– Sigillum diaboli, – сказал Святой. – Ты знаешь, что это значит, еврейка?

Джудитта в страхе смотрела на него. После ночи, проведенной в сырой и мрачной темнице, ее в предутренних сумерках привели в эту комнату, где на одной стене висели пыточные инструменты, а на другой виднелись цепи и кандалы. В центре большого сырого помещения стоял стол.

Святого вызвали на этот процесс дознавателем, потому он стоял сейчас перед Джудиттой рядом с широкоплечим палачом.

– Итак, ты знаешь, что такое sigillum diaboli? – повторил брат Амадео.

Джудитта испуганно покачала головой.

– Хозяева ставят клейма на свой скот, чтобы показать, кому он принадлежит, – ухмыльнулся доминиканец. – По той же причине твой господин, дьявол, сам Сатана, оставил на тебе свою печать. – Амадео шагнул к ней. – И эту печать я сейчас найду, ведьма.

Джудитта дрожала от страха.

– Займись своим делом, палач, – сказал Святой. – Ибо длань Господня уже простерлась над тобою.

Палач принялся точить бритву о полоску кожи.

– Раздевайся, – равнодушно произнес он. Очевидно, он просто выполнял свою работу.

– Нет… – прошептала Джудитта. Глаза ее расширились от ужаса, девушка отпрянула, прикрывая грудь руками, точно была уже обнажена.

Палач повернулся к двум солдатам, которые привели сюда Джудитту.

– Разденьте ее, – устало сказал он.

– Нет… – взмолилась Джудитта, оглядываясь. Точно испуганная птичка, девушка метнулась к двери и заколотила по ней ладонями.

Эта дверь, отделявшая ее от мира свободы, была сделана из дерева лиственницы и укреплена железными оковами. Джудитта в отчаянии заскребла по ней ногтями.

– Нет, прошу вас, не надо! – крикнула она, когда солдаты схватили ее.

Стражники притащили ее в центр комнаты.

– Если будешь сопротивляться, они сорвут с тебя одежду, – спокойно объяснил ей палач. – И когда мы закончим осмотр, тебе нужно будет одеться, а твое платье будет уже порвано и тебе нечем будет прикрыться.

– Прошу вас…

– Не сопротивляйся, и тогда они разденут тебя осторожно, – повторил палач.

Тогда Джудитта, сдавшись, опустила руки. Солдаты расшнуровали ей корсет, а девушка, понурившись, смотрела в пол, и горячие крупные слезы текли по ее щекам.

– С чего начнете осмотр, дознаватель? – спросил палач, когда Джудитта оказалась полностью обнажена.

Святой указал на ее пах.

– Положите ее на стол, – приказал палач.

Оба стражника подняли Джудитту и уложили ее на деревянный стол, оснащенный кандалами. Они связали руки у нее над головой, а щиколотки закрыли в кандалы по углам стола. Только тогда палач подошел к ней и защелкнул широкие металлические оковы у нее на поясе и бедрах, так что Джудитта совсем не могла больше пошевелиться. Затем он потянул за рычаг, и часть стола разошлась, раздвинув Джудитте ноги. Она по-прежнему не могла шевелиться. Палач показал ей бритву.

– Не дергайся, иначе я могу тебя случайно порезать, – сказал он.

И принялся за дело. Вначале он вылил ей на промежность кружку воды, затем плеснул мыльный раствор, осторожно растер на волосах, вспенивая и касаясь пальцами только лобка. Затем он начал брить ее. Джудитта закрыла глаза, стараясь не кричать.

Сбрив ей волосы в промежности, он плеснул еще воды, чтобы смыть остатки мыла.

– Она готова, – сказал он Святому.

Брат Амадео приблизился и взглянул на нежную плоть ее лона. Он знал, что из такого же лона и сам появился на свет. Его мать, наверное, была не старше этой жидовки, когда родила его. Такой же пухлый лобок манил его отца, брата Ринальдо да Кортона, монаха-травника из ордена доминиканцев, ордена братьев-проповедников. Такое же лоно совратило его, обрекло на вечный позор.

– Щипцы, – приказал он, указывая на промежность Джудитты.

Палач удивленно посмотрел на него.

– Зачем нам щипцы? – спросил он. – Если вы не хотите прикасаться к ней, я сам все сделаю.

