Книга: История нацистских концлагерей
Назад: Глава 9. Концлагеря повсюду
Дальше: Филиалы концлагерей

Агония

В конце мая 1944 года Агнес Рожа была депортирована в Освенцим вместе с родителями из своего родного города Надьяварад (Орадя). Между двумя войнами он относился к Румынии и ныне снова носит румынское название Орадя, но в 1940 году вместе с остальными землями Северной Трансильвании был аннексирован (по решению Венского арбитража) Венгрией. Вот почему 33-летняя школьная учительница Агнес Рожа попала в водоворот нацистских депортаций венгерских евреев, начавшихся вскоре после вторжения немецких войск в Венгрию в марте 1944 года. Агнес доставили в Освенцим 1 июня 1944 года в период, когда машина смерти в Бжезинке (Биркенау) уже была запущена на максимальную мощность. В это время эсэсовцы задействовали в военной экономике беспрецедентное число заключенных. Поэтому Агнес Рожа и оказалась среди тех, кого пощадили и предпочли использовать на принудительных работах. После нескольких месяцев в Бжезинке ее депортировали в малый лагерь-филиал при заводе «Сименс-Шуккерт» под Нюрнбергом.
Агнес принадлежала к той массе еврейских заключенных, которые в 1944 году, после разворота нацистской политики по отношению к евреям на 180 градусов, оказались в лагерях, располагавшихся в старых границах Германии. Впервые с конца 1938 года заключенные-евреи стали основным контингентом всей концлагерной системы. До 1942 года в первых созданных крупных лагерях евреев практически не оставалось, и вот теперь они вновь оказались в большинстве. Заключенные из оккупированной Польши привезли с собой вести о нацистском «окончательном решении еврейского вопроса». В лагерях вроде Дахау некоторые заключенные-ветераны уже имели представление о происходившем на Востоке. Это стало ясно после того, как из Освенцима и Майданека стала поступать одежда, обувь, чемоданы и другие вещи убитых евреев. Но только сейчас они узнали страшные подробности о депортациях, селекциях и крематориях. Правда становилась всеобщим достоянием быстро уже тогда, когда новоприбывшие евреи, зайдя в «душевые», начинали кричать: «Не газ! Только не газ!»

Зарываясь в землю

Начавшееся осенью 1943 года осуществление проекта передислокации секретного производства ракет вскоре коснулось и авиационной промышленности, что потребовало задействования трети всех трудоспособных заключенных. Когда в конце февраля 1944 года авиазаводы Германии подвергались постоянным бомбовым ударам англо-американских стратегических ВВС (операция «Большая неделя»), имперское министерство авиации запланировало создание десятков подземных объектов. К строительству некоторых из них фактически уже приступили, а в ближайшее время число сооружаемых объектов предполагалось существенно увеличить. 1 марта 1944 года было создано так называемое Командование истребительной авиации (Jägerstab), еще один мощный инструмент координации промышленного производства истребителей и преодоления последствий разрушений авиапредприятий в ходе бомбардировок. Образно выражаясь, он добавил «новые слои» поликратической нацистской диктатуре в ее сумеречные годы.
В круг обязанностей Командования истребительной авиации входило увеличение производства самолетов для обороны воздушного пространства над Германией, ставшего уязвимым для вражеских бомбардировщиков. С самого начала было практически единогласно решено переместить промышленное производство под землю. На совещании, состоявшемся 5 марта 1944 года, Гитлер объявил, что это лишь начало «перевода всех промышленных предприятий Германии под землю». Широко развернулось сооружение подземных промышленных мощностей.
Важную роль в этих планах играли концлагеря. Командование истребительной авиации свело вместе высоких чинов из министерства вооружений, министерства авиации и представителей частных компаний. Не обошлось и без участия СС. «Черный орден» Гиммлера существенно повысил свою значимость, когда в 1944 году авиационный сектор приобрел огромное значение в военной промышленности Германии. Роль СС возросла из-за наличия в распоряжении данного ведомства огромной массы рабов, которую подчиненные Гиммлера торжественно обязались увеличить еще. Дефицит рабочей силы внезапно обострился до крайности. Титанические усилия Заукеля по захвату миллионов новых иностранных рабочих успехом не увенчались, ибо тиски, которыми Германия сжимала континентальную Европу, ослабли. Теперь у СС оставался единственный и последний источник доступной рабочей силы – заключенные концлагерей.
В рамках выполнения задач Командования истребительной авиации СС было поручено взять на себя руководство специальными строительными проектами, поскольку на Альберта Шпеера и его коллег явно произвел впечатление очевидный успех эсэсовцев в создании Доры. Вскоре СС курировали важные проекты по передислокации ряда заводов авиационной промышленности в тесном сотрудничестве с частными подрядчиками. Вблизи новых стройплощадок были созданы подлагеря, и уже к июню 1944 года в них насчитывалось около 17 тысяч заключенных. Кроме того, в упомянутые подлагеря направлялись новые и новые партии узников.
Часть планов предусматривала скорейшую перестройку существующих тоннелей и подземных сооружений. Но вскоре руководство авиационной промышленности убедилось, что это тупиковый путь, ибо обусловленная повышенной влажностью коррозия и теснота производственных помещений негативно отражались на качестве производимой продукции. Исходя из этого, боссы германской авиапромышленности вынашивали надежды на целеориентированные проекты: сооружение обширных новых тоннелей с учетом всех требований будущего производства. Опять же силами СС. Чем ближе Третий рейх подходил к краху, тем более монструозными выглядели эти прожекты в аспекте их размаха, темпов строительства и задействования людских ресурсов.
Одним из самых грандиозных стал проект создания сети тоннелей близ городка Мельк в Нижней Австрии. Там предполагалось размещение завода – под кодовым названием «Кварц» – концерна «Штейр-Даймлер-Пух АГ», активно лоббировавшего этот план и серьезно вовлеченного в его реализацию. Для обеспечения требуемого количества рабочей силы в апреле 1944 года в Мельке был создан филиал Маутхаузена, где в середине сентября содержалось примерно 7 тысяч заключенных. Условия там были неописуемые, постоянно происходили несчастные случаи, поскольку проходка и цементирование тоннелей выполнялись вручную. Здесь погибла почти треть депортированных в этот лагерь заключенных, больше, чем все тогдашнее население соседнего городка Мельк.
