Глава 11. Смерть или свобода
В то воскресенье, 25 февраля 1945 года, Одд Нансен повел себя как обычно. С тех пор как почти полтора года назад его, как политического заключенного, депортировали в Заксенхаузен, этот 43-летний норвежец почти каждый выходной посещал лагерный лазарет. Обычно Одд приходил навестить своих соотечественников, но на сей раз он направился к одному из самых юных пациентов, 10-летнему еврейскому мальчику Томми, родившемуся в 1934 году в Чехословакии, куда его родители бежали из нацистской Германии. Томми был один. В Освенциме, в 1944 году, его разлучили с отцом и матерью, а в Заксенхаузен привезли совсем недавно. Впервые Нансен увидел его в лазарете 18 февраля, и судьба этого ребенка его тронула. Его удивило, как переживший немыслимые страдания Томми мог оставаться таким искренним и добрым. Глядя на большеглазого, заразительно улыбающегося Томми, Нансен почувствовал, будто в ад Заксенхаузена снизошел ангел. Тоскуя по оставшимся в Норвегии детям, он решил, что будет, насколько сможет, заботиться о Томми, подкупая надсмотрщика лазарета мелкими подачками, чтобы спасти мальчика от селекций. На следующей неделе, 25 февраля, навестив Томми в очередной раз, Нансен принес редкое лакомство – сардины. Когда Нансен подсел к мальчику, Томми рассказал ему об эвакуации Освенцима.
18 января 1945 года эсэсовцы Освенцима выгнали Томми вместе с большинством оставшихся узников за ограду лагеря. Прижавшись к двум мальчикам из детского барака Бжезинки (Биркенау), он встал в бесконечную колонну заключенных, медленно тянувшуюся на запад. Повсюду лежал снег и лед, по обочинам валялись лошадиные туши, остовы сожженных автомашин и изуродованные человеческие тела, а сами дороги были запружены толпами спасавшихся от наступающей Красной армии немецких военных и гражданских. Томми своими глазами видел, как многие заключенные погибали в пути, и вскоре понял, что и он останется лежать на этой дороге.
За шесть месяцев пребывания в Бжезинке Томми стал похож на скелет. Обувь, которую успела передать мать, не спасала от холода. Его не раз посещали мысли о том, чтобы остановиться. И все-таки он упорно продолжал шагать вперед. Через три дня, показавшихся ему бесконечными, Томми и другие выжившие добрались наконец до немецкого приграничного городка Глейвиц, некогда став шего ареной инсценированного гитлеровцами нападения «польских» военных, которое послужило нацистам предлогом к развязыванию Второй мировой войны. Там заключенных загнали в открытые железнодорожные вагоны. Сначала Томми едва дышал, столько в вагон набили людей, но потом смерть сильно проредила ряды несчастных. От страшного холода мальчик не чувствовал ног. Не было никакой еды, кроме снега, и он глотал его, пытаясь внушить себе, что это мороженое. «И еще я ужасно плакал», – признался он Нансену.
Через десять дней поезд прибыл в окрестности Заксенхаузена. Вскоре Томми доставили в главный лагерный лазарет, где ампутировали два почерневших от обморожения пальца на ногах. «Бедный маленький Томми, что с ним будет?» – думал Одд Нансен, записывая историю мальчика.
Томми был одним из многих тысяч заключенных Освенцима, прибывших в Заксенхаузен в начале 1945 года. Другие концентрационные лагеря, находившиеся в предвоенных границах Германии, тоже заполонили массы заключенных из оставленных немцами лагерей, располагавшихся ближе к линии фронта. Столкнувшись с неослабевающим наступлением войск союзников, эсэсовцы закрывали один конц лагерь за другим, заставляя сотни тысяч заключенных покидать их пешком, в товарных вагонах, грузовиках и на конных повозках. Маршруты этих маршей пролегали по тем землям Европы, что еще остались под властью нацистов, и нередко заключенные преодолевали расстояния в несколько сотен километров.
Система концентрационных лагерей распалась стремительно, достигнув своего апогея: кульминация и крах шли рука об руку. Несмотря на некоторую дезинтеграцию в ходе военных действий 1944 года, вынудившую эсэсовцев закрыть несколько главных лагерей и десятки их филиалов, в конце того же 1944 года жуткий лагерный механизм продолжал функционировать. A в канун эвакуации Освенцима 15 января 1945 года руководство концлагерей СС зарегистрировало рекордную общую численность заключенных, составившую 714 211 человек. В последующие месяцы остававшиеся лагеря превратились в исполинских монстров, трещавших по швам из-за громадного наплыва заключенных из эвакуированных лагерей, а также недавно арестованных. В конце февраля 1945 года, например, численность узников лагерного комплекса Маутхаузен превысила 80 тысяч человек. Это было на 50 тысяч больше, чем годом ранее. Однако остававшиеся на территории нацистской Германии лагеря были в тот момент не только крупнейшими, но и главными средоточиями смертности и террора. В них свирепствовали голод и болезни, а высшее руководство СС, несмотря на то что Третий рейх был уже охвачен пламенем, продолжало вакханалию массовых убийств.
Моральный дух заключенных, как и прежде, сильно зависел от хода войны. Известия о крупных победах стран антигитлеровской коалиции, таких как высадка в Италии (1943) и во Франции (1944), были встречены с небывалым восторгом. Заключенные улыбались, свистели, даже танцевали. Однако надежды на скорое освобождения раз за разом рушились, заставляя многих искать утешение в фантастических слухах и рассказах всевозможных ясновидящих и гадалок, обретших в концлагерях чрезвычайную популярность.
Лишь в начале 1945 года заключенные поверили в скорое окончание войны. Неудержимый натиск армий Англии, США и Советского Союза было уже не остановить. На востоке советские войска вошли в глубь территории Третьего рейха. На западе на отчаянное наступление вермахта (декабрь 1944 года), на которое нацистская верхушка возлагала последние надежды, англо-американские войска ответили решающим контрударом и, неуклонно продвигаясь вперед, в начале марта 1945 года форсировали Рейн. А 25 апреля 1945 года советские и американские солдаты встретились на Эльбе, расколов остатки Третьего рейха пополам. Менее чем через две недели, ранним утром 7 мая 1945 года, Германия капитулировала.
В последние месяцы и недели жизнь в концентрационных лагерях сделалась невыносимо напряженной. Слыша грохот разрывов приближающегося фронта, заключенные были словно на иголках, как выразился один из них в своем тайном дневнике.
Концлагеря напоминали ульи, где рои заключенных собирались обменяться последними новостями. Настроение колебалось от надежды до отчаяния. Кто-то был уверен, что освобождение придет с минуты на минуту. Другие опасались, что эсэсовцы прикончат их прежде, чем в лагеря войдут освободители. Перспектива изгнания из лагеря пугала многих узников, особенно после того, как они видели прибытие «маршей смерти». Но боялись и оставаться в лагере, особенно больные и ослабленные побоями и голодом, наподобие маленького Томми из Заксенхаузена.
«Если начнут эвакуировать и этот лагерь, что тогда? – спросил мальчик Одда Нансена в конце февраля 1945 года. – Если я все еще лежу здесь и едва хожу, что они со мной сделают?» Когда две недели спустя, незадолго до своей депортации из лагеря вместе с другими норвежскими заключенными, Нансен навестил Томми в последний раз, он опасался, что больше никогда не увидит мальчика.
Невозможно сказать точно, сколько заключенных погибло в ходе эвакуаций и внутри концлагерей с января по начало мая 1945 года. По некоторым оценкам, умерло около 40 % узников, то есть 30 тысяч мужчин, женщин и детей, и, вероятнее всего, эти цифры недалеки от истины. Смертность среди зарегистрированных заключенных достигла невиданных прежде масштабов. Последнюю катастрофу, основными жертвами которой стали евреи, советские военнопленные и поляки, удалось пережить около 450 тысячам заключенных. Большинство выживших в этих нечеловеческих условиях было спасено на территории концлагерей, хотя некоторые лагеря к моменту освобождения войсками союзных держав оказались зловеще пустыми. В Заксенхаузене 22–23 апреля 1945 года советские войска обнаружили не более 3400 заключенных, преимущественно в лазаретах. Среди них был и Томми. Когда мальчик, хромая, выбрался из своего барака, он увидел входивших в большие ворота красноармейцев, кричавших «Гитлер капут! Гитлер капут!». С тех пор Томас (Томми) Бюргенталь постоянно размышлял о том, благодаря чему он, несмотря ни на что, все-таки выжил. «Единственное, что приходит на ум, – писал он много десятилетий спустя, – удача».