– Щипцы! – повысил голос Святой. – Этой ведьме слишком часто удавалось уходить от моего правосудия, чтобы теперь я мог положиться на твои руки.

– Ну, сейчас ей деться некуда, – стоял на своем палач.

Брат Амадео угрожающе двинулся в его сторону. Он был на полторы головы ниже палача, но тот отступил: голубые глаза Святого горели огнем, зрачки сжались, став размером с игольное ушко.

– Щипцы, – угрожающе повторил он.

Палач подошел к стене, на которой висели его инструменты, и взял длинные щипцы с плоскими концами.

Джудитта, увидев это, в ужасе зажмурилась. Она приказала себе думать о чем-то другом. Перед ее внутренним взором предстал образ отца, мгновенно состарившегося при их последней встрече, и Октавии, в чьих глазах отражался ее собственный страх. Но когда Джудитта пыталась представить себе Меркурио, его прекрасное, столь любимое ею лицо словно ускользало из ее сознания. «Скажи Меркурио», – попросила она отца. Теперь она принадлежала Меркурио и хотела, чтобы он узнал об этом перед тем, как она умрет. Но почему же она не может представить себе его смеющиеся зеленые глаза? Его губы, так часто приникавшие к ней поцелуем?

– Ну же, поторопись! – приказал Амадео.

Джудитта открыла глаза и увидела, как палач присел у нее между ног. Святой подошел к ней со свечой в руке. Что-то холодное коснулось ее половых губ и раздвинуло их.

– Шире, – приказал Святой.

Палач сжал клещи покрепче, раскрывая вход во влагалище. Джудитта прикусила губу, чувствуя привкус крови во рту.

– Вы обожжете ее воском, дознаватель, – вмешался палач.

– Делай свое дело, – осадил его брат Амадео. – Сам Господь движет мною.

Джудитта почувствовала, как ее опалило пламя свечи. Она закричала, начала извиваться, сдирая кожу об оковы на бедрах.

– Нет тут никакой печати, – заявил палач.

– Да что ты понимаешь в уловках дьявола, болван! – напустился на него Святой. – Вот, например. Думаешь, это просто родинка? Нет, это поцелуй Сатаны!

И вновь Джудитта почувствовала огонь на своей коже.

– Прошу вас… Прошу вас… – завопила она.

– Слышишь, как эта ведьма корчит из себя невинную девицу? – презрительно расхохотался брат Амадео. – Ей почти можно было поверить, да?

Палач промолчал.

– Положи щипцы в огонь, – приказал брат Амадео.

– Дознаватель… Вы увидели все, что нужно… – возмутился палач.

– Раскали щипцы, – настаивал Святой. – И для сосков тоже. Я заставлю эту ведьму сознаться! Я заставлю ее проявить свою гнусность!

Палач подошел к жаровне и сунул в нее щипцы, затем снял со стены изогнутые клещи, похожие на те, которыми людям рвали подгнившие зубы, и тоже положил их на угли.

– Сбрей ей волосы подмышками и на голове, – приказал Святой. – Потом поставь горячую клизму и приготовь расширитель для осмотра зада.

Палач остановился, точно собираясь в очередной раз возразить и отказаться выполнять этот приказ, но затем передумал. Тем временем брат Амадео склонился к уху Джудитты.

– Я волью в тебя жидкий свинец, если ты не сознаешься в своих злодеяниях, – прошептал он. – Волью во все твои отверстия, оскверненные Сатаной. – Монах злорадно ухмыльнулся. – Тогда мы посмотрим, явится ли твой господин, чтобы спасти тебя. Посмотрим, стоило ли тебе продавать свою душу.

– Прошу вас… Пожалуйста… – рыдала Джудитта.

Больше она не смогла произнести ни слова.

Палач подошел к ней с бритвой, кувшином воды и щелоком и осторожно побрил вначале одну, потом вторую подмышку. В конце концов он намылил ей волосы на голове и как раз приставил бритву ко лбу, когда дверь в пыточную распахнулась.

– Кто осмеливается мешать нам?! – вскинулся брат Амадео.

Четверо стражников в форме солдат Светлейшей Республики вошли в комнату и встали по двое по обе стороны от двери. За ними вошел какой-то церковник в скромной, на первый взгляд, черной рясе, но стоило лишь присмотреться, чтобы по блеску ткани понять, что его наряд обошелся в целое состояние. За ним, опираясь на двух юнцов, похоже, лишь собиравшихся принять постриг, в дверном проеме появился какой-то худой старик. Невзирая на кажущуюся тщедушность, он сразу производил впечатление человека, наделенного огромной властью. На голове у старика была шапочка с красным плюмажем, а в руке – золотой жезл епископа.

– Его преосвященство Антонио Контарини, патриарх Венеции, – объявил одетый в черное священник.

Палач, как и два стражника, раздевших Джудитту, глубоко поклонились. Брат Амадео поспешно подбежал к главе венецианского духовенства и бросился перед ним на колени, пытаясь поцеловать кольцо на его руке.

Патриарх с отвращением отвернулся.

– Целуй кольцо, только руки не коснись. – Голос у него был старческий, дребезжащий, но все еще исполненный решимости. – Меня пугают твои руки.

Святой потянулся губами к кольцу и приник к нему поцелуем, не касаясь затянутой в перчатку руки патриарха.

– Насколько я могу судить, мы успели как раз вовремя. – Патриарх скользнул взглядом по связанной обнаженной девушке на столе и пыточным инструментам, уже накалившимся в жаровне. – Гаси огонь, палач.

– Но, ваша святость… – заикнулся брат Амадео.

Патриарх вперился в него испепеляющим взором.

– Не смей перебивать меня, – сказал он. – К тому же это ты у нас Святой. – Епископ повернулся к своему спутнику в черной рясе, иронично улыбаясь. – Стул!

Два молодых послушника принесли стул и помогли патриарху присесть. Старик устало вздохнул. Он поднес большой и указательный пальцы к основанию носа и потер переносицу, точно пытаясь отогнать головную боль. Священник в черном подал ему под нос какую-то бутылочку и вытащил из нее пробку. Патриарх понюхал жидкость и закашлялся, но, похоже, ему стало легче. Он с благодарностью кивнул священнику.

– Рим уже давно требует проведения открытого процесса, хотя это и не соответствует нашим законам, – продребезжал он. – Но такой процесс докажет власть матери нашей Церкви в Венеции, ибо Риму не по душе политика Светлейшей Республики, особенно учитывая преходящесть власти дожей. – Он поморщился.

Конечно же, ему, человеку благородному, уроженцу Венеции, верившему в идеалы независимости и свободы Республики, такой приказ главы Церкви был не по нраву. Но как лицо духовное он вынужден был повиноваться.

– Да свершится воля Божья. – Контарини посмотрел на брата Амадео. – А что может быть лучше для открытого процесса, чем эта история с еврейкой, которая напускала темные чары на женские платья и так воровала души их владелиц? Об этом сейчас все говорят, эта сказочка впечатлит простой народ, певцы и поэты будут от нее в восторге… Чужестранка, к тому же еврейка, иной веры, угрожает благополучию Венеции. И Церковь – Церковь! – с нажимом повторил он, – спасет жителей Республики Венеция. Я прав, Святой?

– Вы совершенно правы, патриарх. – Брат Амадео низко поклонился.

– И поэтому, дознаватель, – сказал Контарини, – не убейте ее еще до начала процесса…

– Нет, патриарх, я…

– Не перебивай меня!

Святой униженно стоял на коленях.

– Не стоит представлять ее суду как мученицу. Она не должна вызывать сочувствие. Понимаешь? Мы должны поступать иначе, не так, как при обычных закрытых процессах. Мы должны подойти к этому делу со всей мудростью, дарованной нам Господом.

– Да, патриарх.

– Она должна выглядеть красиво. Подумай о том, что зло всегда соблазнительно, дознаватель. Ты слышал когда-либо, чтобы дьявол соблазнял людей грязью?

Святой молчал.

– Мне повторить вопрос? – осведомился патриарх.

– Нет.

– Дьявол никогда не предложит грязь, не так ли?

– Так.

– Он предлагает власть, богатство и красоту, верно?

– Именно так.

– А если будет казаться, словно у этой девушки нет власти, богатства и красоты, то кто поверит, что она вступила в сделку с дьяволом?

– Никто.

– Никто. Именно так.

Священник в черном звонко рассмеялся.

– Мне предложили взять тебя на это дело дознавателем только потому, что тебя знает народ Венеции. Ты добился определенной славы благодаря этим… – патриарх гадливо поморщился… – этим дыркам у тебя в руках. – Он осознанно не употребил слово «стигматы». Во взгляде епископа светилось презрение. – Ты сможешь вести процесс или мне лучше подыскать другого инквизитора?

– Предоставьте мне эту возможность, патриарх. Я вас не разочарую. Я уже много месяцев выслеживаю эту ведьму, – горячо произнес Амадео.

– Только не делай из этого личный крестовый поход, – осадил его патриарх. – Ты работаешь на меня, как я работаю на его святейшество Папу Римского, тот же, в свою очередь, лишь приумножает славу Господа нашего на земле.

– Я ваш покорный слуга, – сказал Амадео.

– Тогда подойти поближе.

Святой выполнил приказ.

– Одна из женщин, обвинивших эту еврейку, пользуется дурной славой, – прошептал ему патриарх. – К несчастью, она любовница моего бедного безумного племянника Ринальдо. Ты его знаешь, поскольку и сам, как я слышал, решил извлечь для себя преимущество из его сумасшествия.

Брат Амадео покраснел.

– Не стоит заливаться краской, точно жеманница-недотрога, – ледяным тоном объявил патриарх. – Где царит упадок, там всегда найдется место для червей и паразитов. – Патриарх схватил Святого двумя пальцами за ухо и притянул к себе. – Меня интересует только одно. Имя моей семьи не должно упоминаться ни в связи с этой женщиной, ни в связи с процессом. По крайней мере, на людях. Поэтому, прежде чем эта шлюха, которая живет в Малом палаццо Контарини, даст показания, тебе стоит хорошенько объяснить ей, что к чему. Если она не назовет имя моего племянника, я вознагражу ее. Если же сболтнет лишнее, то палач и для нее щипцы в жаровне разогреет, понятно? Объясни ей это подоходчивее.

Святой испуганно отпрянул и кивнул:

– Вам нечего опасаться.

Патриарх махнул рукой своим спутникам, и те сразу же подбежали к нему и помогли подняться.

В окружении помощников он направился к выходу из комнаты, не удостоив Джудитту и взгляда. Уже дойдя до двери, патриарх повернулся к Святому, склонившемуся в глубоком поклоне.

– Народ Венеции знает тебя, только поэтому ты получил такую возможность, хотя у тебя нет ни малейшего опыта в инквизиторском деле. Не забывай об этом.

– Я не забуду…

– Ты прочитал книгу, которую я приказал тебе отослать? – спросил Контарини.

– «Malleus Maleficarum»? Разумеется, ваше преосвященство. Это… потрясающий трактат, – ответил Святой.

– Придерживайся указаний, приведенных в этой книге. Выучи ее наизусть. И на процессе все время ссылайся на главу трактата под названием «Апология», написанную инквизитором Шпренгером, деканом Кельнского университета. Нужно, чтобы все поняли, что этот трактат признан всей Церковью.

При этом патриарх прекрасно знал, что «Апология», введение в «Молот ведьм», была фальшивкой, созданной лишь для того, чтобы этот теологический трактат представлялся непогрешимым.

– Непременно, патриарх. Вы можете на меня положиться.

– Не разочаруй меня, монах.

– Ни в коем случае, – заверил Святой, протягивая к патриарху руки ладонями вверх.

Контарини равнодушно скользнул взглядом по стигматам.

– И не позорься на суде с этими дырками, – с презрением произнес он. – Не валяй дурака пред ликом Господа.

С этими словами он ушел.

Святой повернулся к палачу:

– Отвяжи ее. У тебя есть знакомая шлюха?

Палач ошеломленно уставился на него, не зная, что и сказать.

– Найди какую-нибудь проститутку и скажи ей, чтобы она принесла сюда масла, краску, духи и прочее и привела эту еврейку в порядок. Я хочу, чтобы шлюха вымыла ее, причесала и надушила. Пускай превратит эту ведьму в блудницу. – Святой подошел к Джудитте. Девушка, голая и униженная, ерзала на столе. – Нужно показать ее такой, какая она есть на самом деле, – прошипел Амадео, глядя девушке в глаза, и склонился к ней, так что его губы почти касались ее лица. – Ибо она блудница Сатаны.

И тогда Джудитту объял ужас, беспредельный и безысходный.