Руководителем этой гигантской программы подземного строительства, курируемой СС, был доктор Ганс Каммлер, известный технократ из ВФХА, ранее возглавлявший отдел строительства при имперском министерстве авиации. Каммлер, опытный архитектор, появился в ведомстве Поля еще в 1941 году, где его поставили на руководство строительством (в 1942 году Каммлер был назначен главой отдела С). С тех пор он проявил себя способным управленцем крупных строительных объектов. На новое эсэсовское начальство Каммлер произвел впечатление профессиональными знаниями, опытом работы, энергией и идеологической лояльностью (в НСДАП он вступил в 1931 году, а в СС – два года спустя). Он быстро стал ключевой фигурой нескольких важных проектов – от широкомасштабных программ переселения до создания конвейера смерти в Освенциме. В 1943 году его находившаяся на взлете карьера вознесла Каммлера до управленческих высот германской военной промышленности.
Первым крупным заданием, порученным ему в конце августа 1943 года Гиммлером и Шпеером, было превращение Доры в подземный завод по производству ракет. За этим в марте 1944 года последовал еще более престижный пост: управление всеми передислокациями промышленных объектов в рамках функционирования Командования истребительной авиации. Каммлер, возглавивший так называемый спецштаб Каммлера, рвался и дальше вверх по карьерной лестнице, презрев сотни и тысячи жизней заключенных. Главным для него было и оставалось качественное и в срок завершение порученных задач по строительству и сдаче в эксплуатацию объектов. Что же касалось показателей смертности заключенных, подобные «частности» технократа от СС не волновали. Он не сомневался, что источник готовых к работе на стройках заключенных неисчерпаем.
Каммлер быстро снискал зловещую репутацию. Сорока с небольшим лет, он отличался высокой работоспособностью, в нынешние времена его без колебаний отнесли бы к трудоголикам. Сухопарый, с удлиненным лицом, он вселял в подчиненных чувство подобострастия и страха. Речи Каммлера была свойственна безапелляционность, свои требования он излагал лаконично, ясно формулируя, чего ждет от собеседника.
Генрих Гиммлер восхищался Каммлером и часто с ним встречался. Каммлеру доверял и Гитлер. Уважал его и Альберт Шпеер. Вскоре после того, как 10 декабря 1943 года Шпеер побывал в тоннелях Доры и осмотрел их, он высоко оценил работу Каммлера, отметив «почти невероятную» скорость, с которой тот построил подземный завод, «не имеющий себе равных в Европе». Доктор Каммлер сделался тем, кому можно поручить выполнение любой, даже самой сложной задачи. Генрих Гиммлер ждал результатов, невзирая на трудности, и верный Каммлер обещал их добиться. И все же жестокость не значит эффективность, и некоторым из амбициозных проектов осуществиться было не суждено. Однако карьерный рост Каммлера вопреки всему продолжался. Когда летом 1944 года Командование истребительной авиации преобразовали в Штаб вооружений (Rüstungsstab), сфера компетенции Каммлера расширилась от передислокации подземных заводов до выпуска авиатехники и других программ производства вооружений.
Каммлер снова занялся выпуском ракет, которые срочно потребовались после высадки англо-американских войск в Нормандии в июне 1944 года. Из цехов Доры стало выходить все больше и больше реактивных снарядов. За этим лично надзирал часто приезжавший сюда Каммлер, который имел тогда звание, соответствовавшее армейскому генералу. Первые ракеты «Фау-2» упали на землю Англии в сентябре 1944 года. Вскоре после этого немцы обстреляли ими территорию Франции, Бельгии и Голландии. Спустя несколько месяцев Каммлер стал курировать новые проекты, в том числе строительство подземного штаба для Гитлера в Ордруфе (Тюрингия), проекте первостепенной важности, в котором был использован труд более 10 тысяч заключенных, работавших в конце 1944 и весной 1945 года. Кроме того, он контролировал выпуск почти всего оружия для люфтваффе. О Каммлере даже стали поговаривать как о преемнике Шпеера на посту министра вооружений. Однако тогда Третий рейх уже лежал в руинах, и вряд ли имело смысл наращивать выпуск военной продукции, как отметил в своих мемуарах Шпеер.
Однако, каким могуществом ни обладал бы Каммлер, он не был монопольным хозяином всех подземных производств для нужд немецкой авиации. Несмотря на то что его ведомство курировало большинство крупных проектов по передислокации промышленных предприятий в соответствии с приказами Штаба истребительной авиации, соперничающая Организация Тодта (ОТ) зарекомендовала себя еще одним ключевым игроком в сфере строительства. Эта военно-строительная организация, созданная в 1938 году для сооружения так называемой линии Зигфрида, за время войны быстро разрослась. Использовавшая труд главным образом иностранных рабочих, Организация Тодта осуществляла большое количество строительных проектов по всей оккупированной нацистами Европе, занимаясь в том числе и возведением мостов, дорог и оборонительных сооружений, а также вела широкое жилищное строительство в Германии. Напряженность в отношениях с СС началась после того, как в апреле 1944 года Гитлер поручил Организации Тодта построить гигантские бетонные бункеры для авиационных заводов, выпускавших самолеты-истребители. Хотя этим срочным проектом руководила Организация Тодта, предоставлять рабочую силу для него должны были СС. В июне 1944 года началось создание 14 филиалов Дахау – в окрестностях городов Кауферинг и Мюльдорф-ам-Инн, где несколько десятков тысяч заключенных построили четыре гигантских комплекса подземных бункеров. Организация Тодта, передававшая субподряды на работы частным фирмам, стала теперь крупнейшим надсмотрщиком рабов из лагеря Дахау.
Это не было единственным большим проектом Организации Тодта, в котором использовался труд лагерных узников. В апреле 1944 года ОТ взялась за строительство большой сети бункеров для Гитлера и высокопоставленных нацистских вождей (кодовое название «Ризе» («Гигант»). Заключенных лагерей и других подневольных рабочих, превративших обширный массив лесистой местности в Нижней Силезии в большую строительную площадку, заставили возводить огромные подземные сооружения и сопутствующую инфраструктуру. Всего в 12 новых филиалах Гросс-Розена, известного под общим названием «трудовой лагерь Ризе», содержалось 13 тысяч мужчин-евреев, из которых умерло не менее 5 тысяч человек.
Труд заключенных использовался и во многих других местах, когда нацистам понадобилось защитить свои склады с топливом. После налета в мае 1944 года англо-американской авиации на немецкие заводы, производившие синтетическое горючее, Гитлер наделил широкими полномочиями Эдмунда Гейленберга, чиновника высшего ранга из шпееровского министерства вооружений, поставив задачу обеспечить горючим немецкие танки и самолеты.
Главными задачами нового штаба Гейленберга был ремонт разрушенных заводов по производству синтетического горючего, строительство новых заводов и перенесение их под землю. Многие из этих задач выполняла Организация Тодта, но СС также были привлечены к ним, контролировали ход работ и поставляли бесплатную рабочую силу. В конце ноября 1944 года на стройках Гейленберга трудились около 350 тысяч рабочих, в том числе десятки тысяч узников лагерей, разбросанных по нескольким филиалам. Некоторые из этих лагерей первоначально были созданы для других целей. В Эбензе огромный нефтеперерабатывающий завод был построен в тоннелях, изначально предназначенных для производства ракет «Фау-2». Другие объекты спешно возводились на пустом месте. Например, в Вюртемберге СС создали три новых филиала Нацвейлера для выполнения проекта «Вюсте» («Пустыня») по добыче местного сланца для производства топлива. В нем участвовали заключенные из лагерей-филиалов числом более 10 тысяч человек, в основном занятых на строительстве; тысячи из них умерли.
Перенос немецких военных заводов на новое место менял характер рабского труда лагерных заключенных. Невозможно точно назвать, сколько заключенных немцы использовали таким образом, но численность была весьма велика. В конце 1944 года, по оценкам Поля, около 40 % всех работавших заключенных находились под началом Каммлера. Подавляющее большинство из них содержалось в лагерях, созданных для передислокации производств. Много других узников работало на подобных же стройках, но управлявшихся Организацией Тодта. Сотни тысяч заключенных были переброшены в новые лагеря, и, хотя стройки были разными, все они несли смерть заключенным. Подпитывая надежды на чудодейственную победу Германии, нацистская верхушка приносила в жертву целые армии узников концлагерей.

Война и рабский труд

Генрих Гиммлер не упускал случая петь дифирамбы концлагерным трудовым армиям. В 1944 году превозношение до небес их вклада в военную экономику стало общим местом в речах перед высокопоставленными нацистами. Гиммлер обычно живописал концентрационные лагеря как эффективные и современные фабрики оружия с продолжительными рабочими сменами и строгой дисциплиной. Выслушав одну из его речей, Йозеф Геббельс назвал позицию Гиммлера «довольно суровой». Но рейхсфюрер СС подчеркнул, что сочувствие к заключенным ни к чему. Хотя в это было трудно поверить, но он действительно заявил в речи перед генералами вермахта в июне 1944 года, что, дескать, заключенным в его лагерях живется лучше, чем «многим рабочим в Англии или Америке». Что касается производительности труда, то они отрабатывали миллионы часов ежемесячно, создавая огромный арсенал высокотехнологичного оружия. Гиммлер особенно гордился подземными заводами, производящими ракеты и авиационные двигатели, где «эти недочеловеки создают оружие для военных нужд». В заключение рейхсфюрер СС добавил, что столь впечатляющие успехи были обусловлены блестящей технической подготовкой СС и производительностью труда заключенных, которые работали в два раза прилежнее, чем иностранные рабочие. Ни одно из этих утверждений не соответствовало действительности, хотя, учитывая склонность Гиммлера к самообману, возможно, он и на самом деле безоговорочно верил в то, о чем говорил.
Производительность рабского труда в концлагерях была гораздо ниже, чем утверждал Гиммлер. Многие заключенные не работали вовсе – из-за болезней, слабости или отсутствия работы. Согласно данным эсэсовцев, весной 1944 года почти каждый четвертый узник Освенцима был инвалидом или лежал в лазарете. Что касается большинства работающих заключенных, то они были намного слабее обычных рабочих.
Рацион заключенных лагерей (и других узников нацистов) приказом Имперского министерства продовольствия и сельского хозяйства в 1944 году урезали снова, что обрекло еще больше заключенных на голод и смерть. Некоторые узники получали не более 700 килокалорий в день. Меры ВФХА по улучшению питания в лагерях носили преимущественно косметический характер; пустыми словами голодных людей было не накормить.
Общая производительность труда заключенных сильно отставала от ожиданий эсэсовского начальства и промышленников. Правда, производительность труда отдельных групп квалифицированных и лучше питавшихся заключенных была близка к производительности других рабочих. Но на основную массу узников подобное не распространялось. Производительность их труда достигала примерно половины, а в строительстве, возможно, всего трети от таковой среднего немецкого рабочего. И, несмотря на исключения, вроде завода Хейнкеля в Ораниенбурге, труд узников концлагерей не всегда был даже рентабелен. После вычета всех накладных расходов он нередко оказывался ничуть не дешевле труда свободного немецкого рабочего. Однако продолжал приносить пользу: в противном случае зачем в 1944 году такое количество фирм столь энергично пытались получить на свои производства лагерных заключенных? Решающим фактором здесь было не то, что узники дешево им обходились, а то, что благодаря их доступности государственные и частные компании получали дополнительные рабочие руки и заказы на строительные объекты.
Несмотря на то что в 1944 году система лагерей заняла более значимое место в военном производстве Германии, что касалось массовой эксплуатации узников, тут СС оказались обойдены. Началом внутренних распрей в ВФХА явилось оттеснение Гансом Каммлером на второй план распорядителя рабского труда Герхарда Маурера (из управленческой группы D). В новых лагерях, наподобие Доры, последнее слово всегда оставалось за Каммлером. Свою власть над принудительным трудом усилил и министр вооружений Альберт Шпеер, что было закреплено приказом от 9 октября 1944 года. Теперь новые заявки на заключенных направлялись уже не в ВФХА, а в министерство Шпеера, что нанесло существенный удар по могуществу и престижу ведомства Гиммлера.
Частная промышленность вышла из-под контроля СС, и главы компаний приезжали в концлагеря выбирать себе рабов сами. Больше всего им хотелось получить сильных и высококвалифицированных заключенных предпочтительно со знанием немецкого языка. «Нас выбирали, как скот на базаре, – вспоминала украинская заключенная Галина Бушуева-Забродская о приезде в Равенсбрюк в конце 1943 года сотрудников завода Хейнкеля. – Они даже заставляли нас открывать рот и разглядывали зубы». Предпринятая ВФХА в 1944 году амбициозная попытка управления задействованием заключенных посредством современной, считываемой машиной базы данных с перфокартами и кодированными числами (так называемая технология Холлерита) вскоре провалилась, и руководство ВФХА к ней больше не возвращалось. Чем сильнее система концлагерей СС вовлекалась в деятельность оборонной промышленности Германии, тем меньше контролировала своих заключенных.
Более того, несмотря на напыщенные заявления Гиммлера, вклад лагерей в военное производство оставался минимальным. Летом 1944 года, когда выпуск оружия достиг пика за все военные годы, трудившиеся на оборонных предприятиях заключенные составляли не более 1 % от всей рабочей силы Третьего рейха. Участие СС наиболее зримо проявлялось лишь в проектах, связанных с переброской производств на новые места. Однако большинство подобных проектов было стратегически бессмысленно еще до начала их реализации. Перевод производства под землю стал последним ходом в уже проигранной партии. Ведомство Гиммлера было идеальным партнером для подобного рода обреченных на провал планов. Высокопоставленные эсэсовцы вроде Освальда Поля, невзирая на все предыдущие неудачи, по-прежнему питали иллюзии относительно своей роли в экономике.
Даже самые громкие проекты, начатые при участии СС, очень мало помогли рейху в войне. Несмотря на капиталовложения, составившие сотни миллионов рейхсмарок, и использование труда десятков тысяч рабов, строительство в Освенциме огромного производственного комплекса концерна «ИГ Фарбен» так и не завершили, не удалось наладить и производство синтетического каучука и бензина. Аналогичным образом несколько проектов штаба Гейленберга дошли лишь до начальной стадии реализации. Первые заводы проекта «Пустыня», начавшие работать ранней весной 1945 года, вместо нормального горючего выдавали лишь маслянистый продукт, непригодный для тех танков, что еще оставались у гитлеровской Германии. Дора так никогда и не стала той высокотехнологичной подземной фабрикой, о которой грезил рейхсфюрер СС. Количество столь желанных ракет «Фау-2» весной 1945 года составило 6 тысяч единиц, и их выпуск сильно отставал от производственного графика. И хотя эти ракеты убили тысячи мирных граждан европейских стран и были действенным инструментом пропаганды внутри Германии, их стратегический потенциал оказался крайне мал. Как отметил историк Майкл Дж. Нейфелд, уникальность этого оружия состояла в другом: «При производстве «Фау-2» людей умерло больше, чем от обстрелов». Этими словами можно подытожить участие СС в германской военной промышленности в целом. Его главным результатом были не горючее, самолеты или пушки, а страдания и гибель узников концлагерей.
В 1944 году смертность заключенных была выше, чем в предыдущем 1943-м. Общие условия содержания грозили узникам новыми смертями, и эсэсовцы расширили свои сократившиеся годом ранее смертоносные селекции, поскольку больные представляли помеху не только для эффективности военного производства, но и угрозу здоровью остальных узников. Других жертв, лишенных непосильным трудом последних сил, возвращали в главные лагеря, где они быстро умирали в секторах, отведенных для ослабленных и больных. Или же отправляли на верную смерть в другие места. В Маутхаузене их помещали в изолятор, а когда численность содержавшихся там людей превзошла количество всех прочих категорий заключенных, эсэсовцы пошли на радикальный шаг. Они восстановили связи с фабрикой смерти в Хартхайме и с апреля по декабрь 1944 года отправили в газовые камеры не менее 3228 «мусульман». Однако гораздо чаще транспорты с обреченными на смерть заключенными шли в другие места. Например, ослабевших от голода и болезней евреев из филиалов, располагавшихся внутри старых границ Германии, депортировали в Освенцим.
Кроме того, два других основных лагеря, Майданек и Берген-Бельзен, оставались в значительной степени не затронутыми экономической мобилизацией для нужд военного производства, и в них начали свозить умиравших заключенных из других лагерей. В ноябре 1943 года Майданек во многом утратил свое прежнее назначение и с декабря после убийства заключенных-евреев превратился в конечный пункт назначения больных и умирающих узников из концлагерей на территории Третьего рейха. Кто-то погибал еще в пути, однако гораздо больше – за колючей проволокой лагеря. В одном лишь в марте 1944 года, когда в Майданеке содержалось примерно 9 тысяч заключенных, лагерная администрация зарегистрировала более 1600 смертей.
С весны 1944 года эстафету Майданека, который начали заранее готовить к эвакуации в ожидании скорого наступления Красной армии, принял Берген-Бельзен. В январе 1945 года около 5500 больных заключенных из других лагерей, признанных использовавшими их труд хозяевами промышленных предприятий (по выражению эсэсовского лагерного начальства) «ненужной обузой для производства», отправили в Берген-Бельзен. Первый подобный транспорт прибыл из Доры в конце марта – начале апреля 1944 года. По воспоминаниям одного из узников Доры, исхудавших как скелеты людей – многие из них были с забинтованными конечностями – побросали в открытые вагоны «словно мешки с углем». Крики стали раздаваться еще до того, как состав тронулся в путь. По прибытии в Берген-Бельзен выживших оставили в пустых бараках без еды и одеял. «Смерть косила нас очень быстро», – вспоминал много лет спустя французский заключенный Жозеф-Анри Мулен.

Численность и состав заключенных

Численность заключенных нацистских концлагерей в 1944 году достигла рекордно высокого уровня, и Генрих Гиммлер беспощадно требовал ее дальнейшего увеличения. Пообещав Каммлеру столько узников, сколько тот пожелает, он буквально помешался на статистике, отражавшей рост численности заключенных. Рудольф Хёсс вспоминал, что мантрой рейхсфюрера СС тех дней были слова: «Оружия! Заключенных! Оружия!» Лагеря продолжали расти, и даже самые небольшие увеличились просто неимоверно. Например, численность зарегистрированных заключенных во Флоссенбюрге выросла более чем в восемь раз: с 4869 (31 декабря 1943 года) до 40 437 человек (1 января 1945 года). Конец разрастанию эсэсовских лагерей положило лишь наступление армий государств – союзников антигитлеровской коалиции.
Закрытая статистика ведомства Генриха Гиммлера отражает две основные тенденции. Первая: после смещения с начала 1942 года центра тяжести концлагерной системы СС на Восток он вновь вернулся в исходное положение. Когда в 1944 году Красная армия перешла в наступление, немцы стали эвакуировать из Восточной Европы все больше и больше лагерей. Постепенно пустел Освенцим, утратив в итоге свой статус крупнейшего концлагеря. По состоянию на 1 января 1945 года его место занял располагавшийся в самом сердце Германии Бухенвальд. В нем содержалось 97 633, а в Освенциме – 69 752 официально зарегистрированных заключенных. Вторая: продолжился резкий рост численности узниц, начавшийся с массовых еврейских депортаций в ходе холокоста. В конце 1944 года численность женщин-заключенных составляла почти 200 тысяч (в конце апреля 1942 года – 12 500), или 28 % всех узников. Распределялись они по всей сети нацистских концлагерей. В 1939 году женщины содержались только в Равенсбрюке. Теперь они были повсюду, кроме Доры.
Однако огромный прирост численности заключенных не сводим к одной лишь жажде Гиммлера заполучить как можно больше рабов. Как и прежде, экономические мотивы совпадали с другими аспектами национальных интересов, как они понимались нацистским режимом. По отработанной в 1942–1943 годах схеме продолжались широкомасштабные полицейские аресты. По мере приближения разгрома Германии обострялась нацистская паранойя относительно войны на внутреннем фронте. Принимались репрессивные меры в отношении немцев, подозреваемых в совершении преступлений, пораженчестве и подрывной деятельности. В августе 1944 года, вскоре после неудачного покушения 20 июля на жизнь Гитлера, в лагеря бросили свыше 5 тысяч левых активистов времен Веймарской республики и представителей католических партий; некоторые, такие как бывший депутат рейхстага от социал-демократов 66-летний Фриц Зольдман, попадали в концлагерь и подвергались там пыткам не в первый раз. Полиция также провела аресты среди иностранцев, участников Сопротивления внутри Германии, а затем и иностранных рабочих. Десятки тысяч человек были арестованы в 1944 году за «нарушение контракта» и по приказу Гиммлера брошены в концлагеря.
Тем временем за пределами Третьего рейха против нацистского владычества восставало все больше и больше людей. Немецкие оккупанты отвечали безжалостными репрессиями. Многих восставших убили на месте, еще большее их число было брошено в концентрационные лагеря. Среди них было несколько десятков тысяч мужчин и женщин, арестованных во Франции. Новые заключенные прибывали также из оккупированной Польши после разгрома Варшавского восстания. Восстание началось 1 августа 1944 года. Ее ядром была Армия крайова, надеявшаяся изгнать немецких оккупантов из своей страны еще до, казалось бы, неизбежного прихода Красной армии. Однако советское наступление застопорилось, и немцы с необычайной жестокостью подавили восстание. Оккупанты уже давно считали город рассадником польского Сопротивления. После девяти страшных недель уличных боев примерно 150 тысяч местных жителей погибли, а большая часть Варшавы превратилась в развалины. (Среди погибших было несколько сот заключенных местного концлагеря, успевших во время восстания глотнуть воздуха свободы.) Что касается выживших, то эсэсовцы были готовы пополнить ими уже имеющуюся армию лагерных рабов. В середине августа 1944 года СС рассчитывали получить 400 тысяч новых заключенных для своих концентрационных лагерей. Фактически из лежавшей в руинах Варшавы, по приблизительным оценкам, в нацистские лагеря депортировали 60 тысяч мужчин, женщин и детей. Среди них была и 21-летняя швея (ее имя осталось неизвестным), которую выгнали из ее разрушенного в сентябре 1944 года дома вместе с мужем и соседями. После нескольких дней пути в битком набитых вагонах для перевозки скота людей вытолкали из состава близ Заксенхаузена. «Разлученные члены семей кричали и плакали», – вспоминала она. После этого оставшихся женщин и детей отправили в Равенсбрюк, куда из Варшавы прибыло в общей сложности 12 тысяч человек.
Но сколь бы ни был пёстр лагерный контингент, одна его категория росла быстрее других. Это евреи. В течение одного лишь 1944 года немецкие власти отправили в концентрационные лагеря евреев – мужчин, женщин и детей – больше, чем за все предыдущие годы. Согласно одним оценкам, почти две трети всех новоприбывших весной и осенью 1944 года узников носили на одежде желтую звезду. В конце того же года в нацистских лагерях было зарегистрировано более 200 тысяч евреев. Практически все евреи, находившиеся тогда на оккупированной немцами территории, оказались в концлагерях.
Среди них было много польских евреев, которым до сих пор посчастливилось выжить. Десятки тысяч человек прибыли из оставленных немцами трудовых лагерей, в том числе и так называемых лагерей Шмельта в Верхней Силезии. Других эсэсовцы привезли из последних гетто. Во время окончательной ликвидации в августе 1944 года лодзинского гетто почти 67 тысяч евреев депортировали в Освенцим. Около двух третей из них было убито сразу по прибытии.
Освенцим по-прежнему принимал эшелоны из других лагерей оккупированной нацистами Европы, поскольку Главное управление имперской безопасности продолжало охоту на евреев, которым до сих пор удавалось избежать его смертоносных объятий. В 1944 году самые крупные транспорты смерти шли из Франции, Голландии, Словакии, Греции и Италии. В одном из отправившихся из лагеря в Модене (Италия) и подошедших к Освенциму под вечер 26 февраля находился и Примо Леви вместе с еще 649 евреями, 526 из них отравили газом сразу же после прибытия. Заключенных везли и из Терезиенштадта (Терезина). В мае 1944 года в Освенцим доставили примерно 7500 евреев, преимущественно стариков, детей-сирот и больных, – так нацисты, готовясь к предстоящему визиту представителей Международного комитета Красного Креста, пытались представить гетто в наилучшем свете. Осенью туда привезли новые тысячи евреев, на сей раз молодых.
Намного больше евреев, отправленных в 1944 году в Освенцим, было родом из Венгрии. После того как Венгрия попыталась дистанцироваться от Германии и заключить сепаратный мир с союзниками, в марте 1944 года немецкие войска оккупировали эту страну. Для венгерского еврейства, ранее благополучно спасавшегося от холокоста, это стало настоящей катастрофой. Вместе с частями вермахта в Венгрию вошли и отряды Адольфа Эйхмана. Набравшись опыта облав, депортаций и массовых казней, подручные Эйхмана приступили к выполнению своей задачи быстро и эффективно. Отправка транспортов началась в середине мая – июле 1944 года и была приостановлена вмешательством венгерского регента Хорти. В Освенцим депортировали не менее 430 тысяч венгерских евреев.
После того как в середине октября 1944 года эсэсовцы сместили адмирала Хорти, они приступили к депортации остававшихся в Венгрии евреев. Поездов для этой задачи не хватало, и поэтому десятки тысяч евреев, мужчин, женщин и детей, заставили идти в сторону австрийской границы пешком. По некоторым оценкам, в конце 1944 года в Австрию было перемещено 76 тысяч евреев. Здесь часть оставшихся в живых заставили строить фортификационные сооружения, тогда как других отправили в лагеря. Среди них была девушка-подросток Ева Фейер, которая в конечном итоге попала в Равенсбрюк. «Поначалу, – вспоминала она впоследствии, – мы думали, что нас везут в приличный лагерь, и не в последнюю очередь потому, что нас заверили в том, что все будет хорошо, если мы будем вести себя должным образом». Скоро она узнала правду.
Нацистская верхушка и немецкие промышленники рассматривали венгерских евреев как важное пополнение уже имевшейся армии бесправных рабов. Еще до начала массовых депортаций у немцев уже были планы – продвигаемые Гитлером и Гиммлером – по отправке тысячи или более евреев в лагеря внутри Германии. Особые надежды на новых заключенных возлагал уже упоминавшийся Штаб истребительной авиации. Когда на совещании, состоявшемся 26 мая 1944 года, Альберт Шпеер спросил, когда прибудут эти заключенные, Каммлер заверил его, что транспорты «уже в пути». Но до того как они достигли лагерей, находившихся внутри Германии, венгерским евреям предстояло пройти через Освенцим. Ведь эсэсовцам требовались в первую очередь работоспособные узники. Слишком юных, слишком старых или неспособных к труду ждала смерть.

Уничтожение венгерских евреев

Никогда еще Освенцим не был настолько смертоносен для евреев, как весной и летом 1944 года. Среди умерших было много привезенных из Терезиенштадта. Однако подавляющее большинство жертв депортировали совсем недавно. Огромное количество евреев, гораздо больше, чем в течение двух предыдущих лет, хлынуло в Освенцим в мае – июле 1944 года. Почти все они были из Венгрии. Их убийство в Освенциме стало кульминацией холокоста. К тому времени большинство европейских евреев в оккупированных немцами странах были уже давно убиты.
Уничтожением венгерских евреев в Освенциме руководил всем известный комендант лагеря Рудольф Хёсс. В конце апреля или в начале мая 1944 года, незадолго до начала депортации, Хёсс отправился в Венгрию, чтобы встретиться со своим другом Адольфом Эйхманом во временной резиденции того в Будапеште (Эйхман, в свою очередь, весной 1944 года несколько раз посетил Освенцим). Во время этой встречи они рассмотрели графики депортации, чтобы определить, сколько «составов потребуется для депортаций в Освенцим», как выразился Хёсс. Кроме того, он пожелал сообщить начальству из ВФХА, на сколько тысяч рабов они могут рассчитывать после селекций тех, кого признают непригодными и отравят газом. Хёсс уже провел пробную селекцию в Венгрии и пришел к выводу, что большинство евреев подлежит уничтожению. По его оценкам, для рабского труда отобрать удастся в лучшем случае лишь 25 %.
После этого Хёсс отправился в Освенцим, то есть на место прежних преступлений. С 8 мая 1944 года он приступил к временному руководству Освенцимом в должности главного коменданта. Понимая масштабы грядущего геноцида, руководители ВФХА отправили туда своего самого опытного организатора массовых убийств. В их глазах повторное назначение Хёсса было делом неотложным, поскольку положение тогдашнего главного коменданта, Артура Либехеншеля, сделалось достаточно шатким. Либехеншель снискал себе репутацию либерала, хотя причиной его отставки была личная драма. Во время службы в ВФХА Либехеншель влюбился в секретаршу Рихарда Глюкса, которую после развода с женой забрал с собой в Освенцим. Но когда Либехеншель обратился за разрешением вступить в повторный брак, его начальство узнало темную тайну прошлого: на заре Третьего рейха его невеста подвергалась аресту за связь с евреем.
Освальд Поль пришел в ужас. Он отправил в Освенцим к Либехеншелю расторопного адъютанта Рихарда Баера убедить Либехеншеля разорвать отношения. После того как вечером 19 апреля 1944 года Баер объявил об этом в офицерской столовой, Либехеншель впал в истерику и крепко напился. Затем набросился на свою беременную невесту, твердившую, что она ни в чем не виновата. Два дня спустя убитый горем Либехеншель, с опухшими от слез глазами, сообщил Баеру, что не бросит свою возлюбленную, добавив, что гестапо, по всей видимости, вырвало у нее ложное признание силой. Так Либехеншель сжег за собой все мосты, нарушив расовый закон СС, вступив в связь с предполагаемой «осквернительницей расовой чистоты», а также неписаный кодекс «черного ордена» Гиммлера (обвинив гестапо в пытках) и общественных норм (поступив, по словам Баера, как угодно, «но не по-мужски»). Поль быстро сместил Либехеншеля с занимаемого поста. Побыв какое-то время в должности временно исполняющего обязанности куратора «осиротевшего» Майданека, озлобленный и униженный Либехеншель ушел из лагерных СС.
Падение Либехеншеля облегчило возвращение Хёсса в Освенцим поздней весной 1944 года. Теперь во главе лагеря стоял человек, которому руководство СС могло доверить самую масштабную из когда-либо проводимых в системе нацистских лагерей программу уничтожения заключенных. Хёсс окружил себя горсткой подручных – специалистов по убийствам, с которыми был знаком уже много лет. Среди них был и ветеран СС Йозеф Крамер, служивший первым адъютантом Хёсса в Освенциме в 1940 году. Теперь его вернули из Нацвейлера и назначили комендантом Бжезинки (Биркенау). Еще одним знакомым лицом был Отто Молль, приобретший большой опыт, занимаясь газовыми камерами Бжезинки в 1942–1943 годах, и отозванный из филиала, чтобы снова надзирать за комплексом крематориев. После того как Хёсс и его подчиненные закончили последние приготовления, началась массовая депортация евреев из Венгрии. С середины мая по середину июля 1944 года составы прибывали почти ежедневно, и вскоре Освенцим был переполнен. В отдельные дни прибывало до пяти эшелонов, привозивших около 16 тысяч евреев. (В январе – апреле 1944 года, во времена Либехеншеля, в Освенцим депортировали всего 200 евреев.) В то время как Адольф Эйхман удивлялся «рекордной производительности» своих подчиненных, Хёсс умолял своего друга замедлить этот процесс. Но даже хорошая головомойка со стороны Освальда Поля не возымела действия, и Эйхман требовал от подручных все новых и новых эшелонов, ссылаясь на «форс-мажор военного времени» (как он рассказывал своим сторонникам после войны).
Выходя из вагонов поезда, венгерские евреи не представляли себе, что их ожидает. Лишь немногие слышали об Освенциме, и еще меньше знали о газовых камерах. Тем временем лагерь СС начал действовать. В отличие от других депортаций евреев 1944 года врачи-эсэсовцы сразу подвергали всех новоприбывших осмотру и селекции. В целом применялись те же критерии, что и раньше. Непригодными для труда считались беременные женщины, пожилые люди и малолетние дети с сопровождавшими их родителями. В конце каждого дня администрация Освенцима посылала статистику селекций в ВФХА, чтобы обновить сведения о поступлении новой массы доступных рабов. В общем и целом местные эсэсовцы подтвердили прогнозы Хёсса и отобрали для рабского труда каждого четвертого еврея из Венгрии. Судьбы этих приблизительно 110 тысяч заключенных отличались: кого-то официально регистрировали в Освенциме, кого-то отправляли в другие лагеря, кто-то умер в транзитных отстойниках Бжезинки. Остальные 320 тысяч венгерских евреев, признанных нетрудоспособными, были убиты сразу, в ходе безумной кровавой вакханалии, продолжавшейся до июля 1944 года, когда массовые депортации закончились.
Рудольф Хёсс с присущим ему усердием энергично взялся за массовые убийства, зная, что он по завершении этой миссии вернется в ВФХА (29 июля 1944 года на посту главного коменданта Освенцима его сменил безжалостный Рихард Баер, любивший хвастаться своим боевым прошлым и носивший форму дивизии СС «Мертвая голова»). А Хёсс делал все возможное, чтобы ускорить процесс уничтожения евреев. Теперь поезда из Венгрии останавливались не за территорией лагеря, а следовали по наспех проложенной узкоколейке, которая вела прямо в Бжезинку. Только что прибывших евреев выстраивали на плацу, чтобы они могли слышать мелодии лагерного оркестра, призванные усыпить их бдительность и внушить ложное чувство безопасности. После селекции подавляющее большинство новоприбывших отправлялось навстречу смерти, держа на руках детей и поддерживая стариков, следуя колонной по территории Бжезинки прямо к газовым камерам. Слева от узкоколейки, после того как поезд уезжал за новыми жертвами, оставались груды чемоданов, баулов, узелков с вещами, сбором которых занималась сильно увеличившаяся численно команда «Канады». Печи крематориев Бжезинки пылали интенсивнее, чем когда-либо ранее. В работавшей круглосуточно местной зондеркоманде в то время насчитывалось около 900 заключенных. Эсэсовцы снова стали использовать бункер 2, устроив в нем газовые камеры, а также возобновили работу крематория V (закрытого осенью 1943 года). Но поскольку теперь они убивали евреев больше, чем могли сжечь в крематории, нацисты решили (как и прежде, в 1942 году) использовать для кремации ямы на открытом воздухе. Чтобы скрыть эти преступления от новых заключенных, Освальд Поль после инспекции лагеря, проведенной в самый разгар массовых убийств 16 июня 1944 года, приказал возвести вокруг крематория ограду. Эсэсовцы, находившиеся внутри этой фабрики смерти, давно утратили последние представления о добре и зле. Они убивали своих жертв в такой спешке, что, когда двери газовых камер открывались, некоторые несчастные еще дышали. Иногда убийцы решали, что газовые камеры работают слишком медленно, и расстреливали либо забивали венгерских евреев до смерти на краю ям для сжигания трупов либо бросали их в огонь живыми. Это был настоящий ад, которым руководил Отто Молль. По сравнению с ним даже доктор Менгеле выглядел гуманистом, как позднее выразился один из выживших узников.
Летом 1944 года из-за огромного числа постоянно прибывавших поездов с евреями эсэсовцы иногда были не в состоянии проводить селекцию возле ведущей в Бжезинку узкоколейки. В таких случаях новых будущих жертв отправляли в транзитные зоны, где их дальнейшая судьба должна была решиться позже. Самой большой из них была огромная, но недостроенная зона Бжезинки, известная под названием «Мексика» (BIII), где в начале осени 1944 года содержалось приблизительно 17 тысяч еврейских женщин из Венгрии и других стран. Условия там были хуже, чем практически в любом другом лагере. Там не было водопровода и почти никакой еды. Туалетами служили огромные чаны. Вместо одежды многие заключенные носили наброшенные на плечи одеяла (видимо, напоминавшие пончо, отсюда и название – «Мексика»). В каждом бараке, где размещалось около тысячи женщин, не было никакой мебели, и узницы лежали прямо на грязной земле. Агнес Рожа, учительница из Надьяварада, о которой мы упоминали ранее, делила одну небольшую, влажную от мочи простыню с четырьмя другими женщинами. Часть заключенных, таких как Агнес, в конечном итоге была депортирована в другие лагеря для принудительного труда. Но многие узники умерли от голода или были отправлены в газовые камеры. Преступники, совершавшие эти злодеяния, предпочитали именно такое решение организованной ими гуманитарной катастрофы. Один бывший лагерный эсэсовец позже свидетельствовал о том, что его коллеги нередко говорили об убийстве заключенных, содержавшихся в «Мексике». Чаще всего так: «Пустить их через трубу».

Цыганский лагерь

В период холокоста Освенцим превратился в лагерь преимущественно для евреев, которые по численности обогнали поляков, ранее составлявших большинство заключенных. После резкого скачка численности еврейских заключенных вследствие венгерских депортаций, согласно некоторым оценкам, около 75 % всех содержавшихся в Освенциме в конце августа 1944 года мужчин, женщин и детей составляли евреи. В сознании широких масс превращение этого лагеря в эпицентр холокоста иногда заслоняло судьбу других групп заключенных. В первую очередь это касается цыган, третьей по величине категории заключенных Освенцима, с которыми обращались не лучше, чем с евреями.
Так называемый цыганский лагерь в Освенциме-Бжезинке стал стремительно расти с конца февраля 1943 года одновременно с началом массовых депортаций цыган из рейха. В считаные недели туда доставили свыше 10 тысяч заключенных, и их число продолжало увеличиваться. Среди них были тысячи детей, составившие половину всех детей-заключенных, зарегистрированных в Освенциме. По слухам, старейшему заключенному было 110 лет. Цыган содержали в зоне BIIe, в дальнем секторе Бжезинки, немного южнее зоны лазаретов и в непосредственной близости от крематориев. Как и в большинстве других зон в Бжезинке, габариты цыганского лагеря составили около 600 метров в длину при ширине 120 метров. Здесь по обе стороны от грязной дорожки выстроились два ряда бараков. Внутри этих переоборудованных бывших конюшен было темно (окнами служили небольшие щелеобразные отверстия), полы были земляными (в основном глиняные). В этих бараках царила страшная скученность (случалось, что на одном спальном месте ютились целые семьи). Разделение по признаку пола игнорировалось, что было одним из немногих отличий от других зон Бжезинки. Кроме того, головы обривали не всем заключенным, а на одежду нашивались красные кресты (на спине). Когда весной 1943 года начались депортации цыган в Освенцим, решение относительно их дальнейшей судьбы «еще не было принято». Тем не менее сами условия содержания в Бжезинке обрекали подавляющее большинство цыган на смерть. В дополнение к обычным эсэсовским пыткам, таким как «Спорт», многим заключенным, отнесенным к категории «тунеядцев», приходилось выполнять чрезвычайно тяжелые виды работ. Семилетние дети, мальчики и девочки, таскали тяжелые кирпичи. Что касается санитарного состояния, оно в цыганском лагере было намного хуже, чем в других зонах Бжезинки. В первые месяцы, когда цыганский лагерь пребывал еще в стадии строительства, уборные и помещения для умывания отсутствовали. «Умывались мы под дождем, – вспоминал немецкий цыган Вальтер Винтер, – а стирали в лужах… Взрослые и дети справляли нужду за бараками». Условия заметно не улучшились и когда эсэсовцы все же соорудили примитивные уборные. Переполненные выгребные ямы чистили редко, воды не хватало, к тому же она всегда была грязной и непригодной для питья.
Вскоре в цыганском лагере стали свирепствовать болезни. Для больных и умирающих заключенных приходилось выделять все больше места. Осенью 1943 года лазарет невероятно разросся и занимал уже не два, а целых шесть бараков. Наверное, самое тяжелое зрелище представляли исхудавшие, с впавшими щеками дети, страдавшие стоматонекрозом – инфекцией ротовой полости, вызванной хроническим недоеданием и лишениями. Лечения узники практически не получали. Лучшим доктором эсэсовцы считали смерть. Когда по цыганскому лагерю распространилась эпидемия тифа, ежедневно умирало до 30 заключенных. Руководство лагеря объявило в цыганской зоне карантин, а тяжелых больных отправляли в газовые камеры. Некоторые из выживших пытались привлечь внимание внешнего мира к своим страданиям. В зашифрованном послании одного из узников содержалось всего три слова: «Baro Nasslepin», «Elenta» и «Marepin», что по-цыгански означает «мор», «страдания» и «убийство».
В цыганском лагере узники вымирали целыми семьями. Элизабет Гуттенбергер, депортированная из Германии весной 1943 года, позже свидетельствовала о том, что потеряла около 30 родственников. «Первыми гибли дети, – вспоминала она, – день и ночь они плакали, прося хлеба, и вскоре умирали от голода». Морг лазарета был завален трупами малолетних детей, по которым бегали крысы. Многие из этих умерших младенцев родились уже в цыганском лагере. В общей сложности сюда доставили около 370 детей, вытатуировав лагерные номера на их крошечных бедрах. За три месяца более половины детей умерло. Вскоре их участь разделили многие родители. Отец Элизабет Гуттенбергер умер в лагере от голода в первые дни. Вскоре ушли из жизни четверо ее братьев и сестер и ее мать. Выживание казалось почти немыслимым. В конце 1943 года умерло около 70 % заключенных цыганского лагеря.
Окончательная ликвидация цыганского лагеря произошла в 1944 году, когда массовые убийства в Освенциме достигли апогея. Судьба выживших заключенных-цыган тесно переплелась с судьбой венгерских евреев. Несколько цыган работали на строительстве железнодорожной ветки, ведущей в Бжезинку. По завершении работ по ней пошли поезда из Венгрии, и тысячи евреев временно разместили в полупустом «цыганском лагере», превращенном немцами в перевалочный пункт. Одним из таких прибывших из Венгрии евреев был Йозеф Глюк, вспоминавший, как зону разгородили таким образом, что «евреи оказались с одной стороны, а цыгане – с другой». Позднее многих из этих евреев отправили в газовые камеры. Происходило это на глазах у находившихся по соседству цыган. «То, что я увидела, было настолько ужасно, что я потеряла сознание», – свидетельствовала Эрмина Хорват, вместе с семьей привезенная из Австрии в начале апреля 1943 года. Многие заключенные из цыганского лагеря боялись, что вслед за евреями настанет и их черед, и вскоре их худшие опасения оправдались.
Вечером 2 августа 1944 года, когда над Бжезинкой опустилась тьма, цыганский лагерь окружили множество эсэсовцев в форме. Через несколько часов всех остававшихся 2897 цыган на грузовиках повезли в крематории II и V. Первыми были дети-сироты, окруженные пьяными эсэсовцами. Некоторые заключенные знали, что умрут; они сопротивлялись и кричали: «Убийцы!» Чтобы ввести в заблуждение своих жертв, грузовики поехали к крематориям окольным путем. Но когда заключенных заставили вылезти из машин, они поняли, что с ними собираются делать, и их крики оглашали Бжезинку всю ночь. Некоторые отчаянно сопротивлялись и боролись до конца. «Загнать их в [газовые] камеры, – писал впоследствии Рудольф Хёсс, – оказалось нелегко». Йохан Шварцхюбер, шуцхафтлагерфюрер Бжезинки, давний приятель Хёсса и его доверенное лицо, докладывал, что эта массовая акция уничтожения была самой трудной из всех.
В кошмаре Бжезинки выжила лишь горстка цыган. К моменту ликвидации лагеря из него ушли считаные транспорты. С апреля по конец июля 1944 года эсэсовцы перевезли в центральную часть Германии не более 3200 заключенных. Это были в основном отобранные для рабского труда мужчины. Среди них несколько бывших солдат вермахта (и их ближайших родственников), некоторые из них до депортации в Бжезинку были награждены за храбрость, проявленную на Восточном фронте. Эти ветераны войны, оказавшись заключенными, не могли поверить в то, как с ними обращались. «Трус! – крикнул один из них эсэсовцу по прибытии в лагерь. – Вместо того чтобы сражаться на фронте, воюешь здесь с женщинами и детьми! Я был ранен в Сталинграде! Как ты смеешь меня оскорблять!» Некоторых выживших цыган отправили в Равенсбрюк. Еще больше попало в Дору. Многих перебросили дальше, в лагерь-филиал в Эльрихе. Это было далеко не случайно. Евреев и цыган часто отправляли в филиалы лагерей смерти, и Эльрих среди них был одним из самых ужасных.
Назад: Глава 9. Концлагеря повсюду
Дальше: Филиалы концлагерей