как… как ты смеешь говорить мне такое? – прошептала она.
В его глазах сверкнуло что-то сродни веселью.
– Как я смею намекать, что это ты устроила тот беспорядок?
– Я? Это не моя вина! Это ты виноват!
– Я?
– Ты и твой нрав, Халид!
– Нет. Ты и твой рот, Шази.
– Неправда, ты, несчастный мужлан!
– Вот видишь? Этот ротик. – Он протянул руку и провел большим пальцем по ее губам. – Этот восхитительный ротик.
Ее предательское сердце стучало в такт биению Халида, и, когда Шарзад взглянула на него из-под ресниц, его рука на ее пояснице притянула девушку до невозможности близко.
«Не целуй меня, Халид. Пожалуйста… не надо».
– Они здесь! Я нашел их!
Халид схватил ее за руку, и они снова понеслись дальше по переулку.
– Мы не можем все время убегать, – кинул он через плечо. – В конце концов, нам придется встать и сражаться.
– Я знаю, – фыркнула она в ответ.
«Мне нужно оружие, мне нужен лук».
Она начала осматриваться в поисках колчана или лука, возможно оставленного прислоненным к стене здания, но единственное, что видела, – это изредка мерцающие мечи. В отдалении Шарзад заметила плотного мужчину с огромным прямым луком, висящим на его плече, но она знала, что у нее мало шансов быстро отнять у него оружие. И еще менее вероятно, что она смогла бы выпустить стрелу из такого большого лука.
Это казалось тщетным занятием. До тех пор, пока она наконец не увидела мальчишку, играющего с друзьями в глухом переулке.
У него был импровизированный лук и на плече – колчан, а в нем ровно три стрелы.
Шарзад потянула Халида за руку, увлекая его за собой дальше в переулок. Она присела перед мальчиком, подняв капюшон накидки.
– Можешь дать мне свой лук и стрелы? – спросила задыхаясь.
– Что? – удивленно промолвил он.
– Вот. – Шарзад протянула ему пять золотых динаров, вытащив их из кармана накидки. Настоящее состояние в понимании мальчишки.
– Вы с ума сошли, госпожа? – промолвил мальчик, разинув рот.
– Ты отдашь их мне? – взмолилась Шарзад.
Он передал ей оружие, не сказав ни слова. Она положила деньги в его грязные руки и закинула колчан на плечо.
Халид наблюдал за этим обменом, его глаза были напряжены, а губы поджаты.
– Вы знаете их, госпожа? – Мальчик посмотрел куда-то позади Шарзад.
Халид развернулся, обнажив свой шамшир с металлическим скрежетом и откинув капюшон черной риды со лба.
– Немедленно уходите отсюда, – сказала Шарзад мальчику и его друзьям.
Мальчишка, кивнув, сорвался с места, его друзья опрометью кинулись за ним.
Так или иначе, группа мужчин, которых Шарзад и Халид успели задеть, составляла семь человек. Из этих семи трое проявляли признаки явного оскорбления, в то время как для остальных четверых основное значение имела задетая гордость. Не считая денег, конечно.
А деньги имели большой вес.
При виде Халида с мечом наготове несколько из них достали свое разномастное оружие.
Не говоря ни слова, Халид двинулся вперед.
– Господа! – оборвала его Шарзад. – Это кажется несколько поспешным. Я считаю, всю эту ситуацию можно отнести к простому недоразумению. Пожалуйста, примите мои искренние извинения за наше участие в данном скандале. По правде говоря, это между мной и… господином с сомнительными манерами, которого мы встретили ранее.
– Это у меня сомнительные манеры? Ты, сварливая сука! – Юноша вышел вперед.
– Достаточно! – Халид поднял шамшир в лунном свете, его серебряное лезвие угрожающе засверкало, готовое убивать.
– Остановитесь! – тон Шарзад граничил с отчаянием.
– Я сказал: хватит, Шази. Я услышал достаточно, – произнес Халид убийственным тоном.
– Да. Пусть делает, что хочет, Шази. Семеро на одного? Мне нравятся наши шансы, – продолжал ненормальный.
«Ты понятия не имеешь, что говоришь. Второй лучший фехтовальщик в Рее изрубит вас на куски, одного за другим. Без колебаний».
Тогда умалишенный достал свою ржавую саблю из ножен.
В тот же миг Шарзад наложила стрелу на рукоятку лука и отпустила ее, сделав это одним стремительным движением. Стрела полетела идеальной спиралью, несмотря на ее покрытое грязью оперение и скромное происхождение лука.
И она пронзила насквозь запястье этого идиота.
Он взвыл от боли, выронив саблю, которая с гулким звоном ударилась о землю.
Перед тем как у кого-то появилась возможность среагировать, Шарзад наложила на тетиву еще одну стрелу. Когда она сильно натянула ее, то почувствовала, как рукоять деформировалась.
«О господи!»
Тем не менее девушка прошла мимо Халида, удерживая стрелу в том же положении по отношению к шее.
– Это как раз то, в чем все вы сильно ошиблись. Никогда не было семи к одному. И я настойчиво предлагаю вам семерым взять руки в ноги и вернуться домой. Потому что следующий, кто достанет оружие – кто сделает еще хоть шаг вперед, – получит стрелу в глаз. И я могу вас заверить, что мой друг еще менее великодушный.
Заметив движение слева от нее, Шарзад быстро повернулась и сильнее натянула лук. И опять рукоятка выпрямилась у ее уха.
– Лучше не испытывайте мое терпение. Вы для меня ничего не значите.
Ее колени дрожали, но голос был твердым словно камень.
– Оно того не стоит, – пробормотал один из игроков. Он спрятал оружие и вышел из переулка. Вскоре остальные последовали его примеру, пока не остались только первоначальный смутьян и его трио негодяев.
– Мне кажется, с вас уже достаточно, господин. – Пальцы Шарзад все еще держали лук и стрелу.
Он обхватил свое пробитое запястье, в то время как его друзья покидали аллею. Его лицо было искажено от ярости и страданий человека, проигравшего во всех отношениях. Слезы страдания катились по щекам юноши, и пятна багрового цвета окрашивали предплечье.
Стиснув зубы от боли, он прорычал:
– Берегись, ворчун. Она и тебя сможет погубить. – Он ушел, давясь слезами от своих ран.
Шарзад не опустила лук, пока аллея полностью не опустела.
Когда повернулась, Халид стоял на том же месте с шамширом в руке.
Его лицо было лишено эмоций.
– В тот день во дворе… – начал он. – Ты не промахнулась.
Шарзад глубоко вдохнула.
– Нет. Не промахнулась.
Он кивнул.
Затем вложил меч в ножны.
«Сделай это сейчас. Он безоружен. Это идеально. Даже лучше, чем первоначальный план попотчевать его вином и в итоге отравить».
– Шази.
«Сделай это. Сверши правосудие ради Шивы – правосудие ради всех девушек, которые умерли как никто, без причины или объяснения».
– Да?
«Отпусти стрелу».
Он шагнул к ней. Его взгляд скользнул по ее телу, оставив жгучий след там, где он прошелся.
«Покончи с этим. Покончи с этим и вернись к бабе́. К Ирзе.
К Тарику».
Шарзад сильнее натянула стрелу, которая все еще была в ее руке. Она вдохнула, готовясь выстрелить… и обветшалая рукоятка окончательно деформировалась с одной стороны.
«Какая ничтожная трусиха».
– Ты чудесная. Каждый день я думаю, что буду изумлен тем, какая ты замечательная, но я не удивляюсь. Ведь это то, что означает быть тобой. Это значит не знать границ. Быть безграничной во всем, что бы ты ни делала.
С каждым словом он разбивал еще один барьер, еще одну стену. А воля Шарзад боролась с ним, кричала тихим криком, в то время как ее сердце приветствовало вторжение, будто певчая птица приветствует рассвет.
Так же, как умирающий обретает прощение в ответ на молитву.
Она закрыла глаза, сжав бесполезные лук и стрелу.
«Шива».
Когда снова открыла глаза, Халид стоял перед ней.
– Мне не понравилось, что ты назвала меня своим другом, – сказал он, его янтарные глаза светились. Он протянул обе ладони к лицу Шарзад, приподняв ее подбородок.
– Ты предпочитаешь «мой король» или «сеид»? – она задыхалась от черствого отвращения.
Он наклонился вперед, его лоб почти касался ее.
– Я предпочитаю – Халид.
Шарзад сглотнула.
– Что же ты со мной делаешь, чумная девушка? – прошептал он.
– Если я чумная, то тебе лучше держаться на расстоянии, коль не хочешь быть уничтоженным. – Она подвинула оружие, которое все еще было у нее в руках, к его груди.
– Нет. – Его руки опустились ей на талию. – Уничтожь меня.
Он прижался к ее губам своими, и лук со стуком упал на землю.
И уже не было пути назад.
Она тонула в сандаловом дереве и солнечном свете. Время перестало быть чем-то бо́льшим, нежели понятие. Еще секунду назад ее губы принадлежали ей. А теперь – ему. Его вкус на языке был словно нагретый солнцем мед. Как прохладная вода, скользящая по ее пересохшему горлу. Как обещание всех ее завтра в одном вздохе. Она запустила пальцы в его волосы, чтобы притянуть к себе, и он на секунду замер. Она знала, так же, как и он знал, – они потеряны. Потеряны навсегда.
В этом поцелуе.
Поцелуе, что изменит